Авторская интерпретация известных сюжетов в "Легендах о Христе" С. Лагерлёф

Размещено на http://allbest.ru

3

Национальный исследовательский университет

«Высшая школа экономики»

УДК 809(07)

Авторская интерпретация известных сюжетов в «Легендах о Христе» С. Лагерлёф

Тулякова Наталья Александровна, к. филол. н., доцент

Никитина Наталья Александровна, к. филол. н.

г. Санкт-Петербург

Творчество Сельмы Лагерлёф, лауреата Нобелевской премии по литературе и члена Шведской академии наук, одного из «двух главных национальных авторитетов Швеции» (наряду с Августом Стриндбергом) [3, c. 448], широко известно во всем мире, прежде всего, по ее книгам, предназначенным для детской аудитории. В то же время шведская писательница признается ярким представителем скандинавского философско-религиозного неоромантизма [4, c. 138], ее романы, саги и новеллы стали классикой шведской литературы. Судьба «Легенд о Христе», о которых пойдет речь в данной статье, интересна с той точки зрения, что они чрезвычайно популярны и постоянно переиздаются, не становясь при этом объектом рассмотрения историков и теоретиков литературы. Более того, издание цикла обычно не предусматривает никакого научного аппарата. Легенды не комментируются и не анализируются.

Цикл «Легенды о Христе» характеризуется высокой степенью литературности, так как основан на большом количестве претекстов и содержит разнообразные аллюзии на литературные, фольклорные, исторические и религиозные тексты. Тем не менее при всем разнообразии источников вошедшие в сборник легенды служат выражению единого авторского замысла, что обеспечивается выбором точки зрения и фокуса рассказа. Кроме того, целостность цикла поддерживается жанровым единообразием входящих в него текстов.

Подчеркнутая литературность и сказовый характер повествования «Легенд о Христе» побуждает читателей воспринимать цикл как вольный пересказ библейских текстов. Название «легенды» отсылает читателя к традиции, как религиозной, так и фольклорной, и повышает степень подлинности рассказов о чудесных событиях. В то же время большинство легенд не являются переложением существующих текстов, а лишь включают аллюзии и образы из мировой литературы. Однако их сосуществование рядом с классическими сюжетами позволяет Лагерлёф создать иллюзию их «легендарности» и в некоторой степени завуалировать этический посыл, заложенный в тексте легенд.

Таким образом, для осмысления жанрового своеобразия цикла, анализа авторской позиции и механизмов текстообразования необходимо исследование степени литературности каждой легенды цикла. В настоящей статье будет установлен характер литературности и источников легенд и определен тот фокус, в котором писательница интерпретирует материал.

Книга Kristuslegender появилась в 1904 г. и сразу была переведена на несколько языков Лагерлёф - самый переводимый со шведского автор после Стриндберга [14, p. 496].: русский (Легенды о Христе, 1904), немецкий (Christuslegenden, 1904), английский (Christ Legends, 1908). Книга выдержала большое количество переизданий - как целиком, так и в виде отдельных рассказов, в сокращенных переводах, для детей, в составе сборников рождественских (святочных) рассказов.

В цикле «Легенды о Христе» ведущим способом циклизации становится тематический, так как все легенды носят религиозный характер и посвящены жизни Христа. Хотя одиннадцать легенд не являются главами книги, они выстроены в хронологическом порядке и затрагивают ключевые моменты его жизненного пути.

Вопрос о том, создавалась ли книга для детской или для взрослой аудитории, открыт для дискуссии. Газета The Boston Evening Transcript охарактеризовала книгу как идиллические истории, рассказанные так искусно, что могут обучать юного читателя высокой литературе [12, p. 72]. Огромное количество переизданий книги для детской аудитории может быть связано как с морализаторским началом, доминирующим в сборнике, так и с предпосланным «Святой ночи» вступлением. В нем повествовательница рассказывает историю создания книги, вспоминая о смерти своей бабушки. Именно маленьким детям, готовым искренне поверить в чудо, были адресованы рассказы старой женщины, и красной нитью проходили через эти истории, которые не сохранились в памяти писательницы, слова об их правдивости: «Это такая же правда, как то, что мы [5, c. 12]. видим друг друга» Och allt det dдr дr sе sant, som att jag ser dig och du ser mig” [10, s. 9].

В то же время цикл «Легенды о Христе», как и многие другие произведения, вошедшие в сокровищницу детской литературы, может рассматриваться и как произведение для взрослой аудитории. Примечательно, что Нобелевскую премию в 1909 г. писательнице присудили с формулировкой «за высокий идеализм» [16], и именно Лагерлёф, по заключению Д. В. Кобленковой, была «духовным лидером нации» в начале XX в. [2, c. 270]. «Легенды о Христе» опираются на богатую культурную, фольклорную и литературную традицию, что обеспечивает возможность нескольких интерпретаций цикла - философской, религиозной, филологической.

Повествовательница не сообщает о том, что послужило источником рассказываемых легенд, за исключением первого рассказа, в котором право голоса передано бабушке рассказчицы. Заданный в первой легенде тон создает впечатление сильного воздействия устного народного творчества. Следует отметить, что обращение к легендам, преданиям и фольклору в целом свойственно творчеству Лагерлёф, книги которой являются «последними отголосками ориентации на скандинавский мифологический эпос» [1, c. 100]. Для ее малой прозы, однако, как отмечает Кобленкова, типична ориентация не на фольклор, но на новозаветную образность [Там же]. «Легенды о Христе» стоят несколько особняком еще и потому, что при ориентации на устное повествование они тем не менее лишены локальной привязанности: «использование универсальной для всего христианского мира образной системы, сюжетов и мотивов позволило прозе Лагерлёф выйти за пределы Швеции» [Там же].

Практически все легенды отсылают к библейскому тексту, так как строятся вокруг событий, описанных или упомянутых в Новом Завете. Исключением являются последние две легенды: «Господь и апостол Петр» и «Свеча от Гроба Господня». В то же время непосредственным источником сюжетов, мотивов и образов «Легенд о Христе» служат не классические Евангелия, а апокрифические сказания и апокрифические Евангелия, «Золотая легенда» Иакова Ворагинского, исторические и псевдоисторические источники, фольклорные предания. Все тексты претерпевают в книге Лагерлёф значительные трансформации, как сюжетные, так и жанровые, что позволяет автору рассматривать всем известные события под новым углом зрения и, соответственно, обусловливает необходимость вновь рассказать о них. Это определяет жанровую природу книги, которую в целом можно охарактеризовать как апокрифическую [6, с. 22].

Прежде всего, заимствования из Библии происходят на сюжетном уровне: рождение Иисуса, избиение младенцев, два эпизода из раннего детства, бегство в Египет, предательство Иуды, отречение Петра, распятие. Кроме того, обращение к тексту Нового Завета определяет заимствование образов. Так, образ Врат Праведности в легенде «В Храме» является результатом развития и визуализации образа из 117 псалма: «Вот врата Господа; праведные войдут в них».

Среди источников легенд можно выделить корпусы текстов, хотя определить, к каким именно текстам обращается Лагерлёф, достаточно сложно. Так, «Видение императора» представляет собой обработку предания о так называемом чуде Аракоэли, одного из самых известных рассказов из корпуса латинских и византийских текстов о Марии [8, p. 213]. В основе сюжета - обращение в христианство императора Августа и создание церкви Санта-Мария-ин-Аракоэли. Некоторые из элементов этой легенды известны со II в. н.э. и упоминаются в «Жизни двенадцати цезарей» Светония (121 г. н.э.). Сама же легенда появилась, по мнению П. Бёрка, не ранее VI в. н.э.

Легенда «Плат святой Вероники», занимающая кульминационное место в цикле, - самая сложная в сюжетном отношении. Она задействует наибольшее количество персонажей, как центральных, так и второстепенных. Очевидно, легенда Лагерлёф представляет собой компиляцию нескольких источников. Следует отметить, что легенда о Веронике - одна из самых известных в христианском культе. Этот эпизод представлен в нескольких Евангелиях - от Матфея (4:23, 8:1-4; 27:11), от Марка (1:29), от Луки (4:27). Лагерлёф объединяет несколько сюжетов. Прежде всего, это история о болезни императора Тиберия, известная как «Деяния Пилата» из Евангелия от святого Никона (приложение к Acts of Pilate, VII-VIII вв., далее - в «Золотой легенде», 1260). В нее Лагерлёф инкорпорирует сюжет о женщине, хранящей подлинное изображение Иисуса Христа. Из нескольких версий происхождения этого изображения Лагерлёф выбирает ту, где Вероника подает платок Иисусу во время несения креста (предположительно - XV в.) [13]. К тому же Лагерлёф вводит фигуру Фаустины, помощницы Тиберия, и усложняет легенду путем введения второстепенных персонажей.

Иногда установить источник невозможно. Так, апокриф о птичке, вынувшей шип из чела Христа, ставший основой для легенды «Красношейка», распространен во многих христианских странах [9, p. 112-113]. Он объясняет, почему у красношейки красная грудка и примыкает к группе легенд экспликативного характера. «Бегство в Египет» повествует о том, как пальма, под которой остановились на отдых Мария, Иосиф и Иисус, наклонилась к младенцу, когда он обратился к ней, чтобы он мог сорвать ее плоды и утолить жажду. Легенда задействует эпизод, отсутствующий в канонических Евангелиях, но распространенный в мировой культуре, как в литературной (например, он отражен в «Золотой легенде»), так и в живописной [7; 15], и прочно вошедший в скандинавский фольклор [7].

Характер литературных связей цикла не принимает, таким образом, форму прямых контактных заимствований. Можно говорить скорее об общих принципах обращения к неканонической культуре и способах ее интеграции в материал Библии.

Фабульным стрежнем каждой легенды является один из моментов жизни Христа. Однако центральное событие Лагерлёф полностью видоизменяет или же заимствует из отличного от Библии источника. К первому случаю относятся «Колодец мудрецов», «Вифлеемский младенец», «Бегство в Египет». Так, сюжет о трех царях трансформируется в сюжет о немудрых и корыстных нищих, отвернувшихся было от младенца Иисуса и лишь затем прозревших. Таким же образом преображается римский легионер из «Вифлеемского младенца». Примером второго способа обработки материала служат «Видение императора», «Плат святой Вероники», «Красношейка». В этих легендах автор обращается к историческим, апокрифическим и фольклорным текстам и вводит в свою книгу отдельные мотивы и образы из них.

Очевидно, что Лагерлёф использует Библию и другие источники как основу для собственных текстов, объединенных общей идеей. Это следует из характера изменений, вносимых ею в тексты источников, которые носят системный характер и касаются сюжета и способа изображения персонажей.

Лагерроф утверждает, что Лагерлёф не описывает природу и предметы, но повествует о них или передает им голос [11, p. 14]. Очевидно, что в центре легенд о Христе по преимуществу не Иисус, а те, кто по тем или иным причинам оказались вокруг него. Лагерлёф прибегает к приему остранения через необычный взгляд на жизнь Иисуса, которая преимущественно кажется второстепенной в контексте легенд - болезни Тиберия или желания красношейки получить красную грудку. Именно за счет того, что о жизни Христа повествуется с точки зрения неофициального, неклассического свидетеля - пальмы, птицы, Засухи, пастуха, - автору удается добиться эффекта правдоподобия [Ibidem, p. 16].

Помимо единого способа представления Иисуса Христа, общность легенд проявляется в организации сюжета. Сюжетная структура каждой легенды представляет собой испытание и чудо преображения в награду и родственна сюжетной структуре сказки. Однако традиционное для жанра сказки испытание у Лагерлёф несколько трансформируется, так как персонаж оказывается неподготовленным к испытанию, живущим в ином этическом измерении. Испытание практически всегда носит религиозный характер и связано с неузнаванием или непониманием роли Христа. Хотя персонажи знают, что должен явиться пророк, практически никто не узнает его в Иисусе. Среди этой группы персонажей - мудрецы, римский солдат, пальма, Мария и Иосиф, сам Иисус, Фаустина, красношейка. Не узнают Иисуса они по разным причинам: родители Иисуса- из любви, мудрецы в «Колодце мудрецов» (De Vise Mannens Brunn) - из гордыни: «Хотя мудрецы ясно видели, как сияние звезды словно венцом окружило головку младенца, они остались стоять перед входом в пещеру. Они не вошли в нее, чтобы предсказать малютке славу и царскую власть, а повернули назад, ничем не выдав своего присутствия, и спустились вниз с холма» “Men ehuru nu de tre vise sеgo, att stjдrnljuset omslцt barnets huvud sеsom en krona, blevo de stеende utanfцr grottan. De gingo inte in fцr att fцrutspе den lille дra och kungariken. De vдnde sig bort utan att fцrrеda sin nдrvaro, de flydde frеn barnet och gingo еter utfцr kullen” [10, s. 37]. [5, c. 24-25]. Единственным рассказом, нарушающим общую схему повествования (неверие - испытание - прозрение), является «Видение императора» (Kejsarens Syn).

Августу чудо открывается без усилий с его стороны, и он сразу же обращается в христианскую веру.

Чудо душевного прозрения может выступать как награда за душевное преображение, ставшее заслугой самого человека, как в случае с пастухом из «Святой ночи» (Den Heliga Natten), который долго не хотел помочь Иосифу, но, увидев младенца Иисуса, «подумал, что бедный невинный младенец может насмерть замерзнуть в этой пещере, и, хотя он был суровым человеком, он растрогался до глубины души и решил помочь малютке».

«И в тот самый миг, когда оказалось, что и он тоже может быть милосерден, глаза его открылись, и он увидел то, чего раньше не мог видеть, и услышал то, чего раньше не мог слышать» “Men herden tдnkte, att det stackars oskyldiga barnet kanske skulle frysa till dцds dдr i grottan, och fastдn han var en hеrd man, blev han rцrd och tyckte, att han ville hjдlpa barnet. <…> Men i detsamma som han visade, att han ocksе kunde vara barmhдrtig, blevo hans цgon цppnade, och han sдg vad han inte fцrut hade kunnat se och hцrde vad han inte fцrut hade kunnat hora” [10, s. 13]. [Там же, c. 8].

Солдат, центральный персонаж «Вифлеемского младенца» (Betlehems Barn), каждый день наблюдает за Иисусом, но даже когда Вольтигий говорит ему, что «царь Ирод уже много раз пытался найти одного ребенка, живущего здесь, в Вифлееме. Пророки и первосвященники предсказали царю, что этот мальчик унаследует его престол и положит начало тысячелетнему царству святости и мира» “…att konung Herodes gеng pе gеng har fцrsцkt att bemдktiga sigett barn, som vдxer upp hдr i Betlehem. Hans siare och prдster ha sagt honom, att detta barn skall bestiga hans tron, och dдrjдmte ha de fцrutspеtt, att den nye konungen skall infцra ett tusenеrigt rike av fred och helighet” [10, s. 53]. [Там же, c. 34], не понимает, что речь идет о маленьком мальчике, помогающем пчелам и лилиям.

В то же время это испытание на доброту, милосердие, щедрость. Как только солдат принял решение не убивать Иисуса, «ребенок проснулся. Он лежал и смотрел на солдата своими прекрасными очами, сиявшими, как звезды. И воин преклонил перед ним колени» “Dе sеg han, att barnet var vaketr. Det lеg och betraktade honom med sina skцna цgon, vilka tindrade som stjдrnor. Och krigsknekten bцjde ett knд fцr barnet” [10, s. 69-70]. [Там же, c. 46].

Пальма в легенде «Бегство в Египет» (Flykten Till Egypten) наблюдает, как святое семейство пробирается через пустыню, и вспоминает, как она появилась на свет: «На память об этой минуте, - сказала тогда царица [Савская], - я посажу в землю финиковую косточку. Я хочу, чтоб из нее выросла пальма, которая будет подниматься все выше и жить, пока в Иудейской стране не появится царь еще более великий, чем Соломон. - И, сказав это, она посадила косточку и полила ее своими слезами» “Till minne av denna stund,” sade dе drottningen, “sдtter jag nu en dadelkдma i jorden, och jag vill, att dдrur skall komma en palm, som skall vдxa och leva, дnda till dess att i Judaland uppstеr en konung, som дr stцrre дn Salomo.” Och dе hon hade sagt detta, hade hon stuckit ned kдrnan i jorden, och hennes tеrar hade vattnat den” [10, s. 76]. [Там же, c. 50]. Пальма «решила, что печальный шелест ее листьев предсказывает гибель этих одиноких странников» “Palmen antog, att dцdssuset i bladen mеste gдlla de tvе ensamma vandrarna” [10, s. 77]. [Там же, c. 51], но после того,] как осознает всю силу младенца, понимает, «кому они играли погребальную песню» “fцr vem de spela dцdsmelodien” [10, s. 80]. [Там же, c. 53

Красношейка (Fеgel Rцdbrцst), мечтавшая о чуде, увидев распятого Христа и попытавшись облегчить его страдания, не ожидает награды. «Она была робкая маленькая птичка, никогда не приближавшаяся к человеку. Но мало-помалу она набралась храбрости, подлетела прямо к страдальцу и вырвала клювом один из шипов, вонзившихся в его чело» “han var en skygg liten fеgel, som aldrig hade vеgat komma nдra en mдnniska. Men sе smеningom tog han mod till sig, flцg fram till honom och drog med sin nдbb ut en tцrntagg, som hade intrдngt i den korsfдstes panna” [10, s. 186-187]. [Там же, c. 146]. Хотя Иисус говорит, что «в награду за твое милосердие ты получила то, о чем мечтал весь твой род с самого дня творения мира», птичка рассказывает своим птенчикам, что «это только капля крови с чела бедного страдальца» “Det дr endast en bloddroppe frеn den stackars mannens panna” [10, s. 187]. [Там же]. Птичке не дано понять божественной истины, тем не менее следует физическое преображение, и красношейка оправдывает свое имя, приобретает идентичность.

Встретив Иисуса, старая Фаустина не подозревает, что он и есть пророк, которого она ищет, но «за лицом этого полумертвого человека старой женщине, словно в видении, открылось другое лицо, прекрасное и бледное, с дивными и благородными чертами и величественным взором - и все существо Фаустины охватили глубокая скорбь и сострадание к мукам и унижениям этого чуждого ей человека» “Men bakom denna halvdцda mдnniskas ansikte sеg den gamla liksom i en syn ett skцnt och blekt, med hдrliga, majestдtiska цgon och milda drag, och hon greps av plцtslig sorg och rцrelse цver denna frдmmande mans olycka och fцrnedring” [10, s. 152-153]. [Там же, c. 115].

Исцеление Тиберия происходит не тем способом, каким он ожидал. Не платок с нерукотворным образом Иисуса, а именно духовное преображение избавляет человека от болезни: «Казалось, болезнь коренилась и получала себе пищу в той ненависти и в том презрении к людям, которые жили в сердце императора, любовь и сострадание» Det var, som hade den haft sin rot och nдring i det hat och mдnniskofцrakt, som hade bott i hans hjдrta, och den hade mеst fly i samma цgonblick, som han hade kдnt kдrlek och medlidande” [10, s. 174-175]. [Там же, с. 137-138].

Однако и должна была исчезнуть в тот самый миг, как он познал для душевного преображения ему потребовалось увидеть изображение Христа на платке Фаустины.

Испытанию подвергается и маленький Иисус в Иерусалимском храме. Ему удается совершить три предсказанных чуда, хотя он и не помышляет о собственном величии, действует ради людей, нуждающихся в помощи.

Две легенды, «В Назарете» и «Плат святой Вероники», занимают особое место. В них появляется Иуда как центральный персонаж в первом и как второстепенный - во втором. Это позволяет сравнить детское и взрослое восприятие веры и отношения к Богу. «В Назарете» (I Nazaret) Иуда видит, какие у Иисуса получаются красивые птички из глины, раскрашенной им при помощи солнечного света, и из зависти или ревности топчет их. Чтобы спасти птичек, Иисус велит им улетать, и они оживают. «Когда Иуда увидел, что птички по приказу Иисуса расправили крылья и полетели, он зарыдал. Он рвал на себе волосы, как старые люди, которых ему приходилось видеть в великом горе и сокрушении, и бросился к ногам Иисуса. Он валялся в пыли пред Иисусом, целовал его ножки и просил, чтоб Иисус растоптал его, как он, Иуда, растоптал его глиняных птичек.

Ибо Иуда любил Иисуса, восхищался им, боготворил и ненавидел его в одно и то же время» “Men dе Judas sеg, att fеglarna togo till vingarna och flцgo pе Jesu ord, bцrjade han grеta. Han slet sitt hеr, som han hade sett de gamla gцra, dе de hade varit i stor еngest och sorg, och han kastade sig till Jesu fцtter. Och Judas lеg kvar dдr och rullade sig i stoftet framfцr Jesus som en hund och kysste hans fцtter och bad, att han ville hцja sin fot och trampa ned honom, sеsom han hade gjort med lergцkarna. Ty Judas дlskade Jesus och beundrade och tillbad honom och hatade honom pе samma gang” [10, s. 88]. [Там же, c. 58].

Лагерлёф частично дает психологический портрет отношениям Иуды и Христа, который позволяет читателям по-новому взглянуть на известные события. лагерлёф шведский писательница христос

В «Плате святой Вероники» (Den Heliga Veronikas Vetteduk) уже взрослый Иуда, как и Петр, не называется по имени. Фаустина лишь становится свидетельницей отречения Петра и отчаяния Иуды: «…совсем у ног ее коня на дороге лежал человек. Было чудом, что его, распростертого в пыли, как раз в таком месте, где было особенно тесно, не растоптали ни животные, ни люди. Он лежал на спине и неподвижно смотрел вверх угасшим, ничего не видящим взором. Он не шевелился, хотя верблюды ступали совсем рядом с ним своими тяжелыми ногами. Одежда на нем была бедная, вся запыленная и испачканная землею. Он так обильно посыпал себя песком, что, казалось, будто он хочет закопаться, чтобы легче было его переехать или затоптать» en man lеg pе vдgen alldeles framfцr hдstens fцtter. Sе, som han lеg utstrдckt i dammet, just dдr trдngseln var som livligast, var det ett under, att han inte redan hade blivit nedtrampad av djur eller mдnniskor. Mannen lеg pе rygg och stirrade uppеt med slocknade, glanslцsa blickar. Han rцrde sig inte, fastдn kamelerna satte ned sina tunga fцtter tдtt bredvid honom. Han var fattigt klдdd, och nu var han dдrtill nedsцlad av damm och jord. I sjдlva verket hade han цst цver sig sе mycket grus, att det sеg ut, som om han sцkte dцlja sig fцr att lдttare bli цverriden eller nedtrampad” [10, s. 147].[Там же, c. 109]. Читатель, в отличие от героев легенды, понимает, о ком идет речь. Иуда, как и в предыдущей легенде, одновременно предает Христа и горько раскаивается в этом.

Мысль, эксплицированно выраженная в раме «Святой ночи», получает поддержку в каждой легенде цикла. Бабушка и маленькая Сельма на Рождество не смогли пойти в церковь, поэтому бабушка стала рассказывать внучке о Рождестве: «Это было в Рождественский сочельник, когда все уехали в церковь, кроме бабушки и меня. Мы были, кажется, одни во всем доме. Нас не взяли, потому что одна из нас была слишком мала, другая слишком стара. И обе мы горевали о том, что не можем побывать на торжественной службе и увидеть сияние рождественских свечей» “Det var en juldag, dе alla hade rest till kyrkan utom farmor och jag. Jag tror, att vi voro ensamma i hela huset. Vi hade inte fеtt fara med, dдrfцr att den ena var fцr ung och den andra var fцr gammal. Och vi voro ledsna bеda tvе цver att vi inte hade fеtt fara till ottesеngen och se julljusen” [10, s. 9]. [Там же, c. 4]. Чудо может прийти к человеку в любой момент, в любом месте: «Дело не в свечах и лампадах, не в солнце и луне, а в том, чтобы иметь очи, которые могли бы видеть величие Господа!» “Det дr inte pе ljus och pе lampor, som det kommer an, och det ligger inte vikt vid mеne och sol, utan det, som дr nцdvдndigt, det дr, att vi дga sеdana цgon, som kunna se Guds hдrlighet” [10, s. 14].[Там же, c. 9].

Источники, которые использовала Лагерлёф при написании легенд, глубоко укоренены в европейской культуре и претерпевали в ней многочисленные изменения, бытуя в самых различных сферах. Тем не менее очевидны закономерности при выборе сюжетов и трансформации, вносимые автором. Узнаваемость сюжетов принципиальна для Лагерлёф, так как она прибегает к приему остранения, чтобы отобразить жизнь Христа глазами «неожиданных» свидетелей: чем дальше свидетель от официальных источников знания о Христе, тем правдивее звучит книга.

Список источников

1. Кобленкова Д. В. Миф в шведской прозе XX века и проблема «нобелевского формата» // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2012. № 1-2. С. 100-105.

2. Кобленкова Д. В. Политические и этические мотивы в сказочной повести А. Линдгрен «Братья Львиное Сердце» // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. 2015. № 1. С. 270-276.

3. Кобленкова Д. В. Швед ли Август Стриндберг? Конференция «Неизвестный Стриндберг» (РГГУ, 14-15 мая 2012 г.) // Новое литературное обозрение. 2013. № 2 (120). C. 448-453.

4. Кобленкова Д. В. Шведская литература последней трети XX - начала XXI в. // Новый филологический вестник. 2010. № 1 (12). С. 138-149.

5. Лагерлёф С. Легенды о Христе / пер. со швед. В. Спасской. М.: Росмэн, 2001. 304 с.

6. Никулина Н. А. От Евангельского Иисуса к Иисусу неизвестному: книги об идеальном герое. Тюмень: ТюмГНГУ, 2013. 184 с.

7. Bringйus N.-A. The Rest on the Flight into Egypt: A Motif in Scandinavian Folk Art // Folklore. 2003. Vol. 114. Issue 3. P. 323-333.

8. Burke P. F. Augustus and Christianity in Myth and Legend // New England Classical Journal. 2005. Vol. 32.3. P. 213-220.

9. Fletcher R. Myths of the Robin Redbreast in Early English Poetry // American Anthropologist. 1989. Vol. 2. № 2. P. 97-118.

10. Lagerlцf S. Kristuslgender. Stockholm: Albert Bonniers Fцrlag, 1920. 251 s.

11. Lagerroth E. The Narrative Art of Selma Lagerlцf: Two Problems // Scandinavian Studies. 1961. Vol. 33. № 1. P. 10-17.

12. Maule H. E. Selma Lagerlцf. The Woman, Her Work, Her Message. N. Y.: Doubleday, Page & Co, 1924. 111 p.

13. Molinari A. L. St. Veronica: Evolution of a Sacred Legend // Priscilla Papers. 2014. Vol. 28. № 2. P. 9-15.

14. Norlen P. Selma Lagerlцf i utlandsperspektiv / Selma Lagerlцf Seen from Abroad. Ett symposium i Vitterhetsakademien den II och 12 september 1997 // Scandinavian Studies. 1999. Vol. 71. Issue 4. P. 495-496.

15. Smith S. H. Meanings behind Myths: the Multiple Manifestations of the Tree of the Virgin at Matarea // Mediterranean Historical Review. 2008. Vol. 23. № 2. December. P. 101-128.

16. The Nobel Prize in Literature 1909 [Электронный ресурс]. URL: http://www.nobelprize.org/nobel_prizes/literature/ laureates/1909/index.html (дата обращения: 25.07.2017).

Аннотация

УДК 809(07)

Авторская интерпретация известных сюжетов в «Легендах о Христе» С. Лагерлёф. Тулякова Наталья Александровна, к. филол. н., доцент Никитина Наталья Александровна, к. филол. н. Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», г. Санкт-Петербург n_tuliakova@mail.ru; gromovanat@list.ru

Рассматриваются источники «Легенд о Христе» С. Лагерлёф. Цель статьи - определить природу заимствований, типичных для цикла, и способ интерпретации материала в цикле. Тексты, послужившие источниками для отдельных легенд, - Новый Завет, апокрифические Евангелия, фольклорные апокрифы. Несмотря на разнообразие источников, материал обрабатывается в едином ключе в плане организации сюжета и системы персонажей, что позволяет Лагерлёф оформить тексты в жанре литературной легенды.

Ключевые слова и фразы: С. Лагерлёф; литературная легенда; прозаический цикл; литературность; заимствование.

Annotation

The author's interpretation of famous plots in S. Lagerlцf's “Christ legends and other stories”. Tulyakova Natal'ya Aleksandrovna, Ph. D. in Philology, Associate Professor, Nikitina Natal'ya Aleksandrovna, Ph. D. in Philology. National Research University “Higher School of Economics”, St. Petersburg n_tuliakova@mail.ru; gromovanat@list.ru

The article deals with the sources of S. Lagerlof's “Christ Legends and Other Stories”. The aim of the work is to identify the nature of loanwords typical of the cycle and the way of interpreting the material in the cycle. The texts which served as sources of separate legends are the New Testament, apocryphal gospels, and folklore apocrythical works. Despite the variety of sources, the material is interpreted consistently with regard to the plot organization and the system of personages. It allows S. Lagerlцf to make the texts in the genre of the literary legend.

Key words and phrases: S. Lagerlцf; literary legend; prosaic cycle; literariness; loanword.

Размещено на Allbest.ru