Рецепция стихотворения А. Блока в рассказе В. Пелевина "Хрустальный мир"

Размещено на http://www.allbest.ru/

РЕЦЕПЦИЯ СТИХОТВОРЕНИЯ А. БЛОКА В РАССКАЗЕ В. ПЕЛЕВИНА «ХРУСТАЛЬНЫЙ МИР»

Т.Н. Маркова

Серебряный век отечественной культуры - предмет постоянной художественной рефлексии Виктора Пелевина. Внимательное чтение его произведений делает очевидным тот факт, что Блок в них упоминается едва ли не чаще, чем любимый писателем-постмодернистом Набоков. Так, героем романа «Чапаев и Пустота» становится прекрасно знакомый с творчеством Блока петербургский поэт начала XX в. Здесь упоминаются и поэма «Двенадцать», и драма «Балаганчик», и статья «Интеллигенция и революция», и доклад «О назначении поэта». Поклонницей поэзии Блока предстает и героиня романа «Священная книга оборотня», которая носит футболку с цитатой из «Скифов». Раздумывая над оформлением сайта знакомств, она вполне определенно выказывает свое (и авторское) отношение к поэзии Блока: «Может, залакировать классикой? Александром Блоком? <...> Нет, решила я, Блока ставить не стоит - его стихи очищают душу и будят в ней самое высокое. А если в клиенте проснется самое высокое, мы потеряем клиента, это знает любой маркетолог» Пелевин В. Священная книга оборотня. М., Эксмо, 2006. - C. 21.. Убедительным примером творческого диалога Виктора Пелевина с гениальным поэтом Серебряного века является рассказ «Хрустальный мир» Пелевин В. Хрустальный мир // Пелевин В. Желтая стрела. М., Вагриус. 2000. - С. 169-196..

«Блоковский» контекст в рассказе создают аллюзии к стихам, письмам и дневникам поэта, но главное - цитаты из его стихотворения 1904 г., начальные строки которого поставлены в эпиграф, а заключительные - в финал:

Я жалобной рукой сжимаю свой костыль.

Мой друг - влюблен в луну - живет ее обманом.

Вот третий на пути. О, милый друг мой, ты ль

В измятом картузе над взором оловянным?

И - трое мы бредем. Лежит пластами пыль

Все пусто - здесь и там - под зноем неустанным

Заборы - как гроба. В канавах преет гниль.

Все, все погребено в безлюдье окаянном.

Стучим. Печаль в домах. Покойники в гробах.

Мы робко шепчем в дверь: «Не умер - спит ваш близкий…»

Но старая, в чепце, наморщив лоб свой низкий,

Кричит: «Ступайте прочь! Не оскорбляйте прах!»

И дальше мы бредем. И видим в щели зданий

Старинную игру вечерних содроганий Блок А.А. Собр. соч.: в 8 т. / под ред. В.И. Орлова и др. - М.; Л: Худож. литература. - 1960-1963. - Т.2. -

С. 150..

«Это стихотворение, написанное 3 июля 1904 г., - читаем в статье Татьяны Спектор, - отражает подавленное настроение Блока в дни визита Белого в Шахматово, когда произошла первая, ещё неясная размолвка между поэтами» Спектор Т. «Хрустальный мир» Пелевина - диалог с Серебряным веком [Электронный ресурс] // Виктор Пелевин: сайт творчества. . Действительно, можно предположить, что одной из задач Виктора Пелевина было напомнить читателю популярный миф о «дружбе-вражде» Блока с Белым, включив его миф в символическую ткань своего рассказа. Не секрет, что поэты-символисты были убеждены в своем призвании защитить возлюбленную Россию от древнего демона, но не распознали демона в революции. Так и патрулирующие Шпалерную юнкера - герои рассказа «Хрустальный мир» - призванные, как богатыри-змееборцы, сразиться со злом, пропустили к Смольному замаскированного Ленина. Объединяя литературный миф с русскими былинами (неслучайно юнкера у Пелевина носят мифологические имена - Юрий Попович и Николай Муромцев), современный писатель таким способом размышляет об участии человека в мировой истории, его духовной миссии.

Но вернемся к стихотворению. Известно, что большинство произведений, написанных до конца 1903 года, представляют собой мистико-романтические откровения в духе Владимира Соловьёва с его идеей Вечной Женственности. 1904 год ознаменовался решительной переоценкой учения В. Соловьева. Блок начинает критически относиться к его мистицизму, с недоверием - к учению о преодолении смерти. Если год назад он писал Белому, что «боится утратить Соловьевские костыли», то теперь решительно расстается с ними. В стихотворении 1904 года «костыли», как тонко замечает Вадим Левенталь, выступают в качестве «метафоры безжизненной интеллектуальной конструкции, не имеющей отношения к реальности, в которой есть и смерть, и страдания» Левенталь В. Блок и Пелевин: диалог через столетие [Электронный ресурс] // Петербургский текст. - Вып. 223. . Таким образом, стихотворение Блока «Я жалобной рукой сжимаю свой костыль...» может быть понято и как поворот поэта от мистицизма к реальности. На новом этапе творческой эволюции для Александра Блока периода второго тома «трилогии вочеловечивания» принципиально важен вывод о том, что не только мистическая реальность, но и реальность как таковая настойчиво требуют его внимания.

Теперь обратимся к Виктору Пелевину, для которого Блок чрезвычайно важен не только как знаковая фигура эпохи, но в известном смысле как его учитель, преодолевающий свой мистицизм. Однако диалог современного прозаика с поэтом Серебряного века развивается в направлении, заданном новыми социальными и культурными реалиями.

На постсоветском литературном пространстве обозначился процесс, который можно назвать маргинализацией социальности. Оказавшееся в историческом промежутке поколение переживает разрыв целостности, выпадение из реальности, состояние, которое в психологии именуется когнитивным диссонансом. Проза Виктора Пелевина как раз и демонстрирует специфические способы преодоления такого кризисного состояния. Неприязнь его героев к политике и идеологии предопределяет их стремление вырваться из пут ложной, фальшивой реальности в другое измерение, из тесноты и абсурда социального существования выйти в сферу трансцендентного, обрести спасение в эзотерическом. Презрение к социальности достигает такой степени интенсивности, при которой самому акту бегства от невыносимо банального сообщается некий романтический оттенок. Отличительной чертой конструирования художественного мира Пелевина является повышенный интерес к измененным состояниям человеческого сознания (сон, транс, галлюцинации, иллюзии, фантазии, миражи) и вызывающим их факторам - психотропные препараты, спиритические сеансы, магические ритуалы, мистические учения.

Так, в рассказе «Хрустальный мир» звучат имена Д. Мережковского, П. Успенского, доктора Штейнера. Авторское представление о мире наиболее созвучно идеям автора «Заката Европы» Освальда Шпенглера. Суть этой близкой Пелевину теории немецкого философа определяется стадиальностью культурного развития (рождением - становлением - смертью), в процессе которого бытие предстает не в его космогонической силе, а в спонтанной бесконечности проявлений. В свете сказанного художественные реконструкции, производимые Пелевиным, с одной стороны, обнажают энтропийный характер бытия, с другой - ведут к признанию абсолютной ценности индивидуального эзотерического сознания, преодолевающего бессмысленность жизни через миф о вечном возрождении.

Действие в рассказе «Хрустальный мир» происходит в ночь с 24 на 25 октября 1917 года. Указание конкретной даты устанавливает связь между пелевинскими юнкерами и Октябрьской революцией. Увлечённые разговорами о смене культурных эпох и попеременным принятием кокаина и эфедрина два петербургских юнкера в конечном счете не выполняют приказ своего капитана никого не пропускать по Шпалерной в сторону Смольного, позволив подозрительным лицам пройти к штабу большевиков.

Одному из этих лиц Пелевин даёт знаковое имя известного финского большевика Эйно Райхья, поэтому читатель легко распознаёт других. В первом мы узнаём Владимира Ленина, потому что Пелевин использует его образ-клише: бородка, широкие скулы, прищуренный взгляд, картавость. В портретном описании второй - «седоватой женщины… оплывшей, словно мешок с крупой» Пелевин В. Хрустальный мир. - С. 186. - угадывается соратница и жена вождя Надежда Крупская. События в рассказе развиваются хаотично, реальность перемешивается с видениями и снами, но по Петру Успенскому, брошюра которого упоминается в произведении, все одинаково реально. Успенский утверждает, что многомерный и бесконечный мир есть одновременное существование многих миров. Людям, мыслящим линейно, кажется, что реален только тот мир, в котором проходит их физическое существование. На самом же деле все миры реальны и нереальны одномоментно, поэтому герои рассказа - не без помощи кокаина - перемещаются из одного мира в другой.

Так, задремавший в седле Николай видит множество незнакомых лиц, буддийский монастырь, ему грезится, что они с Юрой - два воина - «едут по берегу реки и вглядываются в черную тучу, ползущую с запада и уже закрывшую полнеба» Там же. - С. 177.. Заметим, что согласно фольклорной традиции, черная туча ассоциируется с приближающейся бедой, и Николай как будто бы о чем-то догадывается, но просыпается и снова возвращается на патрулируемую Шпалерную, чьи редкие горящие окна похожи на стены «той самой расщелины, за которой, если верить древнему поэту, расположен вход в ад» Там же.. Эта реминисценция отсылает нас к великому Данте: расщелина как бы разделяет пространство на два мира, и Россию нужно уберечь от падения в разрастающуюся трещину, за которой ад. Одновременно этот образ содержит явную перекличку с цитируемым в рассказе стихотворением Блока: «И видим в щели зданий старинную игру вечерних содроганий» Пелевин В. Хрустальный мир. - С. 196..

Впечатление параллельного существования двух миров Пелевин как опытный художник создает игрой света и тьмы. Так, ключевое слово «фонарь» в рассказе встречается более 10 раз. По контрасту со светом фонаря «темнота» и «туман» выступают в качестве сигналов промежуточного состояния. Темнота ночи, туман, фонарь отсылают нас к другому стихотворению Блока - «Ночь, улица, фонарь, аптека…». Как отдельный персонаж и в стихотворении Блока, и в рассказе Пелевина присутствует луна. У Блока читаем: «Мой друг - влюблен в луну - живет ее обманом» Блок А.А. Собр. соч. - Т. 2. - С. 150.. В рассказе Пелевина мы видим, что картина меняется всякий раз именно с появлением Луны. Один из юнкеров, не отрываясь, смотрит на нее, вдохновляется ею. В наркотическом возбуждении Юрий читает стихотворение Блока и полностью погружается в его настроение.

Его другу Николаю мерещится «огромный белый город, увенчанный тысячами золотых церковных головок, - город, как бы висящий в воздухе внутри огромного хрустального шара, и этот город - Николай знал это совершенно точно - был Россией, а они с Юрием, который во сне был не совсем Юрием, находились за его границей и сквозь клубы тумана мчались на конях навстречу какому-то чудовищу, в котором самым страшным была полная неясность его очертаний и размеров: это был бесформенный клуб пустоты, источающий ледяной холод» Пелевин В. Хрустальный мир. - С. 192.. Николай вдохновенно шепчет: «Мы защитим тебя, хрустальный мир» Там же.. Хрустальный мир - значит чистый, прозрачный, прекрасный, а еще - хрупкий, непрочный, нуждающийся в защите. Хрустальный мир - Россия Серебряного века, пребывающая на грани смерти. Неотвратимо приближается другое время, другие люди, которые приведут Россию к гибели. Всадники-юнкера с былинными фамилиями Попович и Муромцев защищают не только подступы к Смольному, они защищают Россию.

Блоковские реминисценции сообщают рассказу Пелевина дополнительные смыслы, вследствие чего картина петербургской ночи 24 октября 1917 г. предстает сразу в нескольких измерениях - событийном, интертекстуальном и эзотерическом. Напряжение создает эффект возможности выбора в эту ночь другого пути России, все детали в таком историческом ракурсе приобретают особую значимость. Если исходить из текста стихотворения Блока, то всадники ждут своего третьего друга - еще одного персонажа былины. Но «милый друг», третий на пути двух замерзших юнкеров, развлекающихся кокаином, одет в измятый картуз над застывшим оловянным взором (картуз мы видим на голове пролетария Эйно Райхья), и эти двое скачут навстречу жуткому мистическому чудовищу, каковым в рассказе предстает замаскированный Ленин в скрипучей инвалидной коляске.

Скрип и скрежет неизменно сопровождают все повествование: сначала это звук «железом по стеклу» - «словно Шпалерная была посыпана битым стеклом, и по ней медленно, с перерывами, вели огромным гвоздем» Пелевин В. Хрустальный мир. - С. 185., в конце рассказа снова хруст стекла под колесами тележки с лимонадом, в которой Райхья провозит Ленина в Смольный. Осколки разбитой витрины вызывают густой, противный хруст. И здесь прочитывается весьма неожиданное толкование словосочетания «хрустальный мир». Писатель прибегает к фонетическому способу, выделяя в слове корень «хруст»: «хр-р-рус-с-стальный» Там же. - С. 193.. Эта звуковая параллель вызывает отвращение у героя, желание заскрипеть в ответ зубами. Хруст стекла знаменует крушение прежнего мира, который Юра и Николай не смогли спасти. Заканчивается все очередной дозой кокаина и разговором о гибнущей культуре и новом человеческом типе у Стриндберга. Таким образом, семантика названия рассказа глубоко символична: в то время как герои рассуждают о гибели культуры и грядущем хаме, рушится их хрупкий, прекрасный Хрустальный мир.

В финале рассказа звучат заключительные строчки стихотворения Блока: «И дальше мы бредем. И видим в щели зданий Старинную игру вечерних содроганий» Там же. - С. 196.. Круг паратекстуальности замкнулся. Герои бредут дальше, в наркотическом опьянении они и не заметили краха Хрустального мира. Давняя, многовековая игра продолжается… Строки Блока полны символов, они зловещи, но в контексте рассказа Пелевина приобретают совсем другой - конкретно-исторический - смысл. Ирония в том, что герой рассказа, читающий стихотворение Блока о мистике и реальности, сам не видит, что происходит - ни в том плане, ни в другом. Мистическому опыту он не доверяет, а в реальности нарушает приказ, пропустив тележку с Лениным к Смольному.

В рассказе Пелевина стихотворение Блока подвергается деконструкции, десимволизации. Современный автор подробно описывает известную историческую ночь, намеренно соединяя тривиальное и эзотерическое, низменное и возвышенное, монструозное и поэтическое. В эту тревожную ночь при свете луны человек видит только ложь и чувствует себя обманутым. Затерянность людей в мире, их одиночество образуют особую атмосферу, в которой дух человека опечален. Печаль усугубляется картиной усиливающегося мрака. Повторение той же ночи, что и в стихотворении Блока, предсказывает наступающую опасность - конец Хрустального мира с его безысходностью и призрачностью - его реальную историческую развязку. пелевин рассказ стихотворение блок

Центральная мысль рассказа (важнейшая для понимания художественного мира современного прозаика) - мысль о неразличении физической, социальной и мистической реальности, поскольку и то и другое, по Пелевину, есть результат работы человеческого сознания. Вступая в диалог с Блоком, писатель-постмодернист соглашается с тезисом о равнозначности чувственного и сверхчувственного, но видит их равноценность в несущественности, говоря современным языком - виртуальности и того и другого. Если для Блока стихотворение «Я жалобной рукой сжимаю свой костыль» явилось вехой на пути от мистики к социальности, то в случае Пелевина вектор движения иной - от социальности в направлении крайнего солипсизма.

Размещено на Allbest.ru