Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Метафорическое сближение растения и человека в произведениях А. Блока

Образ растительной реалии существует в сознании человека и отражает представления носителя русского языка о номинируемом объекте. Информацию о представлениях носителя языка относительно номинируемой им действительности несёт элемент кода. С целью обнаружения мотива, объясняющего причину их ассоциирования друг с другом, а также для того, чтобы извлечь эту информацию приходится прибегнуть к сопоставлению элемента кода и номинируемого объекта. Одним из этапов реконструкции представлений русского человека об интеллектуальной сфере служит осуществление такого сопоставления.

C 1901 года в текстах А. Блока возникают и эволюционируют образы, в которых сопрягаются человеческий и растительный элементы. Структура их не однотипна. Встречаются традиционные метафорические сближения растения и человека, но особый интерес вызывает то, что можно назвать антропофитными образами, мерцающими гротесками, в которых человеческое и растительное нераздельны. Различаются случаи, когда поэт использует растительные образы для: раскрытия изначально антропных образов; нахождения в растении человеческих черт; когда оба начала равноценны и равноправны. Ипостаси растительного начала могут быть подразделены на: цветок; куст и дерево; травы, былинки, стебли; злаки, корни, семена, ростки.

По мнению К.И. Шарафадиной, «образ растения часто берётся художником в момент цветения. Цветок для А. Блока почти синоним «растения» вообще. Цветы - «самая древняя группа изображений»» [10, с. 77].

А.А. Потебня отмечает, что «в мировой геральдике целостная символическая система, связанная с представлениями о жизни и смерти, молодости и её мимолётности, как в классической поэзии, так и в фольклоре ассоциируется чаще всего с женской красотой» [5, с. 286].

Не сводя цветок к инертному объекту созерцания, преклонения или обладания, А. Блок значительно усложняет его семантику. Сема жизненной полноты и действенности символисту в смысловом поле этого образа более важна. Розы обладают особенной властью.

В стихотворении «Твари весенние» цикла «Пузыри земли» (1904-1905) автор, на наш взгляд, рисует умиротворённую картину, в которой на первом плане - растение, одарённое человеческими чертами: «Золотисты лица купальниц». Цветы в статье «Девушка розовой калитки и муравьиный царь» предстают очеловеченными (1906): «Здесь розы бледны, они слишком много любили; здесь георгины - усталые…» [8, с. 5].

Драматичны отношения лирического «я» и мужественных образов блоковского текста с цветами. Так, в «Песни Ада» (1909) от соприкосновения с погибшей душой цветок умирает: «Увядшей розы цвет в петлице фрака» [2, с. 115].

Из всех героев А. Блока только Бертран сохраняет верность розе. Она стала для него и любовью, и долгом, и роком, крёстным испытаньем, превратившись в смертельную рану, и преддверием высшего мира.

На случаи художественного сближения человеческого и растительного начал, как мотивы цветущих глаз или сердца, «цветения» и «расцвета» как предикатов лирического субъекта, прежде всего обращают внимание исследователи блоковского творчества и символистской эстетики в целом.

По всей блоковской лирике во множестве рассыпаны метафоры цветения. Стихи 1898-1904 гг. особенно изобилуют ими. Природой цветка подсказана двойственность его символистского понимания: цветок обращён к небу, но связан корнями с «тёмной глыбой» хтонической материи, из чего следует его посредническая роль между сакральным и профанным (или инфернальным) пространствами [7].

О «соответствии цветов и звёзд», причём цветок выступает знаком нижнего мира, пишет А. Ханзен-Леве. Показательна параллель «Луг с цветами и твердь со звёздами» [9, с. 599]. Антропный компонент астрально-флористического образа («в слезах», «сбежит») очевиден. Не утративший сакральности женственный образ, также символически сопряжённый со звездой и цветком, встречается в стихотворении «Всё бежит, мы пребываем…» (1904). «Утренняя Звезда» неизменно высока; её флористический коррелят снова вознесён над своей природой - наделён голосом: «Ландыш пел. Она цвела» [8, с. 6].

Мягкой грусти, самоотрешённой преданности в любви исполнены антропофитные женственные образы «первого тома» лирики Блока. Монологи этих образов обращены к избраннику, который также может получить флористическую идентификацию: «Василёк мой синий, / Я твоя сестра». Встречается и стихотворение, в котором лирический герой обращается к девушке-цветку: «Ты, полный страсти ночной цветок, / Полюбила мои черты» [Там же, с. 6-7].

Семантика цветочных образов не исчерпывается аспектами соблазна, страсти и жертвенности. Не только красота растений, но и их жизнестойкость вдохновляют А. Блока. В 1909 г. он создаёт коллективный человеческий образ. Сближая с флористическим началом, поэт прославляет народ - «…венец земного цвета. Красу и гордость всем цветам» [Там же, с. 7].

Ночная Фиалка из одноимённой поэмы и статьи «Безвременье», написанных в 1906 г., является наиболее выразительным антропофитным образом в творчестве А. Блока. Ночная Фиалка А. Блока является не обрамлением лика девушки в отличие от Голубого Цветка Новалиса: «лепестки образовали широкий голубой воротник, из которого выступало нежное личико» [4, с. 10].

В мире поэта одним из ведущих является флористический образ, его роль многопланова, и эта смысловая сложность максимально сближает цветок с человеком.

Поэт мог почерпнуть знание о панпсихических представлениях народа из трудов А.Н. Афанасьева, утверждающего, что «древний человек всюду находил и разум, и чувство, и волю… В скрипе расколотого дерева он узнавал болезненные стоны…» [1, с. 314].

Мужской персонаж А. Блока, начиная с лирического «я» стихотворения 1902 г., как правило, отождествлён и связан с деревом (зеленею таинственный клён). «Когда человек родится, он слаб и гибок; когда он умирает, он крепок и чёрств. Когда дерево произрастает, оно гибко и нежно, и когда оно сухо и жёстко, оно умирает… Что отвердело, то не победит» [8, с. 8].

В поэзии и прозе А. Блока связь образов куста и человека может иметь форму обычного сравнения или принять вид парадоксальной реминисценции, синтезирующей античный и библейский сюжеты: «Кто-то мне говорит, что я… могу стать Купиной… Преследуемый Аполлоном, я превращусь в осенний куст золотой… на лесной поляне. Ветер повеет, и колючие мои руки запляшут свободно» [3, с. 234].

С холодной, «русальной» женственностью ассоциированы травы, стебли, былинки: «Бледные девушки прячутся в травы. Руки, как травы, бледны и нежны». «Бледная травка. Обречённая жить без весны». «Её контрастным воплощением», по замечанию С.Ю. Ясенского, она оказывается двойником Ночной Фиалки [11, с. 75].

О.В. Февралёва пишет, что «особой семантической нагрузкой обладает и излюбленное блоковское слово «злак», отвлечённое и сакрализованное, метонимически возводимое к евангельским растительным символам, в частности, к пшеничному зерну, символу жертвенной смерти и воскресения Христа, а также к языческим аграрным культам» [8, с. 9-10].

Андрогинностью обладает антропофитный образ злака, его «человеческий» компонент зачастую - синтез мужского и женского начал. Злак - вещее растенье-существо, хранящее эсхатологическое знание: «Шепчет и клонится злак голубой». В контексты, повествующие о смерти и ожидаемом воскресении или затаённой жизни, часто включён злак: «Этот злак, что сгорел, не умрёт» [2, с. 17].

На мысль о некоем «флористическом» этапе историко-культурного становления человека натолкнули поэта древнеегипетские рисунки, изученные им: «Фигура египтянина представляет треугольник, обращённый вершиной вниз. Как будто три с половиной тысячи лет назад человек рос из земли, расширяясь, как цветок» [10, с. 264].

О возвращении антропофитности как онтологического принципа поэт едва ли помышлял, «но растительное начало воспринималось им как сложный и важный уровень человеческой естественности, влияющий на жизнь в целом и обогащающий её» [8, с. 11].

Таким образом, среди многих средств в поэзии используется метафора, которая не просто одушевленна, но и антропоморфна. В художественных произведениях и поэзии прослеживается приписывание растениям чувств, характерных для человеческой души. Картины природы и отдельные природные образы проводят психологическую параллель с личностью человека.

Список литературы

метафорический блок природа одушевленный

1. Афанасьев А.Н. Мифология Древней Руси: поэтическое воззрение славян на природу. М.: Эксмо, 2005. 607 с.

2. Блок А.А. Собрание сочинений: в 8-ми т. М. - Л.: Худож. лит., 1962. Т. 6. Проза 1918-1921. 799 с.

3. Блок А.А., Белый А. Переписка. М., 2001.

4. Новалис. Генрих фон Офтердинген / пер. З. Венгеровой и В. Гиппиуса. М., 1914.

5. Потебня А.А. Слово и миф. М.: Правда, 1989. 622 с.

6. Солнцева Н. Гость чудесный: наследие Сергея Клычкова // Литературное обозрение. 1987. №5. С. 23-28.

7. Соловьёв В. Поэзия Ф.И. Тютчева // Философия искусства и литературная критика. М., 1981. С. 462-468.

8. Февралёва О.В. Образы человека-растения в творчестве А. Блока // Филологические науки. 2007. №2. С. 3-13.

9. Ханзен-Леве А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Мифопоэтический символизм. Космическая символика / пер. с нем. СПб.: Академический проект, 2003. 814 с.

10. Шарафадина К.И. «Алфавит флоры» в языке литературы пушкинской эпохи: источники, семантика, формы. СПб, 2003. 309 с.

11. Ясенский С.Ю. Роль и значение реминисценций и аллюзий в поэме «Ночная фиалка» // Александр Блок. Исследования и материалы. Л., 1991. С. 64-77.

Размещено на Allbest.ru