Размещено на http://www.allbest.ru/

Калужский государственный университет им. К. Э. Циолковского

Эпическое, лирическое и драматическое в стихотворной идиллии ХХ века

Филологические науки

УДК 821.161.1 Балашова Елена Анатольевна, к. филол. н., доцент e-balashova@rambler.ru

Адрес статьи: www.gramota.net/materials/2/2013/11-1/2.html

Источник Филологические науки. Вопросы теории и практики

Тамбов: Грамота, 2013. № 11 (29): в 2-х ч. Ч. I. C. 16-19. ISSN 1997-2911.

Адрес журнала: www.gramota.net/editions/2.html

Содержание данного номера журнала: www.gramota.net/materials/2/2013/11-1/



Аннотации

Эпос, лирика, драма представлены своим набором жанров. Идиллия не является жанром, четко фиксирующим то или иное родовое начало. В статье приводятся примеры современных идиллий, направленных на эпизацию (организующим началом является не чувство наблюдающего, а событие и рассказывание об этом событии) и драматизацию лирики (стихотворные диалоги, восходящие к античным эклогам).

Ключевые слова и фразы: современная поэзия; стихотворная идиллия; жанрообразующие факторы; эпос; лирика; драма; род литературный.

EPICS, LYRICS AND DRAMATICS IN POETIC IDYLL OF THE ХХ^TH СENTURY

Balashova Elena Anatol'evna, Ph. D. in Philology

Kaluga State University named after K. E. Tsiolkovsky e-balashova@rambler.ru

Еpos, lyric poetry, and drama are presented with their own set of genres. Idyll is not a genre that clearly fixes a particular ancestral origin. This article provides the examples of modern idylls aimed at the epization (organizing principle is not a sense of the observer, but the event and the narration of the event) and the dramatization of lyrics (poetic dialogues, dating back to the ancient eclogues).

Key words and phrases: modern poetry; poetic idyll; genre-making factors; epos; lyric poetry; drama; literary kind.



Традиция, восходящая к Платону и Аристотелю, позволяет соотносить род литературы с типом речевой организации произведения. Как известно, подражать природе можно тремя способами: во-первых, рассказывая о событии как о чем-то отдельном от себя (эпос), или же так, что подражающий остается сам собою, не изменяя своего лица (лирика), или представляя всех изображенных лиц как действующих (драма). В основе такого деления три важнейших функции слова: сообщение о чем-либо (эпос), выражение чего-либо (лирика), общение, апелляция говорящего к кому-либо (драма). Обычно один из трех родов представлен своим набором жанров. Исключение только у идиллии. Неплодотворными оказываются попытки определения ее родового статуса (вспомним, что еще со времен Феокрита не было чистой лирики). В качестве предмета своего исследования мы выбрали идиллию стихотворную, однако, наряду с примерами «чистых» лирических текстов, есть такие, которые реализуют повествовательное (т.е. эпическое) начало. Заметно реже, но встречаются примеры и с драматическим диалогом. Таким образом, идиллия «как собственно лирический жанр никогда (по крайней мере в русской поэзии) не доминировала» [23, с. 433]. При этом никакой из родов литературы в идиллии не является доминантным. Г. Маркевич писал, что «жанровое название всегда говорит о родовой принадлежности (за немногочисленными исключениями, как, например, "идиллия"» [13, с. 189]). Если и были известны идиллии, созданные на стыке двух родов, и мы - в отношении отдельно взятого произведения - употребляли определения «лиро-эпические» или «лирико-драматические» произведения (то есть говорили о межродовом статусе), то в отношении идиллии как жанра в целом стоит говорить, на наш взгляд, о принципиально полиморфной - «всеродовой» - природе.

В приведенном отрывке из стихотворения А. Кушнера на первом плане эмоциональные размышления, ощущения:

Я и начал с того, что живу на даче,

Дорожа каждым днем, как последним в жизни,

Шелестеньем листочка, лучом горячим,

Золотящим еловые корни, мысли, Упрощая решение той задачи,

За которую в молодости взялись мы...

Я, единственный, может быть, из живущих

И когда-либо живших, с умнейшим спорю

И насчет суеты, и насчет бегущих дней [12, с. 78]…

Если и угадывается какой-то событийный ряд, то весьма скупо, без детализации. Лирическое переживание предстает как принадлежащее говорящему. Оно не столько обозначается, сколько выражается [26, с. 309]. Среди идиллических текстов немало примеров чисто лирических стихотворений: «Девочке-душеньке» М. А. Кузмина [10, с. 352], «В утренней деревеньке...» Ю. П. Кузнецова [11, с. 111], «Опять в руках пастуший посох...» В. Михалева [17, с. 289], «Одуванчики» Д. Мережковского [14, с. 39], «Чудесное посещение» П. Орешина [17, с. 131], «На реке» Е. Русакова [19, с. 18], «Пахнут руки легкою ромашкой...» Н. Майорова [21, с. 279] и др.

Так, еще в отношении идиллий Дельвига мы употребляли подобные термины. Одни из его идиллий обнаруживают тяготение поэта к драматическим формам. Не случайно «Конец Золотого века» открывается «собственно драматическим диалогом двух персонажей - Путешественника с Пастухом (сменяющимся затем развернутым монологом последнего), а, например, ЇДамон отличается динамичным реплицированием героев (Дамона и Хлои)» [6, с. 112].

Термин «полиморфность» по отношению к идиллии употребил М. Андреев: «...форма доренессансной буколики (от идиллий Феокрита и эклог Вергилия до средневековой пастурелы) отмечена своеобразной жанровой полиморфностью: в ней соприсутствуют эпические, лирические и драматические элементы» [1, с. 103].

Лирика отнюдь не замыкается в сфере внутренней жизни людей. Ее привлекает и внешняя реальность. Лирика может запечатлевать чувства (как в вышеназванных примерах), но может перечислять неизменные, стабильные приметы природы, описывать быт. См. стихотворение А. Платонова «Ночь»:

Огонек рыбака в заводине глухой

В уголках своих греет картошки,

И сидит человек над пустынной рекой,

Позабывшись под пение мошки…

Пар с реки по лугам поволокся травой,

Покатился в овраги туманом-волной [16, с. 474].

В других стихотворениях организующим началом является не чувство наблюдающего, а событие и рассказывание об этом событии (между ними всегда есть дистанция Следует различать «событие, о котором рассказано в произведении, и событие самого рассказывания» [2, с. 403].), часто с детальным, пристрастным перечислением пришедших гостей (каждого со своей судьбой), нужных дел, забот, порой с фантазированием, как какоето событие могло бы развернуться во времени, и т.д. Подобное способствует эпизации лирики. Нередко «повествователь» становится свидетелем каких-либо событий: «Добрый колдун» М. Цветаевой [27, с. 84], «Избяные песни» Н. Клюева [7, с. 73], его же «Успокоение» [Там же, с. 137-138], «Лесник» П. Комарова [8, с. 31-32], «Лесной дом» Б. Корнилова [9, с. 20-21], «У леса голубого на опушке...» С. Орлова [15, с. 133-134] и др.

Многочисленны примеры современной идиллии (их большинство, по нашим наблюдениям), где для повествующего характерна позиция человека, вспоминающего об уже свершившемся событии. Как правило, глаголы используются здесь в прошедшем времени. В стихотворении «Хозяин старинного дома» «повествователь» восстанавливает картину одного из типичных дней главного героя: идиллия драматизация лирика стихотворный

Старинного дома неспешны дела, Но много работы на дню.

Соседка в слезах на минутку зашла И долго ругала родню.

Заехал шофер прикорнуть на часок:

Он мяса и сыра привез. Горячего чая прекрасен глоток, Табак пробирает до слез.

Здесь денно и нощно какой-нибудь гость, А гостю - почет и еда.

Звенит монотонно домашняя ось - Ах, если бы это всегда! Хозяин немного вчера приболел, Сегодня проснулся он в шесть.

Весеннее утро и тысяча дел -

Ему ни прилечь, ни присесть [5, с. 25-26]…

Для таких текстов важна фигура «повествователя», посредника между читателем и изображенным миром.

В приведенном примере специально оговорено, что «хозяин старинного дома» - друг «повествователя». В других текстах говорящий если и не дружит с героем, то имеет с ним продолжительные беседы, сопоставляет события своей жизни с его: см. «Зима, старик и негры» Н. Грибачева [4, с. 153-156], «У лесника» А. Тарковского [24, с. 157], «Я к нему приходил частенько...» Ф. Чуева [28, с. 273-274], «Дом в лесу» В. Тушновой [25, с. 138]. Иногда эти разговоры этического характера приобретали метафизический оттенок, и герой в качестве собеседника мог иметь музу, как у А. Галича в стихотворении «Разговор с музой» [3, с. 141].

Основное содержание тех идиллий, которые обладают отчетливо выраженным драматическим началом, - цепь высказываний персонажей. Стихотворный диалог обладает устойчивой жанровой памятью, восходящей к античным буколикам. Вот почему Д. Самойлов, реконструируя идиллию, обращается в своем произведении именно к этой форме. В стихотворении «Учитель и ученик. Идиллия» перед нами композиционное оформление текста в виде обмена репликами двух персонажей. Перед нами поэтический манифест, написанный в виде спора между несколькими носителями разных эстетических и этических программ:

Ученик

Сказать по правде,

Порой изрядно нам надоедают Все ваши ветхие воспоминанья.

Чем хвалишься?

Учитель

Добротой.

Ведь, если мне ученика не жалко, Какой же я учитель!

Ученик

О, все в жалейку дуешь ты!

Учитель

А смысл легенды, может, только в том,

Что прежде, чем успел пропеть петух…

Сам знаешь…

Ученик (махнув рукой) Ассоциации, культурный слой… А я желаю быть самим собой!

Учитель

Опыт ты добудешь сам.

Но ежели, вперед спиною пятясь,

Упрешься в стену, вспомни обо мне… Кто знал войну, тот знает цену крови И знает цену листьям в каждой кроне.

А листья - мы с тобою.

Ученик

Я не ценю красивых аллегорий.

Но если так, важны не листья - корни.

И дело в корне, если хочешь знать [20, с. 25-30].

Данный жанр представляет интерес как пограничное явление между лирикой и драмой. Принципиальная «переходность» стихотворного диалога «превращает его в экспериментальную творческую лабораторию, позволяющую осваивать чужеродные для Їчистой? лирики поэтические принципы, такие как разноречие, прозаизация сюжета» [18, с. 58]. Данный диалог в своей основе имеет эклогу, пение-спор двух пастухов. Эклога содержала потенциальную возможность сопоставления часто контрастных поэтических манер внутри единого художественного целого. Для лирической поэзии с ее принципиальным «одноязычием» эта возможность была по-своему уникальной.

Буколическая традиция предполагала в подобных спорах равенство позиций и, что более важно, равенство языка. Ни один из участников словесного состязания не выбирал для себя манеру говорения, она дана ему в готовом виде «за пределами текста» [Там же, с. 59].

Возможно, в стихотворении Ф. Сологуба с представленным диалогом сеньора и пастушки есть некое подобие игры с языковым материалом. Несмотря на то, что говорят герои на одном языке, пастушку выделяет одна повторяющаяся конструкция: «С позволенья вашей чести...». В ней - отзвук гордости, хотя при этом и понимания своего места, но и - языкового кокетства. Можно предположить, что Ф. Сологуб эстетически разыгрывает выбор языка, по крайней мере одного из участников диалога:

...А сеньор подходит близко И пастушке говорит:

«Вижу я, стоит здесь лодка.

Ты умеешь ли гребсти?

Можешь в лодочке, красотка,

Ты меня перевезти?» - «С позволенья вашей чести, Я гребсти обучена». И в ладью садятся вместе, Он к рулю, к веслу она.

«С позволенья вашей чести,

Я осмелюся спросить,

Мы причалим в этом месте,

Или дальше надо плыть?» -

«Погулять с тобой приятно,

Но уж вижу, - ты верна, Так вези ж меня обратно, Ты, Коленова жена».

И, прощаяся, лобзает

Лизу прямо в губы он

И, смеяся, опускает

За ее корсаж дублон [22, с. 182-184].

Действие в следующем примере (в данном случае обозначение позиций матери и дочери) стихотворения Ф. Сологуба из цикла «Свирель» разворачивается на наших глазах. «Жизнь говорит как бы от своего собственного лица: между тем, что изображается, и читателем нет посредникаЇопвествователя» [26, с. 304].

В данном случае диалог между близкими людьми может восприниматься не столько как спор, сколько как шутливая перебранка:

«Бойся, дочка, стрел Амура. Эти стрелы жал больней. Он увидит, - ходит дура, Метит прямо в сердце ей.

Умных девушек не тронет,

Далеко их обойдет, Только глупых в сети гонит И к погибели влечет».

Лиза к матери прижалась, Слезы в три ручья лия,

И, краснея, ей призналась:

«Мама, мама, дура я!

Утром в роще повстречала

Я крылатого стрелка

И в испуге побежала

От него, как лань легка» [22, с. 159].

Родовую природу идиллии будет уточнять также и субъектная организация текста, однако это уже предмет другого разговора.



Список литературы

1. Андреев М. У истоков драмы: драматическая пастораль // Стих, язык, поэзия. Памяти Михаила Леоновича Гаспарова. М.: РГГУ, 2006. 690 с.

2. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Наука, 1975. 497 с.

3. Галич А. А. Стихотворения. СПб.: Академический проект, 2006. 512 с.

4. Грибачев Н. М. Секунды, дни, годы. М.: Сов. писатель, 1982. 402 с.

5. Калугин И. А. Стихотворения. М.: Прометей, 1990. 275 с.

6. Каргашин И. А. Стихотворный сказ. Калуга: КГПУ, 2005. 158 с.

7. Клюев Н. А. Песнослов. Петрозаводск: Карелия, 1990. 240 с.

8. Комаров П. С. Лирика. М.: Сов. Россия, 1968. 332 с.

9. Корнилов Б. П. Продолжение жизни. Стихотворения и поэмы. М.: Худ. лит., 1972. 314 с.

10. Кузмин М. А. Стихотворения. СПб.: Худ. лит., 2000. 487 с.

11. Кузнецов Ю. П. Стихотворения и поэмы: в 10-ти т. М.: Литературная Россия, 2011. Т. 1. 460 с.

12. Кушнер А. С. В новом веке. М.: Прогресс-плеяда, 2006. 335 с.

13. Маркевич Г. Литературные роды и жанры // Маркевич Г. Основные проблемы науки о литературе. М.: Прогресс, 1980. 240 с.

14. «Мы жили тогда на планете другой…»: антология поэзии: в 4-х т. М.: Моск. рабочий, 1995. Кн. 1. Первая и вторая волна. 1920-1990 гг. 494 с.

15. Орлов С. С. Лирика. М.: Сов. Россия, 1982. 299 с.

16. Платонов А. П. Усомнившийся Макар: рассказы 1920-х годов. Стихотворения. М.: Время, 2009. 485 с.

17. Поэзия российских деревень. М.: Сов. Россия, 1982. 470 с.

18. Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. М.: Intrada, 2008. 686 с.

19. Русаков Е. Е. «Живу я в маленькой деревне…». Л.: Лениздат, 1979. 218 с.

20. Самойлов Д. С. Залив. Стихи. М.: ЭКСМО-Пресс, 1981. 230 с.

21. Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне: стихотворения и поэмы. СПб.: Академический проект, 2005. 540 с.

22. Сологуб Ф. Собр. соч.: в 6-ти т. М.: Худ. лит., 2003. Т. 7-8 (доп.). 376 с.

23. Тамарченко Н. Д., Тюпа В. И., Бройтман С. Н. Теория литературы: в 2-х т. М.: РГГУ, 2004. Т. 1. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. 435 с.

24. Тарковский А. А. Вот и лето прошло. М.: Моск. рабочий, 2005. 217 с.

25. Тушнова В. М. Избранное. М.: Худ. лит., 1988. 285 с.

26. Хализев В. Е. Теория литературы. М.: Наука, 2004. 423 с.

27. Цветаева М. И. Собрание стихотворений, поэм и драматических произведений: в 3-х т. М.: ПТО Центр, 1990. Т. 1. Стихотворения и поэмы 1910-1920. 622 с.

28. Чуев Ф. И. Правое дело. М.: Сов. писатель, 1980. 276 с.

Размещено на Allbest.ru

...