Интертекстуальность как способ воплощения художественной концепции личности в повести Д. Ермакова "Дела земные"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Интертекстуальность как способ воплощения художественной концепции личности в повести Д. Ермакова «Дела земные»

Использование цитат, аллюзий, готовых фрагментов (литературных и историко-культурных) в тексте «составляет часть русской литературной традиции» [7, с. 22]. К этой традиции активно обращается автор повести «Дела земные».

Интертекстуальность (цитация и аллюзии) в краткой повести (авторское определение жанра) Д. А. Ермакова - прием, который реализуется практически во всех главах путем использования значимых для воплощения авторской художественной концепции личности цитат, а также прямых и скрытых в подтексте отсылок к известным произведениям. На наш взгляд, одно из лучших определений термина «интертекстуальность» дал И. П. Смирнов: «Смысл художественного произведения частично или полностью формулируется посредством ссылки на иной текст…» [12, с. 11].

На современном этапе развития литературы использование интертекстуальности имеет две наиболее типичные разновидности. Определим их как «классическая» и «постмодернистская». Так, в романе «Отцы и дети» мы находим классическое употребление интертекстуальности в связи с упоминанием в тексте произведений А. С. Пушкина. Творчество великого русского поэта и отношение героев к его личности и к его художественному наследию становятся в тургеневском повествовании индикатором для определения духовной сущности персонажей и обозначения важнейших координат художественного мира романа «Отцы и дети» [9]. Такое использование приема характерно для всей русской классической литературы XIX столетия, а также прозаиков, продолживших традиции отечественной классики в ХХ и XXI вв.

Постмодернистское понимание интертекстуальности представляет текст как «бесконечное поле для игры письма», это явление «размывает границы текста», поскольку «всякий текст является реакцией на предшествующие тексты» [8, с. 308]. В постмодернизме интертекстуальность способствует возникновению бесконечной множественности прочтений. И чем их больше, тем лучше для составителя (скриптора) текста. «Текст порождает собственные смыслы» [11, с. 58], а благодаря интертекстуальности наполняется множеством культурных кодов и художественных значений. В тексте «живет эхо интертекстуальности» [Там же]. Отсюда размытость смыслов, интеллектуальная перегруженность, бесконечная символизация цитат практически у всех писателей, прибегающих к этому приему, а особенно при использовании принципа центона. Таким образом, использование создателем произведения постмодернизма интертекста, во-первых, проявляет множественность пониманий цитат и аллюзий, во-вторых, нагромождение цитат используется для создания центона, в-третьих, смысл цитируемого фрагмента, как правило, «нарочито упрощается и извращается» [Там же, с. 161].

Д. Ермаков, используя этот прием, опирается на традиции русской классики, игнорируя постмодернистские способы его актуализации. Важная сторона использования интертекстуальности в повести «Дела земные» - ее литературоведческая и литературоцентрическая ориентированность, нацеленность упоминаний и цитаций конкретных произведений (и их авторов) на связь с литературными и литературоведческими размышлениями героев повести.

Весь текст краткой повести насыщен и упоминаниями о творчестве русских писателей (А. Пушкин, Л. Толстой, А. Чехов, С. Есенин, М. Шолохов, А. Яшин, Н. Рубцов, С. Чухин, В. Белов, В. Шукшин), и цитатами конкретных произведений этих авторов. Такая насыщенность объясняется тематикой произведения - изображение событий международного научного симпозиума, связанного с изучением литературы.

Функционально цитирование, реминисценции и аллюзии используются в повести «Дела земные» поразному. Выделим два ключевых аспекта.

Во-первых, расширение эмоционального фона повествования, углубление психологизма при создании образа-персонажа. В первой главе размышления Егорова связываются со строчками, которые ему вспомнились: «Пришли на память милые грехи: придешь полураздетая, босая…» [5, с. 9]. Скорее всего, эти строчки принадлежат С. Чухину, с творчеством которого связан доклад Егорова на симпозиуме в Финляндии. Воспоминания героя о жене одновременно и тревожные, и теплые. Если во время отъезда он «жил не то чтобы сам по себе, но меньше обращал на нее внимания, и ее, кажется, это устраивало» [Там же], то воспоминания о былом - более светлые: «Но ведь любил он ее когда-то» [Там же]. Эти воспоминания и сопровождаются приведенной выше стихотворной цитатой. Она с помощью эпитета «милые», субстантивированных прилагательных «полураздетая, босая» воссоздает настроение лада, душевной близости. И соответствует цитате следующая за ней фраза из размышлений героя: «Да, любил» [Там же].

Для воссоздания психологической характеристики жены Егорова, Галины, выбрано стихотворение, которое она наугад открывает в книге стихотворений Чухна: «От мужика ушла жена - встречаются молодки…» [Там же, с. 17]. Цитата приведена после того, как Галина изменила мужу, духовно «ушла» от Егорова. Но перед тем, как встретилась с подругой Мариной. Использованная строчка стихотворения Чухина - констатация внутреннего «ухода», отдаления от мужа, а в общем контексте произведения - отдаления от традиционных ценностей. Развивает эту тему цитата из интернет-сонника с явным психологическим подтекстом: «Собирать грибы - беременность» [Там же, с. 18]. Комментарий героини к прочитанному («Ну что за глупости…» [Там же]) проявляет еще одну важную черту Галины - сосредоточенность на карьере, нежелание стать матерью.

Психотип образа Марины, подруги Галины, также создан автором с привлечением цитаты в виде пословицы: «Муж мужем, а любовник нужен» [Там же, с. 19]. Гедонизм, наслаждение жизнью - вот что определяет поведение этого персонажа.

Во-вторых, обрисовка мировоззренческих, в том числе историко-литературных взглядов персонажа - важная составляющая отображения идейной доктрины произведения, выражаемая часто при помощи цитирования или аллюзий.

В повести есть внесюжетное повествовательное включение, названное автором «Из рабочей тетради Алексея Егорова». Это литературно-критические заметки, являющиеся одновременно и небольшим лирическим монологом героя, наполненные реминисценциями. В нем прослежена эволюция восприятия России в творчестве отечественных писателей. В понимании Егорова, в пушкинском стихотворении - «Клеветникам России» - Русь величественная; у Есенина - «Русь уходящая», в творчестве Рубцова «Россия увидела себя бездомную, сиротскую, терзаемую на грани “меж городом и селом”, Россию, в которой человек живет “вблизи пустого храма”» [Там же, с. 20]. Последняя часть фразы - цитата из стихотворения Н. М. Рубцова «Вологодский пейзаж». Общая концепция осмысления русской жизни в ее связи с литературой апокалиптична: после эпохи Пушкина Россия слабеет, в ней идет процесс расподобления человека, наступает время «победившего Хама» [Там же, с. 21], исчезает «страх Божий» в людях. В эту идейную систему укладываются еще два упомянутых здесь же литературных текста. Первый - стихотворение Н. М. Рубцова «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…», цитата из которого, помещенная в повести Ермакова, выражает поэтическое предчувствие приближающейся катастрофы: «Боюсь, что над нами не будет таинственной силы…» [Там же, с. 20]. Второй - документально-публицистическое повествование В. М. Шукшина «Кляуза», заканчивающееся вопросом ко всем читателям о критичном состоянии нравственности общества: «Что с нами происходит?» [Там же]. Тема хамства, захватившего все сферы жизни общества, волнует героя Д. А. Ермакова. Хамство, по утверждению Алексея Егорова, «убило Рубцова и Чухина».

В стихотворении С. Чухина, процитированном в заметках рабочей тетради Алексея Егорова полностью, выражено отвержение лирическим героем распространившегося хамства, его стремление выйти из порочного круга внешней, суетной жизни человека, идеал счастья которой представляется только «в багетах золотых» [Там же, с. 21]. В стихотворении «Ах, эта жизнь! Гори она огнем!», написанном как послание и обращение к другу, предлагается уйти от низменных идеалов «куда-нибудь в деревню, недалече», чтобы «передохнуть» от ханжей (ведь они «делают при встрече» умные лица и «облепили слово ржавью лжи» [Там же]), от «холодного жулья», которое «подбирает разные отмычки к моей душе, чтобы взломать ее» [Там же, с. 22]. Противопоставление хамства - сочувствию, холодного равнодушия - теплоте человеческого общения, бездуховности значительной части городского общества - целеустремленной работе в русской деревне и литературной классической традиции, которую вслед за Пушкиным и Есениным развивали Рубцов и Чухин. И цитация в художественной реализации духовной сущности позиции Егорова играет в тексте ключевую роль. Первая строчка названного выше стихотворения С. Чухина привлекается в тексте еще раз в другой обстановке, только уже не в качестве цитаты, а как собственные слова героя, заставляющие вспомнить и о стихотворении. Это происходит в тот момент, когда Егоров, выпивая в компании с финским писателем Арви (некогда жившим в России и эмигрировавшим), решает пуститься во все тяжкие, предлагая новой знакомой Марии пойти к нему в номер. Слова «Ах, эта жизнь! Гори она огнем!» [Там же, с. 37] теперь воспринимаются как желание Егорова забыться и отрешиться от сложных жизненных перипетий и проблем, поскольку перед этим речь заходит о том, что у Егорова и Марии есть знакомые, пострадавшие в России и Финляндии от советско-финской войны. А сразу вслед за этим герой просит Арви взять еще «шнапса».

Еще одна литературная концепция представлена в докладе Олега Лосева на симпозиуме в Хельсинки. Она также выражена во многом с помощью интертекстуальных приемов. В выступлении проявлена его концепция смены доминирующих литературных слоев русского общества (XIX век - дворянство, XX век - крестьянство: «дворянская культура передает первенство культуре крестьянской»). Лосевым выражена также мысль о мессианстве русской культуры и цивилизации: «И как бы ни страшна была нынешняя русская жизнь, мы, русские, должны помнить, что весь мир, по-прежнему, с надеждой смотрит на нас. И чтобы оправдать эту мировую надежду, мы, нынешние русские, должны смело всматриваться и вмешиваться в самые страшные проблемы нашей жизни» [Там же, с. 30].

Третий отрезок ткани повести, содержащий цитаты произведений, - выступление Алексея Егорова.

Обращение к цитате из стихотворения С. Чухина «Чтоб целый мир обнять души не хватит. А между тем ее должно хватить» [Там же, с. 31]. Во-первых, эта цитата содержательно соотносится с приведенным в выступлении Олега Лосева стихотворением Алексея Ганина «Красный час». В нем лирический герой «обнимает душой» весь окружающий его мир русской северной природы, рисуя гармонию ее красок и состояний на закате.

Во-вторых, ощутима связь строчек С. Чухина со строчками из тютчевского стихотворения «Silentium!»: «Есть целый мир в душе твоей / Таинственно-волшебных дум…». Мысль лирического героя Чухина о том, что души «должно хватить» обнять «целый мир», связана с размышлением Тютчева о наличии в душе мира, как бы вытекает из него. Именно поэтому-то ее и должно хватить, что «целый мир», как обозначил Тютчев, уже есть «в душе».

Скрытая отсылка к стихотворениям Ф. И. Тютчева есть в словах Олега Лосева, вспоминающего отрывок из стихотворения С. Чухина: «Друзей потянет кочевать, а ты у осени попросишь бумаги лист, оконца просинь, да деревянную кровать. Листва засыплет водоём, пройдёт хорошая погода, уйдёт последняя подвода, и день потянется за днём. Настроив душу на добро, на чистоту лесной берёсты, понять природу так же просто, как птице обронить перо…» [Там же, с. 40].

Понимание природы обусловлено «настроенностью» души на добро. Выражение С. Чухина «понять природу» «ведет» нас к тютчевскому стихотворению «Не то, что мните вы, природа…», в котором лирический герой размышляет о непонимании природы людьми с темными, холодными душами, не способными сочувствовать:

Лучи к ним в душу не сходили,

Весна в груди их не цвела, При них леса не говорили

И ночь в звездах нема была!

Очевидна перекличка стихотворных строк С. Чухина с написанными Ф. Тютчевым. Русский поэт XIX века говорит о трагедии непонимания природы, а лирик ХХ века показывает путь преодоления непонимания: это возможно сделать, «настроив душу на добро». Этот путь и проходят центральные персонажи. Настроенность на добро - основное условие бытия главных героев Алексея Егорова, Олега Лосева, Аннели Малинен. Их настроенность на любовь к русской литературе и России и есть настроенность на добро. Из нее вырастает и их взаимное духовное понимание-притяжение.

Еще раз отсылка к стихам Ф. И. Тютчева обнаруживается в цитате из стихотворения С. Чухина «О милая! Наш миг неповторим…». Для лирического героя этого произведения из наугад раскрытого Аннели Малинен сборника любовь и близость - это миг, сон, а все остальное бытие - разлука. Поэтому поэт говорит: надо жить разлукой. Тема предназначения расставания, реализованная в символической метафоре «живи разлукой», осмыслена в стихотворении философски. Расставание нужно, поскольку оно дает почувствовать, как «неповторимо все», как все ценно:

И ночь любви дороже нам, когда

Живешь разлукой [Там же, с. 49].

«Наша ночь с ее волшебной мукой» - это у Чухина одновременно и «ночь любви», которая «пройдёт, растает, словно дым», то есть как сон. А чтобы пробуждение от растаявшей, «словно мука», ночи любви не было трагичным, лирический герой дает сочувственный совет возлюбленной - «живи разлукой» [Там же].

О значимости расставания и его предназначении до Чухина писал Ф. Тютчев. В стихотворении «В разлуке есть высокое значенье…» лирический герой осознает кратковременность любви, ее сходство со сном, за которым неизбежно пробужденье. Именно это и придает «высокое значенье» разлуке:

В разлуке есть высокое значенье:

Как ни люби, хоть день один, хоть век,

Любовь есть сон, а сон - одно мгновенье,

И рано ль, поздно ль пробужденье, А должен наконец проснуться человек…

Мотив встреч и разлук - важнейший для каждого из ведущих персонажей произведения (Алексея Егорова и его жены Галины, Олега Лосева, Аннели Малинен, финки Марии) - наиболее остро заявлен с помощью цитированного нами стихотворения С. Чухина.

Таким образом, стихотворения С. Чухина, которые процитированы в произведении, соединяют повествовательную ткань произведения с тютчевской поэтической философией, а шире - со смыслами, укоренившимися в русской литературной традиции еще в XIX веке.

В повествовательной ткани произведения ощутима интертекстуальная перекличка реплик и мироощущений героев. С помощью этого приема автор отобразил внутреннее духовное единение близких ему персонажей: Алексея Егорова и Олега Лосева. Так, Егоров в записях о Чухине выражает эсхатологическую концепцию движения времени, осознанную им как проблема нарастающего хамства и нравственной деградации в обществе [Там же, с. 20-21], а Лосев говорит о том же, называя процесс нравственного распада, особо усилившийся с начала ХХ века, - «расчеловечивание» [Там же, с. 27]. Лосев, размышляя о русской крестьянской культуре и о Ганине, провозглашает мессианскую для отечественной литературы необходимость сохранять культурный потенциал и не бояться вмешиваться в ход жизни, чтобы донести другим поколениям свет русской культуры [Там же, с. 30]. Алексей Егоров выступил на симпозиуме с докладом о творчестве Сергея Чухина, процитировал его стихотворение: «Чтоб целый мир обнять, души не хватит. А, между тем, ее должно хватить» [Там же, с. 31]. Эта вложенная в уста персонажа фраза о том, что «масштаб всей Русской Литературы» - всемирный [Там же], тождественна тезису Олега Лосева о долге русского писателя «помнить, что весь мир, по-прежнему, с надеждой смотрит на нас» [Там же, с. 30]. Демонстрируя духовную близость идеалов названных персонажей, автор символически ведет их обоих по улицам Хельсинки одинаковым путем - к храму: «И совершенно естественно, будто туда и стремились с самого начала, двинули они в сторону златокупольного храма» [Там же, с. 55].

Интертекстуально направленность духовного вектора движения персонажей в сторону Церкви и ее нравственных заветов выразилась в самой сердцевине произведения с помощью дважды использованной в выступлении Лосева аллюзии со словами «живая жизнь» (второй раз - «живая русская жизнь») [Там же, с. 29]. Сама по себе эта фраза употребляется во многих художественных и публицистических произведениях таких русских авторов XIX века, как Н. Языков, И Киреевский, К. Аксаков, В. Одоевский, А. Григорьев, Ф. Достоевский [6]. Окончательно смысл ее закрепился в произведениях Ф. Достоевского «Записки из подполья», «Подросток», причем ее понимание писатель сформулировал в «Дневнике писателя за 1876 год»: «Словом, идея о бессмертии - это сама жизнь, живая жизнь, ее окончательная формула и главный источник истины и правильного сознания для человечества» [1, с. 49-50]. Аллюзивное использование выражения «живая жизнь» в повести Д. Ермакова свидетельствует о православно-христианском (в контексте цитаты из «Дневника писателя») наполнении изображения персонажа и действительности в целом, а также о связи размышлений героя со славянофильской и почвеннической философско-публицистической мыслью.

Помимо упоминания о крестьянских поэтах первой половины ХХ века (А. Ганин, С. Есенин), представителях «тихой лирики» (Н. Рубцов, С. Чухин), в повести есть интертекстуальное представление произведений авторов так называемой «деревенской» прозы - В. Шукшина и В. Белова.

Имя Василия Шукшина упоминает финка Аннели Малинен - наиболее близкий к русской литературе персонаж: «Я училась в Советском Союзе. В Ленинграде. Диплом писала по Шукшину» [5, с. 34]. И похожий на шукшинский, драматичный и шутливый художественно-документальный сюжет автор вкладывает в уста своей героини: «Работала потом экскурсоводом с советскими туристами. Однажды была группа работников мясной промышленности. Водила их на мясоперерабатывающий комбинат. Я сама там впервые была. Весь путь - от поросёночка до… до того, что из него сделали прошли. И вот вышли во двор комбината, а троих нет. У меня сердце в пятки ушло. - Она говорила так, будто вот прямо сейчас переживает те самые события, даже появился заметный акцент. - Чего только не представила. Там же такие машины с ножами, крючья… Пошли искать… А они у одной такой машины стоят, рты разинув… Да, напугалась тогда…» [Там же]. Наивный рассказ Аннели по интонации напоминает монологи простоватых шукшинских героев-чудиков, а по сюжетному движению действия - небольшой рассказ В. Шукшина «Бык», вошедший в цикл «Из детских лет Ивана Попова». В этом рассказе подросток работал водовозом на запряженной упрямым быком повозке. Затем бык пропал, и Иван отправился на его поиски, нашел в просе [13, с. 728-730]. И хотя ситуация в шукшинском рассказе совсем не юмористическая, в повествованиях присутствует общее сходство нарративов. Именно Аннели Малинен показана в повести как действительно понимающий, любящий русскую литературу человек: она получила выговор от своего руководителя, директора института, за то, что в Хельсинки на форуме было мало финно-угорских авторов, а вместо них «какой-то Чухин, какой-то Ганин, Егоров, Лосев» [5, с. 46].

О творчестве В. Белова в повести Д. Ермакова как бы случайно упоминается дважды. И оба раза в связи с финским писателем Арви, которому не дают покоя успехи русского писателя. Подвыпив, Арви говорит: «Я роман написал о коллективизации в Карелии… <…> Я ещё и вашего Белова перепишу» [Там же, с. 37]. Двойной смысл слова «перепишу», то есть, «переплюну», сделаю не хуже и перепишу от руки, обыгрывает Егоров, снижая самолюбивый пафос карело-финна вопросом: «От руки, что ли?» [Там же]. Среди воспоминаний Д. Ермакова есть написанные в 2014 г. «Встречи с Беловым» [4]. Нет сомнения, что автор повести «Дела земные» свято чтит память великого земляка, преклоняется перед его творчеством и стремится продолжить традиции Василия Белова. На наш взгляд, не только возникновение в произведении фамилии любимого вологодцами писателя соединяет повествование Д. Ермакова с творчеством Василия Ивановича Белова. При сопоставлении повести «Дела земные» с романом «Все впереди» можно выявить определенные параллели в этих произведениях.

Во-первых, сюжетно роднит произведения рассказ о поездке заграницу, ставшей испытанием на духовную прочность для центральных героев. В романе Любовь Медведева с группой едет в туристическую поездку по Франции, а ее муж остается в Москве. В повести - наоборот, Егоров отправляется в поездку в Финляндию, а жена остается в Вологде.

Во-вторых, проблемно-тематически они связаны изображением драматически сложных, поставленных на грань разрыва семейных взаимоотношений, которые переживают главные герои - Дмитрий Медведев («Все впереди») и Алексей Егоров («Дела земные»). В обоих произведениях присутствует тема измены или допущения ее возможности. Так, в романе Иванов, будучи за границей, стал невольным свидетелем сцены в отеле между Любовью Медведевой и Михаилом Бришем, одним из участников туристической поездки, что заставило его думать об измене Любы. Однако в романе до конца остается не ясным, изменила она или нет. В повести Д. Ермакова жена Егорова Галина изменяет ему с коллегой по работе. Проблемы семейных взаимоотношений, их чистоты, подлинной любви, испытаний на духовною прочность, раскаяния, понимания настоящих ценностей роднят роман В. Белова и повесть Д. Ермакова.

Роднит эти произведения и стремление главных героев разобраться в себе, обрести твёрдую почву под ногами. Медведев из романа В. Белова после тюрьмы обретает веру в Бога, становится православным. Эта же ценностная основа сближает Егорова и Лосева из повести Д. Ермакова. Несмотря на различные приключения, их неизбежно влечет, как мы уже говорили, к православному храму.

В персонажной системе обоих произведений можно выделить героев-разрушителей и эгоистов, живущих вне русской национальной традиции: у Белова - Михаил Бриш, соблазнявший жену Медведева, и журналист Аркадий, у Ермакова - Михайлов, коллега Галины, соблазнивший ее, а также Виталий Закрутко и поэтесса Элла Сидорова.

Символом чистоты, душевного искреннего порыва, света и любви в повести Белова становится «Баркарола» великого русского композитора П. И. Чайковского. В произведении Д. Ермакова таким возвышенным, идеальным смыслом наделена вся русская литература - от А. С. Пушкина и С. А. Есенина до В. И. Белова и В. Г. Распутина.

Еще один вид аллюзий, использованный в повести, - создание метатекста с помощью объединения ряда произведений сквозным героем с конкретными приметами судьбы. При этом упоминание об одинаковых этапах жизни персонажа становится разновидностью аллюзивности, «сшивающей» текст произведения с другими текстами и создающей метатекст. Так, работа на мясокомбинате центрального персонажа в сборнике «Дела земные» упоминается еще в повести «Серьезное дело», где герой Сергей Труфанов, бросивший любимое дело в музее, работает на мясокомбинате. В данном случае мы имеем дело с автобиографизмом, поскольку это несколько измененные факты биографии Ермакова: после ухода с тренерской работы он пробует себя в журналистике, писательстве. Но закрепиться там «ему удалось не сразу: на несколько лет пришлось уйти “на заработки” на мясокомбинат» [10, с. 897].

Значимая автобиографическая и аллюзивная черта произведения - использование Д. Ермаковым размышлений героев в последующих собственных литературно-критических статьях, заметках, эссе о А. Ганине и С. Чухине. Повесть «Дела земные» написана в 2007 г., а в 2010 и 2016 гг., соответственно, появляются статьи Д. Ермакова о Чухине [2] и Ганине [3], в которых ощутима идейная близость автора высказываниям персонажей произведения: Алексея Егорова о Чухине и Олега Лосева о Ганине. Подобная «последующая» интертекстуальность позволяет говорит о том, что автор вкладывает в уста этих героев сокровенные мысли, впоследствии публицистически развитые им в статьях.

Подводя итог, отметим, что Д. Ермаков в краткой повести «Дела земные» использует разнообразные средства для создания интертекстуальности. Во-первых, цитирование, реминисценции и аллюзии в повести функционально используются для расширения эмоционального фона повествования, углубления психологизма при создании образов-персонажей и обрисовке их мировоззренческих позиций, в том числе историколитературных взглядов, тесно связанных с идейной доктриной произведения. Во-вторых, привлечение интертекстуальной переклички реплик и мироощущений Алексея Егорова и Олега Лосева, репрезентированной с опорой на цитацию стихотворений С. Чухина. В-третьих, применение общего сюжетного сходства истории из жизни Аннели Малинен и рассказа В. М. Шукшина. В-четвертых, создание проблемнотематической и композиционной (на уровне системы образов) соотнесенности повести «Дела земные» с романом В. Белова «Все впереди». В-пятых, формирование автором метатекста с помощью объединения ряда произведений автобиографическим сквозным героем с конкретными приметами судьбы (Алексей Егоров из повести «Дела земные» и Сергей Труфанов из повести «Серьезное дело»). И наконец, использование размышлений героев повести «Дела земные» для создания последующих собственных литературнокритических статей, заметок, эссе об А. Ганине и С. Чухине.

Эти средства актуализируют корреляцию текста повести Д. Ермакова с русской литературой, являются способами расширения и обогащения содержания произведения, его введения в контекст традиционной отечественной литературы XIX-XX вв.

Список источников

интертекстуальность ермаков словесность повесть

1. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: в 30-ти т. Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1982. Т. 24. Дневник писателя за 1876 год: Ноябрь-декабрь: Публицистика и письма. 520 с.

2. Ермаков Д. А. «Настроив душу на добро...» [Электронный ресурс]. URL: http://ruskline.ru/analitika/2010/12/08/ nastroiv_dushu_na_dobro (дата обращения: 27.01.2018).

3. Ермаков Д. А. Вспомним Алексея Ганина [Электронный ресурс]. URL: http://lgz.ru/blog/Literaturnij_mayak/vspomnimalekseya-ganina/ (дата обращения: 27.01.2018).

4. Ермаков Д. А. Встречи с Беловым [Электронный ресурс]. URL: http://rospisatel.ru/ermakov-belov.htm (дата обращения: 27.01.2018).

5. Ермаков Д. А. Дела земные. Вологда: Новая идея, 2014. 392 с.

6. Кунильский А. Е. О возникновении концепта «живая жизнь» у Достоевского // Вестник Новгородского государственного университета. 2007. № 44. С. 72-75.

7. Левин Ю. И. Комментарий к поэме «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева / предисл. Х. Пфандля. М.: Мартис,

1996. 95 с.

8. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина; Институт научной информации по общественным наукам РАН. М.: НПК «Интелвак», 2001. 1600 стлб.

9. Перетягина А. В. Пушкинские мотивы в романе И. С. Тургенева «Отцы и дети» (к 190-летию со дня рождения И. С. Тургенева) // Вестник КГУ им. Н. А. Некрасова. 2008. № 4. С. 206-210.

10. Пешков В. Места хватит // Премьер. 2014. № 51.

11. Скоропанова И. С. Русская постмодернистская литература: учебное пособие. М.: Флинта: Наука, 2002. 608 с.

12. Смирнов И. П. Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б. Л. Пастернака). СПб.: Языковой центр, 1995. 192 с.

13. Шукшин В. М. Калина красная: Киноповести. Рассказы. М.: ЭКСМО-Пресс, 1998. 768 с.

Размещено на Allbest.ru