Приемы персонализации героя юмористических рассказов А. Кумышева

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кабардино-Балкарский институт гуманитарных исследований

ПРИЕМЫ ПЕРСОНАЛИЗАЦИИ ГЕРОЯ ЮМОРИСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ А. КУМЫШЕВА

Кажарова Инна Анатольевна, к. филол. н.

Аннотация

кумышев юмористический рассказ герой

В статье выявляются приемы персонализации героя сборника юмористических рассказов адыгского писателя А. Кумышева «До лучших встреч!». Среди приемов, обусловливающих константность героя, наиболее значимыми выступают его речевые особенности; закрепленность за ним имени, фигурирующего в ряде рассказов; создающий комический контраст образ спутницы жизни; особенности пространства, выступающего наиболее типичным местом действия героя.

Ключевые слова и фразы: герой-рассказчик; лексика; образ; имя; контраст; пространство.

Annotation

THE PERSONALIZATION WAYS OF A HUMOROUS STORIES CHARACTER BY A. KUMYSHEV

Kazharova Inna Anatol'evna, Ph. D. in Philology Kabardian-Balkarian Institute for Humanities Researches

The article reveals the personalization ways of a character from the collection of humorous stories by the Adyghe writer A. Kumyshev “Until better times!” Among techniques, conditioning the constancy of the character, the most important are his speech peculiarities; fixedness of the name, appearing in a number of stories; the image of a life partner, creating a comic contrast; peculiarities of space, acting as the most typical scene for the hero.

Key words and phrases: character-narrator; vocabulary; image; name; contrast; space.

Основная часть

Творчество Абдула Амербиевича Кумышева, автора сборника юмористических и сатирических рассказов «До лучших встреч!» (1997), до настоящего времени не являлось предметом исследовательского интереса. Короткие юмористические зарисовки Кумышева публиковались в основном на страницах республиканской и районной периодики - в газетах «Советская молодежь», «Адыгское слово», «Баксанский вестник», в журнале «Ошхамахо». Некоторые из них позднее составили его единственный сборник.

Культурно-исторический период, отразившийся в большинстве его произведений, распознается без особого труда. Так, мотив рыночной торговли, устойчивый для ряда рассказов, периодически вкрапливающаяся лексика типа «самофинансирование», «хозрасчет», «суверенитет» и проч. погружают читателя в непростую эпоху реформ конца 1980 - начала 1990-х гг. Атрибуты проблематичного времени предстают в юмористическом преломлении, пропущенные через своеобразную саморефлексию героя-рассказчика. Интересно, что при этом нет особой сосредоточенности на проблемах социальных, хотя, казалось бы, характер эпохи к этому всячески располагал. В творчестве Кумышева преобладает, скорее, сосредоточенность на людских типажах. Но без назидательности и без морализаторства. И от такого ракурса «исследования» реальности он отступает крайне редко. В данной статье будут выявлены способы персонализации героя, фигурирующего в большинстве рассказов А. Кумышева.

Читая рассказы, вошедшие в сборник «До лучших встреч!», нетрудно заметить, что простодушный и незадачливый герой Кумышева, как правило, раскрывается от первого лица и не ставит себя вне осмеиваемого явления. Его глазами мы видим реальность и вместе с ним проживаем те нелепые ситуации, на которые та оказывается очень щедра. В юморе А. Кумышева нет и тени надменно-оценивающей важности. Нет иронии как черты злорадного превосходства. Зато есть самоирония. Герой-рассказчик при этом всегда один и тот же. Его константность подчеркивается тем, что он практически везде предстает под одним и тем же именем - Кабац. Простодушный и непрактичный, со своеобразной речью, в которой адыгская бытовая лексика активно мешается с «адаптированными» русизмами. Для учителя-словесника А. Кумышева в этом, конечно же, скрывался стилистический прием, имевший определенную смысловую подоплеку. Макароническая речь героярассказчика не просто создает комический эффект (в этом плане она порой бывает даже избыточна), но также удачно пародирует дух культурного разброда и шатания. Герой прекрасно осознает особенности своей речи и даже заявляет об этом в одном из эпизодов рассказа «Рано или поздно встретимся здесь!»: «НобэкЙэ дунейм сехыжами, фысщыгъупщакъым, аращ мы письмор ныщЙэстхри. Абы сыкъыффЙэмыЙуэхуу щытами, иджы фыкъызэдаЙуэ. Письмоти сытти жиЙэу, мыбы сыту зигъэурысыбзэрэ, къысхужывмыЙэ, кхъыЙэ. Сесащи, мыбыи къыщысфЙыхохуэ» («Мыдэ мыбы дыщызэхуэзэжынкъэ!») [1, с. 12] / Хоть и покинул я земной мир, о вас не позабыл, потому и пишу это письмо. Хоть и не считались вы там со мной, теперь уж меня послушайте. Письмо там и все такое, не упрекайте меня в козырянии русскими словами, пожалуйста. Так привык, что и здесь, нет-нет, да и вверну («Рано или поздно встретимся здесь!»). (Здесь и далее все переводы наши. - И. К.)

Причем оговаривается не просто нераздельность героя и макаронической речи, но и широкий «ареал» распространения этого явления. Настолько широкий, что обнаруживается и на том свете: «Между прочэм, си закъуэкъым апхуэдэр. Мыбы дыкъыщыкЙуам япэ дыдэу дызэхэзыдза Сэро къуэдзэм и бзэри ныкъуэщ.

- Мыр мыбыкЙэ, этого - сюда, а с этим иджыри зэ надо разобраться делать - апхуэдэхэщ» [Там же] / Между прочим, не я один такой. Когда мы только прибыли сюда, изначально распределявший нас заместитель Саро тоже изъяснялся на смешанном языке.

- Этого в эту сторону, этого - сюда, а с этим еще разок надо разобраться делать - вот так вот («Рано или поздно встретимся здесь!»). (Курсивом выделены русскоязычные слова, фигурирующие в тексте оригинала. - И. К.).

Надо заметить, что голоса персонажей, о которых герой-рассказчик спешит поведать, и голос его самого стилистически не разграничены. Принадлежность к одной языковой стихии закономерно проступает и через так называемые рамочные компоненты произведений. Большинство заглавий принадлежит стилю разговорной речи, где допустимы просторечные обороты наподобие «ЕЙ, мыгъуэ…» («Эх, незадача…»), «Іеи мэхъу, фІыи мэхъуж» («Бывает так, бывает и эдак») или реплики вроде «Мыдэ мыбы дыщызэхуэзэжынкъэ!»

(«Рано или поздно встретимся здесь!»). Герой-рассказчик осознает себя «целиком внутри изображенной реальности» [3, c. 308] и словно диалогизирует с подобными себе собеседниками, речь которых также изобилует словечками наподобие «вэпще», «сирознэ» и т.д.

Почти во всех рассказах рядом с героем маячит силуэт верной спутницы его жизни - грозной Таташхо, которой он волей-неволей подчиняется и опасается не брать в расчет ее мнение. «Говорящее» имя данного персонажа, безусловно, играет свою роль. «ТЙатЙэшхуэ» можно толковать как «дородная, тучная». Авторитарная Таташхо весьма и весьма далека от опоэтизированного адыгской культурой идеала женщины. То появляется, гремя ведрами, и требует от супруга сбрить его нелепо выглядящие усы; то, рассердившись на него по поводу раздобытой им муки не лучшего качества, вынуждает его поглотить просевший каравай. Высказывается она не часто, кратко и по существу, гораздо чаще мечет взглядом молнии. Ее импозантность комически контрастирует с вечно заискивающим перед ней Кабацем (в оригинальном звучании имя «КЙэбац» ассоциируется с определением «пышнохвостый»). Новое время перетасовывает роли в семейных парах, все чаще доверяя бразды правления женщине, и об этом мимоходом упоминается почти в каждом рассказе: «…иукъуэдиямэ зэфЙэкащ. Уи насыпмэ, фЙы иукъуэдиинщ. Армырами, жиЙам утригъэхуэнущ» («Къэзылъэфри зылъэфыжри…») [1, с. 41] / …если на чем настаивает, то категорически. Твое счастье, если еще настаивает на чем-то положительном. Но и в противном случае вынудит тебя сделать так, как сказано ею («Кто нашел, кто потерял…»).

Персонализации героя, помимо речевых особенностей и семейной «истории», содействуют попутные упоминания рода его деятельности и любимого увлечения. «По профессии я учитель» - замечает он в рассказе «Усы» и, особо не прибегая к приемам усиления комизма, описывает курьезы учительских будней в миниатюрах «Случалось ли тебе сталкиваться с подобным?» и «Если скажешь, не подумав…» («Уэ урихьэлЙакъэ мыпхуэдэ Йуэху?», «Умыгупсысэу упсалъэмэ…»). А в рассказах «До лучших встреч!» и «Рано или поздно встретимся здесь!» обнаруживается его склонность к писательству.

Чаще всего герой Кумышева оказывается на базаре. Учитывая то, что в большинстве рассказов отражается эпоха утверждения рыночных отношений, образ базара можно определить как наиболее емкое воплощение культурно-исторической среды. В адыгском языке не используется слово «рынок», есть только «базар», но это обстоятельство не дает, однако, возможности уйти от таких реалий времени, как рыночные отношения, рыночная демократия и проч. Напротив, пространство и нравы рынка воспринимаются как квинтэссенция моральных отношений современного писателю общества.

Словарь С. Ожегова доводит до нашего сведения два толкования, раскрывающие две ипостаси рынка: «1. Сфера товарного обращения, товарооборота; 2. Место розничной торговли под открытым небом или в торговых рядах» [2, c. 688]. Как «сфера товарного обращения» рынок неуклюже вторгается в быт селения Узко-длинный Овраг («КъуэзэвкЙыхь»): «Ар рынкэ къудейкъым, къыбгурыІуэмэ, регу… регу… регу… регулиримэ рынкэщ» («Хэт зригъэкЙужыфын ТатЙэшхуэрэ КЙэбацрэ?) [1, с. 29] / Это не просто рынок, если хочешь знать, регу… регу… регу… регулиримый рынок!» («Кто сумеет помирить Таташхо и Кабаца?»). Выразительны пространственные характеристики, отраженные в названии селения, в котором проживает герой, - Узко-длинный Овраг. Оно заужено и предельно заземлено. Зато рынок как «место розничной торговли под открытым небом» обретает статус жизненно важного пространства, в котором беспрерывно ведется непримиримая борьба за собственное благополучие, совершенствуются принципы естественного отбора. В предлагаемых временем обстоятельствах востребованными оказываются хитрость и сноровка. И простодушный герой вынужден их в себе культивировать. Так, в рассказе «Кто нашел, кто потерял…» («Къэзылъэфри зылъэфыжри…») он хитростью сбывает на рынке некачественную муку, затем удачно, как ему кажется, приобретает для себя другую. На самом же деле натыкается на подобного себе дельца и за более высокую стоимость перекупает свой же товар. Похожая ситуация повторяется и в рассказе «Познакомились» («ЗэрыцЙыхуащ»). И всякий раз суровая правда жизни сводит на нет предпринимательский талант героя. Но раскрывая недостатки и странности своих персонажей, А. Кумышев не осуждает их своим вышучиванием. Смех как «неотъемлемое звено доброжелательного отношения» [4, с. 49] в его творчестве значительно преобладает над смехом, являющим форму «неприятия и осуждения людьми того, что их окружает» [Там же]. Здесь юмор явно преобладает над сатирой. Причины тех нелепых ситуаций, которые он воссоздает, - человеческое стремление любой ценой вписаться в предлагаемые временем условия, завышенная самооценка, а порой и невежество. Но он любит своего героя и всех окружающих его персонажей, ибо прекрасно понимает, что данный тип людей, незадачливых, полуобразованных, жадно хватающих новые веяния времени и преломляющих их в своем мировоззренческом ключе, всегда был, есть и будет.

Приемами персонализации героя в рассказах Абдула Кумышева выступают стилистические особенности речи; закрепленность за ним одного и того же комически окрашенного имени собственного; комическая контрастность, создаваемая образом его спутницы жизни; семантика пространства, являющегося наиболее характерным местом его действия.

Список литературы

1. Кумыщ А. НэхъыфЙыжкЙэ дызэхузэ! (Кумышев А. До лучших встреч!). Нальчик: Эльбрус, 1997. 64 с.

2. Ожегов С. И. Словарь русского языка / под ред. Н. Ю. Шведовой. М.: Русский язык, 1990. 917 с.

3. Тамарченко Н. Д. Акт рассказывания: повествователь, рассказчик, образ автора // Чернец Л. В., Хализев В. Е., Эсалнек А. Я. и др. Введение в литературоведение: учебное пособие / ред. Л. В. Чернец. М.: Высшая школа, 2004. С. 300-310.

4. Хализев В. Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999. 240 с.

Размещено на Allbest.ru