Кафе Куадри, баутта, карнавал… Время не всластно над старым сюжетом:

Музыка Вивальди,

Просекко бокал,

На стенах картины

Тьеполо и Тинторетто…

Ирина Хольмстрем

Для современного научного дискурса актуальна проблематика события. Рассмотрение феномена события в работах ряда ученых (А. Бадью, М. Бахтин, Н. Бердяев, А. Грякалов, Э. Гуссерль, Ж. Деррида, Э. Левинас, И. Смирнов, М. Хайдеггер, С. Хоружий и др.) свидетельствует о признании ценности эстетического опыта, переживаемого человеком, так как событие "всегда эстетично" [2, c.23]: событие включает в себя деятельную позицию участника, который осмысливает и оценивает происходящее. Событийность получает свое завершение в эстетической деятельности поэта.

Встреча с Венецией, городом красоты и любви, для поэтического сердца становится событием. Венеция создана для того, чтобы притягивать к себе творческих людей, способных увидеть и понять ее красоту: поэтов и художников, музыкантов и литераторов, с которыми Венеция ведет разговор. Венеция становится городом "всех дорог" ("Venezia di tutte le strade" F. Montanari, "Венеция всех дорог" Ф. Монтанари).

Шесть стихотворений современных итальянских авторов - это признание в любви Венеции: Monia Cacciero "Maschere a Venezia", Vincenzo Capitanucci "Venezia, Amore mio", Arnaldo Fusinato "Le ultime ore di Venezia", Bruno Gasparri "La mia Venezia", Federico Montanari "Venezia di tutte le strade", Luca Vincenzo

Simbari "A Venezia" (Мония Каччеро "Маски в Венеции", Винченцо Капитануччи "Венеция, Любовь моя",

Арнальдо Фузинато "Последние часы Венеции", Бруно Гаспарри "Моя Венеция", Федерико Монтанари "Венеция всех дорог", Лука Винченцо Симбари "В Венеции").

Переживание чувства любви и сопричастности городу является основным мотивом этих стихотворений. Вопросы перевода иностранного текста на русский язык заслуживают отдельной исследовательской работы [5].

Каждое стихотворение о Венеции открыто для взаимодействия с другими поэтическими и прозаическими текстами о Венеции. Эта открытость возможна благодаря системе повторяющихся образов и мотивов (площадь Сан Марко, дворец Дожей, каналы и мосты, гондольеры и др.), позволяющих сразу узнать "венецианский текст". Событие встречи и разговора с городом продолжается и развивается от одного стихотворения к другому, преодолевая границы текста:

Di ricordi una pioggia, guardo le foto della mia Venezia, и festa oggi, il canal Grande и pieno di gondole, in questo mondo non c'и cittа piщ bella. Il campanile di San Marco и in piazza con i suoi colombi innamorati si specchia come un palo nelle acque della laguna.

Bruno Gasparri. La mia Venezia (Бруно Гаспарри. Моя Венеция) [9].

"Дождь воспоминаний, / я смотрю на фотографии моей Венеции, / сегодня праздник, / Большой канал полон гондол, / в этом мире нет города красивее. / Кампанила собора Святого Марка на площади / со своими влюбленными голубями / отражается, как мачта в водах лагуны" (перевод автора - И. Х.).

Эта открытость события "создает основание для представления целостности, особой событийной целостности. сохраняющей в своей данности следы предшествующих опытов понимания" [2, c.30-31]. Так рождается "венецианский текст" в итальянской литературе, который, как и "петербургский текст", "принадлежит к числу тех сверхнасыщенных реальностей, которые немыслимы без стоящего за ними целого и, следовательно, уже не отделимы от мифа и всей сферы символического" [6, c.644]. Текст о Венеции становится как бы новым метафизическим пространством города: это та же Венеции, но отраженная в зеркальной глади воды:

Sei bella, Venezia, che bella ti desti dal fondo del mare, in cui padrona ti specchi. Il mare t'inargenta e l'onda fugge; il mio occhio mira e rimira, mentre il silenzio mi parla.

Luca Vincenzo Simbari. A Venezia (Лука Винченцо Симбари. В Венеции) [9].

"Ты красива, Венеция, / какая красивая ты подымаешься / с глубины моря, / в котором ты, Госпожа, отражаешься. / Море тебя серебрит, и волна бежит. / Глаз мой любуется и созерцает, / в то время как тишина со мной говорит" (перевод автора - И. Х.).

Что впечатляет, прежде всего, в Венеции сегодня - это карнавал, который находится "на границах искусства и жизни" [1, c.15], выходит за рамки обычной жизни: "в карнавале сама жизнь играет, разыгрывая - без сценической площадки, без рампы, без актеров, без зрителей, то есть без всякой художественно-театральной специфики - другую свободную (вольную) форму своего существования, свое обновление и возрождение на лучших началах" [Там же, c.16]. Город открываает перед нами ворота времени [8]:

L'aria profuma di festa, dolciumi, risa e burla fan da sfondo e l'atmosfera gioiosa resta.

Monia Cacciero. Maschere a Venezia (Мония Каччеро. Маски в Венеции) [9].

"Воздух наполнен праздником, / кондитерские изделия, смех и шутки / создают фон, / и радостная атмосфера остается" (перевод автора - И. Х.).

Улицы города, площади, кафе, каналы - все становится площадкой, на которой происходит главное действие: Венецианский праздник! Мы видим персонажей пьес Карло Гоцци, гуляющих по улицам города. Это венецианцы Панталоне и Коломбина, также "Доктор, который родился в Болонье, Арлекин из Бергамо и Бригелла из Брешии. Пульчинелла - из Неаполя, Менегино родом из Милана, Фаджолино из Болоньи, Стентерелло - флорентиец, Паскариелло - римлянин" [4, c.29]. Сказка становится чудесной реальностью:

Ecco Arlecchino servo sbadato e sguaiato che di pezze il suo vestito и cucito, salta, canta e sorride ai Signori, ma ne fa davvero di tutti i colori.

Intelligente, abile ed inetto и Pulcinella nel suo napoletano perfetto.

Si fa largo Balanzone ciarliero e dottore saccente, ma molto spesso truffa la gente. Burbero e brontolone

fa credere di essere un gran sapientone, vantandosi del suo sapere appena si presenta l'occasione.

Ma il vero "paron" di casa и il vecchio mercante veneziano, avaro, bizzarro, autoritario e pure brontolone: il suo nome и Pantalone.

C'и poi Brighella servo furbo e attaccabrighe insieme alla graziosa e vivace Colombina, servetta briosa e alquanto furbina.

Monia Cacciero. Maschere a Venezia (Мония Каччеро. Маски в Венеции) [9].

"Вот Арлекино, слуга - разиня и грубиян, / у него костюм сшит из кусков, / он прыгает, поет и улыбается Господам, / и делает это действительно красочно. / Умен, ловок и нелеп / Пульчинелла на своем совершенном неаполитанском. / Появляется Баланцоне / болтливый доктор и всезнайка, / но он очень часто обманывает людей. / Неприветливый и ворчливый / заставляет верить, что он большой умник, / хвастается своим знаниями, как только ему представляется возможность. / Но настоящий "хозяин" дома - старый венецианский торговец, / жадный, причудливый, властный и ворчливый: / имя его Панталоне. / Вот и Бригелла, хитрый слуга и задира, / вместе с очаровательной и веселой Коломбиной, / служанкой остроумной и довольно хитрой" (перевод автора - И. Х.).

итальянская поэзия венеция стихотворение

Карнавал не оставляет в стороне никого, он захватывает каждого, кто приезжает в эти дни в город: "Карнавал не созерцают, - в нем живут, и живут все, потому что по идее своей он всенароден. Пока карнавал совершается, ни для кого нет другой жизни, кроме карнавальной. От него некуда уйти, ибо карнавал не знает пространственных границ. Во время карнавала можно жить только по его законам, то есть по законам карнавальной свободы. Карнавал носит вселенский характер, это особое состояние всего мира, его возрождение и обновление, которому все причастны" [1, c.15]:

Questa й Venezia che del suo Carnevale ne ha fatto un evento davvero originale.

Monia Cacciero. Maschere a Venezia (Мония Каччеро. Маски в Венеции) [9].

"Это Венеция, / которая своим Карнавалом / создала событие действительно оригинальное" (перевод автора - И. Х.).

Но не только карнавал является событием в Венеции, сама возможность приезжать и жить в Венеции становится событием. Венеция для тех, кто считает себя венецианцами, становится путеводной звездой:

Un lieve venticello e un filo di luna la gondola fa la ninna nanna al gondoliere non c'и nessuno che resiste all'incanto, Il mare, calli nascoste, i canali e le terrazze, Venezia mia fai svanire ogni pena dal cuore,

in te brilla una stella da sempre guida da te tutti i tuoi figli.

Bruno Gasparri. La mia Venezia (Бруно Гаспарри. Моя Венеция) [Там же].

"Легкий ветерок и лунная полоса, / гондола убаюкивает гондольера, / нет никого, кто сопротивляется очарованию. / Море, скрытые улочки, каналы и террасы, / Венеция моя, ты можешь снять любую боль в сердце, / в тебе горит звезда, / вечный маяк для всех твоих детей" (перевод автора - И. Х.).

Снимая маску, Венеция как будто прячет истинную часть себя. Только витрины магазинов и картины художников напоминают нам о карнавале. Вспоминаются слова М. Хайдеггера, что истина совершается "как первозданный спор просветления и сокрытия" [7, c.165]. Какая Венеция подлинная? Лев загадочно смотрит со своей высоты на площади Сан Марко, приглашая к диалогу:

Io in questa cittа di fiaba luna di miele per Amanti scrivendo ad Arte di Lei

penso a Te

Amore mio ed al volar dei Tuoi sorrisi trasformati in piccioni nel cielo di San Marco

Vincenzo Capitanucci. Venezia Amore mio (Винченцо Капитануччи. Венеция, Любовь моя) [9].

"Я в этом сказочном городе / в медовый месяц для Влюбленных / пишу Искусству о Ней / и думаю о Тебе, Любовь моя, и о полете Твоих улыбок, / превратившихся в голубей в небе Святого Марка" (перевод автора - И. Х.).

Праздник завершается, пора уезжать, но даже в последние часы и минуты в Венеции хочется сказать:

Venezia! l'ultima ore й venuta <. >

a Te, Venezia, l'ultimo canto, l'ultimo bacio, l'ultimo pianto! <. > Ramingo ed esule sul suol straniero, vivrai, Venezia, nel mio pensiero, vivrai nel tempio qui del mio core come l'immagine del primo amore.

Arnaldo Fusinato. Le ultime ore di Venezia (Арнальдо Фузинато. Последние часы Венеции) [Там же].

"Венеция! Последний час настал! <…> / Тебе, Венеция, последняя мелодия, последний поцелуй, последний плач! <…> / Я странствующий скиталец на чужой земле, / ты будешь жить, Венеция, в моих мыслях, ты будешь жить здесь, в храме моего сердца, / как картина первой любви" (перевод автора - И. Х.).

Кто полюбил Венецию, для кого встреча с этим городом стала событием, изменившим его представление о себе и о мире, может сказать: "Событие, ставшее звеном жизненного пути (встреча, любовь, разлука), теряет статус случайного" [3, c.41], такое событие становится судьбой.

Список литературы