Малороссийский филэллинизм Н. Гоголя в повести "Старосветские помещики"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Малороссийский филэллинизм Н. Гоголя в повести "Старосветские помещики"

Жизнь Афанасия Ивановича Товстогуб и жены его Пульхерии Ивановны - главных, но не единственно важных для воплощения замысла автора героев повести «Старосветские помещики» (1835), выглядит более чем идиллической: радостный и греющий душу быт старичков, хлебосольство хозяев, почитающих своих гостей, неистощимое количество гастрономических запасов, которые дает «благословенная земля», - и все это на фоне благодатного малороссийского пейзажа, пения соловья и раздающейся на две версты музыки хозяйских дрожек. Повествователь указывает на сходство помещиков с мифическими персонажами поэмы Овидия «Метаморфозы»: «Если бы я был живописец и хотел изобразить на полотне Филемона и Бавкиду, я бы никогда не избрал другого оригинала, кроме их» [5, с. 7]. Присущая им доброта, радушие, чистосердечие, не единожды подчеркиваемая скромность старичков подтверждают обоснованность такой аналогии.

Жизнь казалась полной мира, любви и нежности, без тяжелых забот и борьбы до рокового события с кошкой и последовавшей затем смертью сначала Пульхерии Ивановны, а затем и Афанасия Ивановича. Что-то разомкнуло, выбило из колеи заданный автором ход бытия: счастливая жизнь старичков должна была закончиться в один день, как закончилась она для Филемона и Бавкиды по испрошенной за их праведность награде: «Час пусть один унесет нас обоих» [12, с. 393].

С появлением в конце повести наследника-реформатора предшествующий текст переносится в иную плоскость понимания: перед нами приговор Гоголя новой цивилизации, ее отрицательному влиянию на внутренний мир укорененного в быту человека старой формации. По мнению Т. Попович, «причиной уничтожения буколической жизни, которая является олицетворением первоначального человеческого счастливого и гармоничного мира, был не “народ мрачный и дикий”, а те, что “гораздо более цивилизированы”» [15, с. 64], т.е. домашняя кошка и наследник-реформатор. Рассуждения исследовательницы о кризисологических проблемах «Старосветских помещиков» послужили для нас плодотворным материалом при наблюдении над воплощением цивилизационного предупреждения в самом жанре повести.

Обращение писателя к жанру идиллии - это попытка зримо представить прекрасные картины ушедшей жизни («идиллия» в переводе на русский язык означает «картинка»). Вот то, что определяет своеобразие воплощения жанра идиллии в повести «Старосветские помещики», поскольку, как отмечал Андрей Белый, лексема «свет» в сознании Гоголя ассоциируется с жизненным укладом патриархальной, былой Украины [2, с. 54-55]: «Я до сих пор не могу позабыть двух старичков прошедшего века, которых, увы! теперь уже нет» [5, с. 7]; «Комнаты домика, в котором жили наши старички, были маленьки, низеньки, какие обыкновенно встречаются у старосветских людей» [Там же, с. 8].

Для повествователя, лично знавшего старосветских помещиков, их пример есть идеал радостной жизни, гармонии между людьми и природой, особо необходимые тогда, когда все в обществе требует обновления из-за господства пошлости, задавившей в людях все живое и истинное: «Их лица мне представляются и теперь, иногда в шуме и толпе среди модных фраков, и тогда вдруг на меня находит полусон и мерещится былое» [Там же, с. 7].

Жанр идиллии, берущий свое происхождение от Феокрита, в русской литературе ярче всего заявивший о себе в творчестве сентименталистов, предметом изображения которых становятся сельская простота и естественность отношений, к середине 20-х гг. XIX века уже воспринимается как устаревший, не отвечающий требованиям современного искусства. Так, А. С. Пушкин в строфе LIV первой главы «Евгения Онегина», когда Онегин прибывает в деревню дяди, пародирует жанровые черты идиллии, изображая картины природы поэтическими штампами сентиментальной лирики: «Два дня ему казались новы // Уединенные поля, // Прохлада сумрачной дубровы, // Журчанье тихого ручья; // На третий роща, холм и поле // Его не занимали боле» [17, с. 144]. Пушкин фиксирует расхождение в сознании петербургского жителя Онегина между идеалом и повседневностью. Воспринимая природу через призму прочитанных сентиментальных книг, Онегин внутренне чужд идеалу сентиментализма об органической, патриархальной жизни на лоне природы, слившись с которой «молодой повеса» не может ни найти мирной тишины, ни обрести счастья. Таким образом, прочтение жанра посредством его формального воплощения в произведении ценно как независимое от содержания высказывание, но служащее метатекстовым подтверждением заключенного в его сути предупреждения.

К теме античности, в частности к античному жанру идиллии, обращались такие авторы, как В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, П. А. Катенин и др. Расширяя спектр влияния исследуемой нами темы, согласимся с определением, данным И. Ф. Анненским в его лекциях по истории античной драмы, воспринимавшим античность как «культурную силу, которая, своеобразно видоизменяясь, не только жила до сих пор в истории европейского человечества, но продолжает жить и теперь в нашей науке, искусстве, вкусах, культурных понятиях» [1, с. 29]. Не прекращающееся и по сей день обращение в культуре и литературе к теме античности вызвано требованием вернуть миру мировоззренческую сущность мифа посредством неомифологического слова. Как отмечает В. П. Океанский, «неомифологическое - признак неразложимости мифа и мифологического сознания в эпоху, когда почти все убеждены в том, что мифы остались в далёком прошлом» [14, с. 63]. Универсум античности сегодня - это картина мира на основе мифа, в котором клокочет всепоглощающий хаос повседневности и простирается безграничный демиургический космос идей.

Среди писателей малороссийского текста русской литературы до Гоголя, например, филэллинизм О. М. Сомова в сочинении «Алкид в колыбели» (1832) соотносится с современными цивилизационными вызовами. Рассуждая на патриотическую тему, автор сравнивал отечество с образом всемогущего героя Геракла, чье развитие пока еще не достигло своего расцвета, с верой в лучшее будущее России: «Не останавливайся на распутии, подобно Алкиду древнему, Отечество мое, Россия прекрасная! иди прямым путем, путем просвещения истинного, гражданственности нешаткой, незыблемой; презирай вой твоих буйных завистников и вознеси чело твое над странами мира как символ искупления, символ благости неба к сынам земли!» [19, с. 285].

В 1822 году Орест Сомов выступает на страницах «Соревнователя» с поэтическим переложением стихотворения Ардана «Греция», которое явилось одним из наиболее значительных выступлений русской гражданской поэзии 1820-х годов в поддержку борьбы греческого народа за независимость от Османской империи. Концовка стихотворения принадлежала самому Сомову:

повесть идиллия малороссийский

«Услышано мое моленье!

Грек за свободу стал - в тиранов сеет страх!

И тени предков в восхищенье

Зрят дух великий свой, оживший в их сынах! Разите - и во гневе яром

Удары сыпьте за ударом!

Мужайтесь - мести грозный час! Омойте кровью стыд свой прежний, Мечом купите мир надежный! Вы за свободу… Бог за Вас!..» [16, с. 221-222].

Гоголь неоднократно на протяжении всей жизни обращался к теме войны за независимость Греции в 1821-1829 гг. в своих произведениях: «Ганц Кюхельгартен» (1829) [8, с. 135; 9, с. 16], «Портрет» (1835) [11, с. 26], «Мертвые души» (1842) [18, с. 90-91] и др. Недаром В. В. Гиппиус в синхронической канве жизни и творчества Н. В. Гоголя на фоне эпохи выделяет наряду с поступлением Гоголя в Нежинскую гимназию высших наук в 1821 году начало греческого восстания [3, с. 441]. В поэме «Мертвые души» упоминается Ласкарина Бубулина, героиня многочисленных лубочных картин, украшавших дворянские гостиные и ямские станции по всей России [18, с. 92]. В жизни была богатой, незаурядной женщиной, принимала участие в греческой войне за независимость, закупала оружие и продовольствие для повстанцев, командовала кораблем при осаде Навплии. В динамике крупных планов ее портрет усиливает контраст между миром низких денежных афер «мертвых душ» и миром высоких поступков, а характер (выраженный в гоголевской детали: «героиня греческая Бобелина, которой одна нога казалась больше всего туловища тех щеголей, которые наполняют нынешние гостиные» [4, с. 148]) и предприимчивость Бубулины соответствует тому представлению Гоголя о роли женщины в свете, которое он выразит в книге «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847): «Клянусь, женщины гораздо лучше нас, мужчин. В них больше великодушия, больше отважности на все благородное» [6, с. 101].

Сомов обращался к теме античности и в сатирическом ключе в стихотворении «Греки и римляне», напечатанном в 1823 г. в журнале «Сын отечества», представляющем собой вольный перевод сатирической «Элегии» Ж. Бершу:

«О вы, ученые наставники людей,

Сосуды мудрости, светила наших дней! Энтузиазмы к нам внесли вы, симпатии;

Вам слава!.. но пока по-гречески в России

Вы не успели всех крестьян переучить, -

Не всё ли вам равно по-русски говорить?» [16, с. 223].

Как отголосок полемики Сомова об актуальности классического образования, в частности строгости наказаний и механического запоминания, звучат слова Тараса Бульбы к сыновьям, вернувшимся из Киевской академии, где они постигали латинскую и греческую ученость: «А что, сынки, признайтесь, порядочно вас стегали березовыми да вишневыми по спине и по всему, а может, так как вы уже слишком разумные, то и плетюгами?» [5, с. 27]; «А как по-латыни горелка? То-то, сынку, дурни были латынцы: они и не знали, есть ли на свете горелка. Как, бишь, того звали, что латинские вирши писал? Я грамоты-то не слишком разумею сильно, то и не помню; Гораций, кажется?» [Там же].

Смеховая культура, заметно проявившаяся в творчестве Гоголя и Сомова, берет начало в ироикомической поэме И. П. Котляревского - малороссийской «Энеиде» (1798), близкой по хтонической и героической мифологии, по сочетанию идеализированных картин древности с актуальными политическими мотивами [23, с. 35].

Один из главных теоретиков йенского романтизма Фридрих Шлегель писал, что изучение древних греков и римлян есть «лучшее прибежище от искушений или притеснений эпохи» [22, с. 72-73]. Если само обращение к античной архаике воспринимать как процесс восприятия источника, имеющего энергийное, а не пассивное начало, то в повести «Старосветские помещики» Гоголь творчески переосмыслил назначение периферийного в середине 30-х гг. XIX века жанра идиллии в ситуации кризиса романтизма в литературе. Ю. Н. Тынянов отмечал, что «не то что в центре литературы движется и эволюционирует одна исконная, преемственная струя, а только по бокам наплывают новые явления, - нет, эти самые новые явления занимают именно самый центр» [20, с. 257].

Идиллия А. А. Дельвига «Конец золотого века» (1828) является опытом возрождения жанра в русской литературе. Еще Петр Шаликов в «Путешествии в Малороссию» (1803) отмечал: «Что была Аркадия, по описанию поэтов, в Греции, то или почти то Полтава в Украйне» [21, с. 549]. «Патриархальные счастливые времена» отмечал Шаликов при виде Полтавы, подготавливая этим проницательным замечанием идиллический пафос повести Гоголя «Старосветские помещики». К. Н. Батюшков обращался к древности в попытке «противопоставить власти времени некое запредельное счастье античных эпикуровских богов» [13, с. 20]. Если у Батюшкова в «Совете к друзьям» (1806) «просматривается неутолённая тоска по «золотому веку», возможному ныне лишь в мечтах» [Там же, с. 18], то Дельвиг, разочарованный в современном обществе, приносящем лишь страдания патриархальному миру, через античный жанр транслировал идеи, характерные для современной общественной мысли: «Вечная ночь поглоти города! Из вашего града // Вышла беда и на бедную нашу Аркадию!» [7, с. 195].

Благодаря произведениям Дельвига и Гоголя жанр идиллии распространился на более широкий ряд явлений литературы. Так, Ф. М. Достоевский продолжил полемику с современными искажениями древней европейской цивилизации в романе «Подросток» (1875), в котором Андрей Петрович Версилов рассказывает Аркадию сон о буколической жизни «золотого века» и заходящем солнце последнего дня европейского человечества [15, с. 66].

Имея за плечами опыт создания романтической «идиллии в картинах» «Ганц Кюхельгартен», Гоголь наделил повесть «Старосветские помещики», в жанровом качестве идентифицирующую себя как идиллия - своего рода стихотворение в прозе, в котором изображаются сцены мирной сельской жизни, несвойственным идиллии как жанру кризисологическим содержанием: скорбью о конце «золотого века» как невозможности существования в современном мире незыблемого мирного уголка счастья, в котором можно укрыться от искажений реальности, вызванных цивилизационными потрясениями самих основ жизни. Использование энергетики архаичного жанра для трансляции идей, характерных для современной общественной мысли, а также рецепция гоголевской техники Достоевским в романе «Подросток» - подтверждают культурную значимость творчества Гоголя, его ведущую роль по отношению к эллинофильству Сомова как писателя малороссийского текста русской литературы в формировании образа Греции, отложившейся в сознании аудитории.

Становится ясным, что замысел Гоголя воплотить цивилизационное предупреждение в форме античного жанра уточняет устойчивую, долго державшуюся, оценку идиллии как жанра только классицистической поэзии, неспособного высказать новое, неведомое современности слово. Идиллия в контексте повести становится тем «ясным» и «солнечным» днем (соответствие внешним атрибутам жанра), который вызывает темное эмоциональное потрясение (несвойственное жанру содержание): «страшен этот таинственный зов» «ужасной тишины» - днем «безоблачным», который страшнее, чем «ночь самая бешеная и бурная, со всем адом стихий». Сила повести-идиллии «Старосветские помещики» - в предвидении тех исторических конфликтов, решением которых занята наша современность, чтобы наша жизнь не превратилась в итоге в «страшную сердечную пустыню» [5, с. 23]. Обращаясь к внутреннему миру человека, шаг за шагом, неспешным ритмом располагая читателя, «Старосветские помещики» Гоголя в короткий срок производят совершенно неожиданное, мгновенное потрясение: возникает предостерегающий образ сада над бездной, захватывая читателя великим чувством тоски по утраченному раю.

Список источников

повесть идиллия малороссийский

1.Анненский И. Ф. История античной драмы: курс лекций. СПб.: Гиперион, 2003. 416 с.

2.Белый А. Мастерство Гоголя. Исследование. М.: Республика; Дмитрий Сечин, 2013. 559 с.

3.Гиппиус В. В. Гоголь. М.: Аграф, 1999. 464 с.

4.Гоголь Н. В. Мертвые души. М.: Эксмо, 2013. 592 с.

5.Гоголь Н. В. Миргород. СПб.: Наука, 2013. 569 с.

Размещено на Allbest.ru