Русские народные сюжеты о прижизненном наказании за грех и посмертном воздаянии

Размещено на http://www.allbest.ru/

МГУ имени М. В. Ломоносова Москва, Россия

РУССКИЕ НАРОДНЫЕ СЮЖЕТЫ О ПРИЖИЗНЕННОМ НАКАЗАНИИ ЗА ГРЕХ И ПОСМЕРТНОМ ВОЗДАЯНИИ

Брилева И.С.

В традиционной народной культуре морально-этическая сфера сознания, определяющая норму повседневного поведения, ещё в дохристианские времена была сформирована древними мифологическими представлениями о человеке и окружающем его мире. В эту сферу включена и категория греха - одного из основных понятий христианского вероучения. Ограничивая своё исследование кругом сюжетов, в центре изображения которых греховные (запретные) действия человека в обыденной жизни, рассмотрим особенности художественной реализации греха и наказания за грех в русских народных повествованиях, тематика, система персонажей и образные характеристики которых непосредственно связаны с православной традицией.

Анализируя перечни грехов и добродетелей в Библии, В. Г. Гак отмечает, что в Ветхом Завете грехи сформулированы в аподиктической форме запретов-заповедей («ты не должен…») [1, с.90-92]. В Новом Завете перечень грехов разработан детальнее: упомянуто семьдесят три греховных поступка, при этом грехи могут быть «выражены именами, обозначающими качества, действия (лукавство, блуд, корыстолюбие, зависть), носителей пороков (богоненавистники, клеветники, блудники), названиями качеств (злоречивы, горды, непослушны родителям)» [1, с.91]. Заметим также, что подробные перечни грехов, оставленные в помощь кающимся, содержатся в православных молитвословах для мирян.

В фольклорных прозаических текстах содержание греха не раскрывается через имена, называющие обобщенные понятия (корыстолюбие, богохульство); достаточно редко встречаются обозначения носителей отдельных грехов (собирашки, блудницы). Описание конкретного действия (разбавляла молоко водой, спиливал крест) квалифицируется как грех через соотнесение с негативными последствиями этого действия - наказанием. Выделяются две группы сюжетов, для которых характерно именно такое осмысление греха. Это повествования о прижизненном наказании за грех и сюжеты о посмертном воздаянии.

Мотив прижизненного наказания за грех является центральным для сюжетов о наказании за грех против Бога (осквернение храмов, святынь, работу в почитаемые праздничные дни, предательство веры); нарушение родового закона (инцест, оскорбление или убийство родственников); преступление против ближнего (немилосердное отношение к нищим, разбой, предательство). Исполнителем наказания выступает сам Господь, Святые, персонифицированные христианские праздники (Благовещенье, Казанская, Смоленская - дни памяти Казанской и Смоленской икон Божией Матери), которые характеризуются в текстах как страшные, грозные, наказательные, злые, карательные. Приведём примеры из записей последних десятилетий из архива кафедры фольклора МГУ: «Праздник Пантилимона, он этот праздник очень карательный», «Никола тоже наказательный праздник», «Завтра Смоленская. Это самый страшный праздник!» и т.п. Подобные комментарии рассказчика или же непосредственное включение Бога или Святых в сюжет произведения однозначно трактуют прижизненные несчастья персонажа как расплату за грех. Через рассказ о единичном событии (конкретном случае наказания за грех) задаётся и закрепляется норма поведения. Подобные сюжеты могут функционировать самостоятельно или как иллюстрация к сформулированному обычно в начале текста «правилу», которое строится по модели: «так делать нельзя / грех» или «не делай так, а то последует наказание». Наказание настигает не только самого согрешившего, но и представителей его рода или же всей общины, деревни, села. Мотивы совершения греха и наказания реализуются практически в понятиях «кровной мести», что может быть выражено и на лексическом уровне: «голову за голову», «мать за Мать». Процитируем два характерных для народной традиции текста (из архива кафедры фольклора МГУ). «Случай был один. Снял он главы с церкви. Начали разорять, и он залез и две главы снял. И вот тут немцы. И тут же у него две главы полетели: жена и дочь. Сразу же. Первый раз, как только бомбёжка, и всё. Снял с церкви - и Господь с тебя забрал две головы». «Бабка мне рассказывала. Принёс Матерь Божию и крест из разрушенной церкви - лопатить зерно. Мать его ослепла сразу!» Пространственно-временная система данных повествований, несмотря на наполненность сюжетов христианской тематикой и атрибутикой, ближе к архаическому мировидению, для которого типична безальтернативная закономерность `нарушение запрета > смерть': наказание осуществляется моментально и в единственно изображаемом пространстве - на земле, идея посмертного воздаяния, Божьего долготерпения не выражена. От рассмотренных повествований отличаются схожие по сюжетной линии тексты, в которых прижизненное наказание осмысляется как искупительный путь, очищение в преддверии «будущего века»: «После революции в Оптиной пустыни […] собирали нас, местных ребятишек, дали денег, подарки и дали скребки, велев соскребать со стен храмов лики святых […] Но отскребла я тогда ножки у святого и сама, почитай, лишилась ног: с той поры ногами болею и всю жизнь хромоногой живу. Но я болезни моей, верьте, радуюсь и лишь Бога благодарю. Болят ножки, а растёт надежда: может, помилует меня Господь?» [5, с.7]. художественный грех фольклорный произведение

Наказания за грех чаще всего реализуется через смерть или болезнь - парализацию, глухоту, слепоту, немоту, потерю разума и т. п. При этом может подчёркиваться неестественный, «нехороший», неожиданный, не мотивированный ничем, кроме греха, характер смерти, что усиливается лексическими средствами - подох, сгинул, пропал, удавился и т. п. О скрытом вмешательстве небесных сил, проявляющих себя в карательной функции, свидетельствует также сверхъестественная природа наказания: окаменение, остолбенение, стирание с лица земли, испепеление молнией в ясный день. Стиранием с лица земли наказывается, в первую очередь, грех против рода, что отражает также древние натуралистические представления о земле как прародительнице. Обращает на себя внимание обусловленность способа наказания характером греховного действия. В большинстве сюжетов такая ассоциативная связь представляется очевидной (у курящего в храме перекривило рот). В некоторых случаях выявление ассоциированности греха и наказания требует привлечения сравнительных данных. Так, со многими православными праздниками в народной традиции связаны определённые поверья. Например, праздник Святой Троицы чтится в народе как особый день поминания «заложных покойников», поэтому нарушение запрета на работу в этот день грозит социуму утопленником - кто-то может утонуть.

К рассмотренным сюжетам с точки зрения осмысления и изображения греха и наказания близки повествования, включающие картины загробной жизни: легенды о посещении или видении загробного мира, рассказы об обмираниях [4, с.22] и снах. Традицию загробного путешествия народное творчество унаследовало от апокрифической литературы - «Видение Исаии», «Хождение Богородицы по мукам» и др. [2, с.182]. В отличие от памятников Древней Руси, в фольклорных нарративах внимание акцентируется на подробном описании наказаний грешников в аду - картины рая передаются несколькими устойчивыми формулами (волшебный сад, комнаты с накрытыми столами и под.). Можно сказать, что наказание как неотвратимое следствие совершения греха «перемещается» в загробный мир. В качестве механизма соотнесения каждого отдельного мытарства с конкретным грехом в текстах чаще всего выступает вопросно-ответная форма: «путешествующий» персонаж спрашивает о причинах наказания, а его проводник или спутник называет грех страдающих душ. Форма посмертного наказания, ассоциированная с прижизненным грехом, также раскрывает его суть, даёт представление о характере греховного действия: сплетников тянут за язык; груди блудниц и женщин, делавших аборты, сосут змеи - т.е. истязается плоть грешниц, послужившая сладострастию, а не реализации материнских функций, змеи «замещают» нерождённых младенцев, не получивших материнского молока; совершившие самоубийство через повешение стоят с веревками [4, с.22]. В центре внимания большинства повествований не Божий суд над индивидом с сопоставлением его добрых и греховных дел, а порицание отдельного греха: испытывающие адские муки грешники предстают как только сплетники или только прелюбодеи и т. п.

Кроме того, повествования, содержащие сновидения о посмертном воздаянии за грех, бытуют в живой народной традиции наряду с нарративами о прижизненном наказании и образуют единые тематические блоки. Так, в рассказе исполнителя о разрушении церквей сюжеты о внезапной и «нехорошей» смерти грешника дополняются повествованиями о наказании за этот же грех в загробной жизни: «И его [колокол] отпилили, на щем он висел […], да он и упал. Так говорють, его [того, кто сбросил колокол] видели и во сне - сестра ему несла воды, а вон щё ж сам-то не напьётся что ли? Она говоря - он цепями привязанный» (из архива кафедры фольклора МГУ).

Описанный принцип изображения греха и наказания в сюжетах о прижизненном и посмертном воздании за грех задаёт художественный мир фольклорного произведения, в котором абстрактные категории обретают предметное воплощение в конкретных, детально разработанных образах. Форма наказания раскрывает содержание греха, «овеществляет» его суть. В совокупности повествования представляют целый перечень грехов, определяя и закрепляя морально-этическую норму поведения.

Подводя итоги, можно выделить несколько наиболее характерных типов ассоциативной связи греха и наказания за него.

(1) Форма наказания маркирует тот орган человека или ту его способность, посредством которых был совершён грех: у стирающего белье в праздник руки онемели или превратились в копыта, у ударившего юродивого «рука отсохла», карой повинного в инцесте стало прекращение рода; в загробном мире язык сплетников грызет жаба и т. п.

(2) Посмертные муки или прижизненное наказание воспроизводят, «дублируют» характер совершённого греховного действия: у того, кто, утилизируя церковный крест, отколол его часть («ухо креста»), заболело и отвалилось ухо; снимавших колокола с церкви поражает глухота (как церковь лишается колокольного звучания, так и согрешивший теряет возможность воспринимать звуки); не дававшие милостыню получают на «том свете» вместо еды навоз или лишаются еды; не напоившие жаждущих мучатся жаждой, стоя по уста в воде; сделавшие аборты (умертвившие живую плоть) поедают плоть своих детей, едят или молотят кровавое сырое мясо и др.

(3) При осуществлении наказания присутствует некий атрибут, связанный с ситуацией совершения греха: сделавший из иконы стул погиб на этом стуле от удара молнии; использовавший ризы вместо седла упал с лошади и сломал ногу; зарабатывавший шитьём по воскресным дням в загробном мире обмотан нитками; сбросивший церковный колокол привязан цепями, на которых, видимо, держался колокол и т.п.

(4) Форма наказания, которое осуществляется посредством огня, ассоциирована через сему `жжение' с глубинной сутью греха вообще, этимология которого, по одной из версий, связана с глаголом `греть' [3, с.37]: сделанное из священных елей гумно, хранящееся в разрушенном храме зерно сгорают, испепеляется дом вместе с повинными в инцесте грешниками; в загробном мире грешники выгребают жар из печи, кипят в огненной реке или смоле.

В фольклорной традиции бытуют повествования и об искуплении греха, о развитии греха как отклика на бесовское искушение - повествования более сложные по своему сюжетному построению, по охвату и глубине осмысления христианских понятий, однако по количественному показателю, по частоте фиксации в последние годы, по степени разработанности сюжетов обнаруживают свою актуальность именно нарративы, имеющие установку на прагматическое кодифицирование повседневного бытия.

Литература

1. Гак В. Г. Актантная структура грехов и добродетелей // Логический анализ языка: Языки этики. М., 2000. С.90-96.

2. Дёмин А. С. Загробный мир // Древнерусская литература. Изображение природы и человека. М., 1995. С. 182-207.

3. Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. В пяти кн. Кн.2. Добро и зло. СПб., 2001. - 299 с.

4. Лурье М. Л., Тарабукина А. В. Странствия души по тому свету в русских обмираниях // Живая старина. 1994. №2. С. 22-26.

5. Павлова Н. А. Пасха Красная. М., 2004. - 416с.

Аннотация

В статье рассматривается художественная реализация категорий греха и наказания в связи с представлениями о повседневной норме поведения; особое внимание уделяется ассоциативной связи формы наказания с характером греховного действия как одному из средств предметного воплощения абстрактных категорий в фольклорном произведении.

Ключевые слова: грех; наказание; ассоциативная связь; фольклор.

The article describes artistic realization of sin and punishment categories in the aspect of ideas of normal everyday behavior. The special focus is on the association between the form of punishment and the nature of the sinful action which is used as one of the methods for subject incarnation of abstract categories in folklore.

Key words: sin; punishment; associative connections; folklore.

Размещено на Allbest.ru