"Алиби" В. Соколова: апофеоз последней поэмы

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 821.161.1

«Алиби» Владимира Соколова: апофеоз последней поэмы

«Alibi» Vladimir Sokolov: the apotheosis of the last poem

Татищева Наталия Игоревна соискатель.

Литературный институт им.А.М.Горького

natatat487@yandex.ru Natalia I. Tatishcheva Competitor.

Literary institute of A. M. Gorky natatat487@yandex.ru

Аннотация

поэма соколов литература символичность

Статья посвящена анализу последней поэмы Владимира Соколова «Алиби». Целью работы явилось доказать ее итоговый, кульминационный характер. Сделан вывод о том, что для осознания символичности и кульминационности последней поэмы Владимира Соколова, ее необходимо рассматривать в контексте всего его творчества. Результаты настоящего исследования могут быть использованы в преподавании русской литературы второй половины XX века, как в средних школах, так и в высших учебных заведениях.

Ключевые слова: поэзия, алиби, апофеоз, классическая традиция, вольная поэма.

Annotation

The article is devoted to the analysis of the last poem of Vladimir Sokolov «Alibi». The aim of this work was to prove the final, climactic nature. The conclusion is that to understand the symbolism and culminations last poem of Vladimir Sokolov, it must be considered in the context of his whole oeuvre. The results of this study can be used in teaching Russian literature of the second half of the twentieth century, both in secondary schools and higher educational institutions.

Keywords: poetry, alibi, the apotheosis, the classical tradition, freestyle poem.

Новизна настоящей статьи обусловлена отсутствием на сегодняшний день научных работ, посвященных последней поэме Владимира Соколова «Алиби», завершенной в 1995 году, за два года до смерти поэта, и впервые опубликованной в журнале «Континент» (№84,1995). Известные нам исследования имеют своим предметом более ранние поэмы Соколова: «Смена дней» (1960), «Улица» (1966), «Шадринск» (1967), «Чужое письмо» (1954,1971), «Сюжет» (1977), «Александровский сад» (1984). Среди них поэма «Сюжет» - самая исследованная. В.Л. Шибанов упоминает и поэму «Алиби», говоря о ней, как о незавершенной и создаваемой по принципу «вольной» поэмы [10, с. 44]. Разговоры о замысле «вольных» поэм Соколовым имели место в связи с выступлением в печати самого автора, указавшего, что «необходимость вольной поэмы назрела давно и диктуется даже не столько литературными причинами, скажем, жанровыми, или стереотипным представлением о жанре поэмы, сколько самим мышлением современного человека. Оно по своему содержанию, даже по скорости своей, изменилось, и мы одновременно чувствуем, видим, переживаем и лирику, и эпос, и драму, и трагедию, и все это как-то укладывается в наше сознание» [6, с. 7]. Определение «вольная поэма» В.Л.Шибанов применяет уже к поэме «Александровский сад», считая, что оно точно отражает ее специфику. В работе И.И. Коган показана эволюция поэм Владимира Соколова, приведшая к существенной перестройке их стиля. Это выражается, в частности, в переходе к разговорности и «прозаизации» («Сюжет»). В поэме «Александровский сад» отмечены лирические монологи, публицистические пассажи и философские размышления. И.И.Коган подытоживает: «Глубинное проникновение в духовные пласты нашей эпохи требует укрупнения объемов художественного обобщения, углубления поэмного мышления», что и удается Соколову [3, с. 174]. Ожидание завершения поэмы «Алиби» перекинуло мостик к дальнейшим, будущим, исследованиям. «Алиби» по своей «вольности» будет еще неожиданней», - замечает В.Л. Шибанов. Интересно также отметить, что между годом начала работы над поэмой «Алиби» (1987) и годом ее завершения (1995) Владимир Соколов создает еще одну поэму - «Пришелец» (1989-1990), выразившую то же стремление автора к «вольному» стилю.

Название поэмы «Алиби» определяет то идейно-эстетическое поле, на котором разворачивается художественный замысел автора. Именно контекст «инобытности», «инобытия», как присутствия в ином месте, не там, где разворачиваются земные события, вершатся судьбы и оглашаются приговоры, был наиболее близок Владимиру Соколову в зрелые годы. «Я уходил в мучительные дали» [9, с. 572],- пишет он в эпиграфе, обозначая, что реальный план не совпадает с планом изображенных действий, что всё описываемое в поэме является неким пережитым видением и опытом, вобравшим в себя одновременно историческую память и собственное чувство вины и ответственности. Текст поэмы открывает широкие возможности для комментирования. Первые строки («Я все живу и жить намереваюсь, / Покуда стих, как дудочка в лесу…») мелодией и концептом невольно отсылают к началу «Божественной комедии» (в пер. М.Лозинского) («Земную жизнь пройдя до половины,/Я очутился в сумрачном лесу…» [2, с. 41]). Здесь «лес» у Соколова, как и у Данте, символизирует трудности жизни, это «лес грехов и заблуждений», в который брошен человек своим рождением. И «спасительным холмом» для себя Соколов называет «стих», с его властью звать за собой и держать «сердце на весу». Собственное «Я» поэта осмысливается в контексте уходящего жизненного времени. Темпоральность пролога характеризуется медлительностью времени, его степенным и размеренным характером. Движение стиха аллегорически сравнивается с удалением и приближением невидимого исполнителя, играющего в лесу на дудочке. И этот процесс настолько внутренне успокоен, что позволяет и впасть в забвенье, и вслушаться в пение птицы и в «шаги дождя». Даже у дождя «слабая» походка, и он «топчется» у окна. Медлительность подчеркивается и явным указанием на нее: «Всё медлил я» [9, с. 573]. Повествование в настоящем времени сменяется лирическим отступлением - размышлением, останавливающим время и обращающимся к прошлому («ждал», «искал»). И в итоге, вновь настоящее - поэма

…в несколько развалин

Бессвязная, как эта жизнь в окне.

Эти строки являются ключевыми для понимания позднего творчества Владимира Соколова. Эта «узнанная» бессвязность, как отсутствие причинно-следственных связей во внешнем и внутреннем пространстве человека, становится отчетливее с разворачиванием биографического времени автора, и, следовательно, и лирического героя, так как в творчестве Соколова почти всегда они совпадают, равнозначны друг другу. Встречи, расставания, потери друзей, нескончаемое проговаривание болезненного и отжившего прошлого, продолжающегося в настоящем. Понимание ограниченности времени неминуемо ставит автора перед проблемой оправдания жизни и творческого преодоления смерти, поскольку центр тяжести самооправдания и самореализации находится в будущем. Поэма «Алиби» и стала выражением активного эмоционально-волевого отношения поэта не только к «смерти изнутри и смерти извне» (Бахтин), но и активным художественным видением проблемы вины и ответственности человека в этом с трудом поддающемся систематизации мире. Всем своим творчеством Владимир Соколов старался художественно оформить и преодолеть «бесконечный шевелящийся хаос нужд и недовольств» [1, с. 50].

Хронотоп поэмы «Алиби» характеризуется многомерностью временной перспективы и многоплановостью. Перед нами насыщенное событиями и эмоциями художественное пространство, в котором динамичные образы («машины летели», «гул Большой Ордынки») сменяются размышлениями и обобщениями, которые являются художественными приемами остановки времени (например, рефрен - «небезопасны старые дома»). Художественное время у Владимира Соколова - одна из самых существенных сторон художественной изобразительности его произведений. Старинный дом на Ордынке в поэме становится неким порталом в прошлое:

Где я и был и не был…Дом стоял Во временах и в неподвижной дате [9].

Открывшееся «соседнее» пространство, с его нахлынувшей болью и требованием осмысления, составляет художественное полотно поэмы. Образ дома является характерным для творчества Владимира Соколова («Всё как в добром старинном романе» (1960), «Родные стены» (1967), «Красивый, старый, черный дом…» (1975) и другие стихотворения). В «Алиби» ампирный дом восемнадцатого века, пригласив в свое внутреннее пространство, становится сосредоточением многомерного художественного времени всей поэмы. Субъективное время героя поэмы, изначально отличное от реального времени автора, «обрушивает» на него события прошлых десятилетий, в которых сам герой не был действующим лицом. Автор растворяется в своем лирическом герое и повествует от первого лица. Время и пространство, по замыслу автора, теряют смысл. Композиция поэмы выстраивается по принципу ретроспекции: лирический герой оказывается в прошлом и переживает свой расстрел:

И грянул залп… И в уши, как в ночи,

Плеснули волны Волги или Рейна.

По воплощенной трагичности, лоскутности сюжета, тягостной рефлексии поэма Владимира Соколова не уступает ахматовской «Поэме без героя», первой частью которой является взгляд в предвоенный 1913 год. Но если Ахматова передает во многом реально произошедшие события (самоубийство корнета, свои личные переживания и встречи), то Соколов «натягивает» на себя чужие судьбы, высвечивая их из прошлого как свои. Это позволяет ему воспроизвести как события соответствующей исторической эпохи, так и судьбоносность этой эпохи для конкретного человека. Историзм поэмы выражен в сквозной теме родины, в ответственности перед ней. Показателен разговор с сидящим на пеньке дедом о разрушенных храмах и «исчезнувшей» стране («Дед, что здесь было?/ «Здесь была Россия» . И далее:

Россия там, где все уже скосили,

До зернышка повыбрали. Дотла Спалили храмы. А колокола

Расплавили. И только звон остался.

Из каждого «видения» неизбежно возвращение в настоящее, с памятью об увиденном и пониманием, что изменить этому прошлому невозможно («Прощайте все! Мне некуда бежать. / Я остаюсь от холода дрожать. / Здесь я наедине с двадцатым веком…» , «Не соучастник он. Но совесть гложет / Его. А вас, по видимости, нет». Историзм поэмы «Алиби» необходимо рассматривать в контексте всего творчества Владимира Соколова. Характер соответствующей эпохи и место поэта в ней художественно воплощены в таких стихотворениях как «Памяти Афанасия Фета», «Гоголь ночью», «Новоарбатская баллада», в циклах «Пушкинский час», «Я рассказать хотел о нем» и др. Особое место в творчестве Соколова занимает тема войны и послевоенного детства («…Лучшие мои товарищи -все фронтовики» [8, с. 127], ей посвящены отдельные исследования.

В поэме «Алиби» нашла свое яркое воплощение характерная для позднего творчества Владимира Соколова установка на разговорность стиха, с непринужденностью интонацией, свободным синтаксическим и мелодическим строем. Зачастую перед нами поэтическое рассуждение, составленное из предложений разных форм, а наличие пауз, делящих строфу на неравные части, разрушает привычную симметрию и целостность. Эта сознательную вольность стиля стала центральной в замысле последней поэмы, как некий апофеоз всего предыдущего творчества. В «Алиби» имеет место и произвольная рифма, и пунктирность повествования, и многоточия в разных частях строк, и многовариативная лексика. В итоге получился самобытный текст, свободный от традиционных рамок. «Вольность» поэмы «Алиби» выражена как в отсутствии стилевой замкнутости, так и в разнообразии индивидуально-авторских средств. Использованы разговорные и просторечные слова и выражения - выпираючи, мотая головой, дождь топчется, мне все равно, хлопья замельтешили, плутал я по лесам, ерошил ветерок листву, р-равняйсь; понятия - душа, Россия, сердце, родина, одиночество, жалость; слова церковной лексики - Отец, Сын и Святой Дух, монастырь, колокола, Страшный Суд, келья, День Ангела; собственные имена - названия городов, рек, улицы, монастыря, имя. Доверительность интонации достигается уточнениями, вводными словами, пояснениями; создается атмосфера непринужденной беседы («…но такой же старый, кстати» ). Соколов виртуозно вплетает с поэтический текст метафоры и фразеологические обороты (ломать копья, глотнуть стужи, пройти по сердцу, держаться за воздух, дамоклов меч, ступить в реку дважды…). Книжный стиль представлен и официально-деловым стилем (название учреждений - НИИ, Метрострой, государственная Библиотека), и художественным стилем (реалии и химеры, сочетание Звезды и Праха, Крови и Мечты и др.). Такое разнообразие лексических средств позволяет говорить о многовариантности стилевого поиска Соколова.

Еще в 1966 году, после выхода в свет сборника стихов Владимира Соколова «Смена дней», критики заговорили о такой его жанровой черте, как «лирический дневник». Л.О.Калинина отмечает, что это определение утвердилось окончательно после публикации стихотворения «Пишу поэму», предметом которого явился сам процесс творчества. «Фрагментарность в сочетании с интонационной полифонией и применением различных элементов поэтического синтаксиса, воплощает авторский замысел создания единого лирического дневника» [4, с. 177]. Поэма «Алиби» - тоже лирический дневник. В нем синтез всего пройденного творческого пути - со снегом (зима - самое любимое Соколовым время года, ей он посвятил многие стихи), с тенями (от «блоковской» тени поэта - до теней из другого мира), с полунамеками (сначала на единственную встречу, позже - на тайны всего мироздания), с вечным движением (от первого сборника «Утро в пути» (1953) - до понимания пути как движения души, к Логосу бытия), с многоликостью явлений (от линейности событий - до контрапункта в поэме «Алиби»).

Экспрессивность, характерная для многих стихотворений Владимира Соколова, выражавшаяся и ранее многочисленными художественными средствами, в «Алиби» достигла выстраданной простоты и, вместе с тем, силы: Мне все равно, какое время суток, Мне все равно, какое время дня.

Мне все равно, какое время ночи. Я ухожу в знобящий промежуток, Где ждут давно оболганные очи,

Все понимающие про меня…

В этой интонации и протест, и пронизывающий холод отчужденного мира. Вспомним, что в прологе поэмы Соколов прогоняет теплый дождь, говоря, что «здесь нужен лед».

В связи с отмеченной выше эволюцией понятий, образов и приемов, выраженной в поиске новых, глубинных смыслов и способов их передачи, можно поспорить с точкой зрения В.Л.Шибанова, утверждающего, что Соколов - поэт позиции, а не эволюции, и согласиться с эволюционным подходом Л.О.Калининой. При этом есть нечто незыблемое, сохраненное, пронесенное через годы и нашедшее свое воплощение в поэме «Алиби». Во многих стихотворениях, и в кульминационной форме в последней поэме, автор обнаруживает перед нами существование некоего придуманного, нематериального мира, погружение в который приносит человеку как отдохновение, реализацию нереализованного, так и напряженную работу мысли и сердца. Эта иррациональность, порой даже сюрреализм, делают несущественными место и время происходящего, ибо переживаемые ощущения исходят из глубины говорящего, и окружающий мир становится зачастую условной декораций того духовного опыта, который уже состоялся в «инобытии» («рябила гладь Невы иль Сены», «в Москве или в Париже» и др.) Поэтому в поэме «Алиби» значимыми являются лишь образы из видений героя, из той иной реальности, которая захватывает все его сознание и душу. Эти образы, согласно задачам «вольной» поэмы, вступают в свободные ассоциативные связи. «Прекрасная дама» (почему бы не блоковская?) приглашает в другой мир - в пространство, где решаются важнейшие для существования личности вопросы: жизни и смерти, совести и ответственности, верности родине и предательства; а голоса посреди снегопада спорят о причастности поэта к преступлениям века, о сопровождаемой его защите свыше - его алиби. И характерная для Соколова незавершенность: «Я отпускаю вас… Но вы вернетесь./ Не обошли вы столько этажей!». Таким образом, время и пространство остаются открытыми для их познания. И прошлое всегда ответственно за настоящее и будущее. В этом понимании у Соколова отразилась полнота художественного времени, «умение видеть время, читать время в пространственном целом мира и, с другой стороны, воспринимать наполнение пространства не как неподвижный фон и раз и навсегда готовую данность, а как становящееся целое, как событие» [1, с. 216].

В итоговой поэме Владимир Соколов не мог обойти важнейшей для себя темы - темы поиска Бога, сопровождавшей все его творчество - такой сложной и неоднозначной. Творчество Владимира Соколова принадлежит к духовно-ориентированной литературе, с ее установкой на любовь, терпимость, самопожертвование, на величие непобедимого русского духа, острое ощущение чувства вины и совести. И.А.Есаулов пишет: «…границы между светской и духовной сферами не только могут, но и должны пониматься в бахтинском смысле слова: как соединяющие различные явления национальной жизни в существенном единстве определенного типа культуры. …речь идет о своего рода православном коде русской национальной культуры, взятой в ее целом, который мы только-только начинаем осваивать» [3, с. 15] . Это в полной мере относится и к поэзии Владимира Соколова. Получили широкую известность такие его стихотворения, как «У меня осталось только Божье время…» [9, с.327], «Дай мне Бог побольше жизни…» [9, с.494] и др. В 1990 году создается стихотворение «Сегодня день под Рождество», представляя сосредоточение веры в значимость Рождества Христова. Это и «святая» осторожность, чтобы не навредить: не нарушить таинство, разлитое в мире: Не скрипни дверцей, рукавом Снежинки не задень. Сегодня день под Рождество, Слепящий Божий день.

И всё грозящее бытию в этот день «мертвым-мертво», и можно увидеть невзначай ангела, и «всюду - Гефсиманский сад». К теме Рождества Владимир Соколов обращается и в других произведениях («…Это рождественский снег,/ Между ветвей не таится… Кажется, что человек/Должен вот-вот появиться»).

Владимир Николаевич любил храмы Замоскворечья, где жил последние годы в Лаврушенском переулке, неоднократно посещал Новодевичий, Андроников, Даниловский, Донской монастыри, Новый Иерусалим, Оптину пустынь, Троице-Сергиеву лавру, Ростов Великий и другие святые для русского человека места. Он, стремящийся к уединению и размышлениям, тяготился многолюдностью храмов в церковные праздники, поэтому приходил туда для молитвы в будни, и долго потом бродил по окрестностям, впитывая дух былой и нынешней святости, истории, традиции («Мимо Новодевичьего кладбища,/ Мимо красных стен монастыря…», «Осеннее золото куполов/ Всплывает на синеве/ При полном молчанье колоколов/ Со звонницей во главе…». На столе поэта и в Москве, и в Переделкино, по воспоминаниям М.Е.Роговской-Соколовой, в последние годы лежало Евангелие. И эту обретенную веру он сокровенно нес в себе. С нежностью пишет Соколов о родном Лихославле, где впервые зародилась в душе это необходимое чувство:

Мой Лихославль сгорел дотла.

А я устал бродить по свету. Глядит икона из угла, Которого давно уж нету.

Владимиру Соколову не довелось побывать в Иерусалиме. Одно из его стихотворений начала 1992 года так и начинается: «Я не был в Иерусалиме». Но причастность к чуду, представление себя на Святой земле, слышащим слова Бога, обращенные именно к нему, не оставляли поэта. Он говорит, что мысленно там побывал, всё прочувствовал. Здесь и воспоминание о мучительном сне, в котором вдруг произошло разуверение и сомнение, и, как неминуемое следствие, «пролегла моя дорога полями голода и жажды». Соколов говорит о том ценнейшем внутреннем опыте, которого он столько лет жаждал и который, наконец-то, обрел. («Но, причащаясь молча телу/ И крови жертвенной Господней/ Любому кланяясь уделу,/ Я сердцем сыт и всех свободней»). И художественный замысел поэмы «Алиби» являет перед нами кульминацию поэмы в виде сна на скамейке кладбища Донского монастыря. Так художественная мысль воплощена в многогранном художественном образе. В нем раскрытие не только названия и содержательной части поэмы, но и «надтекстового» смысла всего творчества Владимира Соколова.

Фоном происходящего автор не случайно выбирает историческое место - знаменитый некрополь, где с конца 17 века производились захоронения представителей богатого купечества и элиты русского дворянства. Об этом историческом месте упоминал в «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзин.

У Владимира Соколова читаем:

…Ряды чугунных букв старинной пробы Затяжелеют, как печальный стих.

Одни под снегом канут, как растаяв,

Но эти будут вечно - ЧААДАЕВ.

«Прекрасная дама» приглашающая лирического героя в иной мир (аналогия с Вергилием у Данте), провидит прошлое, будущее и настоящее («Я знаю. Вы хотите, чтобы хлопья / Замельтешили, чтобы монастырь / Вас обступил…»). Герой слышит рядом голоса, стараясь пробудиться от странного сна, и ему это почти удается, но видения и голоса продолжаются. Использованный автором образ совы контрастирует здесь с «вечным светом Отца и Сына и Святого Духа». В культурологическом пространстве «сова» является амбивалентным символом: помимо мудрости, это атрибут ночи, сна и смерти. Неизвестные разговаривают о поэте («не соучастник он»), о Страшном Суде, о Боге… Соколов не выстраивает философских диалогов, указывая лишь направленность движения мысли - вглубь сознания, вглубь мира, вглубь собственной совести, к созидающему Слову («Логос, Голос, Логос…», прибегая к приему отстранения от дидактики и морализма. Величие и сакральность слова Владимир Соколов очень ценил и стремился сберечь и донести последующим поколением. В интервью он неоднократно употреблял термин «экология языка», считая его очень важным. Вопреки современной тенденции к сведению языка к чистому исчислению и кодификации, когда язык, по замечанию академика С.А.Кутолина, «все меньше соприкасается с Логосом всеобщего бытия, с которым интуитивно или сознательно соотнесены основы всех вещей в соответствии с христианским учением» [6, с. 96], Соколов своим творчеством и, особенно, итоговой поэмой «Алиби» противостоит этому упрощению «говорения», продолжая спасительную «тайнопись» и отстаивание за языком его смыслообразующих функций [9, с. 582]:

Метель повеяла о вечном свете

Отца и Сына и Святого Духа…

Алиби, как «поветрие эпохи», неизменный «отсутствующий вид» домов и людей, не желающих принять на себя ответственность за творящееся на земле зло, и поэта соучастником общей вины («Не бойся, город! Я тебя не выдам…» [9, с.583]). Обращение к городу не случайно, город был сквозным образом творчества Соколова (в 1977 году вышел отдельный сборник под названием «Городские стихи»).

Владимир Соколов стал продолжателем русской классической поэтической традиции, с ее установкой на красоту, добро, чувство справедливости, с неизбывной виной перед всем человечеством. В поэме «Алиби» отражена исконно русская черта - причастность ко всему и ответственность за всё.

…И становлюсь дождем, туманом, снегом.

Я на земле. Но что мне делать с небом?

Почти сорок лет отделяют эти строки от ранних, в которых Соколов выражал юношеское желание, чтобы его слова «стали небом, крышей, ветром», деревьями, чтобы «глубиной жизни» дышало каждое его поэтическое слово. Сбылась ли эта мечта? Окончательный суд вершит время («Когда- нибудь, когда меня не будет…./Среди стихов прочтут мои стихи. /С любым бывает» ). В поэме «Алиби» Соколов стремится преодолеть время, ступив дважды в реку и исправив бесповоротно кем-то совершенное. И споря с очевидным возражением, что это невозможно, восклицает: «Пустяки! Ведь только так и пишутся стихи»). И это является эмоционально волевым ответом на ту беспомощность перед временем, о которой говорится в прологе поэмы. Итоговая поэма, как и все творчество Владимира Соколова, представляет собой художественный способ освоения поэтом объективного мира, с его заданностью и ограниченностью. Автор всеми силами стремится «разомкнуть» пространство и увидеть «переход времени в вечность». Поэма «Алиби», как мы отметили вначале, создавалась параллельно с поэмой Соколова «Пришелец», которая была закончена несколькими годами ранее. Итогом поэмы «Пришелец» стали слова автора о том, что же он увидел после смерти: «Там нет конца…/ Но есть Окно и Дверь». И в «Алиби» то же указание на продолжение жизни за гранью известного и понятого: «Шли от скамейки свежие следы/ Двоих, по снегу, в сторону могил».

Таким образом, поэму «Алиби» необходимо рассматривать в контексте всего творчества Владимира Соколова. Только при таком подходе становится очевидной ее кульминационность и символичность. Использованные в ней художественный образы и приемы приобретают особый смысл в цельном бытии образов и приемов поэта Владимира Соколова. От произведения к произведению он пробивался к нашей эстетической способности наиболее полно воспринять мир вокруг нас, с его противоречиями и, порой, враждебностью. Его стилевой поиск, выразившийся в итоге в обращении к «вольной» форме поэмы стал апофеозом его творческой самореализации, конечной вехой пути, по которому он шел всю жизнь.

Литература

1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986.- 445с.

2. Данте А. Божественная Комедия. Новая Жизнь. - М.: АзбукаАттикус, 2013. - 768с.

3. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. - Петрозаводск: Издательство Петрозаводского университета, 1995. - 196с.

4. Калинина Л.О. Творческая эволюция В.Соколова: дис…канд. филол.наук. - М., 1992. - 236с.

5. Коган И.И. Художественный мир Владимира Соколова: автореф. дис….канд. филол. наук. - Самара,1991. - 16с. 6. Кутолин С.А. Мир как труд и рефлексия. - Новосибирск: Chem.Lab.NCD, 2001. - 260с.

6. Соколов В.Н. Поэзия в алиби не нуждается // Литературная Россия. - 1986.- 10 окт.

7. Соколов В.Н. Избранные произведения: в 2 т.- Т.2. Стихотворения; Поэмы. - М.: Художественная литература,1981. - 303 с.

8. Соколов В.Н. Это вечное стихотворенье…: Книга лирики. - М.: Издательский дом «Литературная газета», 2007.- 608 с. 10. Шибанов В.Л. Поэзия Владимира Соколова (проблематика и поэтика): дис…канд. филол. наук. - Ленинград, 1990.-194c.

Literature

1. Bakhtin M.M. Aesthetics of verbal creativity. - M.: Art, 1986.-445 р.

2. Dante A. The Divine Comedy. The New Life. - M.: Azbuka-Atticus, 2013. - 768 р.

3. Captain I.A. Category of unity in the Russian literature. - Petrozavodsk: Publishing house of the Petrozavodsk University, 1995. - 196р.

4. Kalinin LO Creative evolution Vaculova: dis...Kida. philological Sciences. - M., 1992. - 236р.

5. Kogan, I.I. Art world Vladimir Sokolov: author. dis....Kida. the topic of degree work. Sciences. - Samara,1991. - 16р.

6. Katalin S.A. World as labor and reflection. - Novosibirsk: Chem.Lab.NCD, 2001. - 260р.

7. Sokolov V.N. Poetry in the alibi does not need // Literary Russia. - 1986.- 10 Oct.

8. Sokolov V.N. Selected works: in 2 so - 2. Poems; Poems. - M.: Khudozhestvennaya Literatura,1981. - 303 р.

9. Sokolov V.N. This is the eternal poem...: a Book of lyrics. - M.: Publishing house «Literary newspaper», 2007.- 608 р.

10. Shibanov V.L. Poetry of Vladimir Sokolov (problems and poetics): is...Kida. the topic of degree work. Sciences. - Leningrad, 1990.-194р.

Размещено на Allbest.ru