Литературная антропология и поэтика персонажа

92 Издательство «Грамота» www.gramota.net

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 82.09

Северный федеральный университет им. М.В. Ломоносова

ЛИТЕРАТУРНАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И ПОЭТИКА ПЕРСОНАЖА

Козлов Сергей Викторович

В статье рассматриваются методические аспекты вузовского изучения категории «образ человека в литературе» (курс «Теория литературы»)1.

С.С. Аверинцев постулировал, что филология обладает правом и обязанностью вбирать в свой кругозор всю ширину и глубину человеческого бытия, прежде всего бытия духовного; ей «принадлежит весь человеческий мир, но мир, организованный вокруг текста и увиденный через текст» [2, с. 973].

Во вступительной статье к энциклопедии «Современное зарубежное литературоведение» Е. А. Цурганова отметила, что «литературно-критические школы и направления различаются по своей приверженности к одному из двух типов построения теоретических концепций - сциентистскому или антропологическому» [38, с. 4-5]. Первое направление ориентируется на неопозитивистские доктрины, стремится придать своим концепциям форму точной науки и исключить из сферы рассмотрения мировоззренческие и социально-нравственные проблемы2. Второе, герменевтико-феноменологическое направление, на первый план выдвигает категории «интерпретация», «понимание», «ценность».

По нашему мнению, непротиворечивое сочетание «физики» с «метафизикой», научного с «инонаучным» (по слову С. С. Аверинцева [1, с. 828]), скрупул?зного анализа текста с философской интерпретацией сотвор?нного писателем человеческого бытия может осуществляться филологической антропологией. «Пилотное» рассмотрение проблем литературной антропологии и структуры литературного героя было осуществлено в нашей статье «Анализ образа-персонажа в курсе ЇВведение в литературоведение?» (1998) [19, с. 152-162].

М. Л. Гаспаров утверждал, что «душевный мир Пушкина для нас такой же чужой, как древнего ассирийца или собаки Каштанки» [11, с. 112]. Филологическое исследование, по его мнению, - это строгий комментарий, который должен не творчески осложнять картину мира, а упрощать е?, «систематизируя и упорядочивая старые ценности» [10, с. 8].

Антропологический подход предполагает «стереоскопическое» осмысление, «разноаспектное изучение образов-персонажей, которые являются результатом фантазийного воссоздания человека в авторском мире и в поэтике конкретных текстов» [31, с. 8-9], постижение «человека литературного» в его телесно-духовном составе и внешне-внутреннем поведенческом разнообразии [Там же, с. 10-26].

Речь ид?т о художественной, литературной антропологии (об явленной в произведениях писателя концепции человека) и о филологической, литературоведческой антропологии Термины «художественная антропология», «поэтическая антропология» первым системно применил С. Г. Бочаров в «ринологической» статье «Загадка ЇНоса? и тайна лица» [7, с. 126, 140, 158-160]. Один из последних опытов по литературной «носологии» - работа Т. П. Савченковой [32, с. 141-144]. - стратегиях и методах «прочтения» (анализа и интерпретации) образа героя Например, в параметрах «рецептивной эстетики». Одна из программных работ этой научной школы - «К антропологии художественной литературы» В. Изера [16, с. 7-21]. .

Библиотека «литературно-антропологического проекта» постоянно и активно пополняется, она содержит труды Д. С. Лихачева [22], Л. Я. Гинзбург [13; 14], В. М. Марковича [25], М. М. Бахтина [5], С. Г. Бочарова [7], В. Н. Топорова [33], В. П. Зинченко [15], В. В. Савельевой [31], Б. Т. Удодова [35] и др. Интенсивность разработки темы в последнее время возрастает, о ч?м свидетельствуют многочисленные публикации по вопросам филологической антропологии.

Аналитический аппарат литературоведческой антропологии находится в состоянии активного конфигурирования, что предопределено, с одной стороны, междисциплинарностью антропологического знания, с другой - парадигмальным «сдвигом» гуманитаристики в начале третьего тысячелетия.

Понятие «литературоведческая антропология» представляется «зонтичным», соединяющим терминосистему теоретической поэтики с категориями «идейного содержания» (совокупностью концептов, активирующихся при описании социально-духовной и эмоционально-психологической жизни героя).

Если понимать литературную антропологию как интеграл «духовного - психологического - телесного», то такие научные проекты, как «концепция личности героя», «литературная характерология», «психологический анализ», «внутренний/внешний человек» в литературе, «внутренний мир героя», «типическое» в литературе, «типология героев», «экзистенциальное сознание» героя, «художественная персонология», «концептосфера ?человек`», «персоносфера», «антропологическая поэтика», «биопоэтика», «персонажный дискурс», «персонажные концепты», «антропологические аспекты поэтики» и пр. могут быть рассмотрены как частные аспекты более общей - литературно-антропологической - темы.

Предлагаемая нами модель литературно-антропологического анализа методологически согласуется, прежде всего, с философско-эстетической герменевтикой, феноменологией литературы» Феноменология располагает такими исследовательскими средствами, как выявление интенциональности, ноэтиконоэматические процедуры (сопрягающие естественное, эйдетическое и трансцендентальное), феноменологическая редукция и др. Диалектико-феноменологический метод разрабатывал и впечатляюще мощно применял А. Ф. Лосев [23]. , «риторикой художественного текста» Согласно М. Н. Макеевой, «риторика художественного текста» - поэтика, обращенная к «вечным» концептам человеческого бытия [24]. , «поэтической антропологией» «Поэтическая антропология» озабочена в первую очередь «проблемами духа, души, смысла человеческого бытия. Это соответствует интересу поэзии к Ївечному? человеку, к его земной и духовной, божественной судьбе» [15, с. 41]. , «онтологической поэтикой» [18], концепцией «космо-психологоса» [12], устанавливающими многомерный, тотальный охват художественной реальности человека.

По мысли В. Е. Хализева, в сво?м обращении к «вечным темам» искусство слова оказывается близким и учениям о природе человека (антропологии), и онтологически ориентированной философии [37, с. 43]. Б. Т. Удодов видел русскую классику как «художественную антропологию, долгое время питавшую, а во многом и восполнявшую русскую философскую антропологию XIX-XX вв.» [35, с. 17].

В «Кратких заметках о философском в его отношении к филологическому» А. М. Пятигорский определил: «Сейчас философу самое время подумать о филологии. Если философия первой половины века в основном была (и во многом остается пока) лингвистической, то философия второй половины века становится (и ещ? долго будет) по существу филологической. <…> Напомню, что, с точки зрения лингвиста, текст - это язык, а с точки зрения филолога, язык - это текст» [27, с. 127].

В настоящее время литературоведение «перестает быть только наукой о литературе и превращается в своеобразный способ современного философского мышления» [17, с. 100] Думается, в один из способов, поскольку «филологизация» и «олитературивание» затрагивают лишь некоторую часть философского дискурса, вовсе не подчиняя его себе в целом. «У филологии свой предмет - это конкретные тексты. У Їфилологической философии? свой предмет - это мир как текст (или что угодно как текст). У философии своего предмета нет, поскольку е? объект - мышление - может своим объектом иметь вс? что угодно», - подч?ркивал А. М. Пятигорский [27, с. 130]. Уровень сущностной рефлексии не требует обследования конкретного материала и форм текстуального воплощения «мысли о человеке» (в отличие от частнонаучного знания, например, филологического). . Во всяком случае, «в последние десятилетия интенсивно самоутверждается амальгама философия-литература, философия-как-литература», - читаем в статье «Философия и литература: современный дискурс» А. С. Колесникова [21, с. 33].

Впрочем, философская мысль, в том числе российская, всегда и достаточно настойчиво обращалась к литературной классике, формируя особый вектор своего творчества - философско-эстетическую критику. Во вступительной статье к антологии «Пушкин в русской философской критике» Р. А. Гальцева указала на антропологическую целенаправленность русской философской мысли, занятой «не столько методологическими и отвлеченными проблемами безличной субстанции, сколько смыслом личной и сверхличной экзистенции… это - экзистенциальная метафизика» [9, с. 6].

Методологическое поле филологической науки необходимо нуждается в горизонте духовнофилософской рефлексии. Помнить об их постоянной соотнесенности полезно, поскольку в литературе речь идет о месте человека в мире, об онто-гносеологическом статусе и смысле человеческого бытия, о самосознании личности, о проблеме «я/иное», о добре и зле, о свободе. А здесь без выхода на уровень предельных, «метафизических» обобщений не обойтись.

В известной работе Ю. Д. Апресяна «Образ человека по данным языка: попытка системного описания» [4, с. 37-67] общая схема лексикографического «устройства человека» представлена в виде восьми «основных систем»: 1) физическое восприятие; 2) ощущения; 3) физиологические реакции на внешние и внутренние воздействия (холод, жар, пот, сердцебиение и т.п.); 4) физические действия и деятельность; 5) желания: простейшие, связанные с удовлетворением физиологических потребностей, локализуются в теле; «окультуренные» желания, связанные с удовлетворением идеальных потребностей, - в душе (последние, составляющие большинство, реализуются с помощью воли, деятельность которой корректируется совестью); 6) интеллектуальная деятельность и ментальные состояния; 7) эмоции: низшие, общие для человека и животного (страх, ярость, удовольствие), высшие, свойственные только человеку (надежда, стыд, восхищение, чувство вины); 8) речь. Каждая система взаимодействует с другими и внутренне иерархична (подсистемы, классы и подклассы) [Там же, с. 42-43].

Данный перечень структурно складывается в два уровня - физиологический (п. 1-4) и психологический (п. 5-8). Духовно-аксиологическая составляющая редуцирована до пунктов «желания» (п. 5: душа, совесть) и эмоций (п. 7). Наша позиция состоит в том, что изложенная теория может быть дополнена и усилена аксиологическим «кластером».

Выявленные Ю. Д. Апресяном лингвокогнитивные параметры актуальны для филологической антропологии и семиотики. В этом случае они оказываются частью описания идейно-художественного мира, где существенное значение имеет духовно-нравственная «идеография» персонажа. В литературоведческой антропологии они согласуются с родо-жанровыми амплуа, системой образов, композиционным форматом текста-произведения и персонажа, культурно-исторической (коммуникативной) спецификой бытования и рецепции произведения и пр.

Мы разделяем мнение А. Н. Андреева о том, что в литературных персонажах достаточно отчетливо вырисовываются три уровня (взаимосвязанных, но несводимых один к другому): «уровень телесный, являющийся сферой первичных биологических влечений», «уровень душевный, психологический» и «уровень духовный, собственно человеческий» [3, с. 12-13, 84].

Ниже будут уточнены и конспективно представлены эти позиции применительно к плану анализа персонажа в курсе теории литературы.

1. Духовно-аксиологическая сфера литературного героя.

Ядром мировоззрения человека является система духовных ценностей. Она центрирует аксиологический кругозор писателя и его героев. Для русской литературной традиции повышенно значимой являлась аксиологическая антиномия «действительное (несовершенное) / идеально-желаемое (совершенное)» [20]. Она определяла идейно-нравственную направленность личности героев Гоголя, Достоевского, Толстого и др.: или поиски возвышенного смысла жизни, или стремление к «материальным», сугубо «проприетарным» ценностям (и, как следствие, обывательщина, пошлость, «пустота» в атрибутике «обыкновенных историй»). Структура духовной сферы:

- религиозная аксиология;

- социально-политические, гражданские, идеологические взгляды и убеждения;

- патриотические, национально-культурные идеалы;

- этика (гуманность, свобода, эгоизм/альтруизм, совесть и др.) Нравственные идеалы и нормы представляются центральными в духовной жизни литературного героя.

2. Психологическая структура литературного героя:

- интеллектуальная сфера, сознание - совокупность умственных качеств персонажа. Память, биографический опыт. Область «бессознательного» («оборотная сторона» сознания, обладающая своей, особой «грамматикой»); формы экспликации, художественного осмысления «глубинной психологии» героя. Существенно, что литературный текст да?т возможность наблюдать за самосознанием человека (научнообъективными средствами не «схватываемым»). Художественная словесность представляет благодатный материал для обследования авторской и персонажной картин мира (миропредставления и миропонимания);

- эмоционально-психологическая сфера: эмоции, чувства, переживания, настроения, аффекты, страсти героя;

- волевые, деятельностно-коммуникативные качества характера героя;

- эстетические качества: «вкус» (чувство красоты), воображение, художественные способности (одаренность, талант, гениальность).

Каково соотношение «метафизики» и «психофизики», какова диспозиция «души» («личности», «самости») относительно психической структуры индивида? «Душа» непространственна и нефизична, она не столько «состоит» из чего-то, сколько его холистически объединяет; единство личности «трансгредиентно» психологическому строению. Это не некоторая конгломерируемая сумма свойств и состояний, но «символическая форма», бытийствующая в диалогической динамике жизни временной и жизни вечной. филологический герменевтический литературный герой

3. Сфера телесности, вещественности.

Думается, «телесность» - термин, приемлемо центрирующий человеческий «микрокосм», собирающий вместе разнородные «стихии», вещества, предметы и процессы в едином жизненном пространстве героя.

За аналитически рассматриваемой аксиологией полагается метафизика «духа», за дескриптивной психологией - метафизика «души». За человеческой плотью, неотделимо слитой с природой, бытом и социокультурной «атмосферой», пред-полагается «софийная телесность» (С. Н. Булгаков [8, с. 249-258, 370-389]), целостное «феноменологическое тело» (М. Мерло-Понти [26, с. 88-93] Проблема представляется в разных научно-философских перспективах «философией жизни», психоанализом, мифокритикой, русской софиологией, феноменологией, постмодернистской философией «новой телесности». .

И «дух», и «душа», и «софийная телесность» героя пребывают в целокупной образно-символической реальности художественной вселенной писателя Н. М. Эпштейн предложил называть «физиософией» или «соматософией» всю область суждений о человеческом теле как «высшем органе космической жизни и о его меняющихся духовно-культурных смыслах» [40, с. 14]. . Или - не пребывают…

В тематической группе «телесность» сосредоточен наиболее востребованный литературоведением - словесно-образный - материал.

С известной долей условности литературно-образная «телесность» может быть распределена по четыр?м группам: портрет (тело), пейзаж (природа), интерьерные и экстерьерные образы (бытовая обстановка и социокультурная среда), языковой портрет героя (голос и письмо).

1. Портрет, словесное изображение «социальной» телесности, «внешнего человека». «Топос тела» как форма художественной репрезентации антропологического типа пространства [30].

Литературные фиксации физических (телесных) и психосоматических особенностей героя (героини): возраст, темперамент, состояние здоровья, особенности восприятия мира (сенсорика, перцепции), задатки и способности и т.д. Описательно-портретирующие характеристики, прямая и непрямая номинация состояний и потребностей организма (жажда, голод, утомление, сон, боль и др.) Литературная физиогномика и психофизика. Пантомимика, мимика, кинесика, окулесика, гаптика, аускультация (например, тембр, тон голоса, интонация и синтаксис), одорика, гастика и пр.

2. Пейзаж как образ природного мира, соотнес?нного с образом человека. Литературная «натурфилософия» и «геософия» ландшафта. Система пейзажных образов в прозе и поэзии. Пейзажные топосы (например, идиллический) в истории литературных природоописаний.

3. Культурно-бытовая среда. Интерьерные и экстерьерные образы. Предметно-бытовая живопись в системе средств раскрытия характера и социально-нравственной характеристики героя. Архетип «Дома». Символика бытовой сферы. Литературный усадебный экстерьер («патио», локальный культурный ландшафт) - внешний вид, архитектура и декор зданий, окружающее их пространство (двор, хозяйственные постройки, деревья, животные и пр.) Ландшафтная этнография и экзотика в литературе.

Цивилизационно-технологическое обустройство человеческого существования. Антропоморфность художественно-языкового осмысления «хозяйственной» среды эпохи На основе «антропометрического принципа» производится тропеическая репрезентация экономических понятий, их антропоморфизация и аксиологизация [6]. . Художественная историософия вещей.

А. П. Чудаков утверждал, что если в слова «мир писателя» вкладывать терминологическое содержание, то их следует понимать как «оригинальное и неповторимое видение вещей и духовных феноменов, запечатл?нное словесно» [39, с. 3]. Художественно-антропологическое познание, по А. Н. Андрееву, - это «познание мира как среды обитания личности, познание через личность, ради личности и средствами, присущими личности» [3, с. 21].

4. Язык как материя смысла. Язык и речь в семантических, синтактических и прагма-коммуникативных измерениях (содержание, форма и речевое функционирование). «Телесность языка» - система вербально-символических знаков, фиксирующих, запечатлевающих душевнодуховную жизнь героя. Языковой портрет героя.

В художественном образе человека, как и в реальной жизни, мировоззренческие, психологические и «вещественные» аспекты находятся в континуальной слитности, «взаимопроницаемости». При анализе произведения они необходимо дифференцируются.

Полагаем, что в учебно-методических целях целесообразно когнитивно картографировать концепт человек`, представить его в виде графического интерфейса, состоящего из тр?х статичных «слайдов»: «аксиология - психология - телесность». Каждый из них визуализируется как четыр?хугольная конструкция.

I. Аксиология, духовно-аксиологическая сфера: 1) религиозные; 2) социально-политические; 3) патрио-тические и 4) нравственные ценности.

II. Психология: 1) интеллект (сознание), самосознание, память и литературно высвечиваемое и коммен-тируемое «бессознательное»; 2) эмоционально-психологический мир; 3) волевые; 4) эстетические качества.

III. Область телесности, вещественности: 1) портрет (прежде всего внешность); 2) пейзаж (природа); 3) инте-рьер/экстерьер (бытовая обстановка и социокультурная среда); 4) языковой портрет героя (голос и письмо).

При наложении «четыр?хугольников» получается некоторая единая структура - зв?здоподобная конструкция с двенадцатью вершинами, в дискретной математике и теории семантических сетей называемая «графом» (в нашем случае это «полный граф K12:66»).

В пространстве данной модели любая вершина соотносится с другими вершинами (узлами) множеством связей: сильных/слабых, однонаправленных/разнонаправленных, прямых/бриколажных и пр.

Если представлять образ литературного героя в виде двухслойной сетевой структуры, то е? нижним слоем будет текстуальный, словесно-образный материал, рассыпанный на страницах книги. В верхнем (см. рисунок), топологическом, слое располагаются вершины - отобранные нами базовые понятия (терминологический тезаурус), а также отношения (р?бра, дуги) между ними. Данная семантическая сеть (?литературная антропология`) - каркас понятий, упорядочивающий семантику интересующей нас предметной области.

Привед?нная выше «квадратура круга» выводит на принцип «вс? в меру», на горацианское правило «золотой середины». Однако в реальности, в том числе литературной, такой идеальной геометрической гармонии вовсе не бывает, какие-то лучи «двенадцатиугольной звезды» Речь ид?т о «когнитивной графике», а не о «сакральной геометрии» (эрцгаммах, мандалах, янтрах и пр.). сильно выступают за е? пределы, какие-то ослаблены или вовсе (лакунарно) отсутствуют.

Когнитивные карты героев интересны их конфигурацией относительно принятой нами антропосхемы, то есть определением того, какие концепты актуальны для героя, а какие - нет.

Например, в социал-дарвинистской концепции человека, которую утверждал Евгений Базаров («Отцы и дети» И. С. Тургенева), активизированы «этика индивидуализма», «интеллект», «воля», «здоровое тело» плюс «современные технологии» (естествознание). Вс? остальное научно неверифицируемо, стало быть - ложно. Вспомним: «гляжу в небо только тогда, когда хочу чихнуть», «романтизм, чепуха, гниль, художество», «природа не храм, а мастерская» и т.п. [34, с. 34, 43, 123]. Идеологические «принсипы», будь то английский либерализм или французский социализм, ему равно неинтересны, поскольку ненаучны. Реальная полнота базаровской «додекаграммы» как бы уходит в фон, в его концепции «настоящего человека» важны, интенсивно прорисованы и резко удлинены лишь 5 лучей.

В образах «старых романтиков», «отцов», ощутима аксиологическая романтика, эмоциональность, чуткость к художественному… Короче, если пройтись по всем отмеченным нами параметрам, получится, что у Базарова имеется ровно то, чего недоста?т Кирсановым, и наоборот. Вот и ответ на вопрос о проблематике романа И. С. Тургенева: «неполнота» каждого из конфликтующих поколений и «недостаточность» их «мысли о человеке». Исторически так всегда: «физики и лирики», «победители и побежд?нные» и пр. Иван Тургенев, «романтик в реалистах», обращает наше внимание на экзистенциальное несовершенство человека, на фатальную невозможность реализации потенциально данной ему все-человечности.

Представленный здесь дидактический «интерфейс» предназначен для систематизации знаний, получаемых студентами при аналитическом комментировании «персонажных концептов» произведения. Разумеется, и набор, и группировка когнитивных классификаторов могут быть иными, в зависимости от персональной исследовательской позиции преподавателя или студента. Соответственно и способы представления теоретической модели могут быть другими (в виде древовидных структур, фреймовых иерархий, диаграмм и пр.)

В пределах данной статьи представлена структурно-антропологическая модель персонажа. Антропология сюжета, концепт ?человек действующий`, функционально-коммуникативное измерение героя литературы требуют отдельного обсуждения.

Если мы рассматриваем содержательные аспекты образа героя, то должны обратить внимание на следующее:

- зависимость литературно-антропологического «портретирования» от культурно-исторической эпистемы, от художественного направления и пр., с которыми связано творчество автора (в разных национальноисторических и литературных парадигмах, контекстах наличествуют качественно разные представления, например, о «внешнем/внутреннем» человеке);

- воздействие литературных и внелитературных традиций на художественное изображение человека (интертекстуальный фон и архетипика героя);

- влияние жанровой памяти, жанрово-родовой семантики, синтактики и прагматики на формируемый писателем образ мира и человека;

- выражение в художественной антропологии писателя его «философии жизни», его духовно-творческих интенций;

- художественная артикуляция (продуцирование, сублимация) биографического опыта автора, его психологического склада (в том числе творческого) в образах главных и второстепенных героев, в персонажахобстоятельствах и персонажах-упоминаниях;

- экспликация в герое идейного содержания произведения (общей тематики и проблематики, художественного конфликта, идейно-оценочных и эмоционально-экспрессивных планов);

- местоположение героя в сюжетно-событийной и персонажной системе, в других образно-тематических полях произведения (социально-историческом, пейзажном, интерьерном, связанном с «образом автора» и «образом читателя»);

- присутствие/отсутствие в тексте биографической информации о герое (его экспозиционная предыстория и постфабульная судьба);

- соотношение типичного и индивидуально-неповторимого в персонаже, его принадлежность к тому или иному «вечному» типу, национально-психологическому или социально-историческому, сословному типу (часто к нескольким);

- архитектоника образа-персонажа (рассматриваемая с использованием как комплекса аналитических средств литературоведения, так и методик лингвистического анализа текста, семиотики, неориторики, когнитологии и др.);

- идиостилевое своеобразие текстовой антропологии: писательский лексикон и тезаурус, семантические фигуры (тропы) и синтактические фигуры как средства построения образа героя; композиционно-речевые формы; речевая характеристика;

- трансформация «границ» и структуры героя в ходе работы писателя над текстом (текстологические версии персонажа).

Понимание образа-персонажа вряд ли будет достаточно полным без обращения к литературной критике, без сопоставления различных, часто взаимоисключающих мнений. И литературная современность, и литературная классика постоянно инициируют новые, оригинальные, неожиданные прочтения, поскольку постоянно изменяются культурно-исторические и психологические качества читательской рецепции.

Не можем не согласиться с И. Б. Роднянской, отметившей, что принципиальной границы между «научным» литературоведением и литературно-критической деятельностью не существует [28, с. 7-9]. Задача экспертного чтения, в том числе и искусство критического «перечитывания классики», заключена в герменевтике и экзегезе художественного произведения, в выявлении того, «как через пластическую фактуру вещи дает о себе знать духовная мотивация художника» [29, с. 67-68].

Литературоведение занято и «значениями», и «смыслами». Литературоведческая деятельность протекает и в пространстве аналитико-филологического знания, и в герменевтическом пространстве понимания, вступания в диалог с «иным», парадоксальным, иррациональным, антиномичным человеческим бытием.

Список литературы

1. Аверинцев С. С. Символ // Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. энцикл., 1971. Т. 6. С. 826-831.

2. Аверинцев С. С. Филология // Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. энцикл., 1972. Т. 7. С. 973-979.

3. Андреев А. Н. Целостный анализ литературного произведения: учебное пособие для студентов вузов. Мн.: НМЦентр, 1995. 144 с.

4. Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопросы языкознания. 1995. № 1. С. 37-67.

5. Бахтин М. М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. С. 7-180.

6. Бородулина Н. Ю. Метафорическая репрезентация экономических понятий как объект семиотического анализа. Тамбов: Грамота, 2007. 184 с.

7. Бочаров С. Г. О художественных мирах. М.: Сов. Россия, 1985. 296 с.

8. Булгаков С. Н. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. Сергиев Посад: Тип. А. Иванова, 1917. 417 с.

9. Гальцева Р. А. По следам гения // Пушкин в русской философской критике: конец XIX - первая половина XX в. М.: Книга, 1990. С. 5-12.

10. Гаспаров М. Л. История литературы как творчество и исследование: случай Бахтина // Русская литература XX-XXI веков: проблемы теории и методологии изучения. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004. С. 8-10.

11. Гаспаров М. Л. Критика как самоцель // Гаспаров М. Л. Записи и выписки. М.: НЛО, 2001. С. 109-112.

12. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. М.: Прогресс - Культура, 1994. 480 с.

13. Гинзбург Л. Я. О литературном герое. Л.: Сов. писатель, 1979. 221 с.

14. Гинзбург Л. Я. О психологической прозе. Л.: Сов. писатель, 1971. 463 с.

15. Зинченко В. П. Пролегомены к поэтической антропологии // Зинченко В. П. Посох Осипа Мандельштама и Трубка Мамардашвили: к началам органической психологии. М.: Новая школа, 1997. С. 40-102.

16. Изер В. К антропологии художественной литературы // Новое литературное обозрение. 2008. № 6 (96). C. 7-21.

17. Ильин И. П. Постструктурализм // Современное зарубежное литературоведение. М.: Интрада, 1999. С. 97-104.

18. Карас?в Л. В. Вещество литературы. М.: Языки славянской культуры, 2001. 399 с.

19. Козлов С. В. Анализ образа-персонажа в курсе «Введение в литературоведение» // Проблемы культуры, языка, воспитания / отв. ред. С. В. Козлов. Архангельск: Изд-во Поморского гос. ун-та, 1998. Вып. 3. С. 152-162.

20. Козлов С. В. Структура духовной сферы героев Л. Н. Толстого: А. Болконский и П. Безухов // Res philologica: ученые записки. Архангельск: Поморский гос. ун-т им. М. В. Ломоносова, 2007. Вып. 5. С. 208-214.

21. Колесников А. С. Философия и литература: современный дискурс // История философии, культура и мировоззрение. СПб.: СПбФО, 2000. С. 8-36.

22. Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1958. 186 с.

23. Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1976. 367 с.

24. Макеева М. Н. Риторическая программа художественного текста как условие использования рациональных герменевтических техник в диалоге «текст - читатель». Тамбов: ТГТУ, 1999. 134 с.

25. Маркович В. М. Человек в романах И. С. Тургенева. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1975. 152 с.

26. Мерло-Понти М. Феноменология восприятия / пер. И. С. Вдовиной, С. Л. Фокина. СПб.: Ювента; Наука, 1999. 606 с.

27. Пятигорский А. М. Краткие заметки о философском в его отношении к филологическому // Philologica. 1995. № 3/4. С. 127-130.

28. Роднянская И. Б. Движение литературы: в 2 т. М.: Знак; Языки славянских культур, 2006. Т. 1. 711 с.

29. Роднянская И. Б. О себе и о времени: анкета литературоведов и критиков // Вопросы литературы. 2000. № 4. С. 65-71.

30. Рябцева Н. Е. Топос тела в современной женской поэзии // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 3 (21). Ч. I. C. 151-153.

31. Савельева В. В. Художественная антропология. Алмааты: АГУ им. Абая, 1999. 281 с.

32. Савченкова Т. П. Русская романтическая антропология 1830-х гг. и стихотворение П. П. Ершова «Нос» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 5 (23). Ч. I. С. 141-144.

33. Топоров В. Н. Вещь в антропоцентрической перспективе: апология Плюшкина // Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифопоэтического. М.: Прогресс - Культура, 1995. С. 7-111.

34. Тургенев И. С. Отцы и дети // Тургенев И. С. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т. М.: Наука, 1981. Т. 7. С. 5-188.

35. Удодов Б. Т. Пушкин: художественная антропология. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 1999. 302 с.

36. Фадеева Т. М. Образ и символ. М.: Новалис, 2004. 254 с.

37. Хализев В. Е. Теория литературы: уч. пособ. М.: Высш. шк., 1999. 397 с.

38. Цурганова Е. А. Введение // Современное зарубежное литературоведение: страны Западной Европы и США: концепции, школы, термины: энциклопедич. справочник. Изд-е 2-е. М.: Интрада, 1999. С. 3-11.

39. Чудаков А. П. Мир Чехова: возникновение и утверждение. М.: Сов. писатель, 1986. 381 с.

40. Эпштейн M. H. Философия тела. Тульчинский Г. Л. Тело свободы. СПб.: Алетейя, 2006. 432 с.

Аннотация

Статья раскрывает содержание понятия «литературная антропология», получающего вс? более широкое применение в филологии. Основное внимание автор акцентирует на аспектах филологического анализа и философско-герменевтической интерпретации литературного героя, предлагает методику рассмотрения структуры персонажа в диалектическом единстве аксиологической, психологической и телесно-вещественной сфер.

Ключевые слова и фразы: теория литературы; литературная антропология; литературная критика; художественная концепция человека; литературный герой; персонаж; анализ; герменевтика; интерпретация; символ.

The author reveals the content of the notion Їliterary anthropology?, which is becoming more widely used in philology, pays attention to the aspects of philological analysis, philosophical and hermeneutical interpretation of a literary hero, and suggests the methods of considering character`s structure in the dialectical unity of axiological, psychological and corporal-material spheres.

Key words and phrases: theory of literature; literary anthropology; literary criticism; artistic conception of human; literary hero; character; analysis; hermeneutics; interpretation; symbol.

Размещено на Allbest.ru