Горький конец сладкой волшебной сказки

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Горький конец сладкой волшебной сказки

Несмотря на широкую известность американского писателя ирландского происхождения Дж.П. Данливи (J.P. Donleavy), в отечественном литературоведении его творчество изучено к настоящему моменту недостаточно полно. То же можно сказать об англоязычной литературной критике: обобщающей монографии, посвященной исследованию творчества этого признанного в настоящий момент литературного классика, нет.

Проза Данливи является предметом дискуссий и значительно рознится в интерпретации и оценке различными исследователями. Так, Дороти Паркер оценивает ее как «гениальную» [12]. Адлер и Шеппард, а также ряд других критиков, напротив, отказывают Данливи в художественности - Шеппард, в частности, упрекает Данливи в «безжизненности» его вселенной [14].

Пик внимания к Данливи читательской аудитории и профессиональных исследователей-литературоведов приходится на 1970 годы. Для самого автора это было очень продуктивное десятилетие. В 70-х он опубликовал три романа: «Волшебная сказка Нью-Йорка», «Кодекс без изъятий и сокращений: Руководство по выживанию и умению держать себя» и «Деяния Дарси Дансера, джентльмена». Романы были тепло приняты читателями, но неоднозначно оценены профессиональными критиками. Наиболее враждебной была реакция Пола Грея, опубликовавшего в ноябре 1977 года в «The Time» статью, посвященную Данливи. Объектом критики стала тематика романов писателя, их принципиальный аморализм и «неприемлемая стилистика»: «Он так строит абзацы, будто ирландское правительство установило налог на глаголы. Слова. Иногда. Одиноко. Между. Точками. Хотя «и» дешевые… Эти повторения сперва очаровывают как невнятное бормотание, услышанное в ирландских пабах, но, растянутое на бесконечное количество страниц, очарование теряет силу. Даже короткие стишки, завершающие главы, будто бы спотыкаются: «И/Я любил / Ее»», - едко отмечает Пол Грей [9].

Были в среде профессиональных критиков, однако, и те, кто горячо подержал роман. Например, Кен Ловлесс решительно заявлял, что «ни один современный романист не пишет лучше, чем Данливи», и только некоторые из них могут с ним сравниться [11].

Романы, написанные Данливи в 1980 годах, не вызвали особого интереса читателей и существенной критики, хотя имя автора (в тот момент уже осознанного как крупное литературное дарование современности) часто звучало в лекциях и статьях, посвященных ирландской литературе и литературе постмодернизма. Положение изменилось в 1990 годах. После публикации романов «История «Человека с огоньком»» и «Леди, которая любила чистые уборные» появляется множество критических отзывов. Например, журналист и литературный критик Уильям Данн опубликовал несколько отзывов на Данливи в «USA Today» и «Gannet News Service», подчеркнув «уникальную стилистическую манеру» Данливи, который мастерски «чередует красноречие с грубостью, меняет голоса и акценты <…> Его диалекты и диалоги остры как лезвие. Его стиль глубоко своеобразен, как и его персонажи» [7]. «Данливи всегда провокационный, бросающий вызов авторитетам и традициям. Его проза уж точно не для тех, кто легко обижается» [8]. Рейнольдз даже утверждает, что стиль Данливи - это «странное и необыкновенное сочетание стилей Чехова и П.Г. Вудхауза [13].

В целом можно констатировать постепенную положительную динамику осмысления критикой контента и художественных приемов Данливи. Если в 1970 годах романы писателя нередко назывались «оскорбительными», «женоненавистническими» и даже «порнографическими», в конце ХХ века стало принято говорить о «бурном празднике чувственности» в его романах и о том, что произведения Данливи «трещат по швам от юмора, реализма и энтузиазма» [10]. «Можно с удовлетворением отметить, что автор «Человека с огоньком», которому уже восьмой десяток, пишет энергично, как никогда раньше», - отмечает в 1998 году Питер Бакмен. В масштабной и подробной статье, посвященной жизни и творчеству Данливи, он подчеркивает: при всех кажущихся стилистических сложностях в романах Данливи «всегда очевиден ясный смысл; особенности стиля служат достижению эффекта сказки, одновременно трагической и романтической» [4].

В последние десятилетия значительный вклад в изучение творчества Данливи внесли литературные критики Патрисия Диви, Колин Оверол и Джеймс Кэмпбел. Одна из наиболее современных академических публикаций принадлежит Джеймсу Кемпбеллу, который включил очерк о Данливи и его романах в свою монографию [5, р. 200].

Стиль Данливи изучен достаточно подробно. В гораздо меньшей степени осмыслен образный и концептуальный аспекты его произведений - в частности, романа «Волшебная сказка Нью-Йорка», особенностям художественного пространства которого посвящена данная статья.

Развенчание «американской мечты» - главная тема романа Данливи - ставит этот текст в один ряд с произведениями Теодора Драйзера, Эдварда Олби, Нормана Мейлера, Хантера Томпсона, с очевидностью указывая на связь «Волшебной сказки Нью-Йорка» с одной из ключевых сквозных тем в американской литературе. Не скрывая своей принадлежности национальной литературной традиции, «Волшебная сказка…», тем не менее, уверенно занимает собственное место, что объясняется, по крайней мере, двумя художественными особенностями романа. Во-первых, его глубоко оригинальным стилем. И во-вторых, своеобразием образного и концептуального замысла Данливи.

Композиционно роман можно разделить на четыре условных части, каждая из которых описывает историю взаимоотношений Корнелиуса Кристиана - главного героя - с одним из концептуально значимых для данного произведения персонажей: мистером Вайном, Фанни Соурпюсс, мистером Моттом и Шарлоттой Грейвз. Все они типичные американцы, каждый из них материализует мифологему «американская мечта», поскольку именно «американская мечта» составляет (в соответствии с концепцией Данливи) основу мировоззрения любого из названной четверки.

Глубокое своеобразие придает роману тема культуры, являющаяся в нем ключевой. Развенчание мифологемы «американская мечта» Данливи осуществляет, сталкивая героя (образ которого построен как воплощение европейских культурных традиций) с типичными американцами - по замыслу Данливи, носителями американской культуры, обнаруживающей в столкновении с культурой Европы свою принципиально бездуховную сущность.

Первый американец, с которым сталкивается в романе Корнелиус, мистер Вайн. Владелец большого и, что важно, мощно расширяющегося похоронного бизнеса. Типичный житель Нью-Йорка.

Для Кристиана и похоронная империя мистера Вайна, куда Кристиана приглашают на работу, и сам мистер Вайн предстают наглядным символом «волшебной сказки Нью-Йорка», вывернутой наизнанку (травестирование - один из основных приемов Данливи в исследуемом романе). Жизнь в Нью-Йорке, протекающая в декорациях смерти в Нью-Йорке, как и вообще выведение темы смерти из сферы высокого в сферу низкого, обнажает конфликт духовного и бездуховного. В погребальной конторе Вайна смерть предстает как популярное шоу, рассчитанное на массового зрителя, со всеми дешевыми атрибутами развлекательного представления. Между тем, Вайн уверен, что он в своем похоронном бюро «занимается настоящим искусством».

Предлагая своему герою войти в «новый мир» через смерть (в сюжетной линии похоронного бюро отчетливо прочитывается гротескное травестирование Джеймсом Данливи идеи инициации), писатель - один из лучших мастеров черного юмора - включает в ткань повествования характерную для всего творчества Данливи идею экзистенциальной бессмысленности существования.

Поскольку образ Фанни Соурпюсс и его значение для развенчания «волшебной сказки» и «американской мечты» подробно рассмотрен нами в другой статье [3], обратимся к образам мистера Мотта и Шарлотты Грейвз.

Если сюжетная линия «Кристиан - мистер Вайн» позволяет Данливи показать, как уродливо ломает «волшебная сказка Нью-Йорка» судьбу художественно одаренного человека, а линия «Кристиан - миссис Соурпюсс» демонстрирует судьбу эмоционально богатой личности в этой «волшебной сказке», сюжетная линия «Кристиан - мистер Мотт» развенчивает еще один компонент «американской мечты»: представление, будто интеллектуальная незаурядность открывает личности путь на верхние ступени американской социальной лестницы.

Мистер Мотт, владелец ряда крупных предприятий, первоначально кажется добрейшим человеком старшего возраста; хотя критическое мышление Кристиана настороже, в глубине души он готов увидеть в мистере Мотте «доброго дядюшку» из доброй сказки.

Отличительное качество мистера Мотта - его цепкий, рационалистический ум. Мистер Мотт никогда ничего не забывает. А главное, он не забывает когда-то произнесенных слов. Слова - культ мистера Мотта. На этот аспект образа мистера Мотта следует обратить особое внимание, поскольку он прямо связан с постмодернистским пониманием языка в целом и слова как языковой единицы. Широко известна парадоксальная мысль Р. Барта: противоположностью Жизни является не Смерть, а Язык. Язык и слово омертвляют жизнь, подменяя ее симулякрами [1, с. 384-391]. В этом, на наш взгляд, ключ к пониманию образа мистера Мотта и связанной с ним сюжетной линии. Мистер Мотт - человек-симулякр, человек-слова. «Слова творят чудеса» [2, с. 206] - кредо мистера Мотта.

Деньги - центр рационалистической философии Мотта: «Жизнь существует для того, чтобы жить. Грош это грош. А доллар это доллар» [Там же, с. 222]. Эта философия, типичная для Нью-Йорка и составляющая самый дух «города - волшебной сказки», является водоразделом, отсекающим мир Корнелиуса от мира мистера Мотта.

Образ Шарлотты Грейвз прописан в романе не так подробно, как образы мистера Вайна и миссис Соурпюсс, но имеет принципиально важное значение. Для вернувшегося после пребывания в Европе в Нью-Йорк Кристиана, случайно встречающего Шарлотту на улице, она является воплощением того, к чему всегда стремилась его душа - любви, человеколюбия, подлинной культуры.

Как и образы трех других ключевых героев романа - мистера Вайна, миссис Соурпюсс и мистера Мотта, - образ Шарлотты Грейвз в своей основе травестиен. Шарлотта, какой находит ее после многолетней разлуки Кристиан, по-прежнему скромная, человечная, влюбленная в него молодая женщина. Однако практически сразу Данливи показывает, что и Шарлотту «волшебная сказка Нью-Йорка» уже сделала частью своего содержания, трансформировав ее личность на свой лад и тон. Шарлотта Грейвз кажется существующей, но ее нет. Ее личность буквально растворилась в общественном мнении, она физически не способна на самостоятельное решение, самостоятельный поступок.

Прямое столкновение Корнелиуса с миром Шарлотты - миром, где личность не имеет значения, а важна только обертка, видимость, принятая общественным мнением, происходит в ресторане. Чтобы усилить эффект гротескной бури, которая разразится на страницах романа чуть позже, Данливи вводит в повествование деталь: собираясь выйти «в общество» (которое в данном случае предстает в образе ресторана), Корнелиус надевает ботинки персикового цвета, а не черные, как того требует «общественное мнение». Реакция Шарлотты ярко иллюстрирует необратимую перемену, которая в ней произошла за годы, пока они с Кристианом не виделись: Шарлотта ужасается.

Абсурд сцены в ресторане Данливи доводит до апогея. Абсурдна логика, в соответствии с которой ценность человеческой личности оценивается по цвету ботинок. Абсурдна перемена в оценке Корнелиуса официантами и Шарлоттой с презрительной на благоговеющую, когда он повторно является в ресторан в карнавальном костюме, взятом на прокат у тряпичника: «…серый цилиндр, фрак, белый галстук и слоновой кости трость с ручкой из черного дерева», в туфлях, осыпанных «сверкающими гроздьями драгоценных камней» [Там же, с. 377].

Вполне закономерно слова «Прости меня», сказанные Шарлоттой этому фальшивому, карнавальному

Кристиану, становятся для него трагикомической развязкой всей «волшебной сказки», какой на поверку оказался Нью-Йорк.

И еще одно замечание.

Хотя на протяжении романа, созданного в рамках американской традиции «черного юмора», комическое, очевидно, доминирует, «Волшебная сказка Нью-Йорка» имеет, несомненно, трагический подтекст. Он отчетливо прочитывается во многих фрагментах произведения. Но особенно явным становится, на наш взгляд, в диалоге Кристиана с доктором Педро, эпизодическим героем, имеющим особое место в системе персонажей романа:

[Доктор Педро] «Я хочу дать вам добрый совет. Садитесь на судно и возвращайтесь восвояси.» [Кристиан] «Но я же здешний.»

[Доктор Педро] «Ничуть. Это я здешний. А вы уезжайте назад <…> Не задерживайтесь. Здесь вы себя растратите впустую. Прострелит вам какой-нибудь полоумный подонок башку за здорово живешь, и где вы тогда окажетесь <…>»

[Кристиан] «А как же вы-то выжили, доктор.»

[Доктор Педро] «Что я, мне это не сложно. Я мурлыкаю, пою, играю на скрипке. Не питаю никаких надежд» [Там же, с. 339].»

[Dr. Pedro] «Me. It's easy. I hum, I sing, I play violin. I don't have any dreams. I don't have any hopes» [6, р. 299].

Вот в этом «не питаю никаких надежд» и выходит, на наш взгляд, из подтекста в прямой текст трагическая тема произведения.

«Lasciate ogni speranza voi ch 'entrate». «Оставь надежду, всяк сюда входящий» - Дантов ад и Нью-Йорк Данливи оказываются связанными прочными нитями интертекстуальной аллюзии.

Список литературы

данвили стилистический сюжетный сказка

1. Барт Р. Смерть автора // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989. 616 с.

2. Данливи Дж.П. Волшебная сказка Нью-Йорка / перевод С. Ильина. СПб: Изд-во «Гуманитарное агентство «Академический проект»», 1995. 430 с.

3. Романова В.Н. «Волшебная сказка Нью-Йорка»: вариация на тему кризиса культуры // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2012. №10 (45). С. 203-207

4. Buckman P. From Snare to Snare Fiction - Wrong Information Is Being Given Out at Princeton // The Sunday Telegraph. 1998. March 15.

5. Campbell J. To Beat the Bible: A Profile of J.P. Donleavy. Syncopations: Beats, New Yorkers and Writers in the Dark. Berkeley, Los Angeles. London: University of California Press.

6. Donleavy J.P. A Fairy Tale of New York. N.Y.: The Atlantic Monthly Press, 1994.

7. Dunn W. A Singular Day with J.P. Donleavy // USA TODAY. 1990. July 17.

8. Dunn W. Adventures in the Making of the Ginger Man // Gannett News Service. 1994. March 14.

9. Gray P. The Destinies of Darcy Dancer, Gentleman by J.P. Donleavy // Time. 1977. November 14.

10. Lacey C. The Road from Smut to Classic: J.P. Donleavy Returns with a Ginger Man Guidebook // Irish Voice. 1998. December.

11. Lawless K. The Destinies of Darcy Dancer, Gentleman // The Antioch Review. 1978. Winter.

12. Parker D. Four Rousing Cheers [Электронный ресурс] // Esquire. 1958. July. URL: http://www.jpdonleavycompendium.org/ Dorothy-Parker_review.html

13. Reynolds S. A Soulful Struggle with Loss, Loneliness; The Lady Who Liked Clean Rest Rooms: The Chronicle of One of the Strangest Stories Ever to Be Rumoured about around New York by J.P. Donleavy // The Los Angeles Times. 1997. June 27.

14. Sheppard R.Z. Three's a Crowd // Time. 1971. July 5.

Размещено на Allbest.ru