Жанрообразующие традиции в "Счастливой ошибке" И.А. Гончарова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Жанрообразующие традиции в "Счастливой ошибке" И.А. Гончарова

Исследователи обращались к проблеме жанра «Счастливой ошибки» И. А. Гончарова (например, [2; 4; 8; 9]), отмечая в ней признаки русской повести 30-40-х гг. XIX века: светской, нравоописательной, психологической. Наряду с указанными жанровыми традициями в «Счастливой ошибке» обнаруживаются и жанровые признаки новеллы.

Как известно, в основу новеллы положен случай, обусловливающий неожиданные повороты сюжета. Жанрообразующими признаками новеллы являются также событийность, краткость, семантическая насыщенность, замкнутость смысловой структуры, исчерпанность сюжета, неразвивающиеся характеры [5; 7].

Прежде всего, что указывает на новеллистический сюжет, - название «Счастливая ошибка» и эпиграфы, состоящие из двух цитат: из «Сорочинской ярмарки» (1831 г.) Н. В. Гоголя: «Господи Боже Ты мой! И так много всякой дряни на свете, а Ты еще жинок наплодил!», и из «Горя от ума» (1824 г.) А. С. Грибоедова: «Шел в комнату - попал в другую» [3, с. 65]. Эпиграфы коррелируют с заглавием, выполняя своеобразную функцию предуведомления, указывая на то, что в развитии конфликта будет участвовать некая особа, и в развитии сюжета решающую роль сыграет чья-то ошибка. Эпиграф, взятый из «Сорочинской ярмарки», намечает завязку сюжета «Счастливой ошибки» Гончарова: источником ссоры является Елена Карловна Нейлейн, в которую влюблен Егор Павлович Адуев, а эпиграф из «Горя от ума» обозначает неожиданную развязку повести: в результате ошибки кучера Адуев вместо бала на Английской набережной оказывается на балу у неаполитанского посланника, куда была приглашена и семья барона Нейлейн; на балу происходит примирение Егора Петровича и Елены Карловны, и тем самым ошибка кучера оказывается для них счастливой. Таким образом, фабула «Счастливой ошибки» новеллистична, а ее название, эпиграфические цитаты обозначают жанрообразующие компоненты новеллы.

Сюжет «Счастливой ошибки» состоит из традиционных элементов: завязки действия, его развития, кульминации и развязки. Главный герой повести Егор Петрович Адуев «пламенно, со всею силою мечтательного сердца» [Там же, с. 69] влюблен в молодую красавицу Елену Карловну Нейлейн, отвечающую ему взаимностью. Но между ними возникает ссора: пылкая любовь Адуева не находит должного понимания со стороны Елены Карловны. Героиня, стараясь казаться холодной и неприступной, начинает язвить в ответ на его «бурные излияния кипучей страсти» [Там же, с. 70]. Более того, во время разговора с Егором Петровичем она зевает, а в ответ на его решительный отказ от посещения впредь их дома Елена с притворной досадой говорит: «Зачем же вы хотите лишить нас вашего приятного общества?» [Там же, с. 76]. Гордость и упрямство помешали ей «поступить прямо, чистосердечно» [Там же, с. 77], без насмешек. Адуев возвращается домой, размышляет о случившемся. Его внутренние монологи выявляют драматизм сюжетной ситуации, наличие которой в новелле является общепризнанным. В одном из таких монологов герой рассуждает о своей жизни, о том, как она к нему несправедлива: «Вот жизнь!.. Положился на счастье!.. Что пользы, что я узнал жизнь вдоль и поперек видел, как другие спотыкаются на каждом шагу? Знал - и попался!..» [Там же, с. 85]. Впав в задумчивость после ссоры с Еленой Карловной, он спрашивает себя: что же дальше? И тут же отвечает, что у него «достанет твердости отказаться от несбыточной мечты » [Там же], решает пуститься в странствие по свету, заняться делами в своих деревнях (явная перекличка с Чацким, Онегиным).

Как таковой кульминации в «Счастливой ошибке» нет: в составе новеллистических сюжетных компонентов ярко выраженная кульминация не обязательна. Автор не стремится останавливаться на каких-либо деталях, не пытается восстановить длинные цепи причинно-следственных связей. Действие не осложняется громоздкими отступлениями и размышлениями, за исключением лирического экспозиционного описания сумерек в начале повести. По воле случая герои выходят из создавшейся конфликтной ситуации быстро и неожиданно: Егор Адуев находит у себя пригласительный билет в Коммерческий клуб, но по ошибке кучера попадает на прием неаполитанского посланника, куда была приглашена и семья Нейлейн. На этом приеме герои встречаются вновь и благополучно разрешают конфликт. Каким образом сложится их дальнейшая судьба - неизвестно. В развитии сюжета и нейтрализации конфликта в «Счастливой ошибке», как и в традиционной новелле, важную роль играет неодушевленный предмет - пригласительный билет в Коммерческий клуб.

Сюжет повести центростремительный и концентрический: нет никаких побочных событий, действие развивается довольно быстро, развязка мгновенная и стремительная. Новелла тяготеет к сюжетам с единым узлом событий. Отсутствуют в сюжете эпилог и пространственные авторские отступления. Классическая новелла этого не допускает, хотя она может позволить себе лишь такой эпилог, в котором содержится сетование на то, что новеллистическое действие не может продолжаться в современности.

Композиция произведения отвечает концентрическому сюжету. Структура «Счастливой ошибки» замкнутая: повесть складывается на основе двух встреч Егора Петровича и Елены Карловны, которые как бы обрамляют все действие. Первая, как уже было отмечено выше, составляет завязку, вторая - развязку. Таким образом, создается своего рода «замкнутая смысловая структура» [7, с. 120]. Замкнутым здесь оказывается и время: действие происходит в течение полутора суток. Начинается в сумерки - вечером первого дня, в следующий день развиваются основные события, и наступает развязка.

Но сюжет «Счастливой ошибки» не ограничивается лишь жанровыми признаками новеллы. Повесть начинается с обширной экспозиции: «Как не любить сумерек, кто их не любит?.. в сумерках таятся поэтические наслаждения» [3, с. 65]. Подобные поэтизированные описания замедляют действие, а ретардация не свойственна классической новелле.

Экспозиция построена на антитезе: противопоставляются тьма (сумерки) и свет. Автор описывает общество, собравшееся в гостиной. Он словно вглядывается в их «физиономии», сумерки - «самая лучшая, самая удобная минута для изучения настоящего характера и образа мыслей людей» [Там же, с. 66]. Автор удивляется, сколько всего можно увидеть в сумерках. Именно в этот момент проявляется истинное лицо человека. Но как только зажигается свеча - все изобличается. Возникают явные ассоциации с «Невским проспектом» Н. В. Гоголя. В сумерки подчиненный смело может «мерять глазами начальника с ног до головы», заядлый взяточник мечтает больше получить «за дельце», а влюбленный «смело пожирает взорами красоту возлюбленной » [Там же, c. 67]. Но при свете все меняется: подчиненный уже смотрится в лакированные сапоги своего начальника, взяточник кланяется и приговаривает: «Что вы!.. это мой долг!» [Там же], а влюбленный почтительно стоит за стулом своей возлюбленной.

Дальнейшее действие также развивается под покровом сумерек: приезд Егора Петровича Адуева в дом Нейлейн, ссора с Еленой Карловной, но когда в комнатах зажигается свет, характеры меняются, в том числе и Елены Карловны: «То не была уже светская, гордая девушка, царица зал, повелительница толпы поклонников, всегда спокойная, всегда величавая, с надменностью во взоре, с улыбкою торжества» [Там же, с. 81].

«Счастливую ошибку» отличает глубокий психологизм, что отмечал А. Г. Цейтлин [10]. Автор стремится создать сложные психологические характеры, показать переменчивость внутренних переживаний, душевную борьбу. Например, Егор Адуев постоянно задается неразрешимыми вопросами. Он то впадает в задумчивость, то в гнев, то неожиданно оживляется. Бурную внутреннюю борьбу выдает и его поведение: неожиданно он начинает ходить по комнате, кричит на своих домашних. Никогда раньше он лично не занимался делами, теперь же решает взяться за них. Он составил себе теорию счастья, которой и старался следовать, но размолвка с Еленой Карловной словно нарушила равновесие в жизни героя. Все его планы и теория насчет будущего счастья с Еленой были повержены в одно мгновение. От внутренних переживаний он даже оторвал пуговицу и до крови расцарапал себе ухо. Неожиданно он начал кричать: «Прочь, лукавые мысли!.. мечты!.. я вытесню вас из памяти буйным криком перекричу голос сердца» [3, с. 88]. В этом порыве он нагрубил своему слуге Елисею, но вскоре одумался: «…куда завлекла меня страсть? что я делаю?» [Там же, с. 89].

Елена Карловна проявляла эмоции сдержаннее. После ухода Адуева она «продолжала перебирать клавиши, прислушиваясь к шуму шагов его, и, когда они потерялись в отдалении , закрыла обеими руками лицо и зарыдала » [Там же, с. 76]. На следующий день она была молчалива и бледна. До встречи с Адуевым вела жизнь типичной светской девушки: балы, поклонники, приемы. До встречи с Адуевым сердце Елены Карловны было холодно и спокойно, но с его появлением забилось «сильно и часто» [Там же, с. 78]. С этих пор она перестала быть «кокеткой» и «явилась со всею простотой неподдельной прелести» [Там же]. Она угадала в Адуеве того, кто смог бы сделать ее счастливой. Но она сама же все разрушила и стала причиной конфликта. Таким образом, однотипность героев, свойственная жанру новеллы, в «Счастливой ошибке» зачастую нарушается некоторой характерологической и психологической динамикой.

«Счастливая ошибка» насыщена романтическими клише, чему соответствуют, например, высокие представления героя о любви [2]. Признаком «светской повести» могут служить «трафаретные» описания внешности Елены и чувств Егора Петровича, выделенные Н. К. Петровой: взор Елены «сверкал искрой чудесного пламени», «подергивался нежною томностью», Егор «любил пламенно, со всею силою мечтательного сердца сердце, истомленное изменами ринулось на отчаянную борьбу, из которой оно выйдет разбитое, униженное» [6, с. 13].

Светские повести отличает повышенное внимание к изысканным жестам и позам [1]. Например, Адуев, находясь на балу, «прислонясь спиною к мраморной колонне, случайно переносил задумчивые взоры на все предметы, без выражения, без смысла» [3, с. 93]. Эта «байроническая» поза героя - явный штамп светских повестей.

Таким образом, в структуре «Счастливой ошибки» органично сосуществуют различные жанровые традиции. Несмотря на новеллистическую фабулу, на которую указывает и «рамочный текст», повесть И. А. Гончарова, конечно же, коррелирует с литературными тенденциями первой трети XIX века. О традициях русской романтической повести напоминают любовно-психологический конфликт, типичные характеры, обусловленные влиянием среды - светского общества, трафаретные диалоги. Тем не менее, отсутствие морализаторских мотивов, нетипичный счастливый финал, усложнение характеров героев (в особенности,

Егора Адуева), многоплановость изображения, авторская ирония и цитатность мышления не позволяют однозначно и категорично утверждать о той или иной жанровой разновидности «Счастливой ошибки», художественный мир которой органично вобрал в себя множество литературных традиций, прочитывающихся как явно (на уровне цитат), так и опосредованно (на уровне аллюзий, реминисценций, «памяти жанра»).

жанрообразующий повесть светский

Список литературы

1.Белкина М. А. «Светская повесть» 1830-х годов и «Княгиня Лиговская» М. Ю. Лермонтова. М.: Гослитиздат, 1941. 644 с.

2.Бродская В. Б. Наблюдения над языком и стилем ранних произведений И. А. Гончарова // Ученые записки Львовского государственного университета. 1949. Т. 11. С. 137-167.

3.Гончаров И. А. Полн. собр. соч. и писем: в 20-ти т. СПб.: Наука, 1997. Т. I. 830 с.

4.Евстратов Н. Г. Гончаров на путях к роману (к характеристике раннего творчества) // Ученые записки Уральского педагогического университета. 1955. Т. 2. Вып. 6. С. 194-200.

5.Мелетинский Е. М. Историческая поэтика новеллы. М.: Наука, 1990. 275 с.

Размещено на Allbest.ru