Размещено на http://www.allbest.ru/

"Свет княгиня". Отражение темы любви и женские образы в лирике Н. И. Тряпкина

Рыжкова-Гришина Любовь Владимировна

Аннотация

Тема любви, создание образа русской женщины - один из ключевых моментов в поэзии Н.И. Тряпкина (19181999), поэта, лауреата Государственной премии России 1992 года, чье творчество тесно связано с традициями и корнями исконной народной культуры. Отмечая разноплановость и многогранность, различную эмоциональную наполненность и содержание созданных поэтом женских образов, следует подчеркнуть, что все они в своей основе имеют некий обобщенный идеал, единый архетип, называемый национальным характером. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/2/2013/5-2/47.html

Ключевые слова и фразы: женский образ; Н.И. Тряпкин; народная традиция; образ Ярославны; архетип; национальный характер; натурфилософская сверхзадача. образ женщина поэзия

Отношение к женщине у поэта Н.И. Тряпкина, безусловно, в духе народной традиции, с одной стороны - возвышенно-поэтическое, нежное, трепетное, с другой - уважительно-сдержанное. И с третьей стороны - строгое и требовательное, но не по причине некоего мужского превосходства, бескомпромиссного лидерства и физической силы. Скорее, наоборот, в силу ее слабости, но слабости особой, требующей к себе повышенного внимания, заботы, любви, а также совершенно уникального места в жизни семьи, обществе и даже мироздания в целом.

Образ женщины несет в себе миротворческий и миропреобразующий смысл, призванный, если хотите, выполнять (буквально - с первых дней творения) натурфилософскую сверхзадачу. В невообразимой глубине веков ее образ смыкается с Ладой-матушкой, Богородицей, покровительницей и заступницей человечества, защищающей его своим спасительным покровом. Именно таково было место женщины в русской народной традиции, ее функция заключалась не только в материнстве, воспитании детей и заботе о сохранении очага, она становилась неким идеалом человека, вобравшим в себя все лучшие черты и качества. Не случайно устное народное творчество донесло нам этот идеал в образе прекрасной и мудрой Василисы Премудрой, Василисы Прекрасной и т.д. Она - символ душевной чистоты и целомудрия, целеустремленности и трудолюбия, стойкости и верности, поэтично называемой лебединой, то есть тех морально-этических норм, которые во все века были почитаемы и ложились в основу базовых нравственных идеалов народа. Именно так понимает Н.И. Тряпкин назначение женщины, он называет ее княжною, королевой, "красой в цветочном сарафане", "жар-птицей в злаках полевых" [4, c. 212]. Она - краля, красавица, свет-княгиня, жена-рукодельница, ведьма, колдунья, милка, краса, "моя Любава" [5, с. 30].

Поэт находит для нее оригинальные, всякий раз удивляющие своей изобретательностью эпитеты: она - дивная, раздольная, у нее - пресветлое лицо и речной голос, нераздельная душа и журавлиные крылья бровей, лебяжья пречистая стать и звездные ресницы.

Для него женщина - в ореоле возвышенной чистоты и красоты, она - носительница гармонии и созидательного начала, своим присутствием на земле она преобразует мир, делает его прекрасным и приглашает мужчину следовать этим высоким принципам. Она - водительница народа, идейная вдохновительница и источник внутренней силы мужчины.

И поэт желает видеть женщину всегда таковой - парящей и возвышенной, а не "мертвой царевной", не скучной и опустившейся домохозяйкой, хлопочущей лишь о земном быте. Н.И. Тряпкин не прощает женщине сниженности образа, ибо понимает, что слишком высока и значима ее роль на земле.

Если мы прочитаем стихотворение 1966 года "Да, я знавал тебя такою…", мы убедимся в этом.

Да, я знавал тебя такою,

Что даже в горе ликовал,

И называл тебя княжною,

И королевой называл [4, с. 212].

Встреча, произошедшая в жизни двух людей, как видим, была для них счастливой, но судьба развела героев в разные стороны. И вот через какое-то время они встретились вновь, но встреча радости не приносит. Та, которая была для героя "птицей, полной чуда", превратилась в хлопочущую "квочку у ворот" [Там же], и не потому, что прошли годы, и она постарела и осунулась с возрастом, дело в другом: ушла не внешняя красота - исчезла красота души. Былая одухотворенность, романтичность растворились в быте, мелочах, суетной жизни, лишенной высокого духовного смысла, наполненности, устремленности к идеалам.

И дело, опять же, не в том, что в жизни этой бывшей красавицы появились эти приземляющие душу заботы: "И все-то эдак про посуду / И про капустный огород" [Там же], вероятно, можно и огородом заниматься с вдохновением, - а в том, что ее душа не расцвела, не обогатилась, а увяла, заглохла и кажется, что даже "в глазах белесых - давно заглохшая вода" [Там же]. Ее больше не интересуют ни деревенские "плёсы", ни "в громах города", и ничто не зовет ее душу ввысь, не окрыляет ее мечтою - всё остановилось и замерло в ней. Почему так произошло - не будем гадать, может быть, не встретился человек, предназначенный ей судьбою; может быть, не хватило сил преодолеть какие-то трудности, пройти испытание и т.д. Как бы то ни было, но ни одухотворенности, ни красоты в героине больше нет, всё в прошлом, хотя начало жизни было таким многообещающим.

Горькое послевкусие остается после прочтения этого стихотворения, но таков взгляд поэта (или его лирического героя) на женщину.

В стихотворении "Не хватает грома для раската…" женщина предстает уже совсем в ином образе. Стихотворение вызвано к жизни видом прошедшей по улице колонны солдат, и эти солдаты заставили встрепенуться всех, кто невольно стал свидетелем их шествия: "И привстали плотники на срубах, / А репейник вспыхнул как тюльпан…" [5, с. 30].

Лирический герой обращается к женщине: "Ты не спишь иль спишь, моя Любава? / И какой ты, краля, видишь, сон? / Не с веков ли давних Святослава / Пред тобой гремит сей гарнизон?" [Там же].

И невольно напрашивается сравнение этой современной женщины с классической Ярославной, стоящей на стене древнего Путивля в ожидании ушедшего в военный поход мужа. И уже сам лирический герой перевоплощается в образ древнего воина: "Иль не помнишь час тот на рассвете, / Как пошли мы с князем за Дунай? / И не в сто ли труб гремели кмети, / Воздусей хвативши через край?" [Там же].

Совсем не случайно возникают в этой строфе архаичное слово кметь и устаревшая форма слова воздуси в значении воздух. А вот слово кметь вряд ли понятно современному читателю, оно настолько древнее, что даже в толковом словаре В.И. Даля рядом с ним стоит пометка "стар.", то есть уже во времена В.И. Даля оно считалось устаревшим. Значение его таково: "парень, крестьянин, земский воин, ратник" [2, с. 124]. Далее В.И. Даль отмечал, что это "слово южное, в Новгороде, Пскове его не знали" [Там же]. Вот такая древняя картина вырисовывается перед читателями благодаря всего лишь двум устаревшим словам.

И женщина смотрит на проходящих мимо солдат, как смотрела на уходящих воинов когда-то и Ярославна, и любая другая женщина, которой пришлось провожать на фронт мужа, сына, брата, жениха… Воистину, эпическое звучание приобретает это стихотворение.

И не все ли Шипки и Карпаты Уходили травами в народ?

И прошли, протопали солдаты

Через душу всю - из рода в род [5, с. 30].

"Прощание славянки видится и слышится нам - вечная и щемящая картина проводов родного человека в поход, где его ждет неизвестность. И вернется ли он домой живым и невредимым из этого похода - как знать… Потому и застыла вечная мука в глазах провожающей женщины, и ее навернувшиеся слезы, кажется, не смогли высохнуть за века…

И стоит она, вечная Ярославна, на вечной стене вечного города, и простирая руки к солнцу и ветру, просит их пощадить ее ладу. И теперь ее участь - ожидание, бессонные ночи и снедающая печаль" [3, с. 137].

Такой образ женщины создан поэтом в этом стихотворении. А вот в стихотворении "Суматошные скрипы ракит…" звучат другие интонации, и женщина здесь - не в состоянии ожидания, а в состоянии любви, ее расцвета, пика, вершины, когда не страшны никакие бураны и вьюги, никакие сквозящие ветры и одиночество. Это все в прошлом - и одинокие ночи, и скудное житье, и убогое жилье, где "сермягой обитая дверь", да за окнами - злые метели, истошные крики ворон и волчья грызня где-то за избою.

И пусть она когда-то осталась вдовой, но теперь она снова любима, и эта любовь делает ее счастливой, расцвечивая весь мир новыми красками, несмотря на его неприглядность и внешнюю неприветливость, как в данном случае.

Только ночь, да крутель, да сверчок,

Только волчья грызня за избою, Да заглохшая дверь - на крючок, Да сиянье твое надо мною [6, с. 132].

Прекрасна женщина в любви - именно такой поэт увидел ее, и словно ее сияние восходит над ним и озаряет эту земную ночь, где за окном слышатся "суматошные скрипы ракит" и завывание вьюги.

Образ Ярославны снова появляется в стихотворении того же 1970 года "Я искал твой след неповторимый…". У нее, своей избранницы, лирический герой спрашивает: "По каким ты шла цветам и травам? / У каких ты грелась очагов?". Ничего не дождался он в ответ, "Только плыл твой голос журавлиный / И, как дым, спускался у воды…" [Там же].

Стоит признаться, что поднимать столь деликатную тему, касающуюся личной жизни поэта, его отношения к женщине, очень трудно, ибо здесь мы вторгаемся в область интимного пространства, не предназначенного ни для чужих глаз, ни для чужих ушей. И всякий раз, анализируя творчество любого поэта, которое, так или иначе, отражает тему любви, вы испытываете неловкость, да и нерешительность, и потому намеренно избегаете деталей и подробностей, останавливая свой взгляд на общих тенденциях в решении данной темы. Следует отметить, что современные исследователи, анализируя женские образы, также отмечают эти тенденции, которые выражаются в высокой требовательности к женщине, необходимости сохранения ею высокого духовного статуса: "Совершенная суть героини проистекает не столько из духовности, сколько из законов устройства органического бытия, не допускающих разрушение витальности" [1, с. 66]. Таким образом, женщина является (по праву рождения) носительницей этой жизненной силы, одухотворяя ею весь мир.

Итак, можно сделать вывод, что женские образы в лирике Н.И. Тряпкина, несмотря на их разнохарактерность и эмоциональную наполненность, словно имеют в своей основе некий обобщенный идеал, единый архетип, сродни блоковскому образу Прекрасной Дамы. Но если у А.А. Блока он более идеальный, расплывчатый, аморфный, это образ мечты и грезы, то у Н.И. Тряпкина он более реальный, жизненный, имеющий ярко выраженный национальный характер.

Список литературы

1. Бондаренко Е.Н. Культ бытия всего существующего в образе "нереально-реальной" женщины (на примере натурфилософской прозы второй половины XX века) // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2009. № 2 (4).

2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х т. М.: Русский язык Медиа, 2006. Т. 2. И - О. 779 с.

3. Рыжкова-Гришина Л.В. Свеча Земли. Творческий путь Н.И. Тряпкина: монография. Рязань: Скрижали, Рязанский институт бизнеса и управления, 2012. 294 с.

4. Тряпкин Н.И. Горящий Водолей / сост., вступ. ст. С.С. Куняева. М.: Молодая гвардия, 2003. 493 с.

5. Тряпкин Н.И. Излуки. Стихотворения. М.: Молодая гвардия, 1987. 159 с.

6. Тряпкин Н.И. Стихотворения. М.: Дет. литература, 1983. 190 с.

Размещено на Allbest.ru