Об особенностях образа сумасшедшего дома в прозе Л.Н. Андреева

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 821.161.1

Об особенностях образа сумасшедшего дома в прозе Л.Н. Андреева

Назаров Иван Александрович,

к. филол.н.ГБУК г. Москвы «Музей М. А. Булгакова»

В статье рассматриваются различные интерпретации образа сумасшедшего дома в русской литературе на примере прозы Леонида Николаевича Андреева. Опираясь на опыт А. И. Герцена, Н. С. Лескова, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Э. По, писатель обращается к социально-философскому осмыслению темы безумия. Пространство сумасшедшего дома в произведениях Л. Н. Андреева становится местом прозрения героев, выступает в качестве модели социума, является иллюстрацией к вопросу о границе между нормой и безумием. безумие андреев проза

Ключевые слова и фразы: феномен безумия; образ сумасшедшего дома; Л. Н. Андреев; Серебряный век; образ врача.

The article discusses various interpretations of the image of madhouse in Russian literature by the example of Leonid Nikolaevich Andreyev's prose. Basing on A. I. Herzen's, N. S. Leskov's, M. Ye. Saltykov-Shchedrin's, E. Poe's experience the writer refers to the social-philosophical reflection of the theme of madness. The space of madhouse in L. N. Andreyev's works becomes a place of the characters' insight, serves as a model of society, as an illustration for the issue of border between normality and madness.

Key words and phrases:phenomenon of madness; image of madhouse; L. N. Andreyev; Silver Age; image of doctor.

Мотив безумия является одним из основополагающих в творчестве Л. Н. Андреева. В произведениях писателя прослеживается интерес к пограничным состояниям человеческой психики, символической фигуре героя-безумца, философской интерпретации «безумия мира». Оригинальным воплощением темы безумия становится образ сумасшедшего дома, встречающийся во многих произведениях Л. Н. Андреева.

Анализируя тему безумия на примере творчества Н. М. Карамзина, А. С.Пушкина, Н. В. Гоголя и А. П. Чехова, Л. А. Сапченко делает вывод о значимости образа сумасшедшего дома в русской литературе XVIII-XIX веков [8]. Одной из главных особенностей темы сумасшествия в отечественной литературе являетсяее интерпретация в социально-философском аспекте. А. И.Герцен («Доктор Крупов», «Поврежденный») задается вопросом о безумии человечества; герои произведений Н.С. Лескова («Смех и горе», «Заячий ремиз.Наблюдения, опыты и приключения Оноприя Перегуда из Перегудов»), оказавшись в сумасшедшем доме, осознают абсурдность устоев социума; М. Е. Салтыков-Щедрин («В доме умалишенных») максимально приближает обитателей клиники к обществу; Э.По («Система доктора Смоля и профессора Перро») обращается к вопросу о границе между нормой и безумием.

Герой рассказа Л. Н. Андреева «Мысль» доктор Керженцев задумывает убить своего друга и симулировать сумасшествие, чтобы избежать наказания. Совершив преступление, протагонист оказывается в психиатрической клинике, где подвергается экспертизе. Мотив безумия развивается в рассказе в контексте оппозиции «врач - пациент». Переход героя из категории врача в категорию пациента отмечен в творчестве различных художников: А. П. Чехова («Палата № 6»), М. П. Арцыбашева («Смех»), М. А. Булгакова («Морфий»).Л.Н. Андреев акцентирует внимание на соседях Керженцева (безумец, подражающий зверю, и помешавшийся актер), в которых герой узнает проявления своего «я». Соседи являются своеобразными двойниками протагониста и символизируют крайние стороны внутреннего мира Керженцева - животное начало и склонность к театральному поведению. «Зеркалом» героя становится и сиделка Маша (сумасшедшая, по мысли Керженцева), способная «отражать на своем лице выражение всех других лиц» [2, т. 1, с. 396].

Будучи врачом, Керженцев приходит к выводу о неизученности человеческой психики. Сначала герой приводит психиатрам аргументы, подтверждающие свой душевный недуг, а затем последовательно опровергает сказанное. Навязчивая мысль о собственном безумии, считает Керженцев, может посетить каждого человека, что выражается в метафоре: «Вы пили молоко и думали, что оно цельное, пока кто-то не сказал, что оно смешано с водой. Икончено - нет более цельного молока» [Там же, с. 418]. Н. В. Вавулин пишет, что грань между нормой и безумием отсутствует, поскольку состояние помешательства свойственно каждому индивиду в «виде скрытой (потенциальной) силы» [3, с. 68]. Значимым для Керженцева является факт внешней оценки безумия. М. Фуко подчеркивает, что статус безумца определяется «лишь в пространстве внешнего мира; определяющее для него соотношение с другими через последовательность объективных сопоставлений являет его всего, целиком, взору разумного субъекта» [9, с. 219]. Преимуществом психиатров герой считает их расположение вне больничной палаты и предлагает поменяться местами с представителем внешнего мира, профессором Држембицким, которого также можно рассматривать как одного из двойников протагониста.

Комментируя рассказ «Красный смех», Л. Н. Андреев писал: «Сумасшедший доктор мне кажется лучшим местом рассказа» [6, с. 245]. Символом утраты грани между нормой и безумием для доктора становится сцена драки в клинике - «они дрались, как здоровые. Понимаете, как здоровые!» [2, т. 2, с. 41]. Во время диалога сгероем врач встает на руки и обращает к собеседнику «странный перевернутый взгляд» [Там же, с. 42],чтосимволизирует безумное, «перевернутое» мировосприятие. Доктор рисует модель «безумного мира», вкотором сумасшедший дом становится прообразом нового Отечества, а умалишенными объявляют тех, ктоне утратил рассудка. Представлением о безумии как о новом типе нормы проникнута публицистика Л.Н. Андреева, посвященная октябрьскому перевороту 1917 года. В статье«S.O.S.» Россия представлена вобразе огромного сумасшедшего дома, где врачи и пациенты поменялись местами. Символ перемен автор видит в появлении безумца нового типа - «человека, лишённого зрения и слуха, памяти и сознания, разума иволи, человека, страдающего нравственным умопомешательством, грязного и тупого» [1, с. 163].

Опираясь на опыт М. Е. Салтыкова-Щедрина и Э. По, в рассказе «Призраки» Л. Н. Андреев обращается ктеме органического сосуществования нормы и безумия, что показано на примере сопоставления сумасшедшего дома и ресторана «Вавилон». Пациенты в рассказе приближены к здоровым людям; пространство дома умалишенных проникнуто домашней атмосферой: клиника похожа на дачу, больные одеты по-домашнему, катаются на коньках, задумываются о проведении товарищеских судов. Однако внешний вид героев - иллюзия, скрывающая душевную болезнь. Когда с кем-нибудь из больных случается припадок, то остальные как «заведенные куклы, которых сразу пустили в ход, начинали беспокойно расхаживать по своим комнатам, размахивать руками и громко болтать всякий бред» [2, т. 2, с. 75].

Действительность в восприятии каждого из героев представляет особый мир: Померанцев стремится к подвигу, Петров прячется от невидимых врагов, безымянный герой одержим идеей открытия дверей (Л. А. Иезуитова определяет в поведении безумцев три основных типа мировосприятия: романтико-оптимистический, пессимистический и бунтарско-героический [4]). В одном из писем Л. Н. Андреев пояснял, что счастливый в безумии Померанцев и охваченный манией преследования Петров держат «руль жизни в равновесии» [2, т. 2, с. 256]. Индивидуальность мировосприятия пациентов создает определенную гармонию в пространстве сумасшедшего дома, символом которой становится окно из разноцветных стеколв одной из комнат лечебницы.

Посетителей ресторана Л. Н. Андреев изображает похожими на пациентов: они говорят, слушая только себя, склонны к экспрессивному поведению. Атмосфера ресторана становится для завсегдатаев добровольным безумием, ощущая которое, они на короткое время чувствуют свободу и предаются мечтам. Однако «Вавилон» является мнимым спасением: тот, кто осознает это, погибает или лишается рассудка. Ложность данного пути подчеркивается в символическом названии ресторана. Анализируя особенности хронотопа рассказа, И. И. Московкина делает вывод об изоморфности ресторана и лечебницы: «Разница между обитателями этих миров относительна - все они по-своему поражены тихим сумасшествием» [7, с. 133]. По мысли писателя, в жизни каждого человека находится место безумию, странностям поведения, зависящим от личного мировосприятия, что подчеркивается в философском вопросе Померанцева: «странности, но кто из людей не имеет их?» [2, т. 2, с. 89].

Безумие как иное мировосприятие становится темой одного из нереализованных замыслов писателя. Вписьме к А. А. Измайлову автор размышляет о фабуле рассказа: «А не представляете Вы себе такого случая (я намерен воспользоваться им для рассказа): сумасшедшие, находящиеся в больнице, внимательно наблюдают врача, в его поступках и способе мыслить находят резкое несоответствие со своими, искренне хохочут, когда доктор вдруг идет через дверь, а не лезет через окно или трубу -и приходят к выводу, что онсумасшедший. Довольно занятнаякомбинация, которая и в жизни, несмотря на свой патологический характер, встречается чаще, чем можно подумать!» [Цит. по: 5, с. 55].

В романе «Дневник Сатаны» вочеловечившийся герой обращает внимание на бедность человеческого языка, его неспособность выражать мысли и чувства. Мотив невыразимости мысли, характерный для писателейXIX века, связан в произведении с темой сумасшествия - настоящими философами и мыслителями, по мнению Сатаны, являются те, кто попытался обратиться к невыразимому, познал истину и впоследствии оказался вдоме умалишенных: «необыкновенное на языке твоего ворчания невыразимо. Если не веришь Мне, сходи вближайший сумасшедший дом и послушай тех: они все познали что-то и хотели выразить его» [2, т. 6, с. 123].

Состояние безумия в сознании героя связано с железнодорожной катастрофой:«Ты слышишь, как шипят и вертят в воздухе колесами эти свалившиеся паровозы, ты замечаешь, скаким трудом они удерживают наместе разбегающиеся черты своих изумленных и пораженных лиц?» [Там же]. Образ поезда занимает втворчестве Л. Н. Андреева особое место - он обладает автобиографическими чертами («Весной», «Младость»), символизирует стремительность течения жизни («Исповедь умирающего», «Рассказ о Сергее Петровиче», «Два письма»). Перевернувшийся поезд, соотносимый героем с судьбой безумцев, подразумевает внутреннийнадлом, определяющий дальнейшую жизнь как иллюзию движения («вертят в воздухе колесами»), пребывание вне бытия (вне проложенных рельс); образ сумасшедшего дома становится прообразом одной из возможных (конечных) остановок в жизни человека.

Таким образом, пространство сумасшедшего дома получает различноеосмысление в творчестве Л. Н. Андреева. Опираясь на опыт писателей-классиков XIX века (А. И. Герцен, Н. С. Лесков, А. П. Чехов, Э. По),авторобращается к социально-философскому осмыслению темы безумия. Образ сумасшедшего дома в творчестве Л. Н. Андреева становится пространством, где герои прозревают, рассматривается в контексте вопроса огранице между безумием и нормой, иллюстрирует проблему «безумия мира» как символ утраты нормы.

Список литературы

1. Андреев Л. Н.«Верните Россию!»: сборник / сост. И. Г. Андреевой, послесл. и коммент. В. Н. Чувакова. М.: Московскийрабочий, 1994. 268 с.

2. Андреев Л. Н.Собрание сочинений: в 6-ти т. М.: Худож. лит., 1990.

3. Вавулин Н. В.Безумие, его смысл и ценность: психологические очерки. СПб.: Тип. Ф. Вайсберга и П. Гершунина, 1913. 224 с.

4. Иезуитова Л. А.Леонид Андреев и литература Серебряного века: избранные труды. СПб.: ИД «Петрополис», 2010. 738 с.

5. Козьменко М. В.Рассказ Леонида Андреева «Проклятие зверя»: символико-культурный и экзистенциальный аспекты //Известия РАН. Серия литературы и языка. 2012. Т. 71. № 1. С. 52-57.

6. Максим Горький и Леонид Андреев: неизданная переписка/ Институт мировой литературы им.А. М. Горького АН СССР; ред.: И. И. Анисимов (гл. ред.), Д. Д. Благой, А. С. Бушмин и др. М.: Наука, 1965. 630 с.

86 Издательство «Грамота» www.gramota.net

7. Московкина И. И.Между «PRO» и «CONTRA»: координаты художественного мира Леонида Андреева. Харьков: Харьков. нац. ун-т им. В. Н. Каразина, 2005. 287 с.

8. Сапченко Л. А.Сумасшедший дом в произведениях русской литературы: от Карамзина - к Чехову // Вопросы литературы. 2002. № 11/12. C. 342-356.

9. Фуко М.История безумия в классическую эпоху / пер. с фр. И. К. Стаф. М.: АСТ; АСТ МОСКВА, 2010. 698 с.

Размещено на Allbest.ru