В последнее время внимание исследователей привлекает внимание изучение типа “маленького человека” в системе малых повествовательных жанров в литературе ХIХ - начала ХХ вв. (Я. Дзыга, А. Гуторов, Н. Непорада, Э. Шафранская, М. Эпштейн). Интерес обусловлен тем, что, несмотря на частое употребление словосочетания “маленький человек”, его литературоведческий смысл еще до конца не определен. Однако при попытке проанализировать творческое наследие писателей ХIХ-ХХ вв. становится очевидно, что тема “маленького человека” необычайно остро и последовательно разрабатывалась в ХIХ в., особенно после “Станционного смотрителя” А. Пушкина. Одним из первых случаев употребления понятия “маленький человек" встречается в статье В. Белинского Горе от ума (1840). В 1830-50-х гг. тема “маленького человека” разрабатывалась в литературе преимущественно в русле повести о бедном чиновнике. В литературе второй половины ХIХ в. тема “маленького человека” продолжала развиваться в творчестве М. Достоевского, А. Островского, Э. Золя, А. Доде. Также к теме “маленького человека” обращаются писатели конца XIX и начала XX века: А. Чехов, А. Куприн, М. Горький, Л. Андреев, Ф. Сологуб, А. Аверченко, К. Тренёв, И. Шмелёв, С. Юшкевич, А. Мещеряков.

Однако понятие “маленький человек" не вписался в каноны соцреализма, поэтому эти обстоятельства вынудили его перекочевать в литературное подполье. Так как “классических рассказов и повестей о “маленьком человеке” выступали в защиту своего героя и причину его бедствий видели в отношениях этого героя и окружающего мира, подавлявшего в “маленьком человеке” личность” [10, 92], то у М. Зощенко, М. Булгакова, В. Войновича эта тема приобретает принципиально новое звучание. Достойное место в ряду названных писателей занимает и П. Романов. Его рассказы продолжают проблематику произведений о “маленьком человеке”. Хотя это уже совсем другая трактовка старой темы в новых исторических условиях. В литературном энциклопедическом словаре под редакцией В. Кожевникова мы встречаем определение “маленького человека” как “обозначение довольно разнородных героев, объединяемых тем, что они занимают одно из низших мест в социальной иерархии и что это обстоятельство определяет их психологию и общественное поведение (приниженность, соединенная с ощущением несправедливости, уязвленной гордостью" [4, 207].

Среди героев П. Романова трудно выделить одного, чье имя так бы тесно ассоциировалось с образом “маленького человека”, как, например, имя гоголевского Акакия Акакиевича Башмачкина или чеховского Ионыча. У П. Романова черты “маленького человека” рассеяны по героям его рассказов, и, выделить какой-то один яркий персонаж трудно, так как этот образ собирательный и его необходимо составлять по частичкам, чтобы получился единый.

Данная работа имеет целью проанализировать произведения П. Романова, в которых раскрывается тема “маленького человека”, с тем, чтобы выделить характерные особенности и новаторство писателя в трактовке вышеупомянутой темы.

У П. Романова, как и у его предшественников, (Н. Гоголя, М. Достоевского, Н. Зощенко и др.) существует своего рода тип “маленького" человека, головотяпы. По мнению А. Старкова: “Именно они, “маленькие” люди, составляющие большинство страны, с энтузиазмом отнесшиеся к поставленной перед ними задаче разрушения плохого старого, но не умеющие приступить к строительству хорошего нового либо понимающие это строительство в первую голову как удовлетворение собственных ущемленных до революции потребностей, - именно эти, ничем особым не выделяющиеся люди ” [10, 25] заслуживают преимущественного внимания писателей в частности П. Романова. Ведь “маленький человек" из прошлого, не умеющий осмыслить происходящее вокруг, словно бы “выпавший" из своего бурного времени" [10, 89] - главный персонаж рассказов П. Романова.

В рассказе “Государственная собственность" (1918) повествуется о том, что “по большой дороге ехал обоз, направлявшийся в губернский город" [8, 295]. Мужички, ехавшие на санях, целую дорогу вспоминали, как в их деревнях громили государственную собственность: сломали два завода, лес помещичий повалили, также развалили громадный дом, паровую мельницу “в низочке" [8, 296], сад в десятин пять. Рассказанные события становятся своеобразной иллюстрацией к центральной проблеме “революционного времени”: кто и как ломал государственную собственность, и как долго это длилось. Писатель подчеркивает нераспорядительность русского народа, отсутствие у него хозяйственности, его тупость, забитость, а также то, что люди не были уверены в завтрашнем дне, не знали, чего от него ожидать, и поэтому судили на свой лад и поступали соответственно. В какой-то мере рассказ напоминает анекдотичную ситуацию. Несмотря на то, что у персонажей рассказов П. Романова почти всегда отсутствует имя, а различаем мы их лишь по одежде или какой-либо вещи, при всем этом мы их отличаем от других по собственному голосу.

Главную жизненную позицию “маленького человека” П. Романова можно выразить известными словами из “Золотого теленка" И. Ильфа и Е. Петрова: “Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами” [3, 389] и в это же время “в большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. В его обитателей стремление одно - как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода” [3, 389]. Именно это нехитрое желание и ряд других простейших потребностей определяют философию героев писателя.

В рассказе “Святая женщина" (1925) “беднейшие сначала только скромно предоставляли всем желающим ставить себя на ноги” [7, 239], но со временем, “когда помещичий корм беднейшие лошади поели, так как одного воза хватило только на месяц, беднейшим пришлось напоминать о себе” [7, 239]. В ходе развития действия “беднейшие превратились в ненавистных вымогателей. Пора осыпания их цветами прошла. Их только ненавидели и боялись" [7, 241], потому что беднейшие стали “настойчиво требовать внимания к себе, пуская в ход различные средства, удобные для этого случая” [7, 240]. И лишь Степанида не надоедала, так как лежала больная и не могла потребовать себе продуктов на пропитание.

Беднейшие, пережив “второе превращение" [7, 240] и не достигнув никакого результата, начали “кричать о новом переделе всего: у кого много, отнять и опять разделить поровну" [7, 241], только на них одних. Такое положение дел устраивало комитет: ему не приходилось заботиться о беднейших. Оставалась лишь Степанида, “которая не могла устроиться так же удобно, как остальные" [7, 241], потому что всё ещё болела и терпела лишения молча: “ - Святая женщина. Хлебца бы ей снести, что ли, Степаниде-то. Третий день, говорят, не ела" [7, 241]. Финал рассказа открыт и требует дальнейшего осмысления. Беднейшие, не сумев отстоять собственных прав, остались ни с чем и вынуждены выживать самостоятельно, а властьимущие продолжали набивать себе карманы “барышами”, растеряв при этом совесть и сострадание к ближним.

Традиционно главным признаком “маленького человека” является его низкое и часто подчиненное социальное положение, это человек, на которого никто не обращает, которого никто не ценит, над которым каждый позволяет себе поиздеваться и осознающий свое незначительное место в жизни.

Рассказ “Счастье” (1913-1925) построен на диалоге между двумя могильщиками и стариком, приходившим поклониться усопшей, о судьбе умершей накануне девяностолетней беспризорной старушки Гани.

Трагизм повествования о жизни и смерти Гани усиливается одной деталью: она “жила на попечении деревни и должна была кормиться и ночевать по очереди во всех избах. Но так как её обыкновенно не пускали, то она пряталась на ночь от непогоды и утренних морозов в плетневых сараях” [9, 207], а после смерти ее “в красный угол положили” [9, 207], где она “чисто ангел лежит" [9, 207]. Неслучайно старик завидует умершей, ведь после смерти к Гане впервые отнеслись гуманно. Однако здесь звучит и горькая ирония автора. Смерть в понимании старика прямо ассоциируется с великой благодатью, с праздником, со счастьем, которое “не ровно”. Так как смерть к одним приходит “рано”, “а кто уж в землю начнёт расти, а её всё нету…" [9, 209]. Отсюда “интересна пространственно-семантическая структура рассказа: она является идейно значимой и сопряжена с театральным кодом. Ядро заголовочного комплекса - абстрактно-философская категория, высший предел человеческих устремлений - счастье. Текст начинается с описания умиротворяющей сельской природы - перед читателем сразу возникает своего рода пространство, сцена, где разворачивается действие рассказа, а затем “декорации” быстро, словно в театре, меняются - пространство сужается до могилы, которую роют для “усопшей”. Обозначенные семантические категории - счастье, природа, кладбище, могила - сюжетно располагаются в определенной иерархии; другими словами, счастье сводится к могиле. В рассказе раскрывается абсурдная формула: “счастье - в смерти” [2,18].

Многие герои П. Романова - это крестьяне, рабочие, служащие, военные, торговцы, мешочники, мастеровые и т.д. Все они живут своей, чем-то особенной жизнью, решают собственные проблемы, которые все же соотносимы с вечными. Но всех их объединяет то, что они настолько свыклись со своим низким положением в обществе, своей незначительностью и даже ничтожеством, что совсем потеряли чувство самоуважения. К этому привели долгие годы подчиненного существования персонажей произведений писателя и их предков в дореволюционные годы. Там следует искать истоки их раболепия перед должностными лицами, подобострастной предупредительности перед теми, от кого они зависят, неверия в бескорыстие ближнего т.п. “Маленькому человеку” свойственно угодливо относиться к любому, кто имеет хоть и формальную власть, но власть, основанную на праве сильного.

В рассказе “Значок" (1920) идет речь о принудительном уличном субботнике, но люди и тут гоняются за жалким отличием нагрудного значка, потому что боятся, что без него “может, никакого ходу не будет" [1, 168]. И этот тупой страх гонит персонажей на трудовую повинность. Они боятся представителей власти потому, что не понимают новых форм общественной жизни и государственных отношений: “А как вовсе тебя вычеркнут! - сказал кто-то. - Откуда? - Там, брат, найдут откуда” [1, 168]. Именно на улице, в ходе общественных работ раскрывается сущность человека, которую он пытается спрятать за словами. Так, торговка в ситцевом платье вначале уговаривает соседей: “Взять бы сговориться всем да не ходить… - Ты тут сговоришься, а на соседней улице не сговоряться, вот и попала, - сказал бывший лавочник” [1, 168], но вместе со всеми встала в строй. Дальше героиня клянётся: “Пусть руки отсохнут, если лопатку возьму” [1, 169], но когда подъехала телега с лопатками, “все бросились к телеге, а впереди всех торговка в ситцевом платье” [1, 169].

И таких рассказов у П. Романова много. Для передачи чрезвычайную остроту ситуаций, когда теряется ценность человеческой индивидуальности, автор использует прием доведения повествования до абсурдности. Отсутствие логики, нарушение имеющихся правил и норм здравого смысла накапливаются по мере развития сюжетной линии и в конце концов доходят до абсурда. П. Романов использует этот прием для изображения повседневных жизненных ситуаций (случай с получением значка или снос не того дома) и постепенно фокусируется на главном - нравственном лице действующих лиц, пороках и болезнях общества. Сатирические новеллы П. Романова строятся не на неожиданных поворотах фабулы, а на раскрытии непредвиденных сторон характера. В них выдвигаются те или иные версии по поводу происходящего с персонажами. В рассказе “Значок" персонажи выдумывают причины выдачи значков и последствия, ежели ты остался без значка; а в рассказе “Дом № 3" ищут причину сноса дома, который находился ещё в хорошем состоянии. Такие явления связаны с тем, что “власти, основывавшейся на лжи, бесправии и насилии, жизненно важно было воспитать в людях способность видеть в действительности не то, что есть, а то, что выгодно власти. Даже замечая трагическую абсурдность сегодняшней жизни, человек должен был верить в то, что она искупается лучезарным будущим, знамения которого нужно было усматривать в современности" [11, 141].

П. Романов смог увидеть в ситуации не только конкретно-историческое, но и общенациональное. Западная Европа, прошедшая через Реформацию, выработала уважительное отношение к труду и его плодам. Протестантское мировоззрение четко определяет стремление человека к бедности, как болезнь, ненормальность, противоестественность. Разруха времени революции и гражданской войны в России, по мысли П. Романова, обусловлена чертами национального менталитета и существования. В этом П. Романов не был одинок. Подобная концептуальность характерна произведениям В. Пильняка, М. Булгакова, А. Платонова и др.

П. Романов показывал обыкновенного, среднего человека в обстоятельствах, обусловленных новым строем; и эти новые непривычные ситуации, а часто и новое социальное положение, выявляли глубинные, сущностные черты народного характера, обнажали “человеческую душу” [6, 12]. И персонажи П. Романова предстают перед нами со всеми своими недостатками, бедами и жизненными трудностями.

Часто сатирическое произведение писателя строится как простой и незатейливый рассказ о том или ином эпизоде в жизни героя. Большое количество лирических отступлений, предупреждений, предостережений и предисловий свидетельствует о том, что П. Романов чрезвычайно дорожил иллюзией истинности событий, которые происходят на его глазах. Утверждение об истинности событий необходимы автору для того, чтобы в финале рассказа особенно резко выявить нелепость, абсурдность поступков героев, доведя в процессе развития сюжета отрицательное жизненное явление до гротеска.

В рассказе “Голубое платье” (1928) Спиридон на свадьбе дочери, не выдержав насмешек Сёмки, кинулся на него с ножом. Его жена, Алёна, хотела разнять их и он, отмахиваясь от неё, разрезал её “от груди до самых ног" [8, 334]. Когда она лежала в больнице и медленно умирала, Спиридон вёл с собой поочерёдно внутренний диалог (с женой, медсестрой) и внутренний монолог о дальнейшей своей жизни. Но каждая мысль персонажа полна эмоциональной экспрессии, обладает такой живостью и эмоциональностью, что “позволяет представить зрителю мимику, облик и движения говорящего” [5, 10].

Наряду с истинно человеческой жалостью к умирающей жене, в рассказе проступает обывательская сущность “маленького" человека, который не знает, как поступить “как же теперь будет хозяйство: если она умрет, ему одному не справиться, нанимать - жалко денег.

Конечно, самое лучшее - жениться на Катерине. Но у Катерины хоть и душа хорошая, а у нее трое ребят. Тогда лучше Степанида, у нее один малый.

А если Алена останется жива, то все равно она теперь калека и работать не может, и так как одному с хозяйством не справиться, то все равно придется нанимать, потому что пока она жива, жениться на другой нельзя, да еще за ней ходить надо человека нанять” [8, 338 - 339].

На наш взгляд, большой интерес представляет тема маленького человека, реализованная в малой прозе П. Романова. В своих рассказах автор довольно часто представляет героя, которого по нескольким параметрам можно отнести к хрестоматийному типу маленького человека. “Маленький человек Романова” довольно близок герою Зощенко. Тонкая ирония, скрытый психологизм, поистине чеховское изящество языка выделяли его рассказы.

В ходе рассмотрения рассказов можно заметить, что для П. Романова важно было показать, как шаг за шагом общество учится жить по-новому; отразить эпоху хронологически в том виде, в котором она на самом деле существовала и то, как она пагубно влияла на человека. Человек забывал о Боге, о душе и превращался в зверя, бездуховное биологическое существо - вот основной эволюционный путь, начертанный П. Романовым.

Критики отмечают, что “писательское кредо Романова писать об обыденном, обычном, знакомом всем, избегать сугубо личных мотивов, исключительных событий и характеров” [6, 5], отражать жизнь простого человека со всеми ее переживаниями, проблемами, бедами и маленькими радостями. Писатель берет на себя тяжкий труд показать и объяснить жизнь обычных людей. “Маленький человек" - представитель всего народа. И каждый писатель представляет его по-своему. Через романовских персонажей познаешь самого себя. Главный принцип творческой системы П. Романова, накрепко связывающий прозаика с классиками заключается в том, что П. Романов исповедовал доктрину “неслучайной случайности”, в соответствии с которой случай приобретал качества закономерности. Поэтому детально обрисованная ситуация и максимально точно определенная квинтэссенция изображаемого явления имели характер детерминизма, что способствовало стимулированию читательских размышлений.

маленький человек русская литература романов

Список использованных источников

1. Библиотека Юмора и Сатиры. Пантелеймон Романов. - М.: Правда, 1991. - 400 с.

2. Заварницына Н.М. Художественная специфика феномена театрализации в русской прозе 1920-х-1930-х годов: автореф. дис. на соиск. учён. степ. канд. филол. наук: спец.10.01.01 “Русская литература” / Заварницына Наталья Михайловна. - Воронеж, 2013. - 23 с.

3. Ильф И. Двенадцать стульев. Золотой теленок: Романы / Илья Ильф, Евгений Петров. - М.: Экономика, 1986. - 632 с.

4. Литературный энциклопедический словарь: под общ. ред.В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - 752 с.

5. Кобзев Н.А. Диалог в произведениях А. Грина / Н.А. Кобзев // Русская речь. - 1980. - № 4. - С.9-14.

6. Никоненко С.С. Наука зрения П. Романова / Ст. Никоненко // Романов П.С. Повести и рассказы. - М.: Худож. лит., 1990. - С.3-18.

7. Романов П.С. Без черёмухи / Пантелеймон Романов. - М.: Правда, 1990. - 464 с.

8. Романов П.С. Избранные произведения / Пантелеймон Романов. - М.: Худож. лит., 1988. - 400 с.

9. Романов П.С. Повести и рассказы / Пантелеймон Романов. - М.: Худож. лит., 1990. - 496 с.

10. Старков А Н. Михаил Зощенко: судьба художника / А. Старков. - М.: Сов. писатель, 1990. - 256 с.

11. Черноиваненко Е.М. “От реального - к реальнейшему”: правда жизни и правда нормы в литературе соцреализма / Е.М. Черноиваненко // Проблеми сучасного літературознавства: зб. наук. праць. - Вип.1. - Одеса: Маяк, 1997. - С.139 - 156.

Размещено на Allbest.ru