Дейктический комплекс героя "скверного анекдота" Ф.М. Достоевского

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 82.0

Дейктический комплекс героя "скверного анекдота" Ф.М. Достоевского

Безруков Андрей Николаевич,

к. филол. н., доцент

Башкирский государственный университет (филиал) в г. Бирске

В статье обозначена трансформация проблемы героя в малой прозе Ф. М. Достоевского. Базой анализа является текст рассказа «Скверный анекдот». Выявлены отличительные черты персонажа с позицией дейктической модели поведения. Делается вывод о потенциальной детерминации литературного героя, изменении спектра рецепций смысловых координат.

Ключевые слова и фразы: дейксис; поэтика текста; художественный образ; автор; читатель; Ф. М. Достоевский; «Скверный анекдот».

The article considers the transformation of hero problem in F. M. Dostoyevsky's small prose. The story “An Unpleasant Predicament” served as the research material. The author identifies personage's distinctive features from the viewpoint of deictic behaviour model and concludes on potential determinationof literary personage, changing the spectrum of semantic coordinate reception.

Key words and phrases: deixis; text poetics; artistic image; author; reader; F. M. Dostoyevsky; “An Unpleasant Predicament”.

Перспектива разверстки социальной детерминации личности происходит в русской литературе XIX века вусловиях зарождения новых исторических реалий, контуры которых на тот момент весьма условны. Актуализация проблемы героя у А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, И. С. Тургенева, И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского связана с попыткой типологического декодирования образа, коррекцией генезиса намечающегося исторического лица, прорисовкой эстетического концепта человека в целом. Противоречия существования, возникающие у героев Ф. М. Достоевского, в отличие от других писателей XIX века, наиболее фактурно, на наш взгляд, показывают ослабление художественной коннотации человечностив мире жизненной правды. Целевой установкойданной статьи является попытка интегрировать художественное наследие классика литературы в поток формирования нового эстетического сознания, в противовес классической номинативно-нормативной догматике.

«Скверный анекдот» (1862) Ф. М. Достоевского акцентно вбирает историко-культурную объективность социальных изменений XIX века. Предметной областью писателя, несомненно, является рецепция актуального вопроса о роли и месте человекав формировании бытийной картины отечественных реалий. Анализ текста «Скверного анекдота» методологическидопускает системный, структурный, рецептивный принципы прочтения. Точечный анализ художественныхпластов (сюжетный, образный, языковой, стилевой) ненарушает логики герменевтической интерпретации. достоевский дейктический литературный герой

Ситуацией появления в художественной литературе фигуры нового героястановится редупликация поля реализма 1830-40-х годов. Проза А. Пушкина, Н. Гоголя векторно меняет отношение читателя к человеческому образу. Принцип мимесиса позволил указанным авторам максимально совместить действительность (естественный фактор) с художественной эстетикой (вариант реальности). Время и пространство, историческая ситуация начала XIX века подвели писателей к тому, что актуальным явлением, онтологически комментирующим объективную реальность, стало изображение естественной человеческой натуры. Авторы ориентируются на воссоздание динамики литературного типа, на модель разверстки последнего как характера индивидуального.

Фактурность персонажа складывается из многомерного комплекса новых социально-исторических идей, номинации требований к жизни, манифестации желания существовать, перспективно - действовать.

Художественный образ середины XIX века, при всей номинальной строгости, онтологически изменяется под воздействием дестабилизации, как исторической парадигмы, так и эстетики авторского изображения. Для ранней прозы Достоевского субстанциональным является претворение натурального естества своего героя. В этой позиции, несомненно, проявляется влияние на художника принципов «натуральной школы». Он хочет показать жизненность, естественность поступка персонажа. Магистральным становится имманентный анализ психологического фактора личности, того комплекса эмоций, переживаний, гуманистических установок, сокрытых в потаенности души. У Достоевского основной формой демонстрации этого являются сюжет, специфика субъектной организациии собственно звучащая речь. Знаковые, фразовые конструкции, произнесение речи-текста, графический формат, эмоциональное усиление реплик, письмокак вариация смыслотворчества, нюансные паузы, суггестия - все это включено в объективацию художественной природы героя. Звучащее слово становится тем симулякром, подобием, реинтерпретацией естественной жизни. Художественная инсценировка позволяет выстроить неосознанный, но имманентно-планируемый комплекс поведений. Психология персонажей вскрывается в произносимой ими речи, в особом строении фразы и, как следствие, перспективной реакции читателя на ту или иную звуковую контаминацию.

«Скверный анекдот» Ф. М. Достоевского открывается фразой, которая и определяет организацию оценки истории, времени, человека: «Этот скверный анекдот случился именно в то самое время, когда началось… возрождение нашего любезного отечества» [5, с. 5]. Главный персонаж рассказа, Иван Ильич Пралинский, введен автором в особые сюжетные перипетии, он становится моделью деинтеграции равновеликих полюсов, первично ощущаемых как базис новой модели устроения миропорядка, новой платформы человеческих изменений, усложнения онтологического коррелята личности. Это своеобразный авторский гностический вариант. «Автор не столько дублирует время, сколько ориентирует на проекцию развертывания цепи со-бытий, привлекая темсамым воспринимающего к со-участию» [3, с. 53]. В тексте герой корректируется сложившимся характером: «Сам Иван Ильич чувствовал иногда, что он слишком самолюбив… подчас на него находили припадки какой-то болезненной совестливости…» [5, с. 7] - и особыми обстоятельствами действий: «обновляющаяся Россия подала ему вдруг большие надежды»,«во многих местах успел прослыть отчаянным либералом» [Там же, с. 8].

Манифестация главного тезиса программы Пралинского относительно усовершенствовования мира звучит далее: «гуманность, и именно гуманность с подчиненными… может послужить, так сказать, краеугольным камнем предстоящих реформ…» [Там же, с. 8-9]. Силлогизм героя, взятый как форма доказательства своей правоты и истинности, терпит крах в контакте со своим подчиненным - Пселдонимовым, на свадьбукоторого Пралинский «попадает из лучших соображений»: «Дай, думаю, зайду к подчиненному, посмотрю, как мои чиновники веселятся и… женятся» [Там же, с. 13]. Встреча свадебных гостей с Пралинским несколько их обескуражила, но более всего не был готов к этому главный виновник торжества: «Он стоял, выпучив глаза, в ужасающем недоумении» [Там же, с. 16]. «Мой поступок воскресит в них всё благородство…» [Там же, с. 14], - этой фразой Пралинский резонирует претензию на «сверхчеловеческую универсальность» [6, с. 170], допускает, что его любовь к подчиненным есть дейктическийкомплекспоступков.

Но фактически с момента появления на свадьбе окружающие не замечают генерала, не принимают и не понимают мотивов, движимых им, поройдаже издеваются: «Студент круто повернулся к нему, скорчил какую-то гримасу и, приблизив свое лицо к его превосходительству на близкое до неприличия расстояние, во все горло прокричал петухом» [5, с. 27]. Пралинский, конечно же, не может понять произошедшего, даже на реплику пройти за стол произносит: «- Я… я, право, не знаю… я ведь не для того… я… хотел было уж идти…» [Там же]. Положение героя, претендующего на статус персонажа-идеолога, становится с каждой минутой все сложнее: «это была какая-то насмешка судьбы» [Там же, с. 28]. Но признания того, что сущностным стало событие, которое ситуативно разыграно им самим, не наступает. Достоевский формирует образ, художественно неготовый пока понять разность человеческих типов и характеров, статусов и взаимоотношений. Далее автор перипетийно усложняет разверстку сюжета: «Он опустился на стул, как без памяти, положил обе руки на стол и склонил на них свою голову… Через минуту он встал, очевидно желая уйти, покачнулся, запнулся за ножку стула, упал со всего размаха на пол и захрапел» [Там же, с. 34]. Художественный нарратив «Скверного анекдота» завершается формальным примирением сторон, перевод в другой департамент может означать один из возможных выходов для Пселдонимова: «надо переменить место службы во что бы то ни стало, а оставаться на прежнем невозможно…» [Там же, с. 41]. Пралинский также неможет жить далее, основываясь только на принципах гуманности: «- Нет, строгость, одна строгость и строгость! - шептал он почти бессознательно про себя… “Не выдержал!” - сказал он… и в бессилии опустился на стул» [Там же, с. 42]. Судьбоносным для него становится именно случай, скверный анекдот, трагическая манипуляция собой в пределах онтологически-жизненной правды.

«Скверный анекдот» Достоевского обозначает проблему социального подчинения личности обстоятельствам и условиям, в которых она оказывается. Пралинский противостоять внешнему миру не может, в силу человеческой слабости, малого потенциала имманентного. «В поступке отсутствует момент саморефлекса поступающей личности, он движется в объективном, значимом контексте: в мире узко-практических (жизненно-житейских целей), социальных… и наконец в собственно нравственной области (в мире ценностей узкоэтических, в непосредственном отношении к добру и злу)» [1, с. 206]. Следовательно, парадигмой изменений нового героя в наследии Достоевского становится не сама фигура, но восприятие персонажем сферы реалий самой жизни. Сущность героя в идеалистической гуманности, совмещенной с ситуацией и поступком (сказать, озвучить), им совершаемым. Сложность понимания образа в принятии читателем содеянного персонажем: «…путем выстраивания дискурсивной парадигмы художественности и автор, и читатель… приближаются к расшифровке экзистенциального кода» [4, с. 32].

В заключение хотелось бы отметить, что событийная ситуация «Скверного анекдота» Достоевского позволяет дифференцировать не столько нормированную сторону жизни, сколько оценить, взвесить и реально идеализировать ее этико-качественную составляющую. Фрагментарно-кадровый состав рассказа совмещает в себе историческую реальность с общекультурным ракурсом. Вполне очевидно, что «произведение не стольконалично принимается реципиентом, сколько получает свое прочтение в онтологически заданной версии осознания реалий жизни» [2, с. 173]. Модель дейктического поступка героя смещается в сторону большей конкретизации этических, морально-нравственных ориентиров. Ф. М. Достоевский, в отличие от своего идеологического персонажа, стремится показать реальность жизни такой, какой она фактически является. Писатель эстетической проекцией рассказа преодолевает нормативные принципы реализма, расширяет коннотацию поступков героя, погружает в потаенный, порой необъяснимый комплекс человеческого поведения. Следовательно, читатель рецептивно оформляет для себя возможность появления в дальнейших текстах Ф. М. Достоевского эйдологического характера. Что и случилось в романах «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы».

Список источников

1. Бахтин М. М.Собрание сочинений: в 7-ми т. М.: Русские словари, 2003. Т. 1. Философская эстетика 1920-х годов. 957 с.

2. Безруков А. Н.Диссолюция стиля и дискурса в пределах онтологического корпуса художественных нарраций // Актуальныепроблемы стилистики. 2016. № 2. С.172-176.

3. Безруков А. Н.Рецепция художественного текста: функциональный аспект. Вроцлав: Фонд РПИ, 2015. 300 с.

4. Безруков А. Н.Событие межтекстовой коммуникации: А. Пушкин - Ф. Достоевский // Филологические науки. Вопросытеории и практики. 2014. № 10 (40): в 3-х ч. Ч. 2. С. 29-32.

5. Достоевский Ф. М.Собрание сочинений: в 30-ти т. Л.: Наука, 1973. Т. 5. Повести и рассказы 1862-1866. Игрок. 407 с.

6. Лейбов Р.Заметки о «Скверном анекдоте» // Новое литературное обозрение. 1994. № 8. С. 158-173.

Размещено на Allbest.ru