Размещено на http://www.allbest.ru/

Философские повести И.В. Киреевского и Е.А. Баратынского: элементы фантастики и садово-парковая образность

Замятина Елена Викторовна

Аннотация

В статье садово-парковый топос рассматривается как значимый элемент поэтики фантастической философской повести 1830-х гг., отражающий авторскую концепцию двоемирия. Анализируется семантика образа парка в сказке-аллегории И.В. Киреевского "Опал", объединяющего реальный мир с миром истины, и сад в повести Е.А. Баратынского "Перстень", являющийся отражением материального трансформирующего в духовное. Адрес статьи: www.gramota.net/materials/2/2013/11-1/19.html

Ключевые слова и фразы: топос сада; художественное пространство; фантастическая повесть; двоемирие; символизм.

Фантастические образы и "таинственный колорит" являются важным смыслообразующим компонентом философской прозы 1830-х гг. Фантастика в произведениях таких писателей, как И.В. Киреевский, Е.А. Баратынский, В.Ф. Одоевский служит особой формой выражения авторской мысли.

В 1830-1831 гг. были созданы сказка-аллегория И.В. Киреевского "Опал" и повесть Е.А. Баратынского "Перстень". По наблюдению А.А. Карпова, они "связаны единством темы и конфликта (Їжизнь в мечте? и возвращение к реальности), рядом характерных мотивов (сна, кольца-талисмана), сюжетных ситуаций (передача перстня возлюбленной оборачивается ее утратой) и проч. На фоне Їсказки? Киреевского выразительно звучит и сама фамилия героя ЇПерстня? Опальского, подчеркивающая соотнесенность обоих произведений и в то же время имеющая значимый характер (именно восприятие опала как магического камня, опасного камня обмана, несчастья, мизантропии). При этом в трактовке ключевых для эпохи мировоззренческих и эстетических проблем произведения Баратынского и Киреевского во многом различны <…>" [3, с. 178]. повесть фантастический образ

В повестях, обладающих внешним сходством, ключевые образы-символы камня и кольца выражают разный комплекс идей и различные картины мира. Если "опал" Киреевского является принадлежностью внеземного мира, несет философский и магический смысл, то "перстень" Баратынского - реальная вещь, в символике которой "отсутствует символико-аллегорический план выражения, характерный для прозы любомудров" [2, с. 70].

Таким образом, представленная в произведениях проблема двоемирия находит разное решение.

Садово-парковые коды повестей также различны и отражают ключевые идеи как произведения Киреевского, так и Баратынского.

В "сказке" Киреевского на первый план выходит концепция мечты. Истиной, "лучшим, что есть в мире" [4, с. 163], является призрачный, непостижимый, загадочный мир фантазии, способный отразиться лишь во внутреннем мире человека, он противопоставлен реальному миру (миру суеты, земных благ, где герой дорожил "властью, богатством и славой" [Там же]).

Садово-парковый топос становится у Киреевского выражением данного мира мечты. Прекрасные картины великолепного парка возникают в воображении героя, когда он преодолевает времена и пространства и оказывается на другой планете:

"Там ослепительные беседки из разноцветных кристаллов. Там роща, и прохладная тень ее исполнена самого нежного, самого упоительного благоухания. Там бьет фонтан вином кипучим и ярким. Там светлая река тихо плескается о зеленые берега свои; но в этом плесканье, в этом говоре волн есть что-то разумное, что-то понятное без слов, какой-то мудреный рассказ о несбыточном, но бывалом, какая-то сказка, волшебная и заманчивая. Вместо ветра здесь веяла музыка; вместо солнца здесь светил сам воздух. Вместо облаков летали прозрачные образы богов и людей; как будто снятые волшебным жезлом с картины какого-нибудь великого мастера, они, легкие, вздымались до неба и, плавая в стройных движениях, купались в воздухе" [Там же, с. 157-158].

Здесь реальное (например, беседка) становится нереальным (беседка из кристаллов, фонтан вина), логическое (наличие в парке фонтана, реки, рощи, неба, солнца и облаков и др.) смешивается с фантастическим (фонтан "бьет" вином, вместо ветра веет музыка, вместо солнца светит воздух, вместо облаков летают "образы богов и людей"); боги, люди, культурные образы становятся элементами одной картины.

Главный закон этого топоса - перевоплощение материального в духовное, реального в фантастическое, трансформация реального и космического в единое целое.

Картина парка наполнена гидронимическими образами, которые с наибольшей силой передают семантику видоизменения, потока, переносят читателя из реального в идеальный мир.

В начале картины мы видим пространство земли и расположенный здесь фонтан, наполненный не водой, прозрачной, летящей, а вином, ярким и кипящим. Фонтан (символ источника жизни и бессмертия, очищения) трансформируется в образ вина (откровения, истины).

Связанный символически и с силой слова, красноречием, парковый топос фонтана, переключенный на образ яркого вина, вновь сменяется образом светлой реки, обладающей даром говорить, рассказывать.

Далее водная стихия появляется в пространстве неба. Гидронимические образы сливаются с небесными. Облака, символ связи с Богом, наделяются и семантикой полета, высоты (вздымались до неба) и удваивают значение божественности, сливаясь непосредственно с образами богов. Кроме этого, они включают коды живописи как искусства "великого мастера" и людей, запечатленных этим мастером. То есть и Бог, и Человек представлены здесь как Творцы. Образ-код "творца истины" находится в нерасторжимой связи с водными кодами, искусством слова.

Таким образом, парк, представленный И.В. Киреевским в сказке-аллегории "Опал", находится в двух пространствах: неба и земли, которые слиты. Здесь, в другом измерении садово-паркового пространства и времени, автор сопрягает космическое, природное и мир человека в некий универсум. Объединяющими звеньями служат образы, обладающие семантикой изменения, откровения/истины, творчества.

Топос парка, представленный в повести "Опал" И.В. Киреевского, предвосхищает по своему глубинному символико-философскому и образному наполнению картину сада, созданную В.Ф. Одоевским в повести "Сильфида" (1836), в которой перед читателями через откровение раскрывается акт рождения истины.

В повести Е.А. Баратынского также происходит столкновение двух миров - обыденного реального и потустороннего, сказочного. Но садовый топос характеризует полноту мира реального (для мира фантазий характерен топос леса - мрачного и глухого).

Садовые образы являются частью образа "поместье", передают семантику материального достатка, благополучия, наличия средств и возможностей, связаны с "доступом ко всем наслаждениям жизни" [1, с. 187-188]. Сад характеризуется эпитетами "великолепный", "прекрасный", которые должны характеризовать богатую и полную жизнь владельца поместья, главного героя, богатого помещика Опальского.

Но топосы поместья, дома и сада в повести сменяются пространственными образами леса и хижины, и образ Опальского переходит в другой план, план таинственной жизни, загадки.

Также садовые образы возникают в повести при описании улучшения материального состояния помещика Дубровина: "Вскоре поднялся красивый, светлый домик, в который Дубровин перешел со своим семейством. Не буду рассказывать, по какому именно поводу Опальский помог ему развести сад, запастись тем и другим: дело в том, что каждое желание Дубровина было тот же час исполнено" [Там же, с. 191].

Образ сада, соседствующий с хозяйственными, бытовыми, практичными "запасами", противопоставлен образу таинственного перстня: все благополучие, которое получает Дубровин, источником своим имеет таинственный перстень, связанный с тайной Опальского. Образ перстня отражает существование еще одного пространства, другой реальности. Другой мир - мир сознания Опальского - наполнен духами, бесами, ведьмами и демонами, колдовством, неведомыми силами, магическими фигурами, волшебными чертежами, таинственными знаками, влекущими тенями, мраком. Здесь дрожит земля, летают и кружатся яркие огни, совершаются страшные обряды, и миром правит магический перстень.

В финале повести происходит утверждение мира реального (выясняется, что Опальский - душевнобольной человек, и в финале повести он умирает, оставляя наследство, которое делят между собой Дубровин и бедная девушка Дашенька, влюбленная в одного молодого человека, но без наследства не имевшая возможности составить семейное счастье). Заканчивается повесть словами: "Дашенька вышла замуж по выбору сердца и поселилась в соседстве Дубровиных. Оба семейства не забывают Опальского, ежегодно совершают по нем панихиду и молят Бога помиловать душу их благодетеля" [Там же, с. 198].

В повести Баратынского два мира - реальный и воображаемый - не противоречат друг другу, не мешают, а, наоборот, взаимно дополняются, взаимно "поддерживаются". Безумные мысли и стремления Опальского приводят к счастью двух семейств, которые не забывают его после смерти и вспоминают с почтением и благодарностью. "Автор переносит акцент с магической тайны перстня (т.е. результата событий) на способ постижения жизни, традиционный мотив становится средством обнаружения динамики разных типов сознания. В этом философская проза Баратынского близка исканиям Пушкина" [2, с. 71], - указывает А.Э. Еремеев.

Садовый топос в повести раскрывает полноту и достаток жизни настоящей, а миры фантастические связаны, в первую очередь, с топосами леса, хижины и образом перстня.

Следовательно, садово-парковый топос в произведениях Киреевского и Баратынского обладает различной функциональной нагрузкой. В "сказке" Киреевского возникает образ волшебного парка, где реальные парковые компоненты трансформируются в сказочные образы, а предметы и понятия перетекают друг в друга. Слияние природного и фантастического постоянно переключает читателя из одного "смыслового плана" в другой, придает картине динамизм, выражает авторскую концепцию мечты. В повести "Опал" парковые образы передают философско-мистические представления о двух мирах, слитых воедино силою слова, мысли, творчества. В повести Баратынского садовый топос также выражает авторскую концепцию: здесь происходит утверждение земного существования человека, наполненного смыслом и нравственными ценностями.

Список литературы

1. Баратынский Е.А. Полное собрание сочинений: в 2-х т. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1915. Т. 2. 360 с.

2. Еремеев А.Э. И.В. Киреевский. Литературные и философско-эстетические искания (1820-1830): монография. Омск: Изд-во ОмГПУ, 1996. 171 с.

3. Карпов А.А. "Перстень" Баратынского и "Повести Белкина" // Концепция и смысл: сб. статей в честь 60-летия В.М. Марковича. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1996. С. 171-185.

4. Киреевский И.В. Полное собрание сочинений: в 2-х т. М.: Типография Императорского Московского университета, 1911. Т. 2. 302 с.

Размещено на Allbest.ru