Формы "тихого протеста" в рассказах писателя черкесского зарубежья М. Кумыка

Размещено на http://www.allbest.ru//

1

Размещено на http://www.allbest.ru//

Формы «тихого протеста» в рассказах писателя черкесского зарубежья м. Кумыка

Тимижев Хамиша Тарканович

доктор филологических наук, профессор, зав. отделом адыгской филологии Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН

Аннотация

В представленной статье рассматриваются место литературы адыгской диаспоры в истории и современном состоянии культуры арабского Востока и роль яркой творческой индивидуальности в эволюции художественного сознания черкесской эмиграции.

Ключевые слова: исламский традиционализм, литература черкесского зарубежья, искусство, культура восточных народов, психологизм, малые жанры, динамизм, критика, «деревенская» проза, протест.

Annotation

At this article examines the place of Adygian Diaspora's literature in history and modern condition of culture of Arabian East and the role of creative person in art confeshion's evolution of cherkessian emigration.

Keywords: islamic tradition, the literature cherkessian emigration, art, the culture of Eastern nations, psyhologism, little genres, dinamic, critic, «village» prose, confrontation.

В начале ХХI века арабский мир все еще оставался довольно многослойным и сложным, хотя отдельные страны избрали путь трансформации национальных атрибутов с реалиями современности или же приспособления новомодных явлений к традиционному образу жизни своих народов. Однако во многих государствах попрежнему главенствует культ религии ислама, сторонники которого настаивают на истинности утверждения, что у восточного человека есть особый подход к художественному самовыражению, к оценке художественной и литературной продукции. Это течение в искусстве, ставшее доминирующим особенно в последние десятилетия, оказали существенное влияние на восточную культуру, и разумеется, на литературу черкесского зарубежья.

Однако, как подтверждают наши исследования, ни западному модернизму, ни восточному традиционализму не удалось взять верх в борьбе за овладение умами людей. Им воспрепятствовали своим творчеством писатели прогрессивной, демократической направленности. Сюжеты, вызывающие «сочувствие к неудачнику жизни, и в целом художественный мир, базирующийся на принципе психоанализа» [1], не получили развития. Прогрессивные литераторы не допустили и распространения другого течения, заступающегося за одинокого героя, противопоставляющего себя общечеловеческим законам общежития.

Тем не менее, следует признать, что отдельные арабские писатели и художники черкесской диаспоры все еще находятся во власти иллюзий по поводу идиллической жизни, грядущей после завершения демократических преобразований. Они считают, что с обретением политической независимости, свержением монархической формы правления, должна наступить экономическая независимость и эра общественной гармонии. Таким образом, обходились вниманием социальные классовые противоречия. Сюжеты произведений писателей черкесской диаспоры (Кадир Натхо, Мамдух Кумык, Надия Хост, Сами Отар, Захра Омар (Апшацэ), Осман Челик (Хьэкуратэ) и др.) нарочито обтекаемы, в их произведениях сглажены реально существующие внутри общества разногласия, конфликты.

Писатели этой группы открыто изображают жизнь простого городского или деревенского труженика, сочувственно показывают бытие добропорядочного интеллигента, но их герои зачастую инфантильны и нерешительны. Они устали от ударов судьбы, и поэтому в трудной ситуации могут позволить себе «роптать на несправедливую жизнь» [2], но не искать выход. Таким образом, общественные проблемы уступают место узким темам, усиливается индивидуализм. Лидером этой группы литераторов является видный писатель черкесской диаспоры Мамдух Хасан Кумык (1940). Он первым из адыгов-мигрантов, не считая литераторов, родившихся и получивших образование на исторической родине, начал писать свои художественные произведения на кабардино-черкесском языке.

У адыгов (черкесов) на чужбине никогда не было заступничества в виде организованной политической силы. Эмигрантам дозволялось заниматься не более чем вопросами своей культуры. Единицы, смевшие переступить указанную черту, незамедлительно подвергались преследованиям властей. В конце концов, как пишет писатель, «почва, которую предки готовили для нас, чтобы было куда ступить потомкам, вспыхнула огнем, и погибли лучшие наши парни...» (рассказ «Страшнее огня»). Страшнее огня было то, что на чужбине «черкес сломался, впустил страх в свое сердце». Жизненные неурядицы, отнимающие силу и дух, утрата привычных устоев, обнищание деревень, несбывшиеся надежды людей, поселившихся в городе - вот главные темы художественных произведений М. Кумыка. Отчаявшийся человек хватается за любую соломинку, «но вместо спасения натыкается на новые шипы» [3]. Естественно, рождаются у него далеко не оптимистичные произведения, в которых много недосказанного.

В произведениях писателя, написанных в 70 - 90-х годах - больше пессимизма, сентиментальности. Вообще, тяготение черкесских авторов к описанию чувства своих персонажей ведет не к внешнему развитию конфликта, лежащего в основе сюжетов, а к нарастанию эмоционального движения. Еще в середине прошлого столетия черкесский поэт зарубежья Эргин Гунджер привнес в литературу эмиграции мысль «о старении черкесов вместе со временем», влияние которой на авторов диаспоры затянулось надолго. Лишь в 90-е годы в литературу пришли новые силы, которые сумели в истинном свете отобразить противоречивую действительность и взять курс на демократическое развитие.

В эти годы существенное развитие в литературе диаспоры приобрели публицистика, сатира, юмор, в особенности жанр рассказа. Жанр, отражающий глубинные закономерности жизни и образно воспроизводящий действительность в частном эпизоде, стал самым популярным у читателей. Этой малой формой, способной в одной картине отобразить сложные жизненные коллизии, успешно пользуется до сих пор и М. Кумык.

Произведения писателя выдержаны в традициях классической арабской прозы. Вместе с тем, необходимо выделить одну особенность его стиля. Общеизвестно, что жанр новеллы отличается динамизмом, остротой сюжета и неожиданной концовкой. Однако многие восточные писатели, в том числе и наши соплеменники Ч. Онер, О. Сейфеддин, X. Эдип, А. аль-Хамиси и др., стремясь придать этому жанру какую-то необычную окраску, иногда выносили в коротком прологе мораль, которую следует извлечь из дальнейшего прочтения. Этой манере следует и М. Кумык: в басне мораль идет в конце, а в его произведениях - в начале. В таком стиле написаны почти все его рассказы, попавшие в сборник «О чем поет речка» (1997).

М. Кумык для своих рассказов не придумывал разные истории - сюжетной основой его произведений стали подлинные картины жизни самого писателя. Правдивость, с которой он обращается к самым тяжелым эпизодам новейшей истории своего народа, делают его рассказы настоящим зеркалом эпохи. К концу 70-х годов уже «подросли и разлетелись кто куда мальчики, бегавшие вчера за машинами, которые привозили трупы убитых односельчан на войне. Замостили булыжником, залили асфальтом новую дорогу по центру села и перекрыли путь ручья к огороду Хажасхада. Теперь здесь и не огород, и не гумно. А ручей все еще течет через село. Интересно, о чем это он сегодня рассказывает?» [3].

О многом мог бы рассказать ручей. И этот рассказ был бы переполнен горечью и болью. В первую очередь он поведал бы о безвозвратно утерянной вековой ценности изгнанников, о завете отцов: «Земля, дождь и человек - вот на чем держится мир, помните об этом во все времена» (рассказ «Страшнее огня»).

Черкесы помнили и чтили завет отцов, но теперь надежда оставила их. Такова главная идея рассказа М. Кумыка «О чем поет речка». Герой повествования Хажасхад - человек, повидавший много на своем веку, однако «жизнь ему не опостылела и не наскучила. Правда, сердце порой прихватывает, но и с такой ношей он проживет, только бы слышать журчание ручья». Воспоминание и покой - вот что нужно для счастья старому человеку. Психологически тонко подмеченную черту характера героя, писатель художественно увязал с «журчанием ручья». За эту кроткую долю махаджира проливал кровь Хажасхад на чужой земле: «воевал в составе турецкой армии на Суэцком канале, служил во французском легионе». Да и теперь старый вояка чувствует в себе силы и идет записаться в солдаты - «сражаться с оккупантами». Писатель хорошо усвоил исконный закон черкеса: «если соседу грозит беда, спеши ему на помощь». Но теперь настал черед сына, которого Хажасхад и взрослым-то пока не считал. Герой размышляет: «Оно, конечно, неплохо, что парень не выбился из рядов своих сверстников и решил проявить себя. Но все бы лучше уйти ему, отцу: он и воевал, и повидать кое-что успел...» [3].

В рассказе из уст главного героя звучит еще одна важная мысль, раскрывающая ментальность черкесов. «Так повелось исстари, - говорит Хажасхад, - что черкесы воюют за чужие народы, служат им опорой, а в благодарность получают печаль, утраты, безнадежность» [3]. Эту мысль более обширно раскроют другие писатели диаспоры, такие как: М. Уйсал, Ч. Онер, О. Озбай, Я. Баг и другие, но она впервые так остро прозвучала у М. Кумыка. Черкесские юноши служат другим, завоевывают им государственность, укрепляют ее, а потом сами становятся лишними. Так и случилось с диаспорой Сирии. Тем временем безостановочно бурлит жизнь, а «неумолкающий ручей уносит времена и события».

При такой жизни эмигрантов писатель не обещает никакой неожиданности. Вот и прошла очередная арабо-израильская война, «походя, умыв горькими слезами маленькие черкесские села». Не вернулся с войны и сын Хажасхада. О его гибели никто толком рассказать не смог. Кто-то говорил, что воевал с ним близ села НажматСубух, «кто-то твердил, что видел его во время штурма Кахоша, а кто-то клялся, что он на его глазах, вслед за майором Джавадом Анзором, одним из первых взобрался на высоту Хазизиат». Старик, отчаявшись от всего этого, в конце концов, смирился и с такой утратой. «Мне бы хоть тело его увидеть и схоронить» - последнее желание адыга-эмигранта. Эта мысль «вышибла из глаз старика слезу».

Слезы - вот и вся доля черкеса на чужбине. В слезе Хажасхада, потерявшего сына, отражается протест писателя, хотя он еще довольно робкий. Недовольство итогом войны бродило в сердцах черкесов: «кровь, пролитая нашими детьми, оказалась напрасной». Но дальше слов горечи и обиды дело не идет - о сопротивлении, о борьбе нет и речи. Да и сам писатель ограничивается грустным умозаключением: «Все остались при своих словах и обидах, а начало войны и окончание ее в руках власть предержащих» [3].

Героем М. Кумыка свойственно пассивное неприятие окружающей действительности. Их попытки противопоставить высокие нравственно-духовные принципы народа господствующей в чужой стране морали терпят поражение. Конфликт между личностью и обществом не перерастает в активную борьбу. Такой человек как Хажасхад, порядочный, честный, обычно вынужден смириться с существующими несправедливостями, либо он погибнет физически или же нравственно. Писатель подводит своего героя к тому, чтобы он не пытал иллюзии. Однако это толкает его не к протесту, а к приспособлению к существующему порядку.

Причина такой нерешительности писателей диаспоры связана с государственным устройством стран Ближнего Востока. Художники слова в странах с монархическим или же полумонархическим режимом, каковыми до сих пор остаются еще Иордания, Ирак, Сирия, Иран и др., лишены права на свободомыслие. Черкесские писатели, проживающие в этих странах и не претендующие на поддержку какойнибудь серьезной общественной силы, и подавно лишены свободы «переступить черту». Поэтому у героев М. Кумыка и других талантливых писателей черкесского зарубежья «нет больше зерна на своих гумнах, и ручеек поменял свое русло» [3].

Такой же образ, как образ Хажасхада из рассказа «О чем поет речка», то есть маленького человека, лишенного свободы в мыслях и в жизни, встречается и в рассказах «Молчание и стыд», «Голос минувших времен», «Лик в зеркале», «Два письма», «Когда умолкают дети». В основе этих произведений большей частью лежат наболевшие общественные и морально-этические проблемы жизни черкесской эмиграции.

Рассказы М. Кумыка - не сказка, где добро неизбежно берет верх над злом. Сюжеты его произведений взяты из жизни, где всему есть место - жестокости, насилию, равнодушию, безразличию людей и т.д. Писатель сталкивает сильных со слабыми, имущих с неимущими. При этом он особо и не стремится показать их в действии, а хочет проникнуть в их психологию и таким образом увидеть то, что сближает этих героев - ощущение ими враждебности или же равнодушия общества. Автор призывает читателя сочувствовать учителю, которого волокут «в полицию за то, что он не добрым словом отозвался о торгашах и спекулянтах» (рассказ «Голоса минувших времен»). Он стыдится того, что не заступился за девушку, которую увезли, «кинув в машину подобно мешку» («Молчание и стыд»). Он жалеет девочку, чья семья после изгнания с Голанских высот осталась без пристанища на улицах Дамаска («Когда умолкают дети»). Он стремится открыть в своих героях новые грани духовного облика. Не идеализируя своих персонажей, писатель показывает, как, вопреки бедности и несчастьям, они сохраняют человеческое достоинство. Гуманизм черкесского писателя раскрывается в глубоком уважении к этим людям. М. Кумык нетерпим к проявлению социального зла. Он переносит пафос обличения на тех, кто наживается на страданиях простых людей.

Вместе с тем, как было уже отмечено, его герои - не борцы. Они привыкли к постоянным несчастьям и несправедливостям, сваливающимся на их головы одна за другой. Им ничего не остается кроме «тихого проглатывания всех бед и унижений. А подступят слезы - просто утирают их». А если попадется кто-то с характером, тот «сердито плюнет, да пойдет своей дорогой». Таков способ выражения протеста литературных героев М. Кумыка, созданных на почве жесткого жизненного реализма. Впрочем, это примета почти всех произведений 70-90-х годов, вышедших из-под пера и других писателей черкесской эмиграции. протест кумык писатель эмиграция

При этом рассказы М. Кумыка впечатляют правдивым изображением деревенской жизни. Реалистическое мастерство писателя сказалось также в том, что в его коротких произведениях отчетливо представлено социальное неравенство в деревне, созданы выразительные образы крестьян, сельской интеллигенции, представителей духовенства, спекулянтов и торгашей-жуликов, наживающих себе богатства на бедах людей. Все это, конечно, затушевывает субъективный вывод автора, пробуждает в читателе чувство протеста против зла и несправедливости, придавая тем самым произведениям социальное звучание. Поэтому именно такие произведения, на наш взгляд, и стали началом новой литературы черкесского зарубежья на пороге очередного витка истории.

Литература

Художественные традиции литератур Востока и современность. М.,

1985. С. 94. Кушхабиев А.В. Черкесская диаспора в арабских странах (XIX-ХХ вв.).

Нальчик, 1997. С. 150.

Размещено на Allbest.ru