Рассказ К.Г. Паустовского "Дождливый рассвет" в аспектах тематического анализа

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Рассказ К.Г. Паустовского «Дождливый рассвет» в аспектах тематического анализа

Максимов Владимир Владимирович, к. филол. н., доцент Национальный исследовательский Томский политехнический университет

Аннотация

В статье рассматриваются методологические и методические возможности тематического подхода к литературному произведению. Представлен анализ тематического своеобразия короткого нарратива (К. Г. Паустовский «Дождливый рассвет») на уровнях организации художественного пространства, времени, действия и символической образности. Отмечается широкий интертекстуальный фон, на который ориентируется автор (русский реалистический роман ХIХ века, постреалистическая поэтика чеховской прозы, поэзия А. Блока).

Ключевые слова и фразы: тематический анализ; эпические жанры; рассказ; время; пространство; действие; герой; символическая образность.

Abstract

The author considers the methodological and methodical capabilities of thematic approach to the literary work, presents the analysis of short narrative thematic originality (K. G. Paustovskii, “Rainy Dawn”) on the levels of artistic space, time, action and symbolic figurativeness organization, and mentions the broad intertextual background on which the author directs his attention (the Russian realist novel of the ХIХ^th century, the post-realist poetics of Chekhov's prose and A. Blok's poetry).

Key words and phrases: thematic analysis; epic genres; story; time; space; action; hero; symbolic figurativeness.

В контексте современного литературоведения тематический анализ художественного произведения обладает парадоксальной методологической репутацией. С одной стороны, он уступает более модным подходам, а с другой - используется в тех случаях, когда требуется проверенный и надежный способ ориентации в «поэтической реальности».

Одна из определяющих причин такой парадоксальности связана с теоретической неотчетливостью центрального понятия темы. Как правило, используются исключительно описательные и некритические представления о теме как моменте содержания литературного текста [4]. В своих наиболее радикальных версиях такое видение темы направляет внимание исследователя на поиск и фиксацию готовых значений, при этом произведение интерпретируется как репрезентация достаточно общеизвестного фрагмента общекультурной картины мира. Основанием подобной методологической установки может быть признано наличие в диахронологическом контексте ряда культурно-исторических эпох и парадигм, которые действительно исповедывали идеологию завершенного смысла и готового значения - весь круг нормативных литературных практик (прежде всего, классицизм). Однако ими не исчерпывается многообразие словесного творчества.

Гораздо реже «тема» осознается как элемент формирующегося художественного смыслового целого литературного произведения, не как данное и наличное, а как заданное и воплощаемое [1]. В связи с этим центральным методологическим вопросом становится вопрос: где тема локализуется? На наш взгляд, здесь нет единого ответа, так как тематизация охватывает все уровни литературного произведения и является магистральным процессом эстетической деятельности. В то же время дифференциация этого процесса позволяет различить как минимум шесть основных аспектов тематизации:

1) на уровне авторской творческой активности, например, в таких формах, как авторская позиция, или шире - мировосприятие и мировоззрение писателя [2; 7];

2) на уровне композиционно-речевого оформления произведения как момент актуализации той или иной позиции или совокупности доминирующих кругозоров и точек зрения, представленных в составе поэтической реальности и распределенных между рассказчиками, повествователями [3];

3) на уровне сюжетно-событийной организации текста как момент моделирования художественной картины мира в целом или различных способов выстраивания иерархии событий и состояний персонажей и героев [6];

4) на уровне рецептивной перспективы текста, предполагающей различные способы интеграции в художественный мир читателей, а следовательно, и возможность распределения тематических аспектов между читателями различных уровней компетенций [9];

5) на уровне системного эффекта, возникающего на пересечении интересов и границ всех участников эстетического дискурса (автора, героя, читателя и т.д.) [8];

6) на уровне проекции темы на культурно-исторический контекст и определенный тип кодирования художественной информации [4].

Такое многоуровневое и многовекторное присутствие темы в поэтической реальности объясняет гибкость и привлекательность тематического анализа. Но это же качество требует тщательного контроля за его операциями и процедурами в ходе анализа литературного произведения. Методическим минимумом в данном случае является использование в анализе не одного, а нескольких, хотя бы двух, аспектов тематизации, что позволяет увидеть произведение с разных точек зрения, чтобы не совершить ошибок в итоговой квалификации тематического своеобразия произведения.

С учетом обозначенных представлений и положений попытаемся предложить тематический анализ небольшого рассказа К. Г. Паустовского «Дождливый рассвет» [5]. Выбор данного текста определяется, прежде всего, тематической парадоксальностью произведения, которая проявляется в целом ряде художественных решений тематических аспектов произведения.

Во-первых, в том, что созданный и опубликованный во второй половине 1945 года, непосредственно после великой Победы, автор по странной причине вообще эту ситуацию и тему обходил стороной. Рассказ не о войне и победе, а о мире и жизни: война не входит в кругозоры героев и повествователя. Забегая вперед, заметим, что такое нарративное замалчивание ожидаемой темы в рамках повествовательной традиции, посвященной теме войны 1941-45 гг., будет достаточно часто встречаться, но только начиная с рубежа 1950-60-х гг. Если вспомнить предшественников такого метода «рассказа о войне не по-военному», то здесь необходимо назвать А. Платонова, автора коротких притчевых историй начала 1940-х гг., например «Неодушевленный враг» или «Одухотворенные люди».

Во-вторых, не только центральное социоисторическое событие победы, но и другие военные ситуации и события не входят в смысловой состав произведения К. Паустовского. В связи с этим ряд деталей, связанных с образами центральных героев, оказывается в дезмотивированной плоскости. Так, скажем, не совсем понятно, какую роль играет в тексте упоминание о том, что главный герой рассказа Кузьмин является майором, а, скажем, не лейтенантом или подполковником? В его облике и состояниях постоянно подчеркивается как раз не военное, а штатское, отсутствие коренной связи с пережитым опытом пребывания в обстоятельствах военной реальности. Стоит заметить, что он находится в какой-то совершенно другой по отношению к войне реальности, в своем особом времени и пространстве. Кстати, и героиня произведения изображается в аналогичном по своей модальности хронотопе, но уже не столько экзистенциально-индивидуализированном (как Кузьмин), а культурно-метафизическом. Не случайно она временно живет в доме своего отца-врача, год назад умершего, в небольшом провинциальном городке на волжском берегу и работает временно в местной библиотеке, но мечтает, подобно чеховским героиням, вернуться в Москву.

В-третьих, необходимость тематического уточнения связана с характером центрального сюжетного события и ситуации «встречи - расставания» героя и героини. Сама по себе такая фабульная ситуация является одной из самых распространенных в контексте мировой литературы и может быть квалифицирована как традиционный формальный схематизм, многократно встречающийся даже в рамках отдельного произведения и способный разворачиваться в различные сюжетно-смысловые перспективы. Чаще всего данный мотив и положение охватывается более широким образно-символическим архетипом Пути как способа моделирования не только жизненного, но и исторического процесса. Решение данной модельной ситуации у Паустовского тоже не лишено оригинальной формы, особенно заметной не только на фоне ближнего (1940-е гг.), но и дальнего (русский реалистический роман ХIХ в.) историко-литературных контекстов. Чтобы увидеть специфику решений, предложенных писателем, необходимо обратить внимание на то, когда и где, кто и почему встречается, а также - чем завершается эта ситуация в принципе? Перечисленные актантно-хронотопические аспекты конкретизируются в рассказе следующим образом.

Пространственный аспект: встреча происходит в небольшом заброшенном провинциальном городке (Наволоки), когда-то возникшем в излучине Волги, которая, делая крутой поворот, наволакивала на отмель песок и ил, в результате чего образовался высокий берег, а позднее и поселение с удобной пристанью. Уже здесь актантная функция передается в произведении не столько человеку, сколько природной стихии - и прежде всего водной (река, такую же роль в тексте выполняет и ночной дождь, заканчивающийся незадолго перед рассветом).

Временной аспект тоже обладает символическим ареалом, так как в отличие от исторического и социального времени, роль которого заметно ослаблена в тексте, природный и метафизический аспекты протекания и восприятия времени обострены. Так, прибытие Кузьмина в Наволоки происходит почти в полночь, а встреча приурочена к ночному (не солярному, а селенному циклу) времени, в связи с этим переход из ночного в предрассветное состояние мира и самосознания героев тоже становится несущей смысловой ориентацией рассказа.

Актантные аспекты характеризуются некоторой парадоксальностью, связанной с тем, что сама встреча происходит по воле и инсценировке третьего персонажа, бывшего мужа героини, который просит Кузьмина завезти ей письмо по пути. Кстати, сам Кузьмин просто направляется после лечения в госпитале к новому месту назначения, и никакой другой задачи у него нет, у героини - тоже; их встреча выглядит как случайная и потенциально существенная, но вот событие ли это для них, повествователя и автора [10]?

Действительно, основной интерес сосредоточен в произведении на вопросе: произошло ли событие встречи, и если да - благодаря чему, а если нет - по какой причине? Встретившись по воле случая, герои продолжают оставаться каждый в своем мире. Находясь в сходных состояниях и положениях - некоторой отрешенности от окружающей реальности и сосредотачиваясь в идеальной действительности, оба героя принадлежат к определенному типу постромантического персонажа, который размещен всегда между идеальным и повседневным, больше живя первым и избегая второго. Этот психоэмоциональный комплекс сильнее выражен в жизнеукладе героини, что в принципе соответствует традиционной позиции романной героини в ситуации рандеву. В биографии героя подчеркивается постоянный разлад между внешними и внутренними формами жизнеощущения и самореализации: мечтал об одном - стал другим, выглядит так, а на самом деле иной, экзотическая военная профессия топографа и пр.

Приезжая в Наволоки, Кузьмин попадает в особый хронотоп культурно-символического мира и идиллическое состояние, переживающее момент своего исчерпания и распада (маленький тихий, не задетый войной городок, провинциальный уклад, сад, церквушка, отцовский дом, красивая женщина, с которой хочется связать свою жизнь навек, уклонившись от собственного пути). Ожидая в комнате выхода хозяйки и пытаясь понять тайну ее жизни, он обращает внимание на книгу, лежащую на столе (важно то, что не он, а героиня ее раскрывают на определенной странице), открытую на странице, где живет блоковский текст «Россия» (смысл авторской подсказки: Россия находится и во внешнем мире - госпиталь, Наволоки, Волга и пр., и во внутреннем - в культурно-книжном мире Блока и русского постсимволизма).

Художественная стратегия К. Паустовского, включающая в себя тематизацию, связана с таким образом русской жизни и русского пути, который оказывается в историко-культурном промежутке, обусловленном военным периодом, внутри которого движение вперед на основе наличных форм культурной памяти осмысляется как иллюзорный вариант. Именно это и отличало нарративную позицию Паустовского в контексте военной прозы, хотя было не органично для него самого в других тематических направлениях, где культурная память сохраняла свою онтологическая роль.

литературный нарратив символический

Список литературы

1. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Бахтин М.М. Работы 20-х годов. Киев: Next, 1994. С. 259-318.

2. Белая Г.А. Литература в зеркале критики. Современные проблемы. М.: Советский писатель, 1986. 365 с.

3. Бройтман С.Н. Поэтика русской классической и неклассической лирики. М.: РГГУ, 2008. 485 с.

4. Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа ХIХ столетия // Лотман Ю.М. Избранные статьи: в 3 т. Таллинн: Александра, 1993. Т. 3. С. 49-90.

5. Паустовский К.Г. Дождливый рассвет

6. Силантьев И.В. Сюжетологические исследования. М.: Языки славянской культуры, 2009. 224 с.

7. Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей: статьи и исследования о русских классиках. М.: Художественная литература, 1972. 548 с.

8. Смирнов И.П. Мегаистория: к исторической типологии культуры. СПб.: Аграф, 2000. 544 с.

9. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу / пер. Б.П. Нарумова. М.: Дом интеллектуальной книги, 1999. 144 с.

10. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003. 312 c.

Размещено на Allbest.ru