У. Фолкнер и "южная" школа (к вопросу традиции и новаторства)

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 82

У.ФОЛКНЕР И «ЮЖНАЯ» ШКОЛА (К ВОПРОСУ ТРАДИЦИИ И НОВАТОРСТВА)

Аулова Д.С.

Белгородский государственный национальный исследовательский университет

В статье рассматривается феномен «южной школы» в литературе США ХХ столетия и романы Йокнапатофского цикла У. Фолкнера в контексте литературы этой школы, традиции и новаторство писателя.

Ключевые слова: традиция, проблема традиции, новаторство, «южная» школа, культура, миф, мифотворчество.

WILLIAM FAULKNER AND THE "SOUTHERN" SCHOOL (TRADITIONS AND INNOVATION)

Aulova D.S.

The article discusses the phenomenon of the "southern school" in the literature of the United States of the twentieth century and Yoknapatawpha cycle novels by W. Faulkner in the context of the literature of this school, tradition and innovation of the writer.

Keywords: tradition, the problem of tradition, innovation, "southern" school, culture, myth, mythmaking.

Проблема соотношения традиции и новаторства долгое время была ключевой в советском литературоведении ХХ в. Но изменение социокультурной ситуации в России и появление постмодернистской литературы как бы задвинули её «на задворки» исследовательского интереса.

Традиция, по определению В.Е. Хализева, - «общегуманитарное понятие, характеризующее культурную память и преемственность» [1]. Из этого следует, что главной функцией традиции является связующая, соотносящая ценности исторического прошлого с настоящим, передающая культурное наследие от поколения к поколению.

Теоретики литературы пишут о двух видах традиции: традиционализм и антитрадиционализм. Традиционализм предполагает опору на прошлый опыт в виде его повторения и варьирования [2]. Такая традиция строго регламентируется, и можно даже сказать «канонизируется», имеет форму обрядов, этикета, церемониала.

В романтическую эпоху (1970-1820) традиционализм утратил свою значимость, и жанровые структуры начали весьма резко видоизменяться, жесткость разграничения жанров себя исчерпала. Об этом открыто заявил в своём программном предисловии к драме «Кромвель» В. Гюго. Более того, поэты немецкого романтизма стали воспринимать традиционализм как «помеху» и «тормоз» (Гейне). Заговорили о «гнете традиции» (Вакенродер), о традиции как «автоматизированном приеме» (Гофман). В это время с понятием традиции стали связывать идею творческого наследования культурного опыта, которое предполагает и свободную трансформацию. Примерами того, как трансформируются структурные свойства жанров, когда их формальная организация оказывается менее строгой и более свободной, могут служить романы Новалиса («Генрих фон Офтердинген»), Гофмана («Житейские воззрения кота Мурра»), Ф. Шлегеля («Люцинда»). Итогом западноевропейского романтизма стала тенденция преодоления традиционализма, которая, как это ни парадоксально, «значительно расширила сферу традиции, выбрав в себя духовный и интеллектуальный опыт разных эпох и стран» [3].

Ситуация кардинально изменилась в ХХ столетии. В авангардистском зарубежном литературоведении превалирует критическое, а то и негативное отношение к традиции, преемственности, культурной памяти, которые рассматриваются как проявления консерватизма и даже как свидетельства маргинальности литературы. Таким образом, представители постмодернистской ориентации дискредитировали само понятие традиции, заменив его терминами «цитата», «цитатность», «литературный подтекст». Истоки данной позиции кроются в поэме-мифе Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» (1884), провозгласившей лозунг: «Разбить скрижали и уйти из страны отцов». Последователи Ницше руководствовались программой радикального отчуждения от прошлого и сделали само понятие «традиция» ареной мировоззренческих противостояний.

Проблема традиции напрямую «завязана» на проблему новаторства. Творчество больших художников, неповторимо своеобразных и глубоко самобытных, всегда представляет собой развитие лучших традиций предшественников через диалектику связей с литературной традицией, отношения с которой строятся, как правило, по типу взаимоотталкивания и взаимопритяжения. Предшествующая традиция в большинстве случаев входит в художественную практику боле позднего писателя в полемически-переосмысленной форме. К примеру, «то же произошло с Марком Твеном, который не сумел увидеть внутренней соотнесённости с наследием романтиков и заявил о себе как об их антагонисте. Объективно Твен ассимилировал достижения романтизма, переосмыслив его сильные стороны с учетом новых социальных и литературных задач».

У.Фолкнер принадлежит к так называемой «южной» школе в американской литературе, представители которой - писатели-южане (Р. П. Уоррен, К. А. Портер, М. Митчелл, К. Маккаллерс, Фл. О`Коннор, У. Стайрон, Э.Колдуэлл и др.) - призваны были возрождать и поддерживать исторический миф Юга, известный еще со времен, предшествующих Гражданской войне в США 1861-1865 годов, когда жители южных штатов боролись с оружием в руках за создание рабовладельческой Конфедерации, по мнению южных писателей, миф о «старом» Юге был тем идеальным образцом, который мог способствовать восстановлению (хотя бы в пределах художественного произведения) равновесия чувств и мыслей, т.к. в современном мире интеллектуального и морального хаоса такое равновесие нарушено. роман фолкнер литература новаторство

Миф о «традиционных» ценностях аристократического Юга, ностальгия по якобы утраченным преимуществам плантаторского Юга во многом определили специфику американской литературы и особенно «южного романа» 1920 - 40-х годов, хотя сам миф о «традиционном обществе» Юга имеет почти двухвековую историю, возникнув в 1830-е годы.

В последнее время многие из писателей-южан все чаще обличают расизм. Протест против дискриминации негров звучат не только у Колдуэлла, но и у Маккэллерса, Эджи, Уэлти. И всё же некоторые типичные писатели «южной» школы, даже осуждая расизм, относятся к людям с чёрной кожей в известной степени двойственно и противоречиво, что порождает атмосферу кошмаров и ужасов в их книгах, а также откровенно враждебное отношение к северным штатам. Сложность позиций Фолкнера и некоторых других писателей-южан заключается в том, что критический пафос их противоречий переплетается, связанными с духовным наследием рабовладельческого Юга.

Тем не менее из всех представителей «южной» школы именно Фолкнер в 1940-50-е годы наиболее ощутимо стремился найти позитивные начала в жизни. Многие другие романисты развивали традиции раннего Фолкнера, роман которого «Святилище» получил широкую известность в качестве своеобразного эталона книги, переполненной кошмарными сценами извращений и насилия.

Благодаря южной мифологии, для Фолкнера характерно мифотворчество. По определению известного ученого - лингвиста и философа В.П. Руднева «мифотворчество, мифологический космогенез» - это одно из значений мифа. Миф - это древнее предание, рассказ; особое состояние сознания, исторически и культурно обусловленное. Для рассказа или предания необходимо наличие двух составляющих - реальность и вымысел, причём разница между ними едва уловима. Миф не может быть рассказом чисто историческим, поскольку на стадии мифологического мышления то, что говорится, ещё не отделено от того, о чём говорится.

Мы согласимся с исследователями, которые называют мифом «Йокнапатофскую сагу», считая её едва ли не первым успешным опытом интеграции индейского, негритянского и собственно-американского образов мира. «Йокнапатофа - не только Америка в миниатюре, но и модель всего мироздания. На клочке земли <…> разыгрываются античные, библейские, шекспировские сюжеты, а главное - собственный мир Фолкнера, миф о земле как о живом существе, которое никому не принадлежит и мстит захватчикам - вернее, наблюдает за их саморазрушением». Фолкнер, как и ряд других писателей, обратился к своему национальному прошлому, выстраивая из легенд, фольклора и забытых мифов подлинные истории современности.

Трагедия молодого поколения южан, ровесников ХХ века, заключается в том, что они оказываются жертвами противоборства между красивой легендой прошлого и реальностью современной жизни. Это противоборство калечит и разрушает их. Выросшие под обаянием рассказов о героическом прошлом своих семейств, о подвигах своих прадедов в годы Гражданской войны, впитавшие из этих рассказов нормы поведения морального кодекса довоенного Юга, они оказываются беспомощными и слабыми, когда в период своего возмужания сталкиваются лицом к лицу с действительностью.

Фолкнер не раз высказывал убеждение, что ликвидация расовой дискриминации на Юге должна быть делом рук самих южан и всякое вмешательство федерального правительства только осложняет проблему. В этой политически уклончивой позиции выявилась определенная ограниченность Фолкнера. Он понимал всю сложность и трагизм расовой проблемы на современном американском Юге, но не видел реальных путей к ее разрешению. Когда ему однажды задали вопрос, любит ли он Юг, Фолкнер ответил: «Я люблю его и ненавижу. Некоторые явления там я вообще не приемлю, но я там родился, там мой дом».

Так он и остался вечным пленником этой эмоциональной формулы. Такие противоречия отличают всё творчество Фолкнера. И, конечно, прав В.Г. Прозоров, утверждая, что «Фолкнер безусловно национальный писатель, и он никогда бы не стал тем, что он есть, без сложной судьбы американского Юга» [5].

Многие особенности художественного почерка Фолкнера до сих пор относятся к дискуссионным проблемам, хотя сам писатель не раз давал пояснения по поводу целей, задач «Йокнапатофской саги» как цикла. В интервью 1956г., когда здание романного цикла будет почти достроено, он подчеркнёт, как ему важна реальность американского Юга, изображенная многомерно и пластично. Но вместе с тем даст понять, что основной целью была вовсе не история разных краев. Целью стал художественный космос, вмещающий размышления о Человеке и Времени.

Излюбленным жанром писателей-южан был и остается исторический роман, в котором они переосмысливают историческое прошлое страны с позиции идеологии рабовладения. Их глубоко возмутило аболиционистское движение и аболиционистская литература, особенно появление «Хижины дяди Тома» Г.Бичер-Стоу. Эти литераторы активно включились в «южное восстание против экономического и культурного господства северных штатов». В основе произведений Симмса и Пейджа лежала концепция Юга как уникального и потенциально совершенного общества, которая стала центральным организующим принципом их книг, часто базировавшихся на легенде о «золотом веке», якобы осуществленном на рабовладельческом Юге. На этих представлениях и строилась мифология Юга или «браминов старого Юга». А все усилия и интеллектуальная энергия этих писателей была направлена на борьбу за сохранение столь дорогого южанам образа жизни.

Ситуация несколько изменилась в ХХ веке, когда южные писатели занялись критической переоценкой исторического мифа Юга, который получает новое осмысление и новую форму выражения. Аристократы уже не изображаются истинными джентльменами, лишенными меркантильных интересов, славящимися рыцарским отношением к женщине и ответственностью за судьбу вверенных им рабов. На смену воспеванию южной традиции приходит ее критическое осмысление, во многом связанное с именем Фолкнера, который в своих романах постоянно обращался к истории Юга и стремился осмыслить ее драматические коллизии.

Для Фолкнера, потомственного южанина, редко покидавшего свой родной штат Миссисипи, проблема Юга как особой части страны, где человек несет на себе тяжкий груз прошлого и испытывает острое чувство вины, станет сквозной проблемой всего творчества. «Впитав в себя предание об аристократической плантаторской культуре, Фолкнер не мифологизирует эту цивилизацию, он знает ее социальные и человеческие слабости, исторические грехи». Тем не менее, Юг ближе Фолкнеру во всех отношениях, чем Север. Так появилась созданная его воображением художественная вселенная - округ Йокнапатофа в штате Миссисипи. И, конечно, прав В.Г. Прозоров, утверждая, что «Фолкнер безусловно национальный писатель, и он никогда бы не стал тем, что он есть, без сложной судьбы американского Юга» [5].

Прошлое Юга очень много значило для Фолкнера. Комментируя этот факт, А.Н.Николюкин справедливо отмечает: «Фолкнер пытался любыми средствами раздвинуть границы своего «мира», исследовать свой крохотный, «величиной с почтовую марку», клочок родной земли не только в пространственном, но и во временном измерении. Фолкнер остро ощущает сравнительную краткость американской литературной традиции, краткость самой американской истории, и потому так упорно стремится внутри этих сравнительно узких исторических рамок поставить каждый факт в историческую перспективу, развернуть каждый эпизод в прошлое и будущее. Невозможно просто рассказывать историю про одного американца: ведь даже вся правда о нем не будет полной правдой, если не попытаться выразить в каждом мгновении его жизни все его прошлое, а возможно и будущее» [4].

В мире Фолкнера каждый отдельный человек вмещает в себя историческую память поколений своих предков. Мир Йокнапатофы - мир трагический, страшный, полный бездумно - примитивной жестокости и изощренных унижений, патологии, болезни. Его повседневная хроника - убийства, поджоги, насилие, месть, самоубийства.

Уникальность Фолкнера a том, что в «микрокосмосе» его «глубинки» отразился «макрокосм» Вселенной. Через захолустье Йокнапатофы проходят силовые линии космоса. Сиюминутные события сопряжены с вечностью, они накладываются на универсальный контур бытия. Но в судьбах героев Фолкнера ясно видна связь «американской мечты» (пусть в ее специфическом «южном» варианте) с трагедией, порождаемой несоответствием «мечты» и действительности. И тем выше ценность веры Фолкнера в неуничтожимость человека и в его высокое предназначение: «…человек не только выстоит, но и победит».

В литературе США ХХ столетия Фолкнер был одним из первых создателей прозаического цикла. Такая традиция у «южных» писателей отсутствовала. Доминантой его творческого мира стал поиск органичного совмещения разных пластов исторического и психологического опыта, единовременность их существования в сознании героев, чем и объясняется усложнённость художественной структуры цикла. Даже самые непримиримые из его литературных оппонентов не могли упрекать писателя в искусственной облегчённости коллизий, в сглаживании социальных, расовых, культурных и духовных барьеров между людьми.

Прошло немало времени, прежде чем причудливый и, казалось, неправдоподобный фолнеровский художественный мир перестал казаться порождением больной авторской фантазии и начал восприниматься как достоверное реалистическое свидетельство о времени, о стране и о человеке, какими они предстали Фолкнеру в округе Лафайет, сделавшемся прообразом Йокнапатофы.

Список литературы

1. Хализев В.Е. Традиция//Литературная энциклопедия терминов и понятий/ Гл.ред. А.Н.

2. Николюкин. - М.: НПК Интелвак,2001. - Стлб.1089-1090.

3. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М.: 1996. - С.207-214.

4. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. - М.: Прогресс, 1978.

5. Николютин А.Н.Человек выстоит: Реализм Фолкнера. - М.: Худ.лит.,1988. - С. 11.

6. Прозоров В. Уильям Фолкнер: «Глубинка» и «Космос»// Прозоров В. Мечта и трагедия: по страницам американской классики ХIХ - ХХ веков.- Петрозаводск: КГПИ,1993. - C. 205-227.

Размещено на Allbest.ru