Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

О СВОЕОБРАЗИИ «ИСТОРИЧЕСКОГО» АВТОБИОГРАФИЗМА А.И. ГЕРЦЕНА И ПРИНЦИПАХ ТОЛСТОВСКОГО АВТОБИОГРАФИЗМА

Цирулев Александр Федорович, к. филол. н.

Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского

Предмет статьи - характер и функционирование творческих принципов автобиографизма, использованных А.И. Герценом в «Былом и думах» и Л.Н. Толстым в его трилогии. Привлечение огромного эмпирического материала, а также историко-публицистических отступлений не девальвируют жанровой сути «Былого и дум». В результате сравнительного анализа художественных систем двух жизнеописаний делается заключение о том, что Л. Толстой развивает формы литературного автобиографизма. А.И. Герцен, не выходя из рамок жанра художественной автобиографии, существенно модифицирует структуру личностного автоповествования, создавая некую двуплановую форму, которую можно назвать как «исторический автобиографизм». Благодаря этому новшеству создатель «Былого и дум» обретает возможность осуществления «рассказа о себе» одновременно и в сфере художественного повествования, и в сфере публицистического (идеологического) самовыражения.

Ключевые слова и фразы: исторический автобиографизм; публицистика; двуплановая структура; интеллектуализм; модификация.

исторический автобиографизм герцен толстой

The article deals with the nature and functioning of the creative principles of autobiographism used by A. I. Herzen in ЇMy Past and Thoughts? and by L. N. Tolstoy in his trilogy. The use of huge empirical material as well as historical and publicistic digressions does not devalue the genre essence of ЇMy Past and Thoughts?. As a result of the comparative analysis of two biographies the author concludes that L. N. Tolstoy develops the forms of literary autobiographism. A. I. Herzen, without exceeding the limits of the genre of literary autobiography modifies significantly the structure of personal auto-narration, creating a kind of twopronged form which can be called as a Їhistorical autobiographism?. Thanks to this innovation the author of ЇMy Past and Thoughts? finds the opportunity to implement a Їstory about himself? in the field of artistic narration and in the sphere of publicistic (ideological) self-expression at the same time.

Key words and phrases: historical autobiographism; social and political journalism; two-pronged structure; intellectualism; modification.

В середине ХIХ века русская автобиографическая словесность вступает в новую фазу своего развития. К формам художественного самопознания обращаются выдающиеся мастера слова. Среди них особое место занимают А. И. Герцен и Л. Н. Толстой. Оба они не только дают яркие образцы « исповедальной» прозы, но и демонстрируют новые принципы эстетического освоения мира.

Эта статья нацелена на выявление типологической общности толстовского и герценовского жизнеописаний, а также на обнаружение оригинального вклада творца « Былого и дум» в разработку мемуарного жанра. Автор исследования ставит своей задачей выразить суть « исторической самообъективации» Герцена и при этом показать принципиальное отличие его « исповедального» метода от толстовского.

Эстетическая смелость Герцена в « Былом и думах» поразительна. Он строит свой « рассказ о себе» и как исповедь, и как проповедь, и как историческую хронику, и как романную структуру нового типа, и как « пламенное обращение к русскому читателю», и как философский трактат, и как историческое эссе, и как правдивую летопись эпохи. Поневоле вспоминаются слова В. Ф. Ходасевича о том, что « …автобиография есть единственная форма « свободного романа… которая свидетельствует о совершенном и чистейшем искусстве» [5, с. 202]. « Исповедь» Герцена опрокидывает все и вся, нарушает все каноны, о чем, как мы знаем, указывал еще сам Л. Толстой [3, с. 305].

Несмотря на это, вопрос о жанрово-стилевой определенности всякой « исповеди» отнюдь не празден, ибо речь в этом случае идет о принципах моделирования действительности. « Былое и думы» также не исключение, поскольку и здесь мы имеем дело с определенного рода конструкцией. И надо отметить, что при всей своей « предметной пестроте», цикл Герцена имеет внутри себя нечто скрепляющее, центростремительное, что обеспечивает ему « поэтическую твердость». Каким бы разнообразным и разностилевым ни казался материал, собранный Герценом в своей книге, в ней имеется то, что Б. В. Томашевский обозначил как тяготение к образцам. В « Исповеди» Герцена наличествует целостное ядро, просматривается жесткая структура, которая упорядочивает собой всю художественную ткань. Что бы мы ни говорили о сильном мемуарном начале « Былого…», какой бы мощной ни была в нем публицистическая струя, эстетический центр произведения образуют все-таки не эти начала, а герценовский « рассказ о себе». Сочинитель « Былого и дум» объективирует свой личный опыт, строит свои воспоминания с единой, всепроникающей установкой - реализовать собственное художественное «я». И этот подход, (хоть и автобиографический в своей сути), значительно отличается от толстовского. Два художника по-разному смотрят на мир и по-разному интерпретируют себя в нем. Типологическая разность двух жизнеописаний основывается на разности поэтических установок и избираемых форм для их воплощения. Эта разница высвечивается, прежде всего, в том, как два художника оперируют в своих воспоминаниях понятиями « факт» и « вымысел».

Если Толстой, широко используя вымысел, творческую фантазию, все же разрабатывает единую жанровую структуру, ибо пишет « литературную автобиографию», то Герцен апеллирует к некой «двуплановой», если можно так выразиться, модели, ибо « исповедь» (« былое») у него сплошь и рядом соседствует и взаимодействует с « идеологическим» началом (« думами»). Писатель ведет художественное самоисследование, но делает это с помощью « двойной формы», поскольку « рассказ о себе» он постоянно дополняет, насыщает « идеологией», публицистикой, когда дает широкие исторические отступления, экскурсы и делится с читателями своими непосредственными соображениями, политическими реминисценциями, идеями по поводу тех или иных воспоминаний. Однако при этом « вторая» форма или второе начало тоже служит генеральной установке - художественному самораскрытию автора. Выходит, что Толстой-автобиограф в большей степени « традиционалист», нежели Герцен. Первый конструирует вымышленную картину бытия, но при этом развивает уже существующие литературные каноны. Второй же осмысляет свою прошлую жизнь и как « историк», и как « поэт» одновременно.

Уникальность герценовского подхода состоит не только в том, что он отказывается от принципа традиционного « литературного письма», но и в том, что в качестве « среды» для своего героя он избирает не « камерную данность», а весь русский мир и его историю. С самых первых эпизодов Герцен сопрягает бытие Искандера с картинами русской и западноевропейской действительности. Руссо, Гете, Карамзин, Толстой, как мы помним, воссоздавали первые шаги своих автогероев в рамках узкого, закрытого семейного мирка, ограниченного размерами дома или усадьбы, в окружении нескольких родных лиц. Создателю « Былого…» этого недостаточно. Он с самого начала в ткань своих воспоминаний вводит образ Истории, которая влияет на формирование личности мальчика.

Специфика художественного самопознания Герцена изначально предопределяется некой двуединой задачей. Автобиографическое повествование для него и самопознание, и познание Истории одновременно. Свою личную судьбу писатель увязывает с осмыслением времени, эпохи. Такой автобиографизм можно поименовать « историческим». Сущность его заключается в том, что Герцен - как автобиограф - осознает себя не только « биологическим существом», не только « моральным субъектом», (что было первоопределяющим для автора « Детства»), но и деятельным лицом русской истории. Для Герцена его личная судьба имеет значение лишь при условии, что она превращается в фактор влияния на ход общественного развития, на судьбу своего народа. Через свою биографию писатель стремится постичь главные тенденции развития русского общества. Герцен-художник, как указывает Л. Я. Гинзбург, воспринимает себя как человека, которого « пересекла история», которого « случайно» встретила она на своем пути, но совсем « не случайно» включила в свою орбиту.

Несмотря на эту весьма специфическую установку Герцена-художника, в самой масштабности его подхода к действительности просматривается момент, явно сближающий « Былое…» с трилогией Л. Толстого. И Герцена, и Толстого объединяет, если можно так выразиться, широта теоретического осмысления проблемы личности. И тот, и другой пытаются через свой частный опыт уловить и выразить некие незыблемые законы человеческого существования. Л. Н. Толстой (через акт самопознания) уясняет природу добра и зла, формулирует степень ответственности человека за свою судьбу. Его литературный собрат (через рассмотрение фактов собственного прошлого) стремится познать природу общества и свое место в нем. Его личная биография важна для понимания « биографии рода человеческого» [2, с. 41].

Наряду с этим, в решении широких идейных задач два художника используют разный поэтический инструментарий. Л. Н. Толстой, совмещая принципы «мелочности» и «генерализации», осваивает сферы « диалектики души». Он входит в существо оттенков моральных переживаний своего героя, выявляет « механизм» зарождения и развития отдельных мыслей, чувствований, разлагает их на отдельные составляющие и т.д. Герцен автобиограф исповедует своего рода « антипсихологизм» и проявляет поэтическое равнодушие к тому, что именуется « скрытые пружины человеческой деятельности». Автор « Былого» проходит мимо сложных переплетений чувств. Зато с особым пристрастием писатель-революционер интонирует моменты, связанные с зарождением первых мыслей своего героя: « …одна тема волнует Герцена-писателя с самого начала: пробуждение в ребенке сознания, мысли» [Там же, с. 47]. « В детстве Герцена, - констатирует В. П. Туниманов, - мало света, теплоты, интенсивной жизни, чувств… всего того, что с такой поэтической силой запечатлено в ЇДетстве?» [4, с. 148].

В самом деле, толстовской поэтизации чувств и « незамутненности» детского сознания Герцен противопоставляет поэтизацию юности и в известной мере преклонение перед Мыслью. Юность для творца « Былого и дум» прежде всего - эпоха интеллектуального созревания. То есть в понятие « юность» Герцен вкладывает преимущественно идеологическое содержание. Это время, когда мировоззрение героя кристаллизуется в своих глубинах и обретает четкие теоретические очертания. Мы должны признать, что идейно-философскую концепцию « Былого и дум» отличает и дух просветительства, и дух революции, и дух интеллектуализма в самом глубоком понимании этого слова. « Интеллектуализм» герценовской « исповеди» находит прямое выражение в особой конструкции этого произведения. Имея в виду это качество, Л. Я. Гинзбург, справедливо подчеркивает: «… непосредственное, прямое авторское суждение о жизни - неотъемлемое свойство его творческого сознания» [1, с. 217]. Мысль и теоретические рассуждения автора в « Былом…», что следует отметить особо, приобретают не атрибутивное, а типологическое значение, ибо для Герцена это уже элемент художественной структуры.

Итогом работы могут служить следующие выводы. « Былое и думы» и трилогия Л. Толстого объединены общей жанровой характеристикой. Оба эти сочинения автобиографичны, поскольку в основе каждого из них лежит установка на « художественную самообъективацию». При всей « стилевой эклектичности» А. И. Герцен не творит новую романную структуру, которую можно обозначить как « свободный роман» (В. Ходасевич). Как художник и как нарратор он остается в пределах « рассказа о себе». Наряду с этим Герцен весьма существенно модифицирует структуру жанра, когда прибегает к некой двуплановой форме, которую можно поименовать как « исторический автобиографизм». Благодаря этому оригинальному построению Герцен-повествователь свой « рассказ о себе» осуществляет одновременно в двух поэтических сферах - в сфере художественно-повествовательной и в сфере публицистической, обеспечивающих писателю прямые идеологические формы самовыражения.

Список литературы

1. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. М.: Худ. лит. (Ленингр. отделение), 1977. 443 с.

2. Елизаветина Г.Г. « Былое и думы» А.И. Герцена. М.: Худ. лит., 1984. 159 с.

3. Интервью и беседы с Львом Толстым / сост., вступ. статья и комм. В. Я. Лакшина. М.: Современник, 1986. 525 с.

4. Туниманов В.П. « Былое и думы» и русская автобиографическая проза // Вопросы литературы. 1987. № 5. С. 145-170.

5. Ходасевич В. Ф. Державин. М.: Книга, 1988. 327 с.

Размещено на Allbest.ru