Своеобразие мира детства в романе З. Прилепина "Санькя"

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 8

Российский университет дружбы народов

СВОЕОБРАЗИЕ МИРА ДЕТСТВА В РОМАНЕ З. ПРИЛЕПИНА «САНЬКЯ»

Гусева Елена Викторовна

Детство - одна из ведущих тем прозы Захара Прилепина, проходящая через все романы, повести и сборники рассказов писателя. Почти никогда не становясь кульминационной, она прорастает сквозь все другие мотивы и образы и, разветвляясь на множество подтем и сюжетов, придает повествованию свое особое звучание. Несмотря на то, что у автора нет ни одного произведения, которое было бы полностью посвящено детской тематике, все они наполнены детскими образами, воспоминаниями героев о своих первых жизненных впечатлениях, проникнуты тонкими наблюдениями взрослых персонажей за внутренним миром ребенка - миром простым в своей почти первобытной примитивности и одновременно невероятно сложным для восприятия взрослого человека. Антитеза двух параллельных, никогда не сходящихся вместе пространств: взрослого и детского, их противопоставление, порой приобретающее размеры пропасти, - вот что лежит в основе детской тематики: социальной, психологической и философской одновременно.

В романе «Санькя», посвященном безрассудному и беспощадному молодежному бунту, детство выполняет сразу несколько функций. С одной стороны, это живое воплощение гармонии и красоты отношений между людьми, а значит, одновременно и проверка на человечность, умение любить. В этом плане показательно отношение различных героев З. Прилепина к детям как оценка их собственных душевных качеств. С другой стороны, детство - это и совсем недавнее прошлое сегодняшней молодежи, тот период времени, в котором - помня о том, что все мы родом из детства - можно попытаться отыскать истоки характеров молодых людей, причины их ожесточенной борьбы с окружающим миром.

Говоря о том, как взгляд на ребенка выявляет и проявляет личность, стоит отметить, что главный герой, Саша Тишин, с большой нежностью и симпатией относится к малышам и на протяжении всей книги демонстрирует это приятие детства - идеала чистоты души и помыслов. «Самыми забавными были дети. Саша любил смотреть на малышей. Иногда пугал мам, привставая на цыпочки и заглядывая в коляску - может, мамы думали, что он сглазит, этот странный тип. А он шел и улыбался» [3, c. 120]; «И куда-то спрятался от своих мыслей. Разглядывать кого-то стал. Мужика напротив; девушку некрасивую, ребенка... Особенно ребенка: тот глазел умилительно, полуторогодовалый, наверное. Очень хороший» [Там же, c. 201] и т.д.

На страницах романа часто появляются эпизодические образы детей - это и одинокий деревенский мальчик, которого видит приехавший в село Саша, и внесюжетный персонаж - маленький ребенок Матвея, одного из лидеров оппозиционной партии: «Матвей не казался огорченным - просто рассказывал как есть. - А у меня жена дома, с маленьким ребенком. <...> Они к матери ее ушли сразу, даже защищать барахло не стали. <...> Жена сказала, что вид у этой подлоты был такой, что минута - и ее саму бы с дитем выкинули» [Там же, c. 310]. Неспособность испытывать жалость по отношению к детям - показатель не просто жестокости, но нравственной деградации. Сложно представить себе даже самого сурового из союзников, «надежного как булыжник» Негатива бьющим женщину или наносящим увечье ребенку. Санька верно угадывает про Негу, что созидательное начало в нем выше жажды разрушения: оттого он так по-взрослому, на правах старшего, заботится о своем брате Позике и возражает против его участия в партийных делах, зная об опасностях оппозиционной деятельности. Отличает персонажа и нежная любовь к растениям: «Негатив поливал цветы. <...> Полив, он аккуратно, двумя пальцами пожимал цветам их пухлые или тонкие, зеленые, шершавые лапы, что-то шепча» [Там же, c. 141].

Подобное бережное отношение ко всему живому характерно не только для него - для большинства членов «Союза созидающих». Даже во время проведения своей масштабной акции по захвату городской администрации партийцы стараются обойтись без жертв: «ЇЗапускаем и разоружаем?, - успел сказать Саша пацанам. - По возможности никого не убивать?» [Там же, c. 350]. А женщине из милиции, оказавшейся в числе пленных, ребята дают теплую одежду: «Женщина была в туфельках - молодой пацан из числа Їсоюзников? накинул ей бушлат на плечи» [Там же, c. 354].

Сам Саша Тишин, нередко проявляющий агрессию, - впрочем, чаще мысленную или словесную, нежели выливающуюся в реальное действие, - ни разу не срывается на детей. После драки на рынке с приезжими торговцами он мирно и дружелюбно, смеясь и шутя, разговаривает с кавказским мальчишкой, даже высказывает тому свои радужные планы на будущее: «Ладно, не обижайся... - сказал он, помолчав еще. - Вот устроим революцию, всех гадов перебьем, я приеду к тебе в Алма-Ату, будем чай пить на веранде» [Там же, c. 88]. Кажется удивительным, но члены радикальной группировки, которые демонстративно, с вызовом называют себя «русскими», отличаются большей толерантностью по отношению к различным национальностям, чем задержавший их милиционер: «- Я бы сам этих чернозадых гнид бил..., - сказал помдеж, открывая дверь на улицу. - Мы их не били... - сказал Саша, они сами. <...> Саше было неприятно от панибратского тона милиционера. <...> И еще ему было немного гадко от того, что милиционер решил, будто пацаны с ним заодно - против тех, кого он назвал Їечрнозадыми?. Но они не были заодно...» [Там же, с. 92-93].

Гуляя по вечернему городу, Санька и его подруга, союзница Яна, обращают внимание не на иностранные марки машин или дорогие магазины, не на модно одетых людей, а на трогательную сценку - маленького мальчика, топающего рядом с мамой и изъясняющегося одному ему ведомыми звуками, которые до поры до времени не складываются в осмысленные фразы. Саша в шутку называет его уменьшительно-ласкательно «зверьком», но Яна меняет последний слог на более музыкальный, окающий и будто бы удивленный. Ведь «зверек - это когда лет пять-шесть, острые зубки, быстрый взгляд, чумазый и уже умеет хитрить и немножко подличать. - Да-да, - согласился Саша, - а это зверок. Зверочек, лапа» [Там же, c. 120]. В таких смешливых диалогах, живой игре мысли и слов герои открываются читателям с новой стороны: не как борцы и идеологи радикального движения, не как нарушители общественного спокойствия, но как люди, умеющие искренне любить и тонко чувствовать красоту мира. Чувствовать то истинное, внутреннее его совершенство, которое почти теряется за внешними, фальшивыми проявлениями сиюминутно-прекрасного: нарисованными масками лиц, разноцветным телевизионным «мусором», магазинами - музеями. Лишь дети, еще не успевшие стать частью бездуховного и бездушного мира, не поглощенные им, способны вызвать у героев настоящие чувства - светлую радость, жалость, трепет, веселый смех, желание жить.

Лейтмотивом книги становятся воспоминания главного героя о собственном детстве, наполненные теплотой, солнцем, гармонией мира. По дороге в деревню, скрываясь от преследований властей, Саша - по контрасту с суетой и неуспокоенностью своего настоящего - вспоминает о неспешном дне из детства: о том, как он, девятилетним мальчиком, косил с папой траву. И ему кажется, что, проезжая мимо той поляны, где был покос, он снова видит отца, только не может разглядеть его лица; и воспоминание, мелькнув, ускользает... Приехав же в село к бабушке и умирающему деду, он сначала открывает щеколду с мыслью о том, что «в детстве легче получалось - тоненькой лапкой-то» [Там же, c. 34], а потом на ум ему приходят греющие душу мысли о том времени, когда он малышом жил в этой деревне: ел любимые бабушкины каравайчики, ругал деда за то, что тот каждое утро включал гимн, забывал потом об этой минутной обиде... Казалось бы, в памяти героя всплывают малозначительные, случайные эпизоды, но от них веет уютом, домом, ощущением себя частью большой семьи. «Саша потягивался тонкими ножками с немытыми пятками, злился на дедушку. Но сразу же засыпал - едва прекращалась мелодия. Ел молочный суп. <...> После супа были каравайчики, чай. Все было так нежно» [Там же, c. 45]. Уже взрослым, вспоминая отошедшую в прошлое жизнь, Саша в себе самом «только того мальчика и любил, темноногого, в царапках» [Там же, c. 53].

Однако воспоминания Саньки окрашены не исключительно в счастливые тона - напротив, радость в них всегда мешается с тоской. Детство в его представлении - не только особое, полумифическое, опоэтизированное пространство, но и мир, соотносящийся с очень четким временным отрезком - доперестроечным периодом. С тем прошедшим временем, когда на фотографиях в доме стариков еще можно было различить и узнать лица родственников; когда деревня не вымирала, но полнилась жизнью, работой, пестрым бытом. Так, советская эпоха, на которую пришлось лишь раннее детство Тишина, ассоциируется в его сознании с устойчивостью мира, молодостью родителей, ухоженным селом и красивыми пляжами у реки. Современность же - постсоветская эра - оказывается носительницей разрухи, забвения основ, неуважения к собственной земле, деревенской жизни и труду. «Деревня умирала и отмирала - это чувствовалось во всем. Она отчалила изрытой, черствой, темной льдиной и тихо плыла» [Там же, c. 36]. Бабушкин «иконостас» с фотографиями середины XX века забыт в углу комнаты: «Не станет бабушки - никто никому не объяснит, кто здесь запечатлен, что за народ - Тишины. Да никто и не спросит» [Там же, c. 49]. Поумирали старики, и разъехалась из деревни молодежь... Тихий пляж «с белым аляным песком» «весь зарос некрасивым лопушьем» [Там же, c. 54, 56]. Постаревшая бабушка Саши, черная от своей неизбывной тоски - гибели всех троих сыновей, тенью от прошлого сидит на старой скамейке. Объятая безотрадным одиночеством, она куда более созвучна окружающему безлюдью и пустоте, чем играющий рядом с ней соседский мальчишка. Она олицетворяет собой гибнущий деревенский мир и идет вслед за ним в небытие, так же как старухи из повести В. Распутина «Прощание с Матерой», лишившиеся смысла жизни вместе с гибелью родного поселка, где остались их сожженные дома, похороненные предки, память о прошлом. Ребенок же, напрасно обещающий продолжение жизни, посреди деревенского распада смотрится «странно, стыдно, неуместно» [3, с. 36]. Он - звено новой цепи, представитель того современного мира, ни следа от модернизации и реформ которого в селе не обнаруживается. Невольно напрашивающееся сравнение двух временных эр - дня вчерашнего и сегодняшнего - оказывается не в пользу последнего.

Не только сам Саша Тишин, но и многие его друзья, участники Союза созидающих, успели на своем коротком веку застать две эпохи и сопоставить их, сделав похожие, близкие к приведенному выводы. Маленькие провинциальные города, движение в которых замерло вместе с гибелью Советского Союза, - вот что стало невеселым фоном их начавшегося жизненного пути. В большинстве случаев ранние годы «детей перестройки» - от яслей до последнего звонка в школе - были далеки от радостно-беззаботной тональности. Уже тогда они столкнулись с социальным неравенством, несправедливостью законов, жизнью за чертой бедности; почувствовали на себе холодное безразличие и отчужденность окружающих. Резко изменившийся мир сломил взрослых и лишил детей надежды на светлое будущее. Вспоминая о власти «типических обстоятельств», можно сказать, что социальные условия в данном случае действительно определили сознание многих, приведя их затем к отчаянным попыткам изменения мира в составе различных радикальных движений. В протестных же организациях пассионарный характер руководящей личности нередко заслоняет саму идеологию, порой крайне негативную и разрушительную, как и в случае с Союзом созидающих из романа З. Прилепина. Неслучайно в книге образ Костенко - лидера организации С.С. - фигура таинственная и неоднозначная: он ни разу зримо не появляется на страницах романа, но присутствует в преломлении чужих слов, рождаясь из разноголосицы противоречивых мнений и воспоминаний.

Многие герои - Санька, Лева, Безлетов - отмечают присущую главе Союза созидающих детскость. Но если у его сторонника и последователя Саши Тишина к этой детскости положительное отношение: «он вдруг наткнулся в библиотеке на стихи Костенко, детские, абсурдистские... мир в стихах Костенко получился на удивление правильным, первобытным - таким, какой он и должен быть...» [3, с. 154], то сторонник либерализма Безлетов придает этой черте лидера С.С. совсем иной смысловой оттенок. Детскость Костенко для него - подтверждение утопичности его идей. Со злой иронией Безлетов спрашивает у Тишина: «Основываясь на чем вы будете строить будущее? На детских стихах Костенко?» [Там же, c. 262]. Сам Саша также отмечает, что необычное, по-детски творческое видение характерно и для философских книг лидера С.С., однако в них не хватает одной очень важной и значимой составляющей: «Там вовсе не было доброты. В них порой сквозило уже нечто неземное, словно Костенко навсегда разочаровался в человечине, и разочаровался поделом» [Там же, c. 155]. По сути, философ Костенко, лишенный любви и жалости к людям и живущий своими проектами «на двести лет вперед как минимум» [Там же], - мертвый символ, олицетворение того же безликого и злого диктата власти, против которого борются ребята из его «паствы», безрассудно подставляющиеся под удар.

В их войне, суть которой - разрушение без каких-либо внятных дальнейших планов, много от детского ощущения безнаказанности и от присущей ребенку инфантильности как неумения и нежелания отвечать за свои поступки. Ведь нередко пострадавшими в результате многочисленных конфликтов молодежи с властью оказываются совершенно случайные, неповинные ни в чем люди - прохожие и автомобилисты, которым «посчастливилось» оказаться в местах погромов: начиная с безымянного любителя спорта, которого избили милиционеры, приняв за эсэсовца, и заканчивая либералом Безлетовым, которого сам Санька выкинул из окна во время захвата здания администрации города. И в том, и в другом случае ребята ни минуты не задумываются о том, что они - косвенно ли, напрямую - стали виновниками чужой беды и боли. Напротив, такие жертвы обстоятельств вызывают у них смех, становясь очередным поводом для шуток. Отнюдь не жестокие каждый в отдельности, не лишенные чувства собственного достоинства и внутренней интеллигентности, «отчего вместе они были так злы?» [Там же, c. 160]. Этим вопросом, который Санька задает сам себе, может задаться и любой читатель.

Аполитичных или обладающих другими политическими взглядами окружающих молодые люди предпочитают просто не замечать, так же как они не замечают и страданий своих матерей, многие из которых искренне за них беспокоятся подобно маме Саньки, постоянно пытающейся вернуть сына на «путь истинный» - в лоно закона. Ведь «одно дело, когда дурные поступки совершают они. А другое дело, когда их будешь совершать ты» [Там же, c. 214]. Саша слушает мать и по-своему жалеет ее («Так много слез в твоих глазах. Сморгни, мама, это невыносимо» [Там же, c. 212]), но он ее не слышит и воспринимает слова, сказанные ею, исключительно как чуждую, а потому и неинтересную ему позицию: «ЇЗачем ты мне это говоришь?? - спросил Саша, меланхолично размешивая сахар» [Там же, c. 258]. От ее вопросов и настойчивых просьб, от попыток опекающей заботы он отписывается парой слов на клочке бумаги, привычной фразой о том, что у него все хорошо. «Все нормально» у него даже тогда, когда за ним охотится милиция или он сам едет на убийство латвийского судьи. Таким образом, несмотря на наличие формального общения, между ними - стена отчуждения.

Подобная позиция Саньки - отсечение им всего «лишнего», что мешает достижению цели, включая чувства и переживания самых близких людей, - рождается не только под влиянием отрицательной идеологии (это скорее вторично), но из-за изначально одностороннего восприятия жизни, где все делятся лишь на «своих» и «чужих» и где на один вопрос не может быть двух разных ответов. Такой чрезмерно прямолинейный, черно-белый подход к жизни также свойственен ребенку.

Определенная детскость поведения, присущая всем союзникам, постоянно подчеркивается автором не только посредством описания их слов и поступков, но и на уровне отдельных художественных деталей. Так, писатель акцентирует внимание на том, что «поле битвы» - город - в сознании Саши сопоставляется с детской игрушкой: «...ломать его было так же бессмысленно, как ломать игрушку: внутри ничего не было - только пластмассовая пустота. Но оттого и возникало детское ощущение торжества, терпкое чувство преодоления, что все оказалось гораздо проще, чем казалось» [Там же, c. 29].

Деятельность союзников оказывается формой реализации их детскости, место борьбы оборачивается игровым пространством. Для ребят участие в протестных акциях - прежде всего, возможность действовать, и этим скрашиваются даже такие малоприятные моменты, как драки или столкновения с милицией, растворяясь в ворохе ярких, до краев наполненных, праздничных по своему ощущению дней: «Венька улыбался, словно из автобуса должны были в нужный момент вылететь не камуфляжные бесы в тяжелых шлемах, а клоуны с воздушными шарами» [Там же, c. 6]; «Многие уже уходили во дворы, понимая: долго праздник не продлится» [Там же, c. 17]. детство роман сюжет художественный

Веселая бесшабашность, быстрый ритм жизни, атмосфера преодоления и подвига - все то, чего мальчишкам так не хватало в их повседневной жизни с ее серыми буднями и вечным безденежьем, - сопровождается изменением, насыщением красок окружающего мира. Так, на смену выцветшим, полинявшим тонам и тесным стенам старых квартир в «хрущевках» приходит яркое, яростное, почти ослепляющее многоцветие распахнувшегося навстречу мира. «Впопыхах, еще не нарочно, еще по случайности бегущие сшибли одну урну или корзину с розами, тюльпанами и гвоздиками - и сразу понравилось, сразу зацепило. Когда к торговым рядам подлетел Сашка, вся улица была усыпана алым, желтым, розовым, бордовым» [Там же, c. 15].

Противопоставление детства, юности и старости тоже подчеркнуто на цветовом уровне, уровне восприятия красок мира. В деревне, завтракая яичницей, «неестественно яркой, словно рисунок ребенка» [Там же, c. 53], Саша вдруг задумывается над тем, могли бы старики рисовать так же пестро и жизнерадостно, как и дети. Своего рода ответ на его вопрос дан в мысленном монологе умирающего дедушки Саши, который вместе с памятью и слухом утратил яркость восприятия мира: «Накатывало бесцветное» [Там же, c. 45]. Отсутствие цвета здесь выступает как знак небытия, пустоты, синоним смерти.

Рассказывая о Костенко, Саша также указывает на его детское умение «видеть все в контрастности, в яркости, в цветах, которые даже у молодых людей уже стерты и блеклы» [Там же, c. 156]. Таким образом, сама жизнь воспринимается как постоянная смена красок - от насыщенных и полновесных до едва заметных, словно застиранных оттенков.

Ключевая тема романа - молодежный бунт - неразрывно связана на социальном и психологическом уровнях с темой детства. Развивая уже затронутую тему о детях переломных эпох, можно утверждать, что ребенок, забытый родителями, недополучивший внимания и любви от близких ему людей, подрастая, с куда большей вероятностью и меньшими внутренними колебаниями направит свои силы на войну с окружением, чем тот, кто рос в спокойной, гармоничной и любящей среде. Так происходит и с союзниками, многие из которых с детства озлоблены на мир, не понимающий и не принимающий их. Характерно в этом отношении то, что большинство приятелей Саши Тишина - из неполных и (или) малообеспеченных семей: тех, в которых материальные сложности обусловливают неблагополучие психологического климата и где воспитанием детей некому и некогда заниматься. Сам Тишин рано лишился отца - вузовского преподавателя, причиной гибели которого стал алкоголизм. Да и при жизни своей, пока сын рос, «отец никогда им не занимался, даже разговаривал с сыном редко» [Там же, c. 69]. Безотцовщина Негатив свое невеселое детство провел в интернате. У вечно пьяного Вени не то что родителей, но и определенного места жительства нет: «Веня, он вообще бездомный, ему жить негде» [Там же, c. 61].

Тонкая и артистичная Яна, серьезный и сосредоточенный Леша Рогов, Олег, с его веселой и неиссякаемой злостью, - из разных социальных слоев: от рабочего класса до интеллигенции, из разных городов: от Таганрога до Северодвинска, - все они едины лишь в своем одиночестве, в чувстве отрешенности от мира сегодняшнего дня, ничего им не давшего, кроме бедности, привычной лжи и цинизма. Кроме бесконечно усталых родителей, у которых часто не хватало сил на то, чтобы выказать любовь к собственным детям.

«Непонятные, странные, юные, собранные со всей страны, объединенные неизвестно чем, какой-то метиной, зарубкой, поставленной при рождении» [Там же, c. 10], не умея отыскать смысла в собственном существовании, они обладают достаточным мужеством, чтобы пожертвовать своими жизнями. И вопрос лишь в том, нужны ли эти бессмысленные жертвы кому-нибудь, включая их самих, и есть ли в бескомпромиссном отрицании жизни хоть капля героизма.

Еще острее, чем в «Саньке», данная проблема поставлена в вызвавшей немало споров книге «Исход», которую под псевдонимом DJ Stalingrad написал активист антифашистского движения Петр Силаев. В этом романе-дневнике, полностью построенном на приеме потока сознания и основанном на реальных событиях, молодые люди занимаются саморазрушением, уже даже в теории не ставя перед собой никаких высоких целей, которые должно было бы подразумевать их движение. Само его название - антифашизм - становится пустой бессодержательной формой, которая не отражает ни реальной идеологии, ни методов борьбы - столь же бесчеловечных, как и у неонацистов. Люди, называющие себя антифашистами, вступают в жестокие драки без правил и кровопролитные бои «район на район», не защищая свои идеалы, а просто потому, что ничему больше в жизни не научились и ни к чему не стремятся. С не меньшей долей вероятности многие из них могли бы оказаться «по другую сторону баррикад». Их отчаянная смелость - это смелость самоубийц, которые не боятся быть искалеченными и даже убитыми, но не в состоянии самостоятельно решить свои жизненные проблемы. «Эта повесть - некое вскрытие, автор показывает болезнь общества. Он словно говорит: мир болен, я болен. Что мне делать? Как жить дальше?» [1]. За художественной формой - остросоциальное содержание, за мемуарами, которые можно было бы принять за особую стилизацию повествования, - реальная смерть товарища: «Исход» посвящен погибшему в 2008 году другу П. Силаева, антифашисту Федору Филатову.

Возвращаясь к роману Прилепина, нельзя не отметить, что ребята из Союза куда менее агрессивны в своих действиях и куда более осмысленны в поступках, но и им, охваченным атмосферой борьбы, не чужда жестокость. Ведь в мире, в котором духовность стала анахронизмом, злоба обладает способностью накапливаться: обоюдная ненависть нарастает как с каждой новой протестной акцией, так и с каждым новым тюремным сроком, полученным за участие в ней. В этом плане грустно-типичен путь Тишина - от попыток разговоров в либеральном ключе до грубой матерной фразы, брошенной им своим идеологическим противникам; от интеллигентных порывов перед всеми извиниться до желания разбить голову чужакам и инакомыслящим, от стыда до полного его отсутствия. Своего рода перерождение героя происходит после того, как его избивают сотрудники ФСБ, не в силах добиться от него показаний. Тогда, сплошной сгусток боли, отстояв не только свою «правду», но и жизнь («Сначала подумал: ЇЯ не умер?. Потом подумал: ЇИ не умру?» [3, c. 180]), Тишин вместе с победой над смертью утрачивает жалость. «И там, где было сердце или душа, - все было легко и бестрепетно» [Там же, c. 184]. После всего пережитого - жестокого избиения, изнасилования Яны, задержания Негатива - он уже безо всяких колебаний решается на убийство. А когда не станет большинства его товарищей, борьба его приобретет характер неизбежной жестокости. В этой битве каждый новый удар рождает еще более сильный ответный. И финал романа с его новыми жертвами - раненым Позиком и Безлетовым, выкинутым из окна, - открывает очередной виток ожесточенной борьбы. «В голове, странно единые, жили два ощущения: все скоро, вот-вот прекратится, и - ничего не кончится, так и будет дальше, только так» [Там же, c. 367].

Актуальная и злободневная книга З. Прилепина, написанная в традиции романа-предупреждения с намеренной гиперболизацией событий, обнажает социальные проблемы нашего общества, наиболее уязвимой частью которого являются дети. Мотив детства раскрывается З. Прилепиным во всей полноте на социальном, психологическом и философском уровнях. «Санькя» призывает каждого из нас оглянуться и задуматься над тем, что маленькие жители нашей страны - мальчишки с городских окраин, лишенные заботы, понимания и тепла, - вместо олицетворения светлого будущего России могут стать ее печальным исходом.

Список литературы

1. Прилепин З. Cанькя. М.: Ад Маргинем, 2007. 368 с.

2. Распутин В. Г. Прощание с Матерой: повести, рассказы. М.: Эксмо, 2010. 704 с.

3. Сухих О. С. Очень своевременные книги: о традициях Ф. М. Достоевского и М. Горького в романе Захара Прилепина «Санькя» // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского, 2008. № 6. С. 290-296.

Аннотация

В статье раскрывается тема детства в романе З. Прилепина «Санькя», имеющая большое значение как в развитии сюжета произведения, так и в понимании характеров главных героев. Прилепинские персонажи, выказывая то или иное отношение к детям, проверяются этим на человечность, умение любить. Также автор нередко обращается к детству самих центральных героев, видя в этом временном периоде корни их поведения, истоки их судеб. Отдельного внимания в аспекте детской темы заслуживает такая черта взрослых людей, как детскость: ею обладают многие персонажи «Саньки». Детскость может иметь как положительное значение, рассматриваясь в качестве синонима богатого воображения, непосредственности, честности и чистоты, так и отрицательное значение, приравниваясь к инфантилизму и безответственности, неумению отвечать за свои поступки. В раскрытии детской темы Захаром Прилепиным немаловажную роль играют художественные детали и цветопись.

Ключевые слова и фразы: мотив детства; детские образы; Захар Прилепин; «Санькя»; образ ребенка.

The author reveals the theme of childhood in the novel ЇSankya? by Z. Prilepin, which is of great importance both in the development of plot, and in the understanding of main heroes` characters. Prilepin`s characters, showing particular attitude to children, are verified by it on humanity, the ability to love. The writer also often refers to the childhood of central heroes, finding in this time period the roots of their behaviour, the origins of their fates. The author pays special attention in the aspect of child theme to such adults` feature as childishness: a lot of characters from ЇSankya? possess it. Childishness can have both a positive meaning being treated as synonym for luxuriant imagination, ingenuousness, honesty and purity, and a negative meaning, equating to infantilism and irresponsibility, inability to take responsibility for one`s actions. Artistic details and colour art play important role in child theme revelation by Zakhar Prilepin.

Key words and phrases: motif of childhood; child`s images; Zakhar Prilepin; ЇSankya?; image of child.

Размещено на Allbest.ru