Садово-парковый топос на страницах фантастических повестей Антония Погорельского

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Садово-парковый топос на страницах фантастических повестей Антония Погорельского

Замятина Елена Викторовна

Особую роль садово-парковый топос сыграл в формировании поэтики русской фантастической повести первой трети XIX века, значение которой в формировании и развитии русской повести и русского романа неоспоримо [1-3; 6]. Первым воплощением данной жанровой модели в русской литературе принято считать «Лафертовскую маковницу» Антония Погорельского (А. Перовского), вышедшую в свет в 1825 г. в «Литературном приложении» к газете «Русский инвалид». Впоследствии эта повесть была включена Погорельским в состав сборника «Двойник, или Мои вечера в Малороссии», впервые опубликованного отдельным изданием в 1828 г. Рассуждая о природе фантастики в повестях Погорельского, исследователи связывают ее с традициями Гофмана и с каноном русской народной сказки. В частности, Е. Пилюгина [4] выделяет и характеризует основные литературные приемы, сюжеты и мотивы, служащие созданию фантастических образов в «Лафертовской маковнице» Погорельского, через соотношение с гофмановской манерой переплетения сверхъестественного и реального и в связи с использованием народной фантастики. Но при всей своей видимой ориентации на гофмановские и фольклорные традиции художественный мир повести А. Погорельского отличается особой атмосферой реального быта русской деревни, проникнутой мягким юмором и наполненной яркими бытовыми подробностями. Сборник «Двойник, или Мои вечера в Малороссии» выстроен как повествование о шести вечерах из жизни рассказчика, когда он встречается со своим Двойником. При этом в повествовании присутствует голос не одного двойника, а, по крайней мере, двух, потому что рассказчик в сборнике является «двойником» автора. Его, как и автора, зовут Антоний. Он проживает в «селе П***», что отсылает нас, с одной стороны, к Погорельцам, имению писателя, где он жил долгое время, и, с другой - сближает с его литературной фамилией - Погорельский (подчеркивающей значение, которое придавал писатель этому месту: именно здесь, в Погорельцах, Перовский рождается как писатель). Рассказчик также является писателем и представляется читателю автором повести «Лафертовская маковница», опубликованной в «Литературных новостях». Возникший на страницах сборника Погорельского персонаж - Двойник - становится «двойником» рассказчика (по сюжету) и автора, потому что Двойник тоже является писателем. Он - автор повестей «Пагубные последствия необузданного воображения» и «Путешествие в дилижансе»

Авторская мистификация захватывает, таким образом, и Двойника, и рассказчика. Фигура автора объединяет их, и вместе с тем повествование строится именно на разграничении этих фигур. Данный прием позволяет глубже проникнуть в суть предметов и явлений, описываемых в повествовании, и дать разные решения проблемы взаимоотношения двух миров (реального и фантастического, объясняемого разумом и неподвластного доводам рассудка). Сборник построен как диалог двух сущностей человека, когда на одной плоскости утверждается реальность как мира фантастического, так и объективного. В финале «Двойника, или Моих вечеров в Малороссии» Двойник исчезает, что воспринимается как слияние героев, их сознаний и голосов: «Двойник исчез, и последние слова его так уже были невнятны, что я до сих пор еще не знаю, точно ли он их произнес или мне только так показалось» [5, с. 158]. Ставится под сомнение не существование Двойника, не его реальность, а сфера его бытования - объективный мир или сознание Антония. Завершающее повествование слово - «показалось» - утверждает зыбкость границ реальности, существование других миров, неподвластных человеческому разуму. Связь повествователя и автора проявляется уже с первых строк сборника, который открывается описанием вполне определенного пространства (села П***), где на первый план выступают дом и сад. Пространственные координаты строятся рассказчиком по принципу: от общего к частному, от названия страны, ее части к отдельному селу, от села к возвышающемуся холму, от холма топос сужается до сада, двора и, наконец, пространственного центра - дома: Северная Малороссия - Село П*** - Холм - Сад - Двор - Дом.

Сад в границах этих координат занимает центральное место. Его местоположение - на холме, причем «возвышающемся», поднимает его над остальным миром, выделяет. Эпитет, определяющий образ сада - «большой» - высвечивает его пространственно. Характеристика сада - «в английском вкусе» - ориентирует читателя на прогрессивные взгляды обитателя данного поместья (рассказчика). После небольшого предисловия рассказчик представляет себя как жителя этого края, хозяина помещичьего дома. Внимание автора именно к данному топосу обусловлено биографически (мы имеем в виду близость описания села П*** к реальным пространственным координатам имения Погорельского, где он пишет свои повести) и художественно (данный топос становится центральным, его функция - охарактеризовать образ рассказчика). Интересно, что с описания дома и сада открывается повествование и в «Лафертовской маковнице». Но здесь саду отводится совсем другая роль. Если в «Вечере первом» садовый топос служит связующим звеном между автором и повествователем, объединяет их единым пространством из реальной жизни (село Погорельцы), то в «Лафертовской маковнице» садовый топос приобретает двойственность: здесь садовые образы находятся и в сфере бытовой конкретности, и за ее границами, являясь неотъемлемым атрибутом как реального, так и сверхъестественного мира. Повесть начинается с описания дома старухи-колдуньи. Описание это вполне реально, отражает разные детали бытового устройства дома московской окраины и прилегающих к нему строений и насаждений. Читателю представляется «маленький домик», «ветхий забор», колодезь, «полуразвалившиеся амбары», погреб и палисадник. Насаждения возле дома в «Лафертовской маковнице» характеризуются повествователем четким перечислением растущих там кустарников и деревьев - упоминаются «две или три рябины», «кусты черной смородины и малины». Но их описание отличается от бытовых «наименований».

Растения не являются принадлежностью только прозаического, будничного, реального мира, они в представлении рассказчика антропоморфны, обладают сверхъестественной способностью видеть и чувствовать. Рябины, например, обладают странной способностью пренебрежения в отношении к другим деревьям. Изображение насаждений возле дома (лесные деревья рябины и садовые культуры - смородиновый и малиновый кустарники), с одной стороны, перекликается с образом старухи-колдуньи, его двойственностью, с другой - выражает авторскую концепцию мира, в котором есть как злые иррациональные природные силы, так и светлые, где только сам человек в своем нравственном выборе способен принять решение и выбрать истинный путь. Так, героиня повести - Маша - стоит перед выбором между беспечной обеспеченной жизнью (которую ей наколдовала старуха) и естественным чувством счастья. Светлое начало побеждает, и героиня выбирает любимого человека, а не сосватанного ей старухою богатого жениха, перевоплощающегося в бабушкиного кота. Разрушение дома старухи в конце повести говорит о торжестве добра над непонятными злыми силами. В связи с этим напомним, что повесть принадлежит Антонию, а не его Двойнику. Антоний и Двойник различаются по характеру восприятия невероятных происшествий разного плана. Двойник рационально подходит к вере человека во все чудесное, он логически истолковывает заблуждения людей и их предрассудки, объясняет разные фантастические происшествия физиологическим состоянием человека (как психические расстройства, происходящие «от чрезмерного сгущения крови» [Там же, с. 31]). Разные представления людей он приписывает их больному воображению. Он верит только в человеческий разум, размышляет о его сути и структуре. Поэтому он верит в способность человека создать куклу, подобную себе (рассказывает повесть «Пагубные последствия необузданного воображения»), но не верит в сверхъестественное. Антоний, напротив, не сомневается в существовании явлений, непостижимых человеческим разумом. Интересно, что садовый топос на страницах сборника Погорельского служит важной характеристикой именно Антония, а не его прагматического Двойника. погорельский сад топос фантастический

Второй по времени или первой по ходу повествования повестью, рассказанной Антонием, является «Изидор и Анюта». Название села, в котором происходит действие, - «Красное» - связывается у читателя с названием второго наследственного имения Перовского, где он также проживал, - Красным Рогом. Небольшой деревянный дом и сад становятся в этой повести ключевыми топосами повествования, играющими сюжетообразующую роль. Герой повести Изидор в начале сюжета поставлен перед выбором между личным счастьем и долгом перед Отечеством. На уровне пространства этот конфликт обозначен топосом родного дома и Москвы, находящейся в руках врагов. Приезд молодого офицера домой связан с состоянием трагического безмолвия. Любовь к матери (которая больна и не может бежать из горящего села) и к любимой Анюте (ухаживающей за ней) берет верх, и Изидор принимает решение остаться и защищать их: «Уложив мундир свой, шишак и кирас в сундук, Изидор понес его в сад. Там, под высоким кленом, который за несколько лет пред тем был свидетелем его детских забав, он глубоко зарыл сундук» [Там же, с. 40]. Но мать не разрешает ему последовать голосу сердца и призывает защищать Родину. Это - последняя ее просьба-напутствие сыну, не имеющему право «презреть законы чести» [Там же, с. 42]. Сад становится в художественном мире повести важнейшим топосом, где совершается нравственный выбор героя между честью и бесчестием. Сундук с военным обмундированием, зарытый в саду под кленом, а после - вновь откопанный, становится символичным воплощением внутреннего конфликта героя. Изидор отправляется в сад, чтобы «рассеять мрачные мысли» и забыть жуткие бесчеловечные картины поругания врагами тела матери и чести невесты, которые рисует его воображение. Принимая решение оставить своих близких, по сути, на произвол судьбы, он обращается к «ветвистому клену». В саду происходит последнее (в этом мире) свидание Изидора с возлюбленной. Атмосфера ночи придает пейзажу загадочность, погружает читателя в таинственную и трагичную ситуацию последней встречи героев. Садовый пейзаж становится здесь символом любви, гармонии, спокойствия и мира: несмотря на войну, здесь царит тишина, ветвистый клен принимает в свои своды героев. В данном топосе нет разлук, нет войн, нет врагов, здесь есть только сильные и яркие чувства. Трагическое возвращение героя к сгоревшему опустошенному дому и обгорелому клену в саду становится дорогой к его смерти. Несмотря на окончание войны, мира в душе героя и счастья уже не будет, так как нет больше его возлюбленной, нет его дома, и даже пепла от сгоревшего крова уже не осталось. В природе царит осень. Образ обгоревшего, но все же живого клена, «простирающего» к Изидору свои обгорелые ветви, сосредотачивает в себе ауру всего погибшего в войне. Именно к клену приходит Изидор в течение нескольких последних в своей жизни ночей. Там он находит вечное успокоение. Садово-парковый код клена в повести является символом детства, счастливой юности, родного очага, мира, любви. Клен очеловечен, способен сострадать, он хранит память и чувства героев, становится свидетелем их жизни и смерти. Природная жизнь (ее символизируют в повести сад и клен) в отличие от жизни человеческой (которую символизирует дом) представлена вечной (дом сгорел, а клен остается жить). Осень наступает в жизни природы, и смерть поглощает человека, но вечные ценности остаются. Именно в саду происходит и сцена явления герою призрака Анюты. Образ привидения одновременно фантастичен и реален. Его появление для Изидора было крайне неожиданно: увидев призрак Анюты, он отскакивает «с изумлением» назад, спрашивает, она ли это. Вопрос небезоснователен, ведь Изидором найден в саду кинжал, которым была убита Анюта, и полуистлевший череп, что утверждает героя (и читателя) в реальности фантастического события. Тайна Привидения так и остается неразгаданной, а таинственное событие, произошедшее в саду, остается необъясненным. В топосе сада происходит слияние границ между этим и потусторонним миром, между настоящим и прошлым, «здесь» и «там»

Соприкосновение в повести реального и миражного, фантастического открывает новый художественный мир, позволяющий более глубоко проникнуть в сложные отношения человека с окружающим, понять человеческие чувства, объяснить поступки. В. Ю. Троицкий пишет о повести «Изидор и Анюта»: «Фантастика… являлась способом художественного осмысления духовного бытия человека и человечества» [6, с. 148]. Таким образом, в повестях цикла «Двойник, или Мои вечера в Малороссии», рассказанных Антонием, функции садово-паркового топоса различны. Во-первых, садовая образность обладает здесь свойством характеристики героев. Во-вторых, садовый топос выражает авторскую концепцию сверхъестественного мира, который может нести как зло, греховность и пагубные человеческие страсти (тогда его разрушение становится торжеством добра и искренних человеческих чувств), так и победу вечного над проходящим и тлеющим. Важное значение обретает и сюжетообразующая роль садового топоса. Сад в цикле Погорельского является не только местом действия, но его образы участвуют в происходящем. Клен, переживший дом и героев, ставит под сомнение физическую смерть, а явление Анюты у клена после смерти стирает границы времени и пространства. В этом отношении автор и рассказчик отличаются от Двойника, ни разу не использовавшего в своих повестях садовой образности, и объединяются (помимо общего имени, места проживания и вида деятельности) своим отношением к садовому топосу, раскрывающему разные грани романтической философии двоемирия.

Список литературы

1. Иезуитова Р. В. Пути развития романтической повести // Русская повесть XIX века: история и проблематика жанра. Л.: Наука, 1973. С. 77-107. 2. Измайлов Н. В. Фантастическая повесть // Русская повесть XIX века: история и проблематика жанра. Л.: Наука, 1973. С. 134-168.

3. Маркович В. М. Дыхание фантазии // Русская фантастическая проза эпохи романтизма: 1820-1840 гг. Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1991. С. 5-47.

4. Пилюгина Е. Природа фантастического в повести А. Погорельского «Лафертовская маковница» [Электронный ресурс]. URL: http://lit.1september.ru/2001/34/6.htm

Размещено на Allbest.ru