Мифологема Аполлона в поэме М. Цветаевой "Крысолов"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Мифологема Аполлона в поэме М. Цветаевой «Крысолов»

Архетипическая природа и сущность образа главного героя поэмы М. Цветаевой «Крысолов» уже неоднократно являлась предметом обсуждения в работах цветаеведов [6; 7; 9]. «Его трактуют как фигуру средневековой легенды, сказочного героя-спасителя, романтического бродягу, типичного представителя богемы, анархического антигероя, демонического искусителя, сатану в церковном смысле, комического фольклорного черта, аллегорического духа музыки, символическое олицетворение поэзии, универсального архетипа поэта…», - отмечает З.Б. Рамазанова [8, c. 13]. Все названные архетипические модели, как и ряд других, не обозначенных выше, не отражают глубинной внутренней сути героя, являясь скорее масками персонажа, отчасти репрезентирующими, отчасти скрывающими его истинный лик; вспомним, что подобные принципы изображения героя характерны для поэтики М. Цветаевой в целом [1]. Однако, несмотря на то, что интерпретации Крысолова многолики и разновекторны, как и сам герой поэмы, они имеют достаточно четко выраженную когерентную смысловую направленность. Как правило, большинство существующих трактовок акцентируют дионисийский код в парадигме образа [7, с. 123; 8, с. 17]. Исследователи здесь основываются, в первую очередь, на особенностях восприятия стихий дионисийства в личностном и творческом сознании самой М. Цветаевой; так, широко известны ее высказывания, свидетельствующие о дионисийских акцентах мирочувствия: « «Аполлоническое начало», «золотое чувство меры» - разве вы не видите, что это только всего: в ушах лицеиста застрявшая латынь» [10, т. 5, кн. 2, с. 10].

Однако, несмотря на это, дионисийская интерпретация Крысолова, на наш взгляд, не является исчерпывающей и единственно возможной: ведь образно-смысловая парадигма образа, реализованная в тексте произведения, и изначальные авторские установки не всегда вполне тождественны. Более того, известно, что поэтическая стихия творческого сознания М. Цветаевой менее всего склонна считаться с какими-либо заданными установками, даже если они исходят из ее собственных эстетических моделей. Доминантны для нее не рационально оформленные модели, а живая реальность рождающегося образа, источником которого становится интуитивно-инстинктивное проникновение в мир через его стихийные энергии, в том числе и через стихию словотворчества. Характерно в этом отношении замечание И.В. Кудровой: «…всякий раз, когда М. Цветаева прибегает к выражению «это больше, чем искусство», она хочет сказать о силах, прорывающихся в творческий процесс помимо воли художника» [3, с. 209] (курсив автора цитируемого текста, жирный шрифт наш. - Г.И., В.Н.).

Одним из парадоксов цветаевской поэмы можно назвать то, что открыто «пренебрегающая» аполлонизмом, в противовес дионисизму, М. Цветаева в действительности актуализирует в «Крысолове» глубоко архаичные по своей природе мифологемы, связанные именно с образом Аполлона. Вероятно, первым и на сегодняшний день единственным исследователем, указавшим, хотя и очень кратко, на аполлонические корни Крысолова, является Р.Г. Назиров [5, с. 90], чья гипотеза оказалась тождественной концепции одного из авторов данной статьи, сложившейся еще до знакомства с небольшой заметкой Р.Г. Назирова.

Параллели образа Крысолова (как в изображении М. Цветаевой, так и в предшествующей традиции) с аполлоническими мифами кажутся очевидными, если принять во внимание не только поздние интерпретации божества на стадии олимпийской или героической мифологии (облик Аполлона, утвердившийся затем и в европейской культуре в целом), но и более древние модификации образа Аполлона, наделенные преимущественно хтоническими функциями. Архаическая природа Аполлона обстоятельно описана в работах А.Ф. Лосева [4], и целый ряд выделяемых им хтонических характеристик значим для понимания мифологемы Крысолова. Более того, сам сюжет о Крысолове в результате оказывается также гораздо более древним, нежели его европейские вариации, имеющим архетипические корни уже в древнегреческой мифологии. Так, например, А.Ф. Лосев, ссылаясь на известного древнегреческого историка и географа Страбона, упоминает о древней легенде, связанной с мифами об Аполлоне Сминфее (smintheys - мышиный), согласно которой Аполлон спас от нашествия мышей жителей города Гамаксита (обратим внимание на случайно-неслучайное, совсем в духе и стиле Цветаевой, созвучие топонимов: Гамаксит - Гаммельн). По словам Страбона, «огромное количество полевых мышей выползло там ночью и перегрызло всю кожу на оружии и сосудах» [Цит. по: Там же, с. 278], Аполлон же, в соответствии с предсказанием оракула, спасает город, за что благодарные жители воздвигают храм в его честь. В этом храме находилась и знаменитая статуя Аполлона Сминфея работы Скопаса - Аполлон, придерживающий пятою мышь. Эта статуя - один из наиболее выразительных символов архаической амбивалентной сути Аполлона как солярно-хтонического божества, благодаря которому поддерживается динамически-творческое равновесие между Хаосом и Космосом: если Аполлон изначально был связан с космоургическими функциями, то мышь (или крыса у М. Цветаевой как ее инвариантный образ) - с энергиями и силами Хаоса. Весьма убедительную и красивую интерпретацию этой мифологемы мы находим также в статье М. Волошина «Аполлон и мышь» [2].

Аполлон воспринимался с древнейших времен и как водитель, покровитель мышей (более того, по словам А.Ф. Лосева, «когда-то сам был мышью» [4, с. 278]; сравним у М. Цветаевой о Крысолове: «Крысо-лов? / Крысо-люб: значит, любит, коль ловит!» [10, т. 3, кн. 1, с. 14]), и одновременно как их уничтожитель. Вместе с тем архаический Аполлон - не только «крысолов», но и охотник, и музыкант, что также обнаруживает очевидные параллели в образно-смысловой парадигме поэмы М. Цветаевой. А.Ф. Лосев, приводя целый ряд примеров из Эсхила, Софокла и других авторов, свидетельствует, что определение «охотник» использовалось как устойчивый эпитет не только по отношению к сестре божества Артемиде, но и к самому Аполлону [4, с. 289]. В структуре образа цветаевского Крысолова, как известно, архетип охотника выделяется в качестве одной из семантически акцентированных составляющих, поскольку герой наделяется символическими функциями «охотника за душами»: при этом он не искушает, а испытывает души, являясь в роли похитителя-освободителя их из плена земного, «слишком человеческого» (Ницше). Связь Аполлона с музыкой, а также творчеством и искусством в целом - наиболее репрезентативная в общекультурном сознании черта этого олимпийца. И хотя архетип музыканта в структуре образа Крысолова обычно соотносят с дионисийскими контекстами поэмы М. Цветаевой, следует сказать, что аполлонический первообраз здесь актуализирован не в меньшей мере. Даже знаковая по своим функциям флейта Крысолова не является атрибутом исключительно дионисийским по происхождению. Несмотря на то, что в мифах мы чаще встречаем Аполлона с кифарой или лирой, «коекакие источники говорят и об его любви к флейте, вспомним хотя бы миф об Аполлоне и Марсии» [Там же]. Подобная неоднозначность обнаруживается и в акватической символике «Крысолова», которую большинство исследователей традиционно соотносят с доминантой дионисийских стихий в поэме. Однако «власть Аполлона простирается на море и сушу… Аполлон как морское божество был очень популярен в Греции под именем Дельфиния» [Там же, с. 295]. Характерно, что само рождение бога миф связывает именно со стихией воды, он родился на плавучем острове Астерия, поскольку Гера запретила его матери Лето ступать на твердую землю. Связан Аполлон в древней мифологии и с темой детей, причем связь эта носит явно амбивалентный характер, что также коррелирует с сюжетно-смысловой парадигмой поэмы М. Цветаевой. С одной стороны, вместе с Артемидой он губитель детей Ниобы, с другой - «Аполлон, которому в классическое время не приписывались воспитательные функции, в архаические времена обладал ими в полной мере» [Там же, с. 290]. А.Ф. Лосев приводит ряд примеров (из Гомера, Гесиода и др.), в которых Аполлон представлен водителем и воспитателем детей, что с удивительной точностью реинкарнируется в художественных контекстах «Крысолова», где герой явлен, как и в аполлонических мифах, водителем муз, мышей и детей одновременно.

Таким образом, мы рассмотрели семантически знаковые для Аполлона - Крысолова черты, в значительной мере определяющие образно-символический строй и сюжетную логику поэмы Цветаевой. Мифологема Аполлона, несомненно, здесь актуализирована не менее, чем мифологема Диониса; более того, анализ текста произведения позволяет говорить об амбивалентном единстве этих образов, характерном и для культурологического их восприятия в целом.

Список источников

апполон крысолов цветаева мифология

1. Божкова Г.Н., Шабалина Н.Н. Лицо и маска в лирике М.И. Цветаевой // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014. №5 (35): в 2-х ч. Ч. 2. C. 34-36.

2. Волошин М.А. Аполлон и мышь // Волошин М.А. Лики творчества. Л.: Наука, 1988. С. 96-112.

3. Кудрова И.В. Загадка злодеяния и чистого сердца // Марина Цветаева. Статьи и тексты // Wiener slawistischer almanach / ред. Л.А. Мнухин. Wien: Verlag Otto Sagner Mьnchen - Berlin - Washington D.C., 1992. Sonderband 32. С. 201-217.

4. Лосев А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М.: Учпедгиз, 1957. 620 с.

5. Назиров Р.Г. Крысолов из Гаммельна // Назиров Р.Г. Международные литературные сюжеты и типы: словарьсправочник. Уфа: РИЦ БашГУ, 2012. С. 90-91.

6. Осипова Н.О. Поэмы М. Цветаевой 1920-х годов: проблема художественного мифологизма. Киров: ВГПУ, 1997. 101 с.

7. Подлубнова Ю.С. Метажанры в русской литературе 1920 - начала 1940-х годов (коммунистическая агиография и «европейская» сказка-аллегория): дисс. … к. филол. н. Екатеринбург, 2005. 218 с.

8. Рамазанова З.Б. Сатирические и лирические герои поэмы Марины Цветаевой «Крысолов»: автореф. дисс. … к. филол. н. Махачкала, 2006. 22 с.

9. Суни Т. Тройная интерпретация главного героя поэмы «Крысолов» М. Цветаевой // Ученые записки Тартуского университета. Тарту: Тартуский ун-т, 1990. Вып. 897. С. 140-151.

10. Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7-ми т. / сост., подгот. текста и коммент. А. Саакянц и Л. Мнухина. М.: Терра; Кн. лавка - РТР, 1997.

Размещено на Allbest.ru