Истоки "диалогичности" М.М. Бахтина: полифонический роман Ф.М. Достоевского

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 82-312.7

Челябинский государственный университет

Истоки «диалогичности» М.М. Бахтина: полифонический роман Ф.М. Достоевского

Ирина Вениаминовна Прихода

Диалогичность находится в точке пересечения исследовательских интересов многих гуманитарных наук, изучающих различные аспекты человеческой деятельности, так или иначе связанных с реальной коммуникацией. Психология, философия, педагогика, журналистика, лингвистика - вот неполный список дисциплин, изучающих явление диалогичности в своих научных областях. В современной лингвистике отмечается все возрастающий интерес к коммуникативным аспектам языка. В фокусе внимания находится художественная коммуникация. В современных исследованиях наблюдается тенденция активного изучения статуса речевых субъектов художественной коммуникации как носителей определённых смысловых позиций, выявления способов воздействия на адресата, рассмотрения особенностей актуализации диалогических связей в различных типах текста. Диалогичность любого текста проявляется как своеобразный настрой на некоего реципиента, как импульс, с самого начала определяющий принципы текстопостроения.

Научные изыскания и положения многих лингвистов (Ю. Кристевой, Н. О. Гучинской, О. П. Воробьевой, В. Шмида, И. В. Шалыгиной и др.) построены на идее диалогичности известного отечественного ученого, философа и филолога, Михаила Михайловича Бахтина.

Диалог по праву может считаться главным героем всего творчества М. М. Бахтина. речевой художественный бахтин текст

Феномену диалога Бахтин придает универсальное значение. Диалогические отношения людей - не просто «одно из» проявлений их бытия, а явление, пронизывающее всю человеческую речь (и сознание), все отношения и проявления человеческой жизни, всё, что имеет смысл и значение.

«Быть - значит общаться диалогически. Когда диалог кончается, все кончается. <...> Два голоса - минимум жизни, минимум бытия» [2, с. 45].

Важнейшей бытийной характеристикой, порождающей диалог, Бахтин считает вовсе не необходимость передать, получить и т.д. некие сведения (содержания), а потребность человека отнестись к человеку. Говорящий установлен именно на «активно ответное внимание». По этому принципу монолог вливается в диалог.

Например, в художественном мире Ф. М. Достоевского, как его понимал Бахтин, личность живет и проявляет себя только в диалогическом общении, отнесенности к другой личности; другая личность доступна пониманию только через «диалогическое проникновение в нее», через диалогическое общение [6, с. 193].

«Чужие сознания нельзя созерцать, анализировать, определять как объекты, как вещи, с ними можно только диалогически общаться. Думать о них - значит говорить с ними, иначе они тотчас же поворачивается своей объектной стороной: они замолкают, закрываются и застывают в завершенные объектные образы» [1, с. 55].

Бахтин считает, что самое существенное в человеке - его свобода, незавершенность, несовпадение с самим собой. Помимо того, что мы «объективно» видим в человеке, он постоянно имеет в себе какие-то возможности - то, что объективно не существует (желаемое, предполагаемое, воображаемое). Это скрыто от нашего взгляда и находится «внутри» человека. Поэтому он никогда не совпадает с тем, что он «уже» есть. «Пока человек жив, он живет тем, что еще не завершен и еще не сказал своего последнего слова». Потомуто «подлинная жизнь личности совершается как бы в точке этого несовпадения человека с самим собою, в точке выхода его за пределы всего, что он есть как вещное бытие, которое можно подсмотреть, определить и предсказать помимо его воли».

Бахтин отрицает безучастное познание личности и мира. Любой исследователь - «живой человек», подверженный своим пристрастиям и антипатиям, накрепко связанный со своим фактическим, единственным и неповторимым индивидуальным бытием. Претендовать на безучастное видение мира и другого человека можно лишь в абстракции, т.е. в отвлечении от того, что каждый из нас может видеть мир лишь своими собственными, человеческими, участными в мире глазами. «Никто не может занять нейтральной к я и другому позиции...». «...Даже богу, - замечает Бахтин, - надо было воплотиться, чтобы миловать, страдать и прощать, как бы сойти с отвлеченной точки зрения справедливости».

Понимание человеческой личности, как показывает Бахтин, возможно только благодаря диалогу. Человек изнутри самого себя не может ни понимать себя, ни даже стать собой. Мой дух изнутри себя не «видит» своих границ, не имеет образа себя. Только других я вижу как объекты - в целом и среди других объектов, т.е. вижу их границы, имею их образы. Сам для себя я не могу быть объектом. Я не вхожу в свой собственный кругозор… Только другие люди видят меня в целости. Чтобы охватить личность в целом, нужна позиция вненаходимости. Я вижу мир, вижу других в мире, но не себя в мире… Я вхожу в мир как главное действующее лицо, я вызываю у других удивление, восхищение, испуг, любовь, вижу у других выражение этих отношений ко мне, но себя не вижу. Мы ловим отражения нашей жизни в сознании других людей. Можно сказать, что другие дарят мне меня как нечто цельное и определенное [Там же, с. 67].

Такова диалогическая концепция бытия и познания личности. Бахтин развивает ее, опираясь на литературные произведения Ф. М. Достоевского, который, согласно Бахтину, является «величайшим новатором в области художественной формы».

Что же нового внес Достоевский в мир художественной прозы? На этот вопрос Бахтин отвечает в своей книге «Проблемы поэтики Достоевского».

Достоевский - автор не только принципиально новой формы романа, но и нового типа художественного мышления - полифонического мышления.

«Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною особенностью романов Достоевского. Не множество характеров и судеб в едином объективном мире в свете единого авторского сознания развертывается в его произведениях, но именно множественность равноправных сознаний с их мирами сочетается здесь, сохраняя свою неслиянность, в единство некоторого события» [2, с. 114].

Действительно, герои Достоевского не столько объекты авторской мысли, сколько субъекты своего собственного, значимого слова. Сознание героя дано как чужое, другое, не являющееся объектом авторского сознания. Слово героя о самом себе так же значимо и полновесно, как и слово автора. Ему принадлежит исключительная самостоятельность в структуре произведения, оно звучит как бы рядом с авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными голосами других героев.

Первая глава книги «Проблемы поэтики Достоевского» посвящена освещению вопроса полифонии в критической литературе. Это происходит на постоянном, наблюдаемом на протяжении всей книги, противопоставлении монологического типа романов существенно новому романному жанру Достоевского - полифоническому роману. «…Поэтому-то его творчество не укладывается ни в какие рамки, не подчиняется ни одной из тех историко-литературных схем, какие мы привыкли прилагать к явлениям европейского романа. В его произведениях появляется герой, голос которого построен так, как строится голос самого автора в романе обычного типа…» [Там же, с. 197]. И обычные сюжетно-прагматические связи, характерные для монологического произведения, здесь недостаточны: они предполагают объектные, завершенные образы героев в авторском замысле, в единстве монологически воспринятого и понятого мира, а не «...множество равноправных сознаний с их мирами…».

Критическая литература о Достоевском, столкнувшись с многоголосием и пытаясь разобраться в этом новом художественном мире, не нашла другого пути, как «монологизировать» этот мир, то есть рассмотреть принципиально новые явления под углом зрения «старых» принципов и критериев. Одни, по словам Бахтина, проигнорировав сам замысел автора, а именно множественность «неслиянных сознаний», пытались свести их в одно монологическое целое. Другие ошибочно понимали романы Достоевского как социальнопсихологические, воспринимая полноценные сознания героев как опредмеченные образы - «психики» в авторском замысле.

Однако, исследуя критическую литературу о Достоевском, Бахтин называет немало авторов, которым удалось преодолеть этот барьер «монологизации» и хоть не полностью, не глубоко, но увидеть истинную, полифоническую и глубоко диалогическую природу произведений Достоевского.

Впервые основную структурную особенность художественного мира Достоевского нащупал Вяч. Вс. Иванов. Он так видит принцип мировоззрения Достоевского - утвердить чужое «я» не как объект, а как другой субъект. Однако как этот принцип становится принципом художественного видения мира и художественного построения романа в целом, Вяч. Вс. Иванов не показал. И, несмотря на ряд ценных наблюдений, Иванов все же воспринимает роман Достоевского в рамках монологического типа. Он рассматривает основной принцип Достоевского - утверждать чужое «я» не как объект, а как субъект - как монологически сформулированное авторское мировоззрение, авторское сознание мира.

Сходно с Ивановым определяет основную особенность Достоевского и С. Аскольдов. Но и он остается в пределах монологизованного религиозно-этического мировоззрения Достоевского и монологически воспринятого содержания его произведений. Аскольдов правильно понял, что основное у Достоевского - совершенно новое видение и изображение внутреннего человека, а, следовательно, и связующего внутренних людей события, но перенес свое объяснение этого в плоскость мировоззрения автора и в плоскость психологии героев [Там же, с. 47].

К той же особенности, но с позиции художественного построения романа подходит Л. Гроссман. Он отмечает нарушение органического единства материала, требуемого обычным каноном, соединение «разнороднейших и несовместимейших» элементов в единстве романной конструкции, нарушение единой и цельной ткани повествования - и это для него основная особенность поэтики Достоевского. И, действительно, с точки зрения монологического понимания стиля роман Достоевского «многостилен или бесстилен», а с точки зрения понимания монологического тона - «многоакцентен и ценностно противоречив». На самом деле, «…несовместимейшие элементы материала Достоевского распределены между несколькими мирами и несколькими полноправными сознаниями, они даны не в одном кругозоре, а в нескольких полных и равноценных кругозорах, и не материал непосредственно, но эти мифы, эти сознания с их кругозорами сочетаются в высшее единство, так сказать, второго порядка, в единство полифонического романа» [Там же, с. 202].

Каждое мнение у него действительно становится живым существом и неотрешимо от воплощенного человеческого голоса.

Роман строится не как целое одного сознания, объектно принявшего в себя другие сознания, но как целое взаимодействия нескольких сознаний, из которых ни одно не стало до конца объектом другого.

На множественность одинаково авторитетных идеологических позиций и на крайнюю разнородность материала указывает как на основную особенность романов Достоевского и Отто Каус в своей книге «Достоевский и его судьба». Вот как характеризует Каус эту исключительную многосторонность и многопланность Достоевского: «Достоевский - это такой хозяин дома, который отлично уживается с самыми пестрыми гостями, способен овладеть вниманием самого разношерстного общества и умеет держать всех в одинаковом напряжении…» [Там же, с. 234].

Исходя из данного сравнения, Каус и Бахтин объясняют саму природу возникновения полифонического романа - эпоха, капиталистическая эпоха, когда капитализм, особенно в России, застал нетронутым многообразие социальных миров и групп. Достоевский был субъективно причастен к этой противоречивой многопланности своего времени.

Полифонический роман Достоевского диалогичен. Но речь идет не об обычной диалогической форме подачи материала в его монологическом восприятии, а именно о «диалогичности», которой пропитан весь роман, каждое слово. Действительно, существенная диалогичность Достоевского вовсе не исчерпывается теми внешними, композиционно выраженными диалогами, которые ведут его герои. Между всеми элементами романной структуры существуют диалогические отношения - явление гораздо более широкое, чем отношения между репликами композиционно выраженного диалога, это - почти универсальное явление, пронизывающее всю человеческую речь и все отношения и проявления человеческой жизни, вообще все, что имеет смысл и значение.

Достоевский сумел прослушать диалогические отношения повсюду, где начинается сознание, там для него начинается диалог. Поэтому все отношения внешних и внутренних частей и элементов романа носят у него диалогический характер, и целое романа он строил как «большой диалог». Внутри этого «большого диалога» звучали, освещая и сгущая его, композиционно выраженные диалоги героев, и, наконец, диалог уходит внутрь, в каждое слово романа, делая его двуголосым, в каждый жест, в каждое мимическое движение лица героя, делая его перебойным и надрывным; это уже «микродиалог», определяющий особенности словесного стиля Достоевского [Там же, с. 123] .

Список литературы

1. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности. М.: Искусство, 1979. С. 7-180.

2. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Худ. лит., 1972. С. 434.

3. Бочаров А. Б. М. М. Бахтин: от филологии к философии, от металингвистики (метариторики) к философии языка [Электронный ресурс]. URL: http://anthropology.ru/ru/texts/bocharov/ruseur_07.html (дата обращения: 17.02.2011).

4. Демидов А. Б. Феномены человеческого бытия [Электронный ресурс]. URL: http://psylib.org.ua/books/demid01/ index.htm (дата обращения: 17.02.2011). 238 Издательство «Грамота» www.gramota.net

5. Казаков А. А. К проблеме целого полифонического романа // Диалог. Карнавал. Хронотоп. М., 2001. № 2. С. 4-58.

6. Шалыгина И. В. Теоретические и технологические ориентиры развития диалогичности педагогического мышления // Вестник российского гуманитарного научного фонда. 2000. № 1. С. 191-195.

Размещено на Allbest.ru