Специфика темпорального дискурса антиутопии Д. Глуховского "Будущее"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Специфика темпорального дискурса антиутопии Д. Глуховского «Будущее»

Жилинка Владислава Вячеславовна

Кубанский государственный университет

В статье рассматриваются особенности воплощения темы времени в антиутопическом романе Д. Глуховского «Будущее». Исследуется комплекс элементов, формирующих специфику темпорального дискурса произведения: выбор особого плана повествования, активное использование приема ретроспекции, представление конкретного художественного образа будущего, включение в канву повествования системы временных мотивов. Выявляется типичность реализации темы времени в рамках жанра антиутопии.

Ключевые слова и фразы: Д. Глуховский; хронотоп антиутопии; темпоральный дискурс; мотив борьбы со временем; мотив утраченного времени; мотив застывшего времени.

Антиутопия, как всякий жанр, определяется особенностью хронотопа. М. Бахтин, разработчик данного термина, отмечает, что «в литературе ведущим началом в хронотопе является время» [1, с. 235]. Если время утопии можно определить как время исправления ошибок настоящего, то время в антиутопии, по мнению Б.Ланина, это «время расплаты за грехи воплощенной утопии, причем воплощенной в прошлом» [4, с. 161]. Как считает А. Любимова, в антиутопии человек находится в мире нарушенных временных и пространственных координат, поскольку обладающее абсолютной самоценностью настоящее “застывает”, в то время как прошлое способно меняться, «приспосабливаясь к событиям настоящего» [5, с. 35].

События антиутопии, как правило, развиваются после «конца истории» глобальной социально-политической трансформации, кардинальным образом меняющей образ жизни людей. В романе Д. Глуховского «Будущее» [2] таким событием является изобретение «вакцины» - полученного с помощью генной инженерии лекарства, способного остановить процесс старения. Результатом обретения человечеством бессмертия становится демографический взрыв и, как следствие, перенаселение Земли, вызвавшее необходимость введения жесткого контроля над численностью населения.

Проблемно-идеологическая сфера романа во многом определяется темпоральным дискурсом, который базируется на осмыслении понятия «будущее». Целью статьи является исследование специфики организации и функционирования данного дискурса как целостной структуры через выявление и анализ его основных компонентов.

Как формулируют создатели «Новой философской энциклопедии», время - условие возможности изменения [6, т. 1, с. 450], необратимое течение, протекающее лишь в одном направлении - из прошлого через настоящее и будущее. Будущее - значимый предмет философских осмыслений, рассматриваемый в рамках двух теорий: детерминизма (изначальной предопределенности) и индетерминизма (определяемости будущего человеческими поступками) [Там же, с. 451]. Детерминизм будущего, диктуемый тоталитарной властью, в антиутопии дискредитируется поступками свободной от государственного контроля личности. Как отмечает Б. Ланин, «попытки заглянуть в будущее оказываются сродни взгляду в лицо судьбе», поэтому конфликт антиутопии «приобретает масштабы схватки человека с судьбой» [4, с. 161]. По мнению исследователя, при таком масштабе конфликта неизбежно укрупнение - «либо судьбы, либо героя, либо времени» [Там же].В кульминационный момент своего бунта главный герой романа, Ян Нахтигаль, нарушает предопределенность времени перезапускает историю, «обнуляя человечество».Его победа становится «безоговорочной и катастрофичной одновременно» [Там же]. Время в этой истории приобретает кольцевую структуру, и на последней странице романа вместо слова «конец» значится «начало» [2].

Важная роль в композиции романа отводится ретроспективному времени, которое реализуется в воспоминаниях Яна. Как незаконного, «незарегистрированного» ребенка, его изъяли у матери и отправили в закрытый интернат, воспитывающий солдат правящего режима. Мировоззрение Нахтигаля сложилось под влиянием суровых жизненных обстоятельств: именно они сформировали категории мышления персонажа и предопределили мотивы его поступков. Настоящее для Яна неразрывно связано с прошлым: изуродовав несформированную детскую психику, интернат заставил его возненавидеть преступницу-мать за весь испытанный ужас и унижение, за то, как она «исковеркала, испохабила, зачеркнула» его жизнь [Там же, с. 460]. Пережитый страх дает герою импульс для дальнейшего развития в установленных государственной властью рамках.

Языковая репрезентация категорий времени, как любого абстрактного имени, осуществляется посредством метафор, однако в романе будущее предстает перед нами и как конкретный художественный образ - в качестве одноименного панно, изображенного на стене трущобы, которое видит главный герой во время рейда. Этот образ становится концептуальным отражением сути романа: «наивная, яркая, слащавая» картинка, «румяная утопия» о покорении времени и пространства, гордо именуемая «БУДУЩЕЕ», со временем покрылась налетом копоти и жира, «словно картины средневековых мастеров» [Там же, с. 38]. Люди на изображении, некогда счастливые и смеющиеся, «выглядят нездорово»: «скалятся желтыми зубами, таращат желтые белки глаз, и радость их кажется натужной, словно в концлагерь приехал фотограф из газеты и всем велел улыбаться» [2, с. 38]. Особенно атавистически выглядит изображение детей («на них тогда еще тратили краску» [Там же]). Оксюморон «устаревшее будущее» не кажется парадоксальным в контексте тотального изменения устоявшегося порядка вещей: модели, позирующие художнику столетия назад, выглядят точно так же, в то время как их изображение закоптилось и растрескалось, как «портрет Дориана Грея». В силу этих изменений время теряет судьбоносную значимость для людей, отныне не зависящих от скорости его течения: «А нам на время плевать. Мы временем не болеем. <...> перед нами - настоящее» [Там же, с. 40]. И настоящее выглядит чудовищно: «От пола до потолка громоздятся скрученные из композитных каркасов конструкции <...> Каждая полка - полтора метра, не разогнуться <...>. И по этим полкам, которых тут миллион, разложен миллион человеческих жизней. Каждая клетушка - чья-то халупа, лавка, ночлежка или харчевня. В воздухе висит пряный туман: пар человеческого дыхания пополам с дымом готовящейся еды, пот пополам со специями, запах мочи пополам с экзотическими ароматизаторами. Облепленные мириадами жилых ракушек, каркасы кишат людьми» [Там же, с. 39]. Люди «будущего» «говорят разом - каждый на своем языке: напевают вслух приклеившуюся к языку попсу, стонут, кричат, хохочут, шепчут, клянутся, плачут», и на всю эту вакханалию «мудрыми и добрыми очами» смотрят лубочные астронавты, «явно в ступоре и явно подумывая, не лучше ли им все же будет свалить в космос» [Там же, с. 39-40]. Эта картина идет вразрез с идеалистическим представлением главного героя о Европе как о земле людей, способных мыслить не категориями дней и лет, а «масштабами, достойными Вселенной» [Там же, с. 36].

Темпоральный дискурс романа также представлен системой мотивов: борьбы со временем, утраченного времени, а также особенно характерным для антиутопии мотивом застывшего времени.

Время - это условие изменения вещей, человека, жизни, неизбежный путь от рождения к смерти. Борьба со временем в романе становится борьбой с моральной сущностью человека, а руководит ею политическая элита Европы - Партия Бессмертия. Ее оппонентом является Партия Жизни, защищающая естественный процесс репродукции и отрицающая общественные отношения, строящиеся по принципу «масса-элита». Поисками и наказанием нарушителей закона о размножении занимаются специализированные солдаты - так называемые «Бессмертные». На боевых заданиях они прикрывают лица маской, имитирующей лик древней статуи античного бога: «Глаза у нее пустые, без зрачков - закатились или бельмами затянуло. Лицо холодное, бесстрастное, парализованное. Бесполое. <...> Лепили его или с самого бога, или с красивого мертвеца. У людей - живых - таких лиц не бывает» [Там же, с. 38]. Многочисленные детали указывают на то, что автор романа противопоставляет концепты «бессмертие» и «жизнь», по сути не являющиеся оппозиционными. Время как величина, описывающаяся через изменение, чьим неизменным атрибутом является движение, перестает иметь значение для тех, кто замер в гомеостазе вечной молодости. Название правящей партии и подчиняющейся ей структуры символично - «переставший быть созданием и ставший создателем», «венец собственного творения» [Там же, c. 36],человек стал существом, над которым время более не властно.

Мотив утраченного времени связан с идеей внезапной потери бессмертия. Чтобы осуществлять контроль над популяцией, правительство ввело «Закон о Выборе», регулирующий рождаемость: пара, решившая создать семью и завести ребенка, становилась перед выбором, кому из них оставаться в живых - второй получал «инъекцию старости», скоропостижно дряхлел и умирал в течение последующих 10 лет. Непоправимость хода времени и его разрушительное воздействие на человека осознаются главным героем в момент, когда из карателя он становится преступником.

Сквозным мотивом романа становится мотив застывшего времени. Времена года слились в одно - по человеческой прихоти вечно зеленые сады Эшера цветут и плодоносят одновременно; смена дня и ночи неощутима в мире, где из-за перенаселения люди вынуждены жить в три смены, а вместо неба сияет огромный проектор; вечные тела «не изнашиваются» [2, с. 77]. Существование Бессмертных являет собой парадокс: ради жизни текущей они уничтожают жизнь будущую, тем самым становясь служителями неизменности мира, врагами обновления, изменения.

Конфликт между статикой и динамикой, застоем и развитием является характерным для антиутопического дискурса. Еще Е. Замятин в статье «О литературе, революции, энтропии и прочем» говорил о существовании двух космических, универсальных законов - сохранения энергии («огненный закон» революции) и ее вырождения («холодный, как лед», закон энтропии) [3, с. 379]. Под энтропией писатель подразумевал стремление мировой энергии к покою - к смерти. «Багровый закон революции», по мнению Замятина, также смертелен, «но это смерть - для зачатия новой жизни» [Там же]:вспышки энергии, которые нарушают плавное течение энтропийного процесса и создают новые энергетические циклы. Истинная идея бессмертия, как полагает автор «Будущего», заключается не в вечном экстазе, но в движении, продолжении рода - продолжении жизни в жизни своих детей. Именно им, новому поколению, предстоит «сносить стены, изобретать, искать, пытаться понять, как человечеству идти вперед и как сохранять в себе главное» [2, с. 476].

Будущее всего мира, по Глуховскому, - в перерождении, энергии, а не энтропии.

Будущее в фантастике принято делить на «близкое» и «далекое».Как правило, эти образы имеют функциональные различия: тогда как близкое будущее является объектом предсказаний в дидактическом или утилитарном ключе, описания далекого будущего носят эсхатологический характер, поскольку имеют дело с конечной целью развития и предназначением человечества. В своей антиутопии Д. Глуховский рассматривает глобальное изменение в человеческой жизни, реализуя негативные коннотации, связанные с идеей человеческого бессмертия.

Особенности темпорального дискурса романа выражены в использовании автором системы временных мотивов (борьбы со временем, утраченного времени, застывшего времени), включении в композицию романа ретроспективного времени, осуществляющего связь между прошлым и будущим героя, представлении будущего как символического образа. Свойственные исследуемому жанру особенности хронотопа позволяют автору не только подчеркнуть неразрывную связь прошлого с будущим, но и сопоставить вымышленное и реальное. Подводя итог исследованию темпорального дискурса в романе Д. Глуховского, можно сделать вывод о том, что тема времени реализуется в рамках классической для антиутопии антиномии «статика/динамика».

жанр антиутопия темпоральный роман

Список литературы

1. Бахтин М. М. Формы времени хронотопа в романе: Очерки по исторической поэтике // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит., 1975. С. 234-407.

2. Глуховский Д. А.Будущее: роман-утопия. М.: АСТ, 2013. 476 с.

3. Замятин Е. И.Избранные произведения: в 2-хт. М.: Худож. лит., 1990. Т. 2.527 с.

4. Ланин Б. А. Анатомия литературной антиутопии // Общественные науки и современность. М., 1993.№ 5. С. 154-163.

5. Любимова А. Ф.Жанр антиутопии в ХХ веке: содержательные и поэтологические аспекты. Пермь, 2001. 162 с.

6. Смирнов А. В. Время // Новая философская энциклопедия / Ин-т философии РАН. 2-е изд., испр. и допол.: в 4-х т. М.: Мысль, 2010.Т. 1.С. 450-458.

Размещено на Allbest.ru