Последние три песни поэмы-сказки А.С. Пушкина "Руслан и Людмила" представляют завершение инициатического пути Руслана и Людмилы. Кажется, что оба героя уже прошли основные испытания: Людмила, побывав в чертогах Черномора, умерла ("Людмила умереть умеет!" [6, с.31]) и возродилась - конечно, смерть понимаем здесь в космическом ключе; она получила волшебный предмет, шапку; Руслан сразился с Рогдаем, заполучил чудесный богатырский меч, пересек "пленительный предел", победил Черномора. Людмила спасена, Руслан вернул себе жену, но почему-то их испытания не заканчиваются. Понять это можно только в контексте фольклорной, ритуальной логики. Целью данной статьи является выявление скрытых форм фольклоризма в поэтике "Руслана и Людмилы". Поставленная цель предопределяет следующие задачи: во-первых, осмыслить значимость мотива путешествия на "тот свет" в русской сказке и в поэмесказке Пушкина; во-вторых, выявить функциональное значение фигур трикстера в произведении.

Первый вопрос, который нас должен волновать: почему так много "спят" пушкинские герои? В свое время М.О. Гершензон указывал на то, что слово сон - самое частотное в "Евгении Онегине", наполненном аллюзиями к "Руслану и Людмиле". В поэме-сказке спит Людмила, спит Руслан, но эти сны, как мы выяснили, больше походят на полусны, состояния обмираний, характерные для жанра бывальщины. В четвертой песни Людмила, укрываясь от Черномора, пытается заснуть:

Томилась грустью и зевотой,

И редко, редко пред зарей, Склонясь ко древу головой,

Дремала тонкою дремотой [Там же, с.53] …

На первый взгляд, несколько иронически обыграно состояние героини Пушкиным: грусть и зевота понятия мало совместимые. Однако стоит обратить внимание на то, что Людмила почти не спит в "полнощных ISSN 1997-2911 Филологические науки. Вопросы теории и практики, № 8 (50) 2015, часть 2 39 горах" Черномора, она дремлет тонкою дремотой. Напомним, что во второй песни Людмила лежала в тягостном забвенье:

До утра юная княжна Лежала, тягостным забвеньем,

Как будто страшным сновиденьем,

Объята - наконеньем

И смутным ужасом полна [Там же, с.27] …

Не спит, а как будто спит. Пребывание в "ином мире" требует от души бодрствования, так как там она испытывается, приобщается к знаниям первопредков. Информация о "том свете" в народном представлении чрезвычайно важна, так как она может "повлиять на положение дел в земном мире, заставить людей вести себя в соответствии с определенными нравственными и бытовыми нормами" [4]. Напомним: и Людмила, и Руслан проверяются "на прочность" ("Еще при мне мой верный меч"). Ведь Рогдай, Ратмир и Фарлаф отказались от Людмилы и не прошли испытаний.

Итак, в поэме дано подробное представление "того света" и путешествия по нему. По замечаниям фольклористов, описания иномирного пространства в народной культуре не совсем четки, размыты и не имеют первостепенной роли: "В традиции восточных славян нет ни одного жанра, для которого онтологическое, классифицирующее описание “того света" (сравнимое с научным географическим описанием пространства) было бы основной и самостоятельной целью." [Там же]. Для Пушкина же важно все, что происходит с героями. Метаморфозы души, которые переживают герои, отражаются и в конкретных деталях. Шапка Людмиле дана для отстранения от собственного тела - она становится невидимой, незримой. Ритуально значимым является облачение в лазурный сарафан, уподобляющийся лазурным небесам, указывающий на заговорную формулу "космического ограждения".А.Н. Афанасьев, устанавливая отношения между мифом и сказкой, разбирает формулы травестийного значения, связанные с облачением в шкуры животных-тотемов (свинья, корова и др.) и солнечным мифом [1, с.167]. Переодеться должен культурный герой; часто травестирование выражается в колпаке или плаще. Людмила, примеряя шапку, пропадает, то есть, по законам ритуальной логики, ее положение меняется. Однако, возвращаясь к теме сна, отметим: этот колпак и погружает героиню в "летаргический сон":

Раздался девы жалкий стон,

Падет без чувств - и дивный сон

Объял несчастную крылами.

В смятенье, бледный чародей

На деву шапку надевает [6, с.55] …

Сном Людмилы заканчивается четвертая песнь.

В пятой песне героиня спит. Пушкин выступает в роли визионера, который отправляет в иномирное путешествие своих героев, описывая путешествие "со стороны" во всех подробностях, которые не ускользают от будущего автора "дали свободного романа" (ср. в "Евгении Онегине"). Старый Финн, Фарлаф, Рогдай, Ратмир, наконец, Людмила - обмирали. Руслану выпадали пока исключительно бытовые сражения - хоть и с волшебными силами. Однако все перечисленные герои уже прошли свой инициатический путь. Здесь стоит вернуться к важному вопросу о функциях противников, соперников жениха. Рогдай умер от рук Руслана - умер воин. Ратмир в плену юных дев, потом в забвении с другой, забыл Людмилу - умер романтик. Фарлаф, крикун надменный, иначе говоря, шут повержен доблестью Руслана в конце - устранен хитрец, трикстер. В этих соперниках "витязя беспримерного" собраны все качества юного Руслана. Он доблестный рыцарь, когда сражается с Рогдаем; он романтик и верный возлюбленный, когда строго охраняет честь Людмилы; он хитер, когда борется с Черномором. Соперники руслановы, можно сказать, являются его первым, вторым и третьим человеком, то есть трикстерами, которым не достает демиургических качеств. Побеждая их, Руслан обретает свое подлинное лицо. Но себя настоящего он может достигнуть только через реальную смерть. Эта смерть Руслану дарована от рук самого неумелого противника - Фарлафа:

Фарлаф с боязнию глядит; В тумане ведьма исчезает; В нем сердце замерло, дрожит.

Из хладных рук узду роняет.

Тихонько обнажает меч, Готовясь витязя без боя

С размаха надвое рассечь [Там же, с.68] …

В культуре, по замечаниям ученых, закрепилось понятие первого, второго и третьего человека - все они сменяют друг друга, но при этом существуют в одном, в целом [2, с 15]. Иногда борьба между ними носит космический характер. В мифологии инициаций это воплощается в агоне, космическом состязании [7, с.489]. Таким образом, можно говорить об устранении первого, второго и третьего человека в Руслане, а также его физической профанной сущности. Неслучайно, Фарлаф (трикстер) рассекает надвое героя. Надвое - здесь означает разделение физического и метафизического, эфирного. Показательно то, что Руслан после нанесения смертельных ран просыпается и видит свое состояние:

Поутру, взор открыв туманный,

Пуская тяжкий, слабый стон,

С усильем приподнялся он,

Взглянул, поник главою бранной - И пал недвижный, бездыханный [6, с.69].

Он как бы переживает свою смерть наяву и только потом засыпает глубоким сном, так же как и Людмила. Итак, оба главных героя выпали из пространства; здесь сон - выпадение из основного ряда событий.

Шестая песнь открывает перед читателем действия без Руслана и Людмилы.

Но помним о том, что герои не умерли в строгом смысле этого слова. Людмила лежит на смертном одре, ее пытаются разбудить:

Толпа волнуется, валит

Туда, где на одре высоком,

На одеяле парчевом

Княжна лежит во сне глубоком;

Князья и витязи кругом

Стоят унылы; гласы трубны, Рога, тимпаны, гусли, бубны

Гремят над нею; старый князь [Там же, с.73] …

Приход духов-первопредков сопровождается шумом [5, с.16]; Людмилу пытаются вернуть из "иного царства", но все тщетно.

Фарлаф не добывал вещей невесты - он не может ее пробудить.

Руслан также лежит тяжелым сном объятый:

Но князя крепок хладный сон, И долго щит его не грянет [6, с.71].

Разрешить сон героя способен лишь Финн, который тоже выступает в роли визионера:

Но в это время вещий Финн,

Духов могучий властелин,

В своей пустыне безмятежной

С спокойным сердцем ожидал,

Чтоб день судьбины неизбежной, Давно предвиденный, восстал [Там же, с.74].

В этом фрагменте утверждается то, что вся история Руслана и Людмилы - день, предвиденный Финном (указание в первой песни), смутный сон, в котором явятся потом Пушкину Евгений и Татьяна, чья даль романа, конечно же, хорошо известна поэту, как и счастливая юношеская сказка. Но почему же все-таки Руслан умирает? Безусловно, он добыл вещую невесту, посетил "иное царство", сразился с Черномором и прочими героями, однако этого недостаточно: культурный герой, непременно, еще должен отвоевать в честном бою царство, обещанное в приданое Людмиле. Для этого в сюжет введены печенеги, война. Только обновленный, метафизически возрожденный герой способен вступить в бой. Неслучайно, достаточно подробно описывается возвращение Руслана к жизни Финном:

В долине, где Руслан лежал

В крови, безгласный, без движенья;

И стал над рыцарем старик,

И вспрыснул мертвою водою,

И раны засияли вмиг, И труп чудесной красотою

Процвел; тогда водой живою

Героя старец окропил, И бодрый, полный новых сил,

Трепеща жизнью молодою, Встает Руслан [Там же] …

В поэтике причети учеными выделяется мотив "ожившего покойника", который связан с формулами и картинами невозможного или недопустимого, нежелательного [8]. Некоторые фольклористы генетически возводят этот мотив к заговорным формулам, которые некогда выполняли магическую функцию ("воздействие на смерть"), но утратили её со временем [3, с.85]. Но, не вдаваясь сейчас во все тонкости фольклористических споров, отметим космическую парадигму этого мотива. Руслан возвращается к жизни обновленным, побывавшим на "том свете" - только теперь он связан со знаниями первопредков и готов к завершению инициатического пути. Помимо того, все пережитое воспринимается им в имагинативном ключе, как сон. Этим состоянием начинается и первая песнь:

Людмилу, свадьбы день ужасный, Все, мнится, видел ты во сне [6, с.13].

И шестая песнь завершается им же, только со знаком выхода из сна:

Встает Руслан, на ясный день

Очами жадными взирает,

Как безобразный сон, как тень, Пред ним минувшее мелькает [Там же, с.74].

Вместе с Русланом в пределы киевских полей, можно сказать, в профанную действительность тут же возвращается и Людмила:

Руслан летит к Людмиле спящей, Ее спокойного лица

Касается рукой дрожащей.

И чудо: юная княжна,

Вздохнув, открыла светлы очи! Казалось, будто бы она

Дивилася столь долгой ночи;

Казалось, что какой-то сон

Ее томил мечтой неясной [Там же, с.78] …

Итак, заканчивая фольклористический комментарий к поэме-сказке, можно подвести итог: все произошедшее с заглавными героями представляется визионерством Пушкина, смутным сном, в котором герои пришли из преданий старины глубокой, чтобы напомнить читателям о потребности человека в ином царстве, его необходимой влекомости запредельным пределом. Путешествие на "тот свет" Руслана и Людмилы - неотъемлемое испытание на инициатическом пути. Миф и фольклор позволяют увидеть не бытовой план произведения; они являются "лакмусовой бумажкой" по отношению к образной системе, и если говорить о теоретической стороне вопроса, то стоит обратить внимание на органическое взаимодействие фольклорной и литературной традиций уже в первом серьезном опыте поэта. В поэме-сказке проявлены латентные формы фольклоризма, вероятно, возводимые к пушкинскому фольклорному, архаическому, не бытовому мировоззрению.

Список литературы