Карнавальный дискурс в новелле Э.Т.А. Гофмана "Принцесса Брамбилла"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Карнавальный дискурс в новелле Э.Т.А. Гофмана «Принцесса Брамбилла»

Дусина Наталья Викторовна

Мордовский государственный педагогический институт имени М.Е. Евсевьева

Статья посвящена проблеме карнавального дискурса, которая входит в круг вопросов комической / смеховой литературы и ее производных в широком социокультурном пространстве словесных и внесловесных форм. Новелла Э. Т. А. Гофмана «Принцесса Брамбилла» - яркий пример того, как сюжеты, мотивы и образы римского карнавала, «комедии масок» К. Гоцци трансформируются в сказочной прозе зрелого немецкого романтизма и создают принципиально новую карнавальную реальность, обладающую собственным дискурсом, становящуюся в новелле Гофмана предметом не только художественного, но и философскоэстетического осмысления.

Ключевые слова и фразы: карнавальный дискурс; немецкий романтизм; новеллистика Э. Т. А. Гофмана; романтическое двоемирие; комедия масок.

Идеи выдающегося отечественного мыслителя ХХ века Михаила Михайловича Бахтина (1895-1975) поновому воспринимаются на рубеже XX-XXI веков. Многолетняя работа над полным собранием сочинений ученого (1996-2012), результатом которой стало появление извлеченных из архива текстов и новых редакций известных работ, привела, по справедливому замечанию О. Е. Осовского, к тому, что в современной гуманитарной науке наступил качественно новый этап осмысления и дальнейшего развития сформулированных мыслителем идей [10, с. 103-104]. Среди активно разрабатываемых вопросов - проблема словесного оформления комического в различных сферах смеховой культуры и его исторические и современные типы в их литературном и внелитературном пространствах, решение которой потребовало выявления того, как складывалась теория карнавального сознания и связанных с ним словесных явлений в работах М. М. Бахтина [11-14], как функционирует карнавально-смеховое слово в истории литературы [5; 6], какие формы принимает карнавализация в современной литературной практике [4; 16] и др.

Понятие карнавального дискурса, относительно недавно появившееся в отечественной науке, корреспондирует с бахтинскими категориями, представленными, в частности, в работах 1930-х ? 1960-х годов, в том числе в книге «Творчество Ф. Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» [1]. Карнавальный дискурс представляет собой словесное выражение карнавального начала, сюжетов, мотивов и образов карнавального мира и связанных с ним народно-смеховых форм, которые являются воплощением народной смеховой культуры во всей ее исторической изменчивости. «Карнавальный язык, - указывает М. М. Бахтин, по разному и в разной степени использовали и Эразм, и Шекспир, и Сервантес, и Лопе де Вега, и Тирсо де Молина, и Гевара, и Кеведо; использовали его и немецкая ?литература дураков? (?Narrenliteratur?), и Ганс Сакс, и Фишарт, и Гриммельсгаузен, и другие» [Там же, с. 20]. В дальнейшем эта линия, например, в немецкой литературе находит продолжение в творчестве писателей XIX-XX веков: от романтиков (Л. Тик, Э. Т. А. Гофман, Г. Гейне) до Г. Келлера, Т. Манна, Б. Брехта, Г. Гессе, Э. Штритматтера и Г. Грасса. Отмечая особую важность для литературного сознания феномена карнавализации, В. Л. Махлин очерчивает круг явлений, с ним связанный, и включает в него процесс воздействия древнейших античных и средневековых празднеств и ритуалов «на образно-символическое мышление, творческую память и авторство, в особенности во внекарнавальных, внеколлективно-народных и внеофициальных условиях культурного творчества Нового времени» [9, стб. 338].

Особый интерес для исследователя представляет формирование карнавального дискурса в литературе немецкого романтизма. Под влиянием комедий К. Гоцци, который сохранял и переосмысливал карнавальную традицию комедии дель арте, немецкие романтики, прежде всего Л. Тик с его «комедией чистой радости» [7, с. 76-80], К. Брентано, А. Шамиссо и др. [2, с. 183-234, 317-356], попытались создать в своих произведениях особый карнавальный мир.

Творчество Э. Т. А. Гофмана обладает особым карнавальным характером. Перед читателем, как пишет А. В. Карельский, предстают то «веселые лицедеи комедии масок, то жутковатые оборотни - вихрь карнавала кружится над бездной. Все эти модели художественной структуры собраны, как в фокусе, в итоговом произведении Гофмана - романе ?Жтиейские воззрения кота Мурра?» [8, с. 14].

«Принцесса Брамбилла» занимает особое место среди сказочных новелл писателя. Это не просто гротескная сатира на жизнь современной автору Германии, как «Крошка Цахес» или «Золотой горшок». Перемещая действие новеллы в Рим, Гофман создает новый сюжетный, эстетический и философский узел, внутренний смысл которого выходит далеко за пределы собственно литературного замысла. В предисловии автор охотно называет источники своего текста: офорты французского художника Ж. Калло, одну из комедий К. Гоцци, а сама атмосфера римского карнавала, во время которого разворачивается действие новеллы, напоминает читателю не только о веселых комедиях Л. Тика, но и о «Римском карнавале» и других произведениях с подобным сюжетом И. В. Гете, о спорах немецких романтиков по поводу иронии и смеха. Но при этом, как отмечает Ж. Старобинский, «то, что для Гоцци было статичным противопоставлением двух несовместимых полюсов (или трагедия на манер Кьяри, или комедия дель арте), Гофман делает отправной и конечной точками душевной эволюции» [15, с. 377]. В целом философско-эстетическая проблематика составляет важную часть не только рассыпанных по тексту новеллы обращений Гофмана к читателю, но и представляет собой одну из сюжетных линий произведения (см. беседу Челионати с немецкими художниками в начале третьей главы). Римский карнавал в интерпретации Гофмана - апофеоз романтического двоемирия, столкновения «веселой вселенной», фантазии и гротеска с правдой грубой действительности. Специфика карнавального гротеска Гофмана неоднократно упоминалась в книге М. М. Бахтина как высшая ступень гротескного изображения мира немецким романтизмом.

В романтическом гротеске, несмотря на определенное ослабление карнавального начала, как указывал ученый, «все основные мотивы, имеющие явно карнавальное происхождение, сохраняют в себе какую-то память о том могучем целом, частицами которого они когда-то были. И эта память пробуждается в лучших произведениях романтического гротеска (особенно сильно, но по-разному, y Стерна и Гофмана)» [1, с. 58].

Карнавальный дискурс «Принцессы Брамбиллы» формируется несколькими путями, прежде всего созданием особого карнавального хронотопа, через включение в него соответствующих параметров (время и место разворачивающегося действия - Рим в момент празднования карнавала), карнавального сюжета (поиск карнавальных короля и королевы, в данном случае - принца и принцессы), непосредственно связанных с карнавалом персонажей (актеры, портные, шарлатаны и т.п.), карнавальных шуток и анекдотов и др.

Карнавальный вектор задается с самого начала отсылкой к гравюрам Калло в подзаголовке новеллы и упоминанием завтрашнего карнавала в разговоре юной Джачинты и старухи Беатриче, в котором представлены и все приметы карнавального празднества: переодевание в маскарадные костюмы, карнавальные маски, смена полов и др.: «Помеха ли наша бедность карнавалу? - откликнулась старая Беатриче. - Помнишь, как мы прошлый год носились по улицам с утра до поздней ночи? Я нарядилась dottore... У меня был такой важный, ученый вид. Я вела тебя под руку, и ты была прелесть до чего мила в костюме садовницы» [3, c. 92]. Преображение возлюбленного Джачинты актера Джильо Фава в персонаж комедии дель арте, которое сопровождается переодеванием в комический карнавальный костюм, водружением уродливой карнавальной маски с огромным носом и т.д., переводит мелодраматический сюжет любви бедного актера и молоденькой модистки в пространство карнавального гротеска.

Мнимое безумие героя позволяет Гофману использовать возможности соответствующей литературной традиции, последовательно пародируя классические образцы от «Неистового Роланда» до итальянской псевдоклассической трагедии XVIII века. Карнавальная буффонада, обилие шуток и острот в духе комедии дель арте, появление ее персонажей на улицах Рима наглядно иллюстрируют ту «первичную карнавально-сказочную интуицию» новеллистики Гофмана, о которой писал М. М. Бахтин [1, с. 563].

Таким образом, карнавальный дискурс играет важнейшую роль в новелле «Принцесса Брамбилла». Римский карнавал, как место и время действия, персонажи и маски комедии дель арте, развенчания-увенчания героев, карнавальные шутки формируют особый тип дискурса, что позволяет писателю подчеркнуть смеховое начало его сказочного мира. Художественные открытия Гофмана в пространстве карнавального дискурса будут иметь продолжение не только у немецких писателей (от Г. Гейне до Г. Мейринка и Г. Гесса), но и в русской прозе: в повестях Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского, в новеллистике «Серапионовых братьев», А. В. Чаянова, М. А. Булгакова, В. В. Набокова.

карнавальный дискурс гофман новелла

Список литературы

1. Бахтин М. М. Собрание сочинений. М.: Русские словари; Языки славянских культур, 2010. Т. 4. Ч. 2. 752 с.

2. Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. СПб.: Азбука-классика, 2001. 512 с.

3. Гофман Э. Т. А. Принцессе Брамбилла // Гофман Э. Т. А.Щелкунчик и мышиный король: повести / пер. с нем. Н. Аверьяновой. М.: АСТ; Астрель, 2012. С. 89-238.

4. Гудкова С. П., Дубровская С. А., Шаронова Е. А. Система персонажей романа Захара Прилепина «Патологии» сквозь призму карнавализации // Вестник Пятигорского лингвистического ун-та. 2013. № 4. С. 191-195.

5. Дубровская С. А., Гудкова С. П. Гоголевское «смеховое слово» в литературном сознании поэта-современника // Вестник Университета Российской академии образования. 2010. № 1. С. 24-27.

6. Дусина Н. В. Карнавальный дискурс: проза Гете («Римский карнавал») Гуманитарные науки и образование. 2013. № 2 (14). С. 81-85.

7. Жирмунский В. М. Из истории западноевропейских литератур. Л.: Наука, 1981. 303 с.

8. Карельский А. В. Эрнст Теодор Амадей Гофман // Гофман Э. Т. А. Собр. соч.: в 6-ти т. М.: Худож. лит., 1991. Т. 1. С. 5-26.

9. Махлин В. Л. Карнавализация // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2001. Стб. 338-340.

10. Осовский О. Е. Бахтин вчера сегодня, завтра: к завершению издания собрания сочинений М. М. Бахтина // Гуманитарные науки и образование. 2013. № 2. С. 101-106.

11. Осовский О. Е. Рецензия на кн.: И. Л. Попова. Книга М. М. Бахтина о Франсуа Рабле и ее значение для теории литературы // Известия Российской академии наук. Серия литературы и языка. 2012. Т. 71. № 2. С. 76-80.

12. Осовский О. Е. Ф. Рабле, карнавал и карнавальная культура в работах М. М. Бахтина 1930-1950-х гг. // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2002. № 1. С. 59-74.

13. Осовский О. Е., Дубровская С. А. Разработка концепции «смехового слова» в трудах М. М. Бахтина 1930-1960-х гг. // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. № 4-1. С. 163-167.

14. Попова И. Л. Книга М. М. Бахтина о Франсуа Рабле и ее значение для теории литературы. М.: ИМЛИ РАН, 2009. 464 с. 15.Старобинский Ж. Поэзия и знание. История литературы и культуры: в 2-х т. М.: Языки славянских культур, 2002. Т. 1. С. 376-394.

15. 16.Шаронова Е. А., Гудкова С. П., Дубровская С. А. Война как карнавал смерти (на материале романа З. Прилепина «Патологии») // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2014. № 6-1. С. 204-207.

Размещено на Allbest.ru