Размещено на http://www.allbest.ru/

Ташкентский государственный педагогический университет им. Низами

Кафедра немецкого языка и методики его преподавания

Символ и образ в трагедии Гете «Фауст»

Атаев Шукур-Али Аюб-Алиевич sherzod_@bk.ru

УДК 82.081

Адрес статьи: www.gramota.net/materials/2/2010/3/8.html

Источник Филологические науки. Вопросы теории и практики

Тамбов: Грамота, 2010. № 3 (7). C. 32-35. ISSN 1997-2911

Адрес журнала: www.gramota.net/editions/2.html

Содержание данного номера журнала: www.gramota.net/materials/2/2010/3/

Узбекистан

Аннотации

В статье рассматриваются национально-культурные особенности символа и его взаимоотношение с образом и образными средствами, такими как метафора. При выявлении схожих и отличительных свойств исследуемого термина с этими средствами были изучены научные работы ведущих зарубежных лингвистов. При анализе использованы примеры из трагедии Гёте «Фауст».

Ключевые слова и фразы: перевод; оригинал; сравнительная стилистика; сравнительная типология; литературоведение; литературные связи; образные средства; символ; метафора; образ; эквивалентный перевод; национальный колорит.

SYMBOL AND IMAGE IN GOETHE'S TRAGEDY “FAUST”

Shukur-Ali Ayub-Alievich Ataev

Department of the German Language and Language Teaching Methods Tashkent State Pedagogical University, Uzbekistan sherzod_@bk.ru

The national-cultural peculiarities of symbol and its interrelation with image and image means such as metaphor are considered in the article. The scientific works of the leading foreign linguists were studied while finding the similar and distinctive behavior of the term “symbol” with these image means. The examples from Goethe's tragedy “Faust” were used for the analysis.

Key words and phrases: translation; original; comparative stylistics; comparative typology; study of literature; literature connections; image means; symbol; metaphor; image; equivalent translation; national colour.

Связь языка с мышлением, выполняя коммуникативную и когнитивную функцию, служит тем кодом, которым пользуется человек, чтобы обозначить предметы, образы, явления или идеи, с которыми он сталкивается в окружающем его «символическом универсуме культуры» [12, с. 78]. Используя разнообразные репрезентативные средства в общении, язык, с одной стороны, «лишь символизирует», т.е. назывные слова являются символами предметов [2, с. 137], т.е. вещей. При этом Карлом Бюлером подчеркивается, что выражение и репрезентация реалий суть разные структуры. Но, с другой стороны, «символ вещи есть ее отражение в сознании и мышлении, хотя и не всякое отражение есть обязательно символ» [8, с. 37]. Следовательно, символ вещи есть отражение вещи. Зная название какой-либо вещи, мы получаем представление о ее роли и функциях.

Слово - это результат вербализации людьми окружающей их внеязыковой действительности, «эстетически оформленная и художественно локализованная единица речи в составе поэтического произведения» [4, с. 373-374]. Это и «лексема, привязанная к определенным группам словесных ассоциаций, среди которых она узнается как воплощение единого смысла» [Там же, с. 372]. Его составляющая выявляется в процессе осмысления, классификации и оценки явлений окружающего мира. Созданию слова всегда предшествует долгий опыт осмысления действительности и классифицирующая работа человеческого ума. Психологические ассоциации, лежащие в основе номинирования реалии, по своей природе разнообразны, а часто и случайны. Вследствие этого их реализация не поддается строгому языковому программированию. Это означает, что не язык «образует мысль», но мысль ведет за собой язык [3, с. 25].

Основной особенностью поэтического текста является своеобразное подразумевание контекста, но не за словом, как знаком его, а за значением данного слова [5, с. 127-128]. Это значит, что слово, будучи языковым знаком с заданной совокупностью значений в поэтическом контексте, выполняет иную функцию, несвойственную в прагматическом контексте, становится репрезентантом смысла, идеи, образа и может при сохранении семантического механизма обрастать новыми ассоциациями, вызванными эстетическим восприятием автора. Если слово-метафора фокусирует наше внимание на характеризуемый предмет и нацелена на изобразительную яркость, становясь эстетически самоцелью, то слово-символ в отличие от тропа с искусственно подобранным образом превращает соотносимые объекты и в «фокус», и в «референт», и в символизируемое, и в символизирующее, высвечивая тем самым некое общее для сопрягаемых явлений. Будучи в поэтическом контексте символом, слово привязано к символу, обозначает общую мысль, общее суждение. Следовательно, образ и значение в поэтическом контексте выступают как означающее и означаемое, взаимоотношение служит обозначением, поднимаясь в концептосфере и до уровня символа, и приобретая тем самым более отвлеченный, сложный и глубокий смысл, т.е. символ обогащается новыми смысловыми ассоциациями и характеризуется надындивидуальной заданностью восприятия и настоятельно требует воображения и интуиции для проникновения в него. Иерархия значений внутри символа всегда детерминирована данной национально-культурной системой, поэтому глубинная система символа, составляющая каркас любого художественного произведения, требует от переводчика помимо сохранения всех метафорических нюансов, авторских образов и конкретной цепи ассоциации в двух культурах:

Wie seltsam glimmert durch die Grьnde Ein morgenrцtlich trьber Schein (Faust)!

Переводчику Н. Холодковскому удалось сохранить особенности оригинала, чтобы русский читатель мог адекватно воспринять эмоциональную тональность текста и динамику проецирования образа света (glimmert - мерцает) с немецким читателем: Как странно мутный свет мерцает Внизу румяною зарей!

Немецкий образ Ein morgenrцtlich trьber Schein в русском переводе приобретает национальнокультурную окраску - румяная заря. Культурная детерминированность символа выражена и в сохранении семантического ядра символа. Грамматически одинаково построенная конструкция усиливает близость восприятия. Тем самым переводчику удалось сохранить единство знаковости и образности. Но идея или образ усматривается в символе и через символ, при полном слиянии идеи и символа. Так, символ «свет» - Licht, Schein - в гетевском учении имеет особый смысл и отождествляется с естественным и сверхъестественным явлением мироздания, и представляет собой материальное воплощение смысловых первоначал, и служит обязательным фоном для субъективно-психологического восприятия мира.

Данный пример демонстрирует сущность символа как средства семиотической и одновременно образной организации текста, функция которого состоит в иносказании путем имплицитного переосмысления целого высказывания - строфы. Означаемое символа Schein значительно сложнее, шире и многограннее, чем то обычное содержание, которое закреплено за звукокомплексом Schein с прямым номинативным значением в системе немецкого языка. Entzьndet sich die Felsenwand! нельзя понимать в обычном лингвистическом смысле. Как символ и реальность свет пересекается с образами сияния - Schein и искр - Funken, олицетворяющих символ света и духа, неделимости их энергии, буйства и вечности.

Ввиду того что в символе сочетаются различные, часто противоположные аспекты представляемой им идеи (тезис и антитезис), различные уровни действительности (реальное и идеальное), то он постигается эмоциональным сопереживанием, интуицией, внутренним озарением; его интерпретация - часть интуитивного познания. Поэтому бесконечная множественность интерпретаций есть способ существования символа [7, с. 111]. Эксплицитные значения элементов символического высказывания всегда ассоциируются в процессе восприятия на базе эксплицитных значений в тексте и под влиянием мактоконтекста с конкретным образом и индивидуальными ассоциациями:

O daЯ dem Menschen nichts Vollkommnes wird,

Empfind ich nun! Du gabst zu dieser Wonne,

Die mich den Gцttern nah und nдher bringt,

Mit den Gefдhrten, den ich schon nicht mehr

Entbehren kann, wenn er gleich, kalt und frech, Mich vor mir selbst erniedrigt und zu nichts,

Mir einem Worthauch, deine Gaben wandelt.

Er facht in meiner Brust ein wildes Feuer Nach jenem schцnen Bild geschдftig an.

So tauml ich von Begierde zu GenuЯ,

Und im GenuЯ verschmacht ich nach Begierde (Faust).

Использование хиазма в конце строфы - So tauml ich von Begierde zu GenuЯ, Und im GenuЯ verschmacht ich nach Begierde - усиливает мотив внутренней борьбы со страстями, символизирующими человеческую натуру с ее неразрешимым напряжением между наслаждением и вожделением.

Значение символа обычно скрыто, но его ассоциативность и культурная детерминированность позволяют определить воплощенный в нем некий конкретный образ, который подразумевается, как один единственный, который скрыт в образе-символе, например, муза в образе тумана «хватает» (greift in die Streifen):

Der leichten Wolken und des Dufts umher;

Wie sie ihn faЯte, lieЯ er sich ergreifen, Er lieЯ sich ziehn, es war kein Nebel mehr.

Туман через свой метафорический фокус (иносказательность) выражает закономерность явлений природы, которая творит символическую реальность и в языковом аспекте придает характеризуемому предмету изобразительную яркость. Туман и муза, будучи поставлены в символическую связь, создают сходство между этими двумя явлениями. Таким образом, в символе оба соотносимых объекта одинаково являются и «фокусом» и «референтом», и символизируемым и символизирующим: «туман» в той же мере служит означающим для поэта, в какой поэт нуждается в музе. С одной стороны, символическое отношение есть отношение взаимообратимости. С другой стороны, символ как средство семиотической и одновременно образной организации текста художественного произведения - «это нечто, являющее собой то, что не есть он сам, большее его и, однако, существенно через него объявляющееся» [13, с. 494]. метафора фауст лингвист

Символы в трагедии И. В. Гете «Фауст», становясь субстратом поэтического преображения, являются смысловым эквивалентом беспокойства поэта (Der Nebel ist das sinnenhafte Дquivalent der Sorge ...) [14, S. 113]. Создавая поэтический образ, они становятся стержнем художественной системы произведения. Энергия его символов заключается в создании бесконечного множества значений. Так, между туманом и беспокойством поэта нет никакой «естественной» связи, но благодаря имплицитному контекстному приращению, т.е. метафорическому фокусу - туману, природному явлению, которому приписываются психологическое состояние человека, символ «туман» получает переосмысленное значение.

Таким образом, символ с точки зрения внутренней структуры близок к тропам, имеет иносказательно-метафорическую структуру, но символический смысл строится, в первую очередь, на деятельности воображения и интуиции. Символика Гете, сплетаясь в языке в органическую целостность, воплощает в композиционно-языковой иерархии его понимание природы, предметного мира, который воплощает тот или иной символический смысл. Перевод художественного произведения олицетворяет процесс межъязыковой и межкультурной коммуникации.

Список литературы

1. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. М.: Наука, 1988. 338 с.

2. Бюлер Карл. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М.: Прогресс, 2000. 502 с.

3. Васильева В. Ф. Языковая картина мира: миф и реальность (полемические заметки) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Филология. 2009. № 3. С. 22-31.

4. Виноградов В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М.: Наука, 1976. 511 с.

5. Губер А. Художественная форма. М.: Издательство ГАХН, 1927. 159 с.

6. Зинченко В. П. Проблема генезиса восприятия // Восприятие и действие. М., 1967. 390 с.

7. Лагутина И. Символическая реальность Гете. М.: Наследие, 2000. 277 с.

8. Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1976. 368 с.

9. Лукач Д. Своеобразие эстетического. М.: Прогресс, 1987. 574 с.

10. Потебня А. А. Слово и миф. М.: Правда, 1989. 622 с.

11. Тодоров Ц. Теории символа / пер. с фр. Б. Нарумова. М.: Дом интеллектуальной книги; Русское феноменологическое общество, 1998. 408 с.

12. Филиппова М. М. Взаимосвязь языка и мышления и изучение иностранного языка // Филологические науки. 2010. № 1. С. 78-86.

13. Флоренский П. А. Детям моим. Воспоминания прошлых дней. Генеалогические исследования. Из соловецких писем. М., 1992. 220 c.

14. Keller Werner. Goethes Dichterische Bildlichkeit. Eine Grundlegung. Berlin: Wilhelm Fink Verlag, 1972. 316 S.

Размещено на Allbest.ru