Мифопоэтическое мышление и организация персонажной системы исторического романа Н. Лугинова "По велению Чингисхана"

Размещено на http://www.allbest.ru/

1

1

Мифопоэтическое мышление и организация персонажной системы исторического романа Н. Лугинова «По велению Чингисхана»

Баишева Аграфена Михайловна, аспирант

Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера Сибирского Отделения РАН

Аннотация. В статье рассматривается влияние мифопоэтического мышления при построении образной структуры исторического романа. Показаны особенности проявления мифопоэтического хронотопа на различных уровнях исторического произведения. Выделено использование «близнечного» комплекса на уровне композиции сюжета и системы персонажей.

Ключевые слова: исторический роман, мифопоэтика, «близнечный комплекс», образная система, цикличность, хронотоп.

Mythopoetical thinking and organization of personage system in N. Luginov historical novel “On Chingiskhan will”. Agrafena M. Baisheva

Annotation. Influence of mythopoetical thinking to formation of vivid structure of historical novel is examined in the article. Peculiarities of mythopoeticalchronotop appearance in different levels of historical work is shown. Use of “twin” complex on the level of plot composition and personage system.

Key words: historical novel, mythopoetics, “twin complex”, vivid system, cyclecism, chronotop.

В теории литературы рассмотрение организации персонажной системы проводится под разным углом зрения, при которых акцентуации подвергаются различные аспекты ее построения. Так, А.Я. Эсалнек выделяет главных героев и второстепенных персонажей, основываясь на иерархичности, как непременной составляющей любой структуры. Свою градацию представляет С.Н. Зотов, выделяя три группы персонажей, основываясь на разном соотношении выполняемой ими роли в сюжете. Соответственно, исследователь подразделяет их на центральные, чьи характеры и судьбы являются главным предметом изображения; на основные, оттеняющие характер центральных персонажей и которые имеют значение для развития сюжета, а также на второстепенные, чья роль не так значима, и которые составляют фон действия[1]. Другую позицию занимает Ю.М. Лотман, выделяющий «две группы персонажей: подвижные и неподвижные» [2, c. 287]. Как видно из приведенных градаций, характерным для всех видов классификации является принцип оппозиции. На этой структурной дефиниции покоятся и варианты системы главных героев, предложенной Н.Д. Тамарченко, приобретающей разные «конфигурации» - пары, треугольники, четырехугольники [3, c. 261].

В историческом романе, как многособытийном и обладающем разветвленной сюжетной структурой произведении, система персонажей всегда отличается определенной сложностью. В исследовательской литературе, изучающей художественные особенности ретроспективной прозы, обычно присутствует сопоставление персонажей по степени реальности - вымысла.

И здесь особый интерес представляет художественное воплощение реально существовавшей исторической личности, своеобразного исторического знака - носителя определенного коллективного опыта и памяти, и то, посредством каких повествовательных стратегий организуется эстетическая интерпретация выбранного исторического образа.

Личность Чингисхана всегда будет чрезвычайно привлекательна для художника в силу своей исключительности, цивилизационного значения для многих народов, неослабевающего интереса со стороны читательской публики. Но в то же время для автора встает сложная задача не только создать полнокровный яркий художественный образ, но и соотнести свое видение исторических фактов, событий, свою трактовку масштабной фигуры с отрефлектированным в социально-культурной памяти историческим представлением об ушедшей эпохе.

При обрисовке образа исторической личности художник, придерживающийся взгляда на историческую действительность как познаваемую реальность, старается не искажать картину исторических событий, и здесь, как правило, трансформации подвергаются характеры персонажей, что в свою очередь, зависит от историософской концепции автора. Образная система исторического романа якутского прозаика Н. Лугинова «По велению Чингисхана» носит черты многосоставности; и в раскрытии характеров главных героев, в их расстановке, соположении и соподчиненности ярко проявляется национальный колорит исторического произведения. мифопоэтический мышление персонаж роман

Многие исследователи отмечают, что «отличительной чертой современной якутской литературы является продолжение народно-поэтических традиций (мифопоэтическое мышление, фольклорная поэтика и т.д.) » [4, c.119] и эта особенность, как нам представляется, ярко проявляется на уровне образной системы исторического произведения Н. Лугинова «По велению Чингисхана».

Теоретический постулат о генетической связи литературы с народным фольклором является краеугольным в филологических дисциплинах; якутская литература в своей основе тоже питается этим живительным источником, ведь недаром В.Т. Петров отмечает, что « фольклор и сегодня продолжает оказывать благотворное влияние на развитие якутской литературы, способствует многообразию художественных форм отражения действительности»[5, c. 137]. В якутском народном творчестве вершинной формой является героический эпос - олонхо, сказание о подвигах боотуров. И мифопоэтическая поэтика, присущая героическим эпическим сказаниям, находит свое отражение в художественной структуре якутского исторического романа.

Необходимо отметить, что в национальных литературах моделирование исторического прошлого протекает несколько по иному пути, чем в западноевропейском историческом романе и в произведениях ретроспективной прозы российской словесности. Для национального эстетического мировидения характерно явное обращение к фольклорным источникам, национально-культурным мифам.

В художественной литературе проявление мифопоэтического мышления проявляется посредством акцентуации различных аспектов мифологизма, когда, с одной стороны, в текстовое пространство литературного произведения вплетаются легенды, предания, другие условные формы, а, с другой, мифологичность романного мышления будет проявляться особенностями композиционного построения, образной структурой произведения и мотивным комплексом. Применительно к художественной структуре якутского исторического романа можно наблюдать широкое использование мифопоэтического комплекса.

В центральном образе Чингисхана, которого многие тюркские народы считают своим прародителем, четко выражен солярный миф, насыщенный элементами, связанными с мистикой «преобразователя». Солярный герой «преобразует» мир, обновляет его, открывает новую эпоху, в некоторых случаях равнозначную полному переустройству Вселенной. Автор не оспаривает «божественное» происхождение главного героя, запечатленное в исторической хронике «Сокровенное сказание монголов», но для художника подобная гиперболизация наполняется другим смыслом, семантикой исключительности военного и государственного мышления Чингисхана, который сумел создать обширную степную империю. Выделенность Тэмучина среди других современных ему ханов и правителей для художника также проявляется и в желании монгольского предводителя мыслить, искать свой путь. И это противопоставленность выражается через сопоставление образа Чингисхана с образами других владык. Это и Тогрул-хан, заменивший Тэмучину отца и передающий ему родовые устои кочевников. Тогрул-хан добр к сироте Тэмучину, он мягкосердечен и к своим соплеменникам, но эти качества развращают кереитов, создавая плодотворную почву для заговоров и мятежей, что в конечном итоге приводит к гибели Тогрул-хана. Пример жизни названого отца заставляет Тэмучина задуматься, что есть добро для хана и его народа.

Образы Тайан-хана, предводителя найманского племени, и султана Мухаммета оттеняют фигуру Чингисхана, который в отличие от своих врагов, сумел окружить себя достойными полководцами и чиновниками. Образы некогда всесильных врагов несут функцию придания фигуре Чингисхана исключительности. Романный образ монгольского завоевателя коррелирует с фольклорными образами якутских богатырей из олонхо, у которых выделена основная функция - борьба за создание семьи и защита интересов племени.

Мифопоэтическому мышлению присуща бинарная логика, и эта оппозиция представлена в произведении своеобразным двойником великого хана - его названым братом Джамухой. Концептуальное начало развертывания сюжетных линий двух побратимов можно найти уже в легенде о Бодончоре, повествующей о юности младшего сына Алан-куо, о его представлениях в этот период жизни, когда жизнь без обязательств перед людьми, руководимая только эгоистическими желаниями, представляется Бодончору заманчивой, удивительно свободной. Подобной мысли придерживается и названый брат Чингисхана Джамуха, которому по душе заветы предков - воевать с кем захочешь, не подчиняться никому, быть удалым воином, удачливым в боях. Но при этом сопоставление образов Чингисхана и Джамухи обнаруживает не только их двоичное противопоставление, оппозицию, но и сходство. Джамуха - единственный военачальник, который может сравниться с ханом монголов своим полководческим даром и харизматичностью. И, по убеждению главного героя, его побратим просто слишком искренен, горяч и наивен.

Архетип дороги, значимый в культуре кочевников, находит художественное воплощение в описании жизненного пути двух друзей, которых противоположные жизненные установки и цели отдаляют друг от друга. Чингисхан постоянно находится в поисках пути - как объединить племена, что может заставить их держаться вместе. Этого доминирующего качества, что позволяет Чингисхану возвыситься - отцовской заботы о семье, народе - не достает его двойнику Джамухе, обреченному на одиночество. Два варианта жизненного пути основных героев романа Н. Лугинова представляют собой своеобразное воплощение архетипа «близнецов», когда герои равны между собой по происхождению, личностным качествам, и только их собственный выбор приводит к логичному завершению сюжетной линии.

В романе якутского прозаика Н. Лугинова наличествует композиционный прием, призванный художественно претворить его историософскую концепцию. Первая часть исторической трилогии в большей мере посвящена психологическому раскрытию характера Чингисхана посредством введения в художественную ткань произведения его мыслей, снов, характеризующих внутренний мир героя. Для детального погружения в психологическое пространство Чингисхана художником широко используется сюжетная акцентуация на перцептуальном хронотопе протагониста.

Сюжетное построение второй книги романа Н. Лугинова отличает более пристальное внимание, более углубленное раскрытие образа двойника Чингисхана - Джамухи, чья жизнь без обязательств иногда вызывает легкую зависть у великого хана, находящегося под гнетом государственных забот. Такое зеркальное построение произведения несет на себе более глубокое, утонченное погружение и трансформацию «близнечного» архетипа в романе на уровне персонажей, когда художественный образ Джамухи олицетворяет собой «старое», а Чингисхан представлен в качестве проводника «нового» уклада для степной государственности.

В обрисовке этих двух образов мы можем проследить использование, следуя формулировке О.М. Фрейденберг, «сюжетных метафор» [6] солярного и вегетативного комплексов. Чингисхан - активный герой, вступающий в борьбу со старыми племенными устоями, не предполагающими дальнейшее развитие устоявшегося жизненного уклада; с «чужим» ему миром. Он вступает в эту борьбу по своей воле, изначально укорененной в его природе, и маркирующей его принадлежность к солярному культу. Комплекс метафор спуск - борьба (поединок) - победа реализован в эпизодах пребывания Тэмучина в плену у своего родственника Таргутай Кирилтэя. И этот ранний трагический опыт, а затем удачный побег из заточения стал для молодого хана «венком славы: по степи пошла гулять легенда о мужестве и бесстрашии молодого вождя» [7, c.67].

В развитии образа Джамухи, наоборот, присутствует явный комплекс вегетативных мотивов: смерть и «новая» жизнь, возрождение.

Фабульная канва и сюжетное развитие линии Джамухи в романе демонстрируют событийное совпадение с фабульным хронотопом «Сокровенного сказания монголов» - Джамуха принимает смерть, он отказывается от жизни, дарованной ему Чингисханом. Андай монгольского хана в конце своего жизненного пути опустошен: «кровь юных турхатов переполнила чашу Джамухинова бытия. Душа его словно бы переплавилась в огне земных страданий, бесплотное тело отвергало само себя»[8,c.413]. После поражения найманских племен, с войском которого выступил Джамуха, он с остатками своего рода некоторое время скрывается в предгорьях Алтая, и это пространство уподобляется, по О.М. Фрейденберг, «стране мертвых». Безжизненность последних дней побратима Чингисхана проявляется и во внешнем облике сопровождающих Джамуху турхатов, в их «осунувшихся лицах», «горечи, которая, как дорожная пыль, легла на них», в моральной дезорганизованности приближенных, «отчужденности», которую ощущает Джамуха.

Но физическая смерть побратима Чингисхана продолжается его «воскресением», вегетацией на ином уровне. Впервые читатель встречается с романным образом Джамухи в одноименной главе первой книги, преломленным через рецепцию главного героя - Чингисхана, убежденного, что Джамуха не только равен ему по своим полководческим и организационным талантам, но даже обладает определенным преимуществом в личных качествах. Многие ошибки и просчеты Джамухи, по мнению Чингисхана, не согласного со своими приближенными в оценке андая, не от злонравия последнего или врожденного коварства. Джамуха вспыльчив, он, не задумываясь о возможных последствиях своих приказов и поступков, может нарушить табу - как в случае с воинами племени чонос, заживо сваренных в котлах по его распоряжению. В этом главное психологическое и моральное отличие побратима Чингисхана от монгольского вождя - Джамуха не обладает сильной или «длинной» волей, которой, по мнению автора, наделен протагонист.

Но горячность в принятии решений, пылкость чувств Джамухи - следствие искренности его души, и эта честность, эмоциональная открытость передается его песням, которые так любят молодые воины Чингисхана, песням, которые начинают жить в народной памяти. Жизнь Джамухи не заканчивается смертью физического тела, порывистая душа андая возрождается в его песнях, задевающих сокровенные людские струны.

Историческое произведение Н. Лугинова насыщено вставными формами повествования, выполняющими в структуре произведения функции семантических узлов эстетического целого, из которых, как из клубка, разворачивается мотивная система романа. Так, образы легендарных Бодончара и Илдэгиса, на наш взгляд, могут генерировать в себе некоторые фрактальные свойства, когда сюжетное развитие их жизни вбирает в себя последующее художественное преломление сюжетных линий Чингисхана, и, по мнению автора, «своего другого» Джамухи.

Бодончор является первопредком знаменитого монгольского хана, именно через его образ даны наметки всего проблемно-тематического комплекса исторического произведения «По велению Чингисхана». Это и понимание необходимости объединения, к которому приходит молодой одинокий, беззащитный, оставленный своими братьями Бодончор; став уже зрелым, мудрым правителем легендарный предок Чингисхана сталкивается с проблемой ответственности перед своим народом, с опасностью отрыва от реальной действительности, подстерегающей любого хана, попадающего под влияние своего близкого окружения и т.д. В сюжетном развитии образа Бодончора можно увидеть последующее преломление жизненных путей Джамухи, который олицетворяет молодого, дерзкого Бодончора, тоже решившего выбрать личную, индивидуальную независимость, и Чингисхана, в чьем облике, мыслях проглядывает уже зрелый Бодончор, отягощенный нелегким грузом ответственности.

Илдэгис - арранский правитель, согласно средневековым источникам, был тюркского происхождения, и годы его правления, по мнению средневековых историков, тоже отличались миролюбием и спокойствием. По авторской версии, маленький Илдэгис бежал из родных степей от нищеты и опасностей, безраздельно царивших там, в надежде заслужить на чужбине почет и богатство. В этом своем стремлении к личной славе, служении только своим индивидуальным потребностям и желаниям, которыми одержим юный Илдэгис, мы можем узнать психологические черты Джамухи, для которого доминирование индивидуальных интересов является неоспоримым. Только на склоне своей жизни, достигнув желаемого, всемогущий правитель Аррана понимает, что власть и богатство сами по себе не могут принести счастья, без служения своему народу они теряют свою сущность. И здесь образ умудренного долгой жизнью бывшего раба, сумевшего подняться благодаря личным качествам, на вершину султаната, Илдэгиса коррелирует с образом Чингисхана, в котором доминирующим является как раз отеческая забота о своем Иле.

Эта цикличность, проявляемая на уровне образной системы, несет на себе функцию художественного отражения мифологического хронотопа, характеризующегося вечным круговоротом. Циклический хронотоп реализуется и на уровне мотивной системы исторического произведения: так, мотив вечного природного движения сквозит в мыслях Джэсэгэя, с вершины священной горы Хорхоноох оглядывающего окрестности; мотив беспрерывности мирового уклада сконцентрирован в повторяющейся фразе «последние станут первыми», и эта глобальная цикличность находит отражение на разных уровнях эстетического целого.

Мотивы, по мысли Я.В. Погребной, исследующей мифологические формы образности [9, c.150-153], дают объектную интерпретацию схемы мифопоэтического мышления, а наличие архетипических моделей отражает субъектный срез структуры мифа. К субъектному слою мифопоэтического относятся и мифемы, которые К. Леви-Стросс определяет как «слова слов» [10, c. 427], могущие кодировать в себе не только генетический мифологический сюжет, но и реализовывать парадигму последующих интерпретаций сюжетного героя. В культурологии такими сюжетообразующими именами выступают различные литературные образы, например, Эдип, Сизиф, Дон Жуан и т.д. Подобной сюжетной индивидуализацией наделяются и значительные исторические личности, среди которых образ Чингисхана занимает немаловажное место.

Таким образом, особенности мифопоэтического мышления существенным образом влияют на организацию персонажной системы современного исторического романа.

Литература

1. Зотов, С.Н.- http://czotov.ru/index.php?cat=75893

2. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста. - М.:Искусство, 1970. - 383 с.

3. Тамарченко, Н.Д. Литература как продукт деятельности: теоретическая поэтика //Теория литературы. В 2 т. Т. 1 - М.: Академия, 2008. - 512 с.

4. Мыреева, А.Н. Фольклорные традиции и развитие философской прозы в якутской литературе // Вестник Северо-Восточного Федерального университета им. М.К. Аммосова. - 2010. - Т.7, №4. - С. 115 -120.

5. Петров В.Т. Фольклорные традиции в якутской советской литературе. - М.: Наука, 1978. 6.Фрейденберг, О.М. Поэтика сюжета и жанра. - Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/Fren/18.php

7. Лугинов, Н. По велению Чингисхана: Кн.1 и 2. -М.: Советский писатель, 2001. - 608 с.

8. Там же.

9. Погребная, В.Я. О компонентах мифопоэтического и некоторых принципах их идентификации.// Филологические науки. Вопросы теории и практики.- 2013. - №4(22).Ч.1. - С.150-153. 10.Леви-Стросс, К. Структурная антропология. - М.,2001. -512 с.

Literature

1. Zotov S.N. -http://czotov.ru/index.php?cat=75893

2. LotmanYu.M. Fiction text structure.-M: Art, 1970.- 383 p.

3. Tamarchenko N.D. Literature as activity product: theoretical poetics./ Theory of literature. In 2 volums.V 1.- M.: Academy, 2008.- 512 p.

4. Myreeva A.N. Folklore traditions and development of philosophical prose in yakut literature.//Bulletin of North-East Federal University.- 2010.-V.7, n.4.115-120p.

5. Petrov V.T. Folklore traditions in yakut soviet literature.- M.: Science,1978.

6. Freydenberg O.M. Poetics of plot and genre. http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/Fren/18.php

7. Luginov N. On Chingiskhanwiil. Book 1, 2.- M.: Soviet's writer, 2001.-608 p.

8. The same.

9. PogrebnayaV.Ya. About myphopoetical components and some princips of their identification// Philological sciences .Theoretical and practical questions.2013.-n.4(22).P.1.-150-153 p.

10. Levy-Stross K. Structural anthropology.- M., 2001.- 512 p.

Размещено на Allbest.ru