Стилевое своеобразие художественно-документальных путевых повестей Н.П. Балаева

Размещено на http://www.allbest.ru/

Стилевое своеобразие художественно-документальных путевых повестей Н.П. Балаева

Художественная проза северо-восточного региона России имеет давнюю историю, традиции, прославленных авторов, чьи имена и по сей день вызывают неизменный интерес у исследователей. На фоне таких крупных прозаиков как, например, В. Тан-Богораз, Ю. Рытхэу, Н. Шундик или В. Шаламов, Е. Гинзбург личности других, менее знаменитых, но даровитых, талантливых, остаются в тени, порой даже безвестности. В число таких малоизученных художников можно включить и Н. П. Балаева, о котором можно найти лишь несколько небольших работ (см., например: [3-4]). А между тем перед нами писатель, посвятивший жизнь и творчество сохранению хрупкой природы региона, человек, чья беззаветная любовь к северной земле затмевала всё его литературное тщеславие. Его лучшие произведения - «Туманная страна Паляваам» (1976), «Солнечные птицы» (1987), «Бурый призрак Чукотки» (1988) - посвящены изображению неповторимой красоты первозданного мира Севера, наполнены тревогой за его будущее. Автор стремится не просто увлечь читателя острым приключенческим сюжетом, но и приобщить его к постижению увлекательных тайн суровой земли, призывает беречь эти открытия. При этом он проявляет себя как одаренный художник, отличающийся яркостью и самобытностью своего стиля.

Поздние повести Н. Балаева «Солнечные птицы» и «Бурый призрак Чукотки» обладают основными признаками документальной путевой прозы. Ведущим в них является мотив дороги и открытий, имеющих отчётливый научный интерес, направленных на постижение загадок северной природы. В «Солнечных птицах» это поиски таинственных птиц, не улетающих зимовать на юг, а впадающих в спячку до первых лучей весеннего солнца. В «Буром призраке Чукотки» - стремление разгадать сущность необычного явления: многочисленных столкновений людей с огромным бурым существом, на поверку оказавшимся не легендарным Кадьяком (чудовищной величины бурым хозяином тайги), а обыкновенным белым медведем, Умкой, случайно вымазавшимся в красных болотах, воды которых богаты железом. Повествование Н. Балаева содержит некоторые научные сведения, такие, например, как размышление об оптических искажениях лучей света в тумане, «превращающих» обыкновенного евражку в «древнего ящера», или рассказы об образе жизни северных животных - волков, медведей, обитателей моря, птиц.

Особую атмосферу придаёт северным повестям глубоко взволнованный, полный любви и нежности к природе голос автора. Повествователь искренне недоумевает и негодует по поводу бездушного отношения некоторых современников к Северу и его обитателям, рассказывает о своих изысканиях, научных открытиях, делится с читателем соображениями о происходящем. Прозаик выступает своеобразным исследователемнатуралистом, знатоком северной природы. Подчёркивает очерковый характер произведений Н. Балаева и кое-где прорывающаяся открытая публицистичность, порой наполняющая размышления рассказчика гневным обличительным пафосом. Так, например, автор пишет о стоянке современных охотниковлюбителей: «…Типичное стойбище людей, что не удовлетворяются высокими северными заработками, а ещё торгуют по приискам награбленными “дарами” природы. Варвары….» [1, с 108]. Автор стремится быть максимально объективным, однако и в его интонации иногда «прорываются» трепетные ноты. В финале каждого произведения звучит некоторое сожаление о том, что разгадка того или иного секрета найдена, и приходится расставаться с легендой. И всё же герои не теряют надежду на новые приключения: «Хорошая страна. Тут, наверное, ещё есть всякие тайны. - Да весь белый свет сделан из сплошных тайн, - кивнула жена. - Очень хороший этот белый свет, - сказал сын» [Там же, с. 120].

Документальный характер прозы писателя проявляется в наличии реальных географических обозначений (сопки Эльгыквыннакай, Левтыпильгин в «Солнечных птицах», залив Гусиных Страстей, река Выроттымкинвеем, озеро Вальхырыппын в «Буром призраке Чукотки»), в этнографических описаниях быта коренного населения региона - рациона, устройства жилища-яранги, некоторых любопытных подробностей ведения хозяйства. Особый экзотический колорит повествованию Н. Балаева придаёт своеобразный приём, унаследованный от корифеев северной прозы Т. Сёмушкина и В. Леонтьева: употребление чукотского наименования того или иного объекта или явления и примыкающего к этому обозначению русского «перевода»: «нэнэкэй, ребёнок», «оммай… куча», «Кайпчекальгин, крохотные птицы», «ным-ным, человеческое поселение» и т.п. В отличие от предшественников, писатель делает этот приём неизменным, устойчивым, тем самым расширяя языковое пространство произведений и усиливая их познавательный характер.

Однако документальность повестей северного прозаика не лишает их особого поэтического наполнения. По словам теоретика литературы, «очерковый принцип построения… нисколько не умаляет художественной высоты и значительности произведений и может стать жанровой формой в созданиях самого высокого словесного искусства» [2, с. 253]. В своей прозе Н. Балаев выступает и учёным-натуралистом, и художником, воспевающим романтическую красоту сурового мира, человеком, искренне восхищённым и удивлённым необычными и прекрасными проявлениями жизни Дальнего Севера.

Особенно многогранно поэтический талант Н. Балаева проявился в наполненных особым очарованием и в то же время реалистически выверенных северных пейзажах. Они точны и очень выразительны. Как правило, каждая зарисовка природы «выстроена» посредством двух-трёх конкретных образов, составляющих своеобразный «передний план» описания. Этим словесные картины Балаева напоминают живописные полотна. Так, почти в самом начале повести «Бурый призрак Чукотки» главными пейзажными «персонажами» становятся дремлющие льды, «лучи-облака», «голосистый» ветер [1, с. 33]. Вокруг них развивается фантасмагорическое действо света и звука, наблюдаемое к тому же не человеком, а животным - белым медведем. Система ёмких, точных эпитетов, метафор-сравнений и олицетворений («льды дремали в тишине и покое, заливая глаза отражёнными сверкающими потоками света», «по бледно-голубому небу веером протянулись тонкие белые лучи», «басовитый гул» ветра, его «голос» [Там же, с. 33-34] и т.п.) создаёт впечатление деятельной, активной жизни, казалось бы, мёртвого ледового мира, причём жизни, находящейся в полной гармонии со всеми существами Севера, в том числе и такими как Умка.

Н. Балаев стремится всячески подчеркнуть неразрывную связь явлений неорганических и органических, движущихся и застывших. Земля, вода, воздух, растения, животные, человек - всё в художественном сознании писателя равноправно и самоценно. Именно поэтому он наделяет своих персонажей-животных ощущениями и помыслами поистине человеческими и порой «рисует» свои пейзажные зарисовки, отталкиваясь от восприятия зверя. Не случайно, что одна из самых великолепных и величественных картин повести «Бурый призрак Чукотки» - описание ночного полярного неба и северного сияния - даётся как возрождающее, побуждающее к жизни видение белого медведя, поистине заворожённого и очарованного чудесным зрелищем: «Он открыл глаза и увидел не усыпанное звёздами тёмно-синее небо, а далеко-далеко повисший над горизонтом глубокий чёрный провал. Незримые нити, сочившиеся из той бездны, подняли Умку. И в миг, когда он встал, чёрная пустота вспыхнула сверкающим зелёным сиянием. Из неё взвились огромные светлые столбы, раскинули прозрачные полотна, и над далёким северным краем тундровой пустыни, разбрасывая путеводные нити магнитных волн, зарокотала музыка первого предзимнего полярного сияния. Она завладела сознанием Умки и властно повлекла к далёкой родине, указывая путь и вселяя надежду» [Там же, с. 34].

Доминирующие образы этой картины - «глубокий чёрный провал», путеводные «незримые нити», столбы и полотна сияния - подчёркивают философическую мысль автора об извечной связи таинственного космоса со всем живым на Земле. Именно космические «нити» мироздания возродили в умирающем, обессиленном живом существе новые силы, волю к жизни.

Излюбленные пейзажи Н. Балаева - водные и небесные - часто насыщены богатой цветовой палитрой. При этом автор отдаёт предпочтение цветам сияющим, переходящим в свет. Так описываются сверкающие льды и сполохи северного сияния в «Буром призраке Чукотки». Так же рисуется картина освещённого Луной неба в «Солнечных птицах»: здесь и «широкий жёлтый столб света», и «многоцветные дуги», и «яркие красные полосы», за которыми «следовали оранжевые и жёлтые». Все эти «цветные треугольники», истекающие «жёлтыми конусами», образуют «призрачный свет», заливающий окрестное пространство. А в некоторых пейзажах писателя привлекают особое внимание точные и ёмкие «световые» глаголы и глагольные формы, вкупе с меткими метафорами придающие особую динамику описанию: «Под густым синим небом… светились розовые зубья отдалённых гор. Над головой Скрипучки короной сиял ковш Большой Медведицы и мерцала на звёздных подвесках Полярная звезда. К югу небо светлело, размывалось и стекало в полыхавший на горизонте малиновый рассветный пожар жёлтыми потоками…» [Там же, с. 72].

Цветовая палитра в описаниях Н. Балаева порой гармонично дополняется звуковой гаммой, что придаёт пейзажам синтетичность, универсальность. При этом художник преподносит звуки природы как некое музыкальное произведение, гармоничную симфонию природы и даже самого мироздания: «Сознание Умки целительно уколол лучик недвижно и вечно висящей над головами Унпэнер, Путеводной Звезды. Он поправил неведомые нам разладившиеся струны, провёл по ним длинным волновым смычком, и в голове зверя зазвучал древний знакомый мотив, изначально бродящий среди льдов Анкы, Великого Северного океана. Заскрипели льды, завизжали в ломаных громадах порывы ветра, зашуршала позёмка…» [Там же, с. 34]. Неизменная меткость и точность глагольного ряда отрывка придаёт картинам Н. Балаева своё наполнение: порой романтическую возвышенную экспрессию, порой щемящий лиризм. Перед нами, без сомнения, пейзажи одарённого живописца, имеющие оригинальное исполнение, особые атмосферу и настроение. Можно заключить, что в основе большинства произведений автора остаётся доминирующим, ключевым яркий образ природы региона - суровой, порой жестокой, и всё же прекрасной, наполненной чудесными явлениями. Эти её особенности и попытался достоверно и талантливо передать северный прозаик.

художественный документальный повесть

Список литературы

1.Балаев Н. Бурый призрак Чукотки. Повести, рассказы. М.: Молодая гвардия, 1991. 176 с.

2.Поспелов Г. Н. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1978. 351 с.

3.Юрина М. А. Путевые повести Н. Балаева в контексте традиций лирико-документальной прозы Северо-Востока России // Вестник Северо-Восточного государственного университета. 2011. № 16. С. 93-95.

4.Юрина М. А. Путевые повести Н. Балаева в контексте традиций русской природоведческой прозы ХХ века // Вестник Северо-Восточного государственного университета. 2013. № 19. С. 64-66.

Размещено на Allbest.ru