"… дело, которым гордилась Россия – лечебница": о мотиве лечения безумия в романе А. Белого "Москва"

Размещено на http://www.allbest.ru/

«… дело, которым гордилась Россия - лечебница»: о мотиве лечения безумия в романе А. Белого «Москва»

Назаров Иван Александрович

Кандидат филологических наук, старший научный сотрудник, ГБУК г. Москвы «Музей М.А. Булгакова», Россия, Москва

Аннотация

безумие роман литературный душевный

Статья посвящена одному из основополагающих мотивов творчества Андрея Белого - мотиву безумия, который обозначен на всех этапах творческого пути писателя, начиная с ранних произведений 1900-х годов и заканчивая романом «Москва». В статье рассматривается своеобразие интерпретации темы безумия в романе «Москва»: репрезентации образа сумасшедшего дома в социально-философском аспекте, созданию автором смысловой оппозиции «дом / сумасшедший дом», осмыслению образов психиатра и душевнобольного, мотиву прозрения в психиатрической лечебнице. Особое внимание в статье уделяется проблеме аттестации и лечения душевной болезни в контексте сложившейся в отечественном искусстве художественно-литературной традицией.

Ключевые слова: А. Белый, феномен безумия, образ сумасшедшего дома, мотив аттестации безумия, мотив лечения безумия

Abstract

«… a matter of which Russia was proud - clinic»: about the motivation for the treatment of madness in A. Bely's novel «Moscow»

Nazarov Ivan Aleksandrovich

candidate of Science, senior Researcher M.A. Bulgakov Museum, Russia, Moscow

The article is devoted to one of the main motives of Andrei Bely's creativity - the motif of madness, which is indicated at all stages of the writer's creative path, beginning with the early works of the 1900s and ending with the novel "Moscow". The article considers the originality of the interpretation of the theme of madness in the novel "Moscow": the representation of the image of a madhouse in the social and philosophical aspect, the author's creation of a semantic opposition "house / madhouse", the comprehension of the images of a psychiatrist and a mentally ill person, the motivation for insight in a psychiatric hospital. Particular attention is paid to the problem of attestation and treatment of mental illness in the context of the artistic and literary tradition that has developed in the national art.
Keywords: Belyj, phenomenon of madness, image of a madhouse, motive for the certification of insanity, motive for the treatment of insanity

В отечественной литературе 1920-1930-х годов особое значение приобретает феномен безумия и его различные аспекты: социально-философское осмысление темы сумасшествия, пограничные состояния человеческой психики, образы безумца и сумасшедшего дома. При детальном рассмотрении обнаруживается внушительный тематико-мотивный комплекс, позволяющий исследовать тему безумия на различных уровнях: в художественной литературе были запечатлены аттестация и атрибуция безумия, специфика образа героя-безумца (имя, взгляд, поведение, жест, одежда, речь, эмоции и т.д.), восприятие душевной болезни как результата и как продолжительного процесса, «вечные образы» героев-безумцев (Гамлет, Дон Кихот), мотивы распространения слуха о безумии, симуляции сумасшествия и другие. Значимым в указанном контексте являлся и своеобразный диалог литераторов 1920-1930-х со своими предшественниками и переосмысление литературно-художественных традиций XVIII-XIX вв.

Особое место в указанном сюжетно-мотивном комплексе занимает образ психиатра и мотив лечения душевной болезни, что отразилось в творчестве художников различных направлений: А.Р. Беляева, М.А. Булгакова, Ф.В. Гладкова, Я.Э. Голосовкера, А.П. Платонова, В.Я. Шишкова и других писателей. В публицистической и художественной литературе 1920-1930-х годов обнаруживаются упоминания об открытиях в области психиатрии и новых медицинских процедурах, использование науки для излечения пациентов или для их «психического отравления», а также пристальный интерес к философскому осмыслению данной проблемы.

Тема безумия проходит сквозь весь творческий путь Андрея Белого, начиная с ранних произведений 1900-х годов и заканчивая романом «Москва». Различное воплощение темы безумия прослеживается в поэзии Белого (сборник «Золото в лазури», циклы «Безумец», «Пепел»), в его художественной прозе («Петербург», «Котик Летаев», «Рассказ №2», «Возврат», «Записки чудака», «Адам. Записки»), драматургии («Гибель сенатора (Петербург)»), литературно-критических статьях («Гоголь», «Трагедия творчества. Достоевский и Толстой»), мемуарах и письмах («Начало века», «Между двух революций», переписка с А.А. Блоком). Значимость различных аспектов темы сумасшествия в творчестве Белого (мотив галлюцинаций, значение антропонимам героя-безумца, феномен петербургского безумия) отмечена в работах С.Г. Бочарова [2], Е. Григорьевой [3], А.А. Костикиной [4] и других исследователей.

Тема безумия в романе А. Белого «Москва» (1926-1930) представлена на различных уровнях. Так, произведение изобилует многочисленными отсылками к исследуемой теме: упоминается территория Канатчиковой дачи, блаженный Яша и другие носители душевных болезней. Особое внимание автора привлекает проблема пограничных состояний человеческой психики, а также специфики восприятия действительности больным сознанием - изображению галлюцинаций различного характера. По сюжету романа, профессор Иван Иванович Коробкин оказывается в больнице для душевнобольных после того, как стал жертвой Мандро: герою выжгли глаз и от пережитого нападения он частично лишается памяти.

В книге «Москва» представлены две точки зрения на проблему лечения психически больных, которые допустимо условно разделить на категории лечения тела и лечения духа. В современной для А. Белого литературе (советского периода) прослеживается масса примеров отражения проблемы лечения безумия. Местом действия повести Ф. Гладкова «Пьяное солнце» является санаторий для душевнобольных, где обитают комсомольцы, не выдержавшие контраста революционных призывов и настоящей действительности - выведенные из строя человеческие «паровозы» в повести лечат с помощью электричества и водных процедур. Безуспешно пытаются вылечить пациентов в повести С.О. Бройде «В сумасшедшем доме», поскольку неразрешимой оказывается проблема симуляции безумия. В романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» взволнованных пациентов клиники Стравинского лечат с помощью успокаивающих уколов, что обуславливает вариативность («изнаночную») мотива покоя в романе.

Главврач сумасшедшего дома в романе «Москва» Пэпэш-Довлиаш является приверженцем научного подхода и стремится вылечить физическую оболочку пациента и вернуть ему гражданские права, используя для этого бром, клизму, физический труд и другие методы. В определённой степени подход Пэпэша-Довлиаша к лечению доходит до животного вероломства - характерно, что герой наделен многочисленными зооморфными чертами: врач «ястребом» нападает на пациентов, смотрит «бараньим глазом», внешность его временами напоминает «морскую свинью» и «добродушного лося». Показательная хладнокровность врача, его склонность к работе с физической оболочкой подчеркивается в сцене, когда герой перед употреблением груши, методично снимает с фрукта кожу специальным ножом. Размышляя о специфике психиатрии, главврач настаивает на том, что в его клинике занимаются лечением не душевных, а нервных заболеваний и интеллекта. Несмотря на указанный аспект, нервы и интеллект в клинике предпочитают лечить посредством воздействия на организм пациентов: сами обитатели заведения при этом недвусмысленно сравниваются с баранами и обезьянами. Характерно и то, что врачи, работающие исключительно в соответствии с научными знаниями, получают в романе характеристику «мозголомов».

Упомянутый подход к лечению психического расстройства через (агрессивное) воздействие на тело пациента - тема, ярко запечатленная в отечественной художественно-литературной традиции. Отметим, что в данном контексте образ психиатрической лечебницы часто обладает негативной коннотацией: так, в произведениях А.С. Пушкина («Не дай мне бог сойти с ума»), Н.В. Гоголя («Записки сумасшедшего»), Н.С. Лескова («Житие одной бабы»), В.М. Гаршина («Красный цветок»), А.П. Чехова («Палата №6») процедуры лечение сравниваются с пытками инквизиции, встречаются размышления относительно несостоятельности психиатрии как науки, сопоставляются картины романтического и реалистического безумия и т.д. (подробнее о некоторых аспектах этой традиции - в работе Л.А. Сапченко[5]). Согласно указанной традиции, к сюжетно-мотивному комплексу относятся картины физического насилия над пациентами (процедуры, агрессивное поведение персонала лечебницы), их изоляция от окружающего мира и попытки побега, натурализм сцен поведения психически больного персонажа и другие. Характерно, что подобное воздействие на организм даже психически здоровых персонажей может оказывать резко отрицательное воздействие и воплощаться в развитии сюжета о доведении (случайном или сознательном) до безумия в стенах лечебницы, что отразилось, например, в пьесе Н.С. Лескова «Расточитель».

Другой взгляд на проблему лечения душевнобольных (ярко контрастирующий с первым) представлен в романе «Москва» в образе фельдшерицы Серафимы. Героиня стремится вылечить душу пациентов и возродить в них духовное начало с помощью созерцания искусства и природы: «Я все вот стараюсь понять его жизнь и ему показать: на картинках, - пыталась другим объяснить Серафима Сергевна. - Я их подбираю со смыслом; и этим подбором стараюсь помочь ему память о прошлом сложить; его бред - переводы действительно бывшего на язык образов, очень болезненных; образами излечить надо образы; вправить фантазию в факт» [1; 127]. Примечательно, что воздействие на внутреннее состояние пациентов осуществляется с помощью работ художников эпохи Ренессанса (Карпаччо, Мозаччо, Рафаэль, Рембрандта) - эта деталь позволяет воспринимать лечение как своеобразный процесс возрождения героев, возвращения им утраченной душевной гармонии.

Указанный мотив (воздействие посредством народных средств, природных сил, веры и других способов, несоответствующих строгому медицинскому подходу) также является сквозным в художественной литературе XIX-XX вв.: так, в повести Н.С. Лескова «Житие одной бабы» персонаж Крылушкин лечит героиню с помощью природы, в рассказе и пьесе Л.Н. Андреева «Мысль» сиделка Маша пытается воздействовать на героя с помощью религиозных чувств. Отметим, что подобный мотив не обладает однозначностью - в повести Г.П. Белорецкого «В сумасшедшем доме» представлена ситуация «деревенской психиатрии» как комплекса народных представлений о безумцах и их лечении: попытки изгнать их психически больного персонажа демона оканчивается трагически.

Мотив излечения безумия в романе «Москва» переплетается с образами дома и семьи - в данном контексте уход за больными (Серафима) приносить больше пользы, нежели клистир и другие процедуры (Пэпэш-Довлиаш). Примечательно, что в пространстве лечебницы возникает обособленное домашнее пространство (которое таковым считают персонажи), что обуславливает развитие смысловой оппозиции «дом / сумасшедший дом». Вопреки научному подходу, герой обретает «сестру» Серафиму, другие пациенты называют Коробкина «братом». Ситуация психической болезни актуализирует в памяти героя образы дома и родственников (дочь Надя и пес Томка) и придает им своеобразную форму - почувствовав заботу, Иван Иванович ошибочно называет Серафиму Надей, а в момент припадка представляет себя собакой и, вжившись в образ, защищает обитателей лечебницы от врачей, подчеркивая тем самым чуждость «мозголомов» для пространства дома. Семантика дома достигает своей кульминации в сцене «домашнего» чаепития, устроенного в палате Коробкина.

И исследуемом произведении мотив лечения безумия оказывается связанным с другими мотивами, в частности, мотивом прозрение героя в безумии и восприятия пространства психиатрической лечебницы как места этого прозрения. В образе Коробкина чрезвычайно значимой оказывается его фамилия, являющейся авторской отсылкой к героине поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» - Коробочке. В данном контексте фамилия символизирует замкнутость героя в себе, его стремление защититься от окружающего хаоса, а своеобразное раскрытие «коробки», преодоление ее границ - становится основной идеей развития Ивана Ивановича. Для обозначения образа психиатрической лечебницы в романе важно отметить и особенности авторской языковой игры: формулировка «открытие Коробкина» означает не только научное достижение профессора, но получает и другое определение - в сумасшедшем доме происходит «открытие» героя, его духовная эволюция, перерождение.

Сумасшедший дом в романе представляет собой метафору внутреннего мира Коробкина, что подчеркивается А. Белым в образах открытого окна в палате героя (он к «окну подошел, как зрачок, появившийся в глазе» [1; 54]) и его собственной головы (точнее - открытой «форточки» в ней). Моника Спивак пишет, что оба Коробкина (герой Иван Иванович Коробкин отмечен в романе «Москва» и рассказе «Йог») ощущают «слом узких, тесных границ прежнего сознания, и обоим открываются шири сознания духовного, духовные миры. В этом смысле сама фамилия героев является говорящей и производной от “черепной коробки”» [6; 206] - примечательно, что первоначально А. Белый планировал назвать роман «Слом». Ситуация сумасшествия героя, крушение его внутренней системы «рацио» - выражены в произведении при помощи вариации фразеологизма «без царя в голове» - в голове у Ивана Ивановича: «под черепом царь в голове свержен с трона» [1; 107]. Данная ситуация позволяет рассматривать обозначенное столкновение в сумасшедшем доме научного подхода (Пэпэш-Довлеаш) и духовного познания (Серафима) как проекцию острого внутреннего конфликта героя.

Таким образом, в романе А. Белого «Москва» особое значение приобретает мотив лечения безумия, представленный в произведении в соответствии с устоявшимися художественно-литературными традициями XIX в. Автор акцентирует внимание на двух противоположных типах лечения душевно больного персонажа: воздействие на физическую оболочку с помощью достижений науки и медицинских процедур и попытка возродить, привести к гармоничному состоянию душу героя с помощью искусства, природы и воспоминаний о доме.

Список литературы

1. Белый А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 4: Москва: Маски: Роман. - М.: ТЕРРА - Книжный клуб, 2004. - 440 с.

2. Бочаров С.Г. Петербургское безумие// Пушкинский сборник / Сост. И. Лошилов, И. Сурат. - М.: Три квадрата, 2005. С. 305-327.

3. Григорьева Е. Федор Сологуб в мифе Андрея Белого // Блоковский сборник XV. (текст) Tartu U-umllikooli Kirjastus, 2000. С. 108--149.

4. Костикина А.А., Назаров И.А. Антропоним как элемент образа безумца в романе Андрея Белого «Москва» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2016. № 5. Ч. 1. С. 18-20.

5. Сапченко Л.А. Сумасшедший дом в произведениях русской литературы: от Карамзина - к Чехову / Л.А. Сапченко // Вопросы литературы. 2002. N 11/12. C. 342-356.

6. Спивак М.Л. Андрей Белый - мистик и советский писатель. М., РГГУ, 2006. - 577 с.

Размещено на Allbest.ru