Поиск идентичности в творчестве словацкого писателя П. Виликовского (на материале рассказа "Все, что я знаю о центральноевропеизме")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Санкт-Петербургский государственный университет

ПОИСК ИДЕНТИЧНОСТИ В ТВОРЧЕСТВЕ СЛОВАЦКОГО ПИСАТЕЛЯ П. ВИЛИКОВСКОГО (НА МАТЕРИАЛЕ РАССКАЗА «ВСЁ, ЧТО Я ЗНАЮ О ЦЕНТРАЛЬНОЕВРОПЕИЗМЕ»)

Князькова Виктория Сергеевна, к. филол. н.

Аннотация

В статье выделены основные темы творчества словацкого писателя Павла Виликовского. В качестве материала выбран малоизученный рассказ «Всё, что я знаю о центральноевропеизме», который в то же время является своеобразной квинтэссенцией основных идей творчества писателя. Основное внимание уделяется вопросу идентичности и тому, как её видит и представляет в своём произведении П. Виликовский. В результате анализа сделан вывод о том, что идентичность для писателя не является данностью, а представляет собой результат познания.

Ключевые слова и фразы: словацкая литература; Павел Виликовский; зашифрованная топонимика; идентичность; постмодернизм.

Annotation

SEARCH FOR IDENTITY IN THE WORKS OF THE SLOVAK WRITER P. VILIKOVSKII (BY THE MATERIAL OF THE STORY “ALL I KNOW ABOUT CENTRAL EUROPEANISM”)

Knyaz'kova Viktoriya Sergeevna, Ph. D. in Philology Saint Petersburg University

The article highlights the main themes in the creativity of the Slovak writer P. Vilikovskii. As a research material the author chooses a poorly known story “All I know about Central Europeanism”, which at the same time is a quintessence of the basic ideas of the writer's creativity. The focus is on the question of identity and the way P. Vilikovskii sees it and represents it in his works. As a result of the analysis the conclusion is made that identity for the writer is not givenness, it is the result of cognition.

Key words and phrases: the Slovak literature; P. Vilikovskii; encoded toponymy; identity; postmodernism.

Основная часть

Павел Виликовский (р. 1941) по праву считается одним из основоположников словацкого постмодернизма. Хотя исследователи выделяют, прежде всего, его повесть «Вечнозелен...» («Veиne je zelenэ», 1989), книгу, ставшую «этапной» [3, s. 55] в развитии словацкой литературы XX века, обратимся к менее известному произведению - рассказу «Всё, что я знаю о центральноевропеизме» («Vљetko, иo viem o stredoeurуpanstve» [5]). Небольшой рассказ, впервые опубликованный в 1996 году, стал своеобразной квинтэссенцией основных идей творчества писателя, отражающих историческое, географическое, национальное своеобразие словацкой культуры.

Рассказ имеет подзаголовок «S trochou priateѕskej pomoci od Olomouca a Camusa» / «С небольшой дружеской помощью Оломоуца и Камю» и открывается эпиграфом «Stredoeurуpanstvo, to nie je љtбtne obиianstvo, ale svetovэ nбzor» [Ibidem]. / «Центральноевропеизм - это не гражданство, а мировоззрение» (здесь и далее перевод автора статьи - В. К.) - высказывание, принадлежащее венгерскому писателю Дьёрдю Конраду (Gyцrgy Konrбd), посвятившему многие свои работы вопросу идентичности и понятию Центральная Европа (например, в книгах «Искушение автономией» (1980), «Антиполитика. Центральноевропейские медитации» (1984), «Идентичность и истерия» (1994), в эссе «Существует ли ещё мечта о Центральной Европе?» (1984) и в большинстве романов).

Сюжет рассказа лаконичен: действие происходит во времена социализма; на железнодорожной станции города Брно в Моравии повествователь, молодой человек из Братиславы, случайно встречает Альбера Камю, путешествующего по Центральной Европе, завязывается диалог, который продолжается в течение нескольких часов - сначала на вокзале, затем в поезде, следующем в Оломоуц, - и завершается во время прогулки по Оломоуцу на следующее утро. В этом диалоге, а по своей сути внутреннем монологе повествователя, открываются взгляды автора на самые волнующие его темы. Одна из них - проблема идентичности - получает многостороннее освещение. Используя метод интертекстуальности, П. Виликовский сталкивает и переплетает в рассказе философские взгляды Альбера Камю и Дьёрдя Конрада, через которые передает своё видение этого вопроса. В самом начале рассказа повествователь рассуждает об отрицательном отношении центральноевропейцев к большим городам не по рациональным причинам, а просто потому, что они чувствуют себя в них неуверенно, они основываются не на познании, а на настроении. Здесь автор вводит фигуру Альбера Камю и его воображаемую реакцию на эти размышления:

«Ale veп to je veѕmi stredoeurуpske!» povedal by mi na to asi Camus. «Mфћe sa azda jednotlivec dopracovaќ k presnejљiemu poznaniu, ako je nбlada?» [Ibidem]. / «Как это по-центральноевропейски!» - сказал бы мне на это Камю. «Разве может человек прийти к более точному познанию, чем настроение?».

В последнем предложении содержатся три ключевых для творчества П. Виликовского слова: nбlada (`настроение'), одно из неопределённых состояний, в котором ещё возможно найти нечто подлинное, нефальшивое; poznanie (`познание') как необходимое условие жизни; presnэ (`точный'): только с помощью точности восприятия можно прийти к познанию.

Восклицание Камю «Как это по-центральноевропейски!» («Ale veп to je veѕmi stredoeurуpske!») прозвучит в рассказе еще шесть раз. И все семь раз в нём звучит снисходительно-ироничная насмешка над ограниченностью, узостью миропонимания центральноевропейцев. Однако заканчивается рассказ цитатой, которую, по словам повествователя, он обнаружил в одном из произведений Альбера Камю; в цитате говорится о том, что существуют на свете такие города и страны, в которых люди задумываются о более высоких материях, чем повседневные вопросы. Цитата приводится как будто в доказательство того, что Камю признаёт наличие более духовной жизни в городах Центральной Европы в отличие от культуры западной. Речь идёт о романе А. Камю «Чума» (1947).

Вопросы национальной идентичности для П. Виликовского неотделимы от идентичности языковой. Как доказывает А. Г. Бодрова в коллективной монографии «Сегменты идентичности в творчестве зарубежных славянских писателей», решающая роль языка в формировании нации характерна именно для Европы [2, с. 52]. П. Виликовский следует учению В. Гумбольдта о языке как непрерывном творческом процессе и о «внутренней форме языка» как выражении индивидуального миросозерцания народа. Язык, по Виликовскому, детерминирует поведение человека. Так, в рассказе есть несколько моментов, когда главный герой объясняет своё речевое поведение использованием иностранного языка:

…to ma uћ cudzн jazyk schmatol za paиesy a vlбиil ma, kade sa mu zachcelo [5]. / …иностранный язык уже схватил меня за волосы и тащил меня, куда ему вздумается. виликовский идентичность творчество центральноевропеизм

V cudzom jazyku je иlovek schopnэ vysloviќ veci, ktorй by v materinskom zo seba nikdy nedostal; cudzнm jazykom hovorн cudzн иlovek, za ktorйho nepociќuje nijakъ zodpovednosќ ani hanbu. Je to ako omaѕovбnky, o vљetkom dфleћitom je vopred rozhodnutй a vбm staин dбvaќ pozor, aby ste farbiиkou nepreљli cez иiaru [Ibidem]. / На иностранном языке человек способен высказать то, что на родном он никогда бы не решился произнести; на иностранном языке говорит чужой человек, за которого вы не чувствуете никакой ответственности или стыда. Это как раскраска: обо всём самом главном уже решено за вас, вам остаётся только следить за тем, чтобы краской не выйти за линии.

Вопрос идентичности в творчестве П. Виликовского неразрывно связан с мотивом путешествия - поиск идентичности посредством преодоления расстояния и конфронтации с чужеродным пространством, путь куда-либо как путь к себе. Уже в дебютном рассказе П. Виликовского «Более, чем когда-либо» («Viac neћ kedykoѕvek», 1961) дорога становится основной темой и далее занимает одно из центральных мест практически во всех произведениях писателя.

Здесь не только сам разговор главного героя с Камю происходит во время пути (сначала на вокзале, затем в поезде, после чего во время прогулки), но и образ Альбера Камю вписан в мотив дороги. Вокзал оказывается идеальным фоном для внешности Камю:

Vљimol som si ho azda prбve preto, ћe tak ladil s halou brnianskej stanice [Ibidem]. / Я и заметил его как раз потому, что он так подходил к вокзалу города Брно.

И сам характер Камю вписан в мотив пути:

…nevyzeral ako cestujъci, ale ako иlovek na cestбch [Ibidem]. / …он не выглядел как путешественник, но как человек в пути.

Слово cesta (`путь, дорога') становится знаковым и определяет уже не только то, что имеет прямое отношение к дороге или пути:

Takэ usedenэ, zaћratэ smъtok, ktorйmu uћ dбvno odcestovali vљetky dфvody [Ibidem]. / Такая старая въевшаяся грусть, которую давно покинули все причины.

Camus si, nazdбvam sa, cestovanнm rieљil problйm, alebo aspoт hѕadal prostredie, kde by jeho problйm nebil do oин. Je to stбle ten istэ problйm, len mб v kaћdom obdobн inй pomenovanie; dnes ho prezэvame “krнza identity”. Povedal by som, ћe ho okaљlala frajerka, vtedy sa zvyиajne v mladom иloveku spъљќa onen sled trэznivэch otбzok od “иo sa jej na mne nepбиi?” aћ po “kto vlastne som?”. Ten priamy ъder na solar plexus, solar nexus i solar sexus, keп po prvэ raz zistнme, ћe inйmu sme inн ako sebe [Ibidem]! / Камю, мне кажется, с помощью путешествия решал свою проблему или, по крайней мере, искал место, где бы эта проблема не бросалась в глаза. Это всё та же проблема, только в каждом времени она называется по-своему; сегодня мы называем её «кризис идентичности». Я бы сказал, что его бросила девушка, тогда обычно в молодом человеке поднимается целый ряд мучительных вопросов от «что ей во мне не нравится?» до «кто я собственно есть?». Этот жестокий удар в «solar plexus, solar nexus и solar sexus», когда мы впервые осознаём, что для других мы другие, чем для себя!

Данная цитата затрагивает и ещё очень важный аспект творчества П. Виликовского - типичную постмодернистскую тему эротики и физиологии как знаменателей категории телесности.

Здесь эта категория представлена несколькими не связанными друг с другом эпизодами. Это и упоминание о французском писателе Жане Жене, следующем за своим любовником через Моравию; это и эпизод с Ромео и Джульеттой, ощупывающими себя перед зеркалом с целью определить, что в нём Монтекки и что в ней Капулетти; и неуместный вопрос главного героя «Voulez-vous coucher avec moi?» Альберу Камю во время заселения в гостинице Оломоуца; и опасения главного героя, что Камю спросит его, где в городе найти проститутку; и цель поездки главного героя в Оломоуц, где ему предстоит быть членом жюри на конкурсе «Мисс Народная демократия».

Последнее является поводом для раскрытия ещё нескольких важных идей. Камю недоумевает о смысле конкурса «Мисс Народная демократия»:

«V Amerike», povedal naprнklad, «kde tieto voѕby krбѕovien vlastne vynaљli, sa sъќaћн o titul Miss Vyboиenй koleno, Miss Najokrъhlejљн pupok, alebo hoci Miss Materinskй znamienko na riti. Tam sъ kritйriб viac-menej jasnй. Ale Miss јudovб demokracia?» [Ibidem]. / «В Америке, - сказал он, - где собственно эти конкурсы красоты изобрели, есть, например, конкурс “Мисс Кривое колено”, “Мисс Круглый пупок” или даже “Мисс Родинка на попке”, и там критерии выбора более-менее ясны, но “Мисс Народная демократия”?».

Главный герой объясняет, что для них красивая женщина является, прежде всего, носителем высших духовных ценностей, именно поэтому в состав жюри входят писатели в качестве экспертов этих самых духовных ценностей. Камю восторгается успехом главного героя, начинающего писателя, но тот отвечает, что не считает членство в жюри для себя успехом, т.к. свои цели и успехи в их достижении он устанавливает для себя сам. Далее следует ответ Камю:

«Keп vбs tak poиъvam, vy si veѕa ъspechov neuћijete», povedal Camus a prirovnal moju situбciu k Sizyfovi, ktorэ trpezlivo valн balvan na kopec, ale vћdy tesne pred vrcholom sa mu skotъѕa [Ibidem]. / «Я вас сейчас вот так слушаю и понимаю, что успеха вы в жизни не добьётесь», - сказал Камю и сравнил меня с Сизифом, терпеливо поднимающим в гору камень, который каждый раз перед самой верхушкой скатывается обратно вниз.

Здесь содержится важная для рассказа и всего творчества П. Виликовского отсылка к философскому эссе Альбера Камю «Миф о Сизифе» (1942), программному произведению в философии абсурдизма.

С рассуждением о смысле или бессмысленности труда, усилий, устремлений, жизни в целом связан вопрос подлинного и фальшивого, настоящего и выдуманного - один из самых острых и болезненных вопросов, проходящих через все произведения П. Виликовского. Для писателя «выйти из себя неаутентичного - это единственный способ найти и пережить свою идентичность» [3, s. 145]. Что в жизни есть подлинного и каково наше место в мире - на этот самый главный вопрос автор пытается ответить в этом произведении, используя фигуру Альбера Камю:

Takto to bolo. Tбranie, samй taѕafatky a piљolбиiny, ale zdalo sa, ћe prбve ony Camusa neodolateѕne priќahujъ. Akoby sa jeho zбujem riadil hѕadiskom bezvэznamnosti; akoby jedine bezvэznamnй malo pre neho eљte vэznam. Bol, ak to tak moћno povedaќ, historikom toho, иo nemб histуriu, omrviniek, ktorй nepovљimnutй padajъ pod stфl dejнn. Ћe by uћ iba tieto bezprizornй, neinventarizovanй okamihy vedel pocнti ako ћivot? Dnes, keп mбme toѕko vэznamov, ћe nбm pre ne zaинnajъ chэbaќ skutoиnosti, dnes mu, myslнm, rozumiem. Boћe, ako ja nenбvidнm dejiny, ten vlastnэ ћivotopis ѕudstva [5]! / Так это было. Болтовня, глупости, вздор, но казалось, что именно они непреодолимо влекут Камю. Как будто его интерес руководствовался бессмысленностью; как будто только бессмысленное имело для него смысл. Он был историком того, что не имеет истории, крошек, которые незамеченные падают под стол истории. Неужели только в этих беспризорных, не прошедших инвентаризацию моментах он мог чувствовать жизнь? Сегодня, когда мы имеем столько смыслов, что нам начинает не хватать для них действительностей, сегодня, мне кажется, я его понимаю. Боже, как я ненавижу историю, эту автобиографию человечества!

Заметим, как в этом отрывке речь плавно перетекает из передачи слов Камю в уста самого рассказчика, последнее предложение уже звучит от первого лица. Как будто один образ сливается и пересекается с другим, повествователь (а за ним и сам автор) примеряет образ Камю на себя. В то же время образ Альбера Камю сливается и с образом отца рассказчика - так одна и та же фраза используется для описания внешности Камю и отца:

Иierne, nakrбtko ostrihanй vlasy, v kъtiku ъst frajersky zavesenб cigareta [Ibidem]. / Чёрные, коротко остриженные волосы, в уголке рта франтовато подвешенная сигарета.

Взаимоотношения человека и истории, над которой писатель иронизирует во многих своих произведениях (в повести «Вечнозелен…», романе «Последний конь Помпеи» и др.), являются частным вопросом оппозиции подлинного и фальшивого в жизни. Вернемся к началу рассказа, где, говоря о нелюбви центральноевропейцев к большим городам, автор незаметно и тонко вводит и рассуждение об истории:

Zvlбљtne, ћe vo veѕkэch mestбch a veѕkэch dejinбch sa tнto ѕudia pohybujъ veѕmi neisto a vyslovujъ sa o nich znevaћujъco a pauљбlne. Asi tak, ћe je v nich straљne veѕa љpiny [Ibidem]. / Странно, что в больших городах и большой истории эти люди ведут себя очень неуверенно и отзываются о них огульно с пренебрежением.

Примерно так, что в них ужасно много грязи.

Таким образом, слово љpina (`грязь') здесь имеет одновременно прямое и переносное значения, характеризуя города и историю. Благодаря тому, что слово dejiny (`история') является plurale tantum и созвучно существительному dediny (`деревни'), словосочетание vo veѕkэch mestбch a veѕkэch dejinбch (`в больших городах и большой истории') звучит подобно vo veѕkэch mestбch a veѕkэch dedinбch (`в больших городах и больших деревнях'), а слово dejiny, закравшееся сюда так неприметно, имеет чрезвычайно важное значение для понимания рассказа и всего творчества писателя в целом.

Всеобъемлющий вопрос идентичности неразрывно связан не только с историей, но и с географией. Рассказывая Альберу Камю об особенностях повседневной жизни в его стране, главный герой использует выражение v naљich zemepisnэch љнrkach. Данное устойчивое словосочетание, дословно означающее `в наших географических широтах', является одной из ключевых фраз и звучит в рассказе восемь раз. Камю переспрашивает, имеет ли молодой человек в виду Центральную Европу. Молодой человек размышляет о том, что в те времена железного занавеса он даже не сталкивался с понятием Центральная Европа и что данное выражение является скорее зашифрованным обозначением определённого политического режима.

Необходимо заметить, что подобный приём зашифрованной топонимики встречается и в других произведениях современных словацких авторов. В частности, можно упомянуть роман П. Криштуфека «Суфлёр» («Љepkбr», 2008) или роман И. Брежной «На куриных крыльях» («Na slepaинch krнdlach», 2008). В этих произведениях, где действие происходит в Словакии, название самой Словакии и другие топонимы не упоминаются, но подразумеваются. Возможно, такое решение свидетельствует о болезненном поиске национальной идентичности, характерном для всей словацкой современной литературы.

Как подчёркивает М. Ю. Котова в коллективной монографии «Сегменты идентичности в творчестве зарубежных славянских писателей», проблема национальной идентичности всегда «актуализируется на фоне чужого (“иностранного”) присутствия» [2, с. 112]. Неслучаен в рассказе подзаголовок «С небольшой дружеской помощью Оломоуца и Камю», определяющий словацкую идентичность не только с перспективы западноевропейского взгляда А. Камю и с помощью частых сравнений с американским стилем жизни, но и на фоне чешского города Оломоуца. С момента образования самостоятельного словацкого государства после распада Чехословакии словакам приходится определять свою идентичность, прежде всего, отделяя себя от чешского опыта. Эта чешская составляющая словацкой идентичности постоянно присутствует в произведениях П. Виликовского [4, p. 191]. И хотя писатель, безусловно, представляет словацкую идентичность как часть более широкой центральноевропейской идентичности, однако подчёркивает, что идентичность не является данностью, а представляет собой путь, поиск, настроение, чувства, процесс и результат познания конкретного человека, желающего осознать и принять свою идентичность.

«No a иlovek mфћe byќ po celэ ћivot Stredoeurуpanom, a vфbec na to nemusн prнsќ. Ja som mal to љќastie, ћe som v Brne na hlavnej stanici stretol Camusa» [5]. / «Человек может всю жизнь быть центральноевропейцем, но так и не осознать этого. Мне повезло, что на главном вокзале города Брно я встретил Камю».

Данная позиция писателя является проявлением восприятия «феномена национальности как конструкта» [2, c. 63]. Таким образом, можно утверждать, что словацкий писатель П. Виликовский понимает идентичность в духе деконструктивистского подхода «как продукт воображения, как идею или проект, формирующиеся при помощи дискурсивных практик - научных, художественных, политических» [1, c. 240].

Список литературы

1. Лукина А. В. Новые подходы к исследованию национальной идентичности // Известия Уральского государственного университета. 2004. № 33. С. 238-246.

2. Сегменты идентичности в творчестве зарубежных славянских писателей / отв. ред. М. Ю. Котова. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2014. 142 с.

3. Darovec P. Pavel Vilikovskэ alebo Prepнsaќ sa k citu, preинtaќ sa k zmyslu. Bratislava: Kalligram, 2007. 192 s.

4. Sabatos Ch. Czechs, Sex, Spies and Torture: Slovak Identity as Translation in Vilikovskэ's Ever Green is… // Comparative Literature Studies. 2003. Vol. 40. № 2. P. 173-192.

5. Vilikovskэ P. Vљetko, иo viem o stredoeurуpanstve [Электронный ресурс]. URL: http://www.babelmatrix.org/works/sk/ Vilikovsk%C3%BD,_Pavel-1941/V%C5%A1etko,_%C4%8Do_viem_o_stredoeur%C3%B3panstve/hu/1477-Mindaz,_amit_ tudok_a_k%C3%B6z%C3%A9p-eur%C3%B3pais%C3%A1gr%C3%B3l (дата обращения: 10.03.2015).

Размещено на Allbest.ru