Романтические ценности в пьесе Е. Нарши "Марина. По праву августа"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Романтические ценности в пьесе Е. Нарши «Марина. По праву августа»

Т.Н. Карпова (Ярославль)

В современных социокультурных условиях, в ситуации становления капитализма в России, повлекшей обесценивание творческой деятельности как таковой, в искусстве закономерно актуализировался романтический аспект. личность нарши пьеса драматургический

Показательным примером воплощения творческих интенций романтического характера является пьеса Е. Нарши «Марина. По праву августа».

Драматург не просто позиционирует себя как романтизированную личность («Я - романтик, и это для меня принципиально» [Нарши, 2008: 198]), но даже самоидентифицируется с Мариной Цветаевой («Я сама по себе Цветаева от рождения» [Нарши, 2008: 195]). Комментируя замысел пьесы о великом поэте XX века, Нарши заявляет: «Опять показывать Цветаеву в трагическом свете уже просто нельзя… Это будет романтическая комедия, как это понимают в XXI веке. Эпатажная, ироничная» [Нарши, 2008: 195].

Высказывания Нарши свидетельствуют о принципиальной значимости для нее статуса романтика и намерении сломать сложившийся стереотип в восприятии личности Цветаевой. Обозначенные творческие ориентиры обусловили и приоритетные для драматурга объекты интерпретации. Ими стали традиционные романтические ценности, а следовательно, прежде всего, исходная точка, основополагающая составляющая романтического мира - романтическая личность, представленная в пьесе Нарши не в единичном варианте, а в образах целого ряда персонажей.

Это не только главная героиня пьесы, М. Цветаева, но и А.С. Пушкин, В.А. Моцарт, поэт конца XX века Борис Рыжий, мать поэтессы, пианистка М. Мейн, муж Цветаевой С. Эфрон, филолог, с задатками актера, дочь Ариадна, художница, сын Георгий, мечтающий о литературном поприще.

Романтическая идея исключительности личности, ее одиночества, противопоставленности всему миру и людям, воплощена в пьесе Нарши не столько содержательно, сколько на уровне формы - в разном характере выписанности образов Цветаевой и других персонажей, в том числе тех, чьи личности не менее причастны к романтическому миру творчества, нежели поэтесса, каковыми являются В.А. Моцарт и А.С. Пушкин.

Образы гениальных композитора и поэта напоминают маски. Автор не заботится о психологической глубине характеров этих персонажей - они получают лишь внешние, причем хорошо укоренившиеся в массовом сознании и не несущие ничего нового характеристики. Пушкин - «смуглый», «с курчавой головой», «с профилем, напоминающим опекушинский» [2]; Моцарт - «австриец», «играет на скрипке», «в белом парике» [2]. Функция этих героев в пьесе Нарши - быть «опекунами», моральной опорой, собеседниками, «слугами» Цветаевой и членов ее семьи.

Так, Пушкин, оказавшийся ожившим памятником Пушкину, спасает маленькую Цветаеву от гибели под колесами пролетки (это одна из немногих находок драматурга в содержательном отношении, удачно воплощенная в форму романтической вставной сказки); соглашается присмотреть за маленькой Ириной, пока Цветаева с Алей стоят в очереди за супом; успокаивает отчаянно ревнующего Эфрона, предлагая ему с целью эмоциональной разрядки побить посуду и принять во внимание, что «Поэма Горы», написанная его женой под влиянием чувства к сопернику, новое слово в российском стихосложении [2].

Моцарт отказывается оставить смертельно раненого Мура - стоя около умирающего, исполняет музыку; по поручению Пушкина пытается опекать Цветаеву в последние часы ее жизни [2].

На примере образов Моцарта и Пушкина мы наблюдаем характерный для современной культуры процесс снижения, заземления, «опрощения» образов классиков, явленный в пьесе Нарши в роли приема, с помощью которого драматург создает общеромантический «фон», среду, комфортную для существования Цветаевой, не перекрывающую романтической исключительности главной героини за счет собственной сниженности и упрощенности.

В несколько сниженном и потому неожиданном облике выведена и главная героиня, Цветаева. Нарши акцентирует в облике и личности поэтессы те моменты, которые традиционно при постановке в театре рассматривались как факультативные - это внешность Цветаевой, обычно подаваемая условно-документально (не очень высокий рост актрисы, челка, папироса, фартук), и неприспособленность поэтессы к быту, который, как правило, в театральных версиях о Цветаевой отсутствовал вообще, уступая место стихии творчества и любви.

Исключением является киноопыт (фильм «Очарование зла», режиссер М. Козаков), не устоявший перед соблазном представить Цветаеву чуть ли не в ореоле голливудской звезды. Бросающийся в глаза даже на киноэкране высокий рост и худоба модели актрисы Галины Тюниной, исполнительницы роли Цветаевой времен ее эмиграции в Париж, идеально уложенные в прическу волосы, холеные руки, подогнанная точно по фигуре одежда, фартук, атрибут быта Цветаевой, который не только никогда не стирали и не гладили, а принесли прямо из магазина, новый, чистый, - все свидетельствовало о стремлении авторов фильма привлечь внимание зрителя к Цветаевой как к женщине, чего сознательно никогда, никем до этого не делалось.

Нарши, утрируя, шаржируя внешнюю неприметность поэтессы, выводит ее на сцену в облике ста сорока девятилетней старухи, обитательницы поэтического Олимпа на том свете [2], что, вероятно, и следует понимать как вариант эпатажного, шокирующего, романтического образа Цветаевой.

Обыгрывая неприспособленность поэтессы к быту, драматург делает ее содержательницей котофермы, таскающей в руках котят и напевающей песенку, которую пела умершая дочь Ирина [2], требовавшая ухода и заботы, то есть обращавшая мать к ненавистному быту.

Эти две выведенные Нарши детали несут в себе противоположный эмоциональный заряд. Напеваемая Цветаевой незамысловатая песенка дочери свидетельствует о преследующем поэтессу чувстве вины за ее смерть, создающем неизбывную внутреннюю дисгармонию. Кошки, любимые Цветаевой при жизни, наоборот, и в ином мире несут успокоение, снимают душевную боль. Соединенные вместе, горькое воспоминание об Ирине и возможность общения с кошками, «уравновешивают» друг друга, и Цветаева предстает в этих сценах пьесы в состоянии молчаливого покоя с оттенком едва уловимой, сдержанной скорби.

Образы членов семьи Цветаевой, мужа, дочери, сына, матери, представлены привычно, традиционно. Их реплики и монологи - цитаты из их же писем, дневниковых записей, воспоминаний; действия, в основном, отражают совершенные в реальной жизни поступки. Придуманный Нарши гротескный эпизод, в котором Эфрон в ревности бьет посуду, оживляет действие и, вероятно, развлечет зрителя, но оригинальности характеру Эфрона, вряд ли, добавляет.

Приходится констатировать, что, к сожалению, с точки зрения содержательной, смысловой наполненности, пьеса Нарши о Цветаевой банальна. Драматург эксплуатирует давно и хорошо известные сведения об особенностях личности и жизни поэтессы, такие как: понимание поэтического творчества как главного дела жизни, в жертву которому приносится все; потребность постоянного переживания любовных страстей, стимула творчества, влекущего крах во взаимоотношениях с мужем; неприспособленность к существованию в реальных условиях жизни; преклонение перед гением Пушкина, любовь к Наполеону, герцогу Рейхштадскому, Саре Бернар, музыке, кошкам.

Вполне тривиально выглядят и идея о трагической судьбе художника во все времена, и ее воплощение в сведении в одном пространственно-временном измерении творцов, «родственных душ», разных эпох: Моцарта, Пушкина, Цветаевой, Бориса Рыжего.

Элемент новизны в пьесе Нарши ощущается, в основном, на уровне формы, именно, сюжетно-повествовательной организации пьесы, а также в проявлениях авторской позиции, наиболее наглядно отражающих попытку драматурга взглянуть на романтические ценности и личность Цветаевой другими глазами.

Произведение строится как ряд сцен, нанизанных на каркас преображенного драматургом отношения Цветаевой к Пушкину во взаимоотношения поэтов, что, однако, не добавляет изюминки, оригинальности, интереса ни характеру Цветаевой, ни характеру Пушкина, ни развитию действия драмы.

Причина драматургического фиаско, на наш взгляд, состоит в примитивно-сниженном изображении Пушкина, между прочим, по мнению автора пьесы, «главного мужчины в жизни Цветаевой» [Нарши, 2008: 195], в произведении выступающего, почему-то, то в роли «стороннего наблюдателя» событий, то в роли «слуги» поэтессы - по сути, второстепенного персонажа ее жизни, весьма блекло выглядящего на фоне реальных объектов страстей Цветаевой.

Пушкин в пьесе Нарши оказывается главным и необходимым сюжетообразующим элементом. Именно его перемещения в хронотопе пьесы (с поэтического Олимпа на том свете во времена жизни Цветаевой, в Россию современной эпохи), диалоги с главной героиней, Борисом Рыжим, молитвенные обращения к Богу с просьбой простить российским поэтам грех самоубийства организуют сюжет и соединяют воедино реальные факты жизни Цветаевой и ее близких и фантазию, сон, алкогольные галлюцинации.

Главная, бросающаяся в глаза черта авторской позиции - ирония, разумеется, не являющаяся открытием сама по себе. Новизна ее связана с объектом, на который она направлена - личность Цветаевой и ее жизнь, действительно, до сих пор не представлялась никем в ироническом свете.

Попытка иронизировать по поводу поэтессы и ценностных ориентиров романтизма не производит впечатление удавшейся. Несостоятельность иронии, явленной в пьесе Нарши, заключается, на наш взгляд, в недостаточности того художественного пространства, где она реализуется автором. Смело заявленная в характеристиках персонажей произведения, в афише пьесы, она не получает развития в самом тексте, не отражается в характерах по ходу действия драмы, и потому производит впечатление поверхностной, надуманной, инородной по отношению к действующему в пьесе персонажу.

Намерение Е. Нарши представить жизнь М. Цветаевой в новом, нетрадиционном свете, увы, реализовалось лишь частично, на уровне формы, не затронув глубинные слои содержания, смысла.

Литература

1. Нарши Е. «Драматург имеет дело с идеалом» (интервью С. Новиковой) // Современная драматургия. - 2008. - № 1. - С. 192-198.

2. Нарши Е. Марина. По праву августа.

Размещено на Allbest.ru