Размещено на http: //www. allbest. ru/

Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера

Сибирское отделение Российской академии наук

Фольклорный сюжет и история: к вопросу о контактах тунгусов на востоке

Александр Николаевич Варламов, к. филол. н.

Сектор эвенкийской филологии

ataki2006@yandex.ru

Аннотация

Варламов Александр Николаевич

ФОЛЬКЛОРНЫЙ СЮЖЕТ И ИСТОРИЯ: К ВОПРОСУ О КОНТАКТАХ ТУНГУСОВ НА ВОСТОКЕ

УДК 398:93/99(=512.212)

Статья посвящена проблеме соотношения фольклора и истории. В публикации предпринимается попытка обнаружения взаимосвязи фольклорного сюжета со сведениями, касающимися истории тунгусоманьчжурских народов.

Ключевые слова и фразы: фольклор и история; фольклор эвенков; тунгусо-маньчжурские народы.

Annotation

FOLKLORE PLOT AND HISTORY: TO THE QUESTION ABOUT THE TUNGUSES' CONTACTS IN THE EAST

Aleksandr Nikolaevich Varlamov, Ph. D. in Philology

Sector of Evenk Philology

Institute of Classical Researches and Northern Smaller Peoples' Problems Russian Academy of Sciences (Branch) in Siberia ataki2006@yandex.ru

The article is devoted to the problem of folklore and history correlation. The author undertakes the attempt to discover the interconnection of folklore plot with the data concerning the history of Tungus-Manchurian peoples.

Key words and phrases: folklore and history; Evenk folklore; Tungus-Manchurian peoples.

На протяжении тысячелетий фольклор являлся своеобразной художественной формой передачи разнообразной информации, в том числе, исторического характера. Тема историзма фольклорного наследия остается актуальной на протяжении длительного времени и, по мнению большинства исследователей, история и фольклор взаимосвязаны органически и «могут быть поняты только лишь друг через друга» [11, с. 51].

Изучение проблемы фольклорного историзма особо актуально для бесписьменных и младописьменных народов, фольклорные традиции которых наиболее тесно связаны с понятием «неписанная история». В архаическом фольклоре функциональные связи, связанные с конкретным бытом и этнической историей проступают явственнее, что определяется большей степенью инклюзивности - включенности «всей фольклорной культуры и отдельных конкретных ее слагаемых в систему жизнедеятельности этноса» [12, с. 59, 73]. Во вступительной статье ответственного редактора тома «Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока» А. Б. Соктоева по этому поводу сказано как нельзя точно: «У сибирско-дальневосточного фольклора, особенно ранних формаций, весьма тесные и специфичные связи с древним общественным бытом, этническими традициями, ранними формами религии, материальной культурой и искусством. В свою очередь, фольклор многое объясняет в перечисленных традициях и служит ценнейшим источником его изучения» [14, с. 46-47]. Именно в таком «первозданном» виде перед нами предстает архаический фольклор эвенков, содержащий единую систему мифологических, религиозных, нравственных и других представлений и норм, которые в целом отражают своеобразную историческую память этноса.

Не вдаваясь далее в теоретические экскурсы, касающиеся проблемы соотношения фольклора и истории, попытаемся рассмотреть взаимосвязь фольклорного сюжета и истории на примере конкретного текста. Для анализа избран текст восточных эвенков «На бок ни разу не упавший богатырь Бочок». Выбор обусловлен отчетливостью параллелей в фольклорном сюжете с историей тунгусов на востоке.

Данный текст довольно сложно однозначно отнести к какому-либо жанру и его можно условно обозначить «эпической сказкой» или «гумэ нимнгаканом» (говоримым, рассказываемым нимнгаканом) - сказания эвенков подразделяются сказителями на «говоримые» (гумэ нимнгакан) и «поющиеся» (нимнгакама нимнгакан) [7]. С одной стороны он не имеет классического героического содержания - нет персонажа заклятого врага и борьбы с ним, нет запевных слов героев, что присуще эпической традиции эвенков. Вместе с тем, налицо присутствие четкой структуры, характерной для эпоса. Близость текста к эпосу подтверждается присутствием схожего эпического героя у восточных эвенков - «Олдониндиви Эхи Тыктэ Олдоныкан-мата - Не Падающий На Бок Богатырь Бочок» [13].

Приведем краткое содержание рассматриваемого нами текста «эпической сказки»: В горной тайге живет одинокий человек. Герой не походит на обычного человека - внешностью он напоминает двухлетнего ребенка, обладает огромным животом и практически не может двигаться. Однажды к нему приходит медведь, садит на свою спину и увозит в неведомую страну. В конце пути на берегу большого озера медведь покидает героя и передает его под покровительство большой свиньи, выплывшей из озера. Окунувшись при помощи свиньи в озеро, герой принимает облик богатыря. Волшебным образом свинья доставляет богатыря в поселение, где живут люди, которые затем отводят героя к неожиданно обнаружившимся кровным родственникам - старшему брату, матери и отцу. Объединившись, родственники решают двинуться в обратный путь. Достигают места, где жили люди, которые отвели богатыря к родне. Оказывается, что там никто уже давно не живет (по тексту проходит очень много времени). Оставив отца и мать, старший брат ведет богатыря к озеру, где живет большая свинья (оказывается, что мужчины племени героя испокон веков берут в жены девушек из племени свиньи). Достигнув озера, братья находят золотой чум-чорама - жилище с цилиндрической основой и конической крышей (наподобие эвенского жилища «чора»). Богатырь сватается к свинье, которая превращается в красивую девушку. Вместе с девушкой братья возвращаются к месту, где их ждут отец и мать. В этих краях они остаются жить.

Проанализируем текст, опираясь на сведения смежных наук и наши предыдущие исследования. Текст основан на типичном сюжете эвенков об одиноком герое и его путешествиях. Сюжет о путешествии герояодиночки лежит в основе большинства эпических текстов эвенков и, по нашему мнению, корни этого фольклорного сюжета следует искать в самом процессе эволюционного развития тунгусской кочевой культуры, в основе которой лежит кочевой тип охотничьего хозяйствования. В предыдущих публикациях мы подробно рассмотрели взаимосвязь сюжета об одиноком герое и его путешествиях с крупнейшими миграционными процессами древних тунгусов [2]. историзм фольклор сюжет мифологический

По содержанию текста можно сделать предположение, что данный сюжет не является отражением первичных глобальных миграционных процессов прототунгусов, так как текст не содержит определяющих символичных моментов, характеризующих образ и деяния героя-одиночки - первого человека («эвенков корень», «самое древнее время», «изобрел лук-самострел, чтобы поохотиться на лося», «искать новые земли богатые зверем отправился» и т.д.). В дальнейшем становится понятно, что путешествие героя в данном тексте символизирует повторные миграционные процессы древних тунгусов. Наиболее информативным культурным признаком, способным подтвердить предположение является присутствие образа медведя. Помощь медведя в путешествии героя отражает присутствие у тунгусов культовых воззрений, связанных с медведемпредком. В мировоззрении и фольклоре эвенков медведь-предок являлся первичным образом в эволюции образа первопредка эвенков в мужском обличье [5, с. 31]. Более ранним образом в мировоззренческой и фольклорной традиции эвенков является женский образ лосихи-прародительницы. В эпических текстах о герое-одиночке, как правило, более выражен образ лося, присутствие которого в мировоззрении и фольклоре непосредственно взаимосвязано с эпохой первичного расселения прототунгусов в неолите, когда предки современных эвенков изобрели лук и приобрели новую кочевую культуру [2, с. 17].

Подтверждением выдвинутому предположению является тот факт, что в рассматриваемом нами тексте герой-богатырь в новых местах встречает своих кровных родственников. Более того, его родители имеют наиболее распространенные, знаковые имена эвенкийского эпоса. Отцом богатыря оказывается, известный, по многим сказаниям, Умусликэн-одиночка, а матерью - не менее распространенная эпическая героиня Секанкан-сережка. В эвенкийской эпической традиции эти имена являются символами контактов бродячих охотников на лося - тунгусов и их восточных соседей - аборигенов Дальнего Востока [6, с. 147].

В тексте герой, имеющий тотемным существом медведя, соединяется в браке с девушкой из племени, имеющем тотемом свинью. На наш взгляд, этот брак символичен и, вероятно, является отражением процесса повторных миграций тунгусов, в результате которых они контактируют на востоке с разноплеменными формациями, обозначаемыми в истории под названиями илэ, шивеи, мохэ, образованными ранее в результате смешения древнего тунгусского пласта и аборигенного населения Приамурья [4]. Известно, что названные племена на определенном этапе истории в качестве основного домашнего животного имели свинью, что подтверждается сведениями древнекитайских исторических летописей: «Илэу есть древнее царство Сушень… Обитают по горам и лесам. Климат очень холоден. Обыкновенно живут в ямах, и чем глубже, тем почтеннее. В богатых домах делают до девяти ступеней. Любят разводить свиней. Питаются мясом их, одеваются кожами их. Зимою, для защищения своя от стужи, намазывают тело свиным жиром, толщиною в несколько линий» [1, с. 24]. Возникновение свиноводства на Дальнем Востоке связывается археологами непосредственно с проникновением в Приамурье северных охотничьих племен: «Следующий, более поздний комплекс, связан с проникновением на эту территорию северных племен таежных охотников и рыболовов Восточной Сибири, которые проникли через Амур на территорию Маньчжурии. В результате контактов таежных северных племен и земледельцев юга возникает новая культура земледельцев и скотоводов (свиноводство)» [8, с. 64].

Следы древних контактов отчетливо прослеживаются в ряде археологических культур Дальнего Востока: «Северные тунгусские элементы в культуре нанайцев и других народов Амура прослеживаются особенно отчетливо. В Приамурье об этом свидетельствуют археологические находки в Сорголе, устьях Уссури и Амура (конец II - начало I тысячелетия до н.э.). В Приморье с ними связывают ольгинскую археологическую культуру. По мнению А. П. Окладникова первоначально сибирские таежные группы проникли в бассейн Нижнего Амура в конце неолита, а затем появлялись здесь многократно» [9, с. 21-22].

Присутствие отчетливо выраженных тунгусских признаков в археологических культурах дальневосточного региона и обилие исторических сведений в древних документальных источниках послужило предметом научной дискуссии о прародине тунгусов. С. М. Широкогоров в свое время выдвинул теорию о южном происхождении тунгусов. Прародиной тунгусов он называл междуречье рек Хуанхэ и Янцзы, откуда тунгусы распространились на северо-запад, достигнув Забайкалья-Прибайкалья и расселившись далее на север в сторону побережья Ледовитого океана, на северо-запад, а также на северо-восток [15]. Основанием для возникновения теории о южном происхождении тунгусов являлись некоторые культурные признаки (распашной тип одежды), а также исторические сведения о наиболее значительных событиях в истории тунгусоманьчжуров, происходивших именно на Востоке.

На наш взгляд, предположение о длительном взаимообразном обмене тунгусов на Дальнем Востоке, начиная с эпохи неолита, весьма точно отражает ход исторического развития тунгусо-маньчжурских народов - зародившись в горно-таежной местности Прибайкалья и Забайкалья, предки эвенков в своей массе двигались в восточном направлении. Восточное направление путешествий героев эвенкийских эпических произведений, в целом, соответствует выводам ученых о перемещении предков эвенков из Прибайкалья и Забайкалья в Приамурье, Приморье и Северный Китай, где сформировались многие народы, относимые ныне к тунгусо-маньчжурской группе.

Таким образом, в рассмотренном тексте восточных эвенков, по нашему мнению, весьма отчетливо отражены исторические процессы этногенеза и истории тунгусо-маньчжуров на Дальнем Востоке. Проведенный анализ демонстрирует перспективность изучения фольклора бесписьменных народов в свете актуальной проблемы соотношения фольклора и истории.

Список литературы

1. Бичурин Н. Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1951. Т. 2. 335 с.

2. Варламов А. Н. Женский образ прародительницы в фольклоре эвенков // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. 2009. № 117. С. 150-156.

3. Варламов А. Н. Исторические корни мотива путешествия одинокого героя: по материалам фольклора эвенков // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. 2009. № 110. С. 142-149.

4. Варламов А. Н. Исторический процесс миграций древних тунгусов в эпических традициях восточных эвенков // Типы героических сказаний эвенков: памятники этнической культуры коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 2008. Т. 20. С. 208-227.

5. Варламов А. Н. Образ медведя-предка в фольклоре и мировоззрении эвенков // Известия РГПУ им. А. И. Герцена. 2009. № 115. С. 178-184.

6. Варламов А. Н. Специфика историзма в фольклоре эвенков: автореф. дисc. … докт. филол. наук. Элиста, 2011. 429 с.

7. Варламова Г. И. Эпические традиции в эвенкийском фольклоре. Якутск: Северовед, 1996. 134 с.

8. Деревянко А. П. Историография каменного века Приамурья // Материалы по археологии Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: Наука, 1972. Ч. I. С. 38-66.

9. История и культура нанайцев: историко-этнографические очерки / С. В. Березницкий, Е. А. Гаер, С. Ф. Карабанова и др. СПб.: Наука, 2003. 194 с.

36 Издательство «Грамота» www.gramota.net

10. На бок ни разу не упавший богатырь Бочок: эвенкийские сказки / зап. и пер. Г. Варламовой // Антология фольклора народностей Сибири и Дальнего Востока. Красноярск, 1989. С. 189-197.

11. Налепин А. Л. Изучение проблем историзма в американской фольклористике: критический анализ // Фольклор: проблемы историзма. М.: Высшая школа, 1988. С. 42-70.

12. Пропп В. Я. Фольклор и действительность: избранные статьи. М.: Наука, 1976. 326 с.

13. Сказания восточных эвенков / сост. Г. И. Варламова, А. Н. Варламов. Якутск: ЯФ ГУ; Изд-во СО РАН, 2004. 235 с.

14. Эвенкийские героические сказания / сост. А. Н. Мыреева. Новосибирск: Наука, 1990. 392 с.

15. Shirokogoroff S. M. Social Organization of the Northern Tungus. Shanghai, 1929. P. V-VI.

Размещено на Allbest.ru