Размещено на http: //www. allbest. ru/

Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского

Гротеск как прием демифологизации реальности в "Пошехонских рассказах" М.Е. Салтыкова-Щедрина

Омельницкая Евгения Юрьевна

evg.omelnitskaya@yandex.ru

Аннотация

гротескный салтыков демифологизация реальность

УДК 821.161.1 Филологические науки

Статья посвящена проблеме демифологизации реальности в «Пошехонских рассказах» М. Е. СалтыковаЩедрина. Автор полагает, что гротескные мотивы и образы играют ведущую роль в создании традиционного для творчества писателя «деформированного» мира. Используя гротеск как прием демифологизации реальности, М. Е. Салтыков-Щедрин показывает постепенное разрушение базовых морально-этических ценностей человечества.

Ключевые слова и фразы: М. Е. Салтыков-Щедрин; «Пошехонские рассказы»; гротеск; гротескные мотивы и образы; демифологизация реальности; литературный прием.

Annotation

GROTESQUE AS A METHOD FOR DEMYTHOLOGIZATION OF THE REALITY IN “OLD YEARS IN POSHEKHONYE” BY M. Y. SALTYKOV-SHCHEDRIN

Omel'nitskaya Evgeniya Yur'evna

Yaroslavl State Pedagogical University named after K. D. Ushinsky evg.omelnitskaya@yandex.ru

The article is dedicated to the problem of demythologization of the reality in ЇOld Years in Poshekhonye by M. Y. Saltykov-

Shchedrin. The author believes that the grotesque motives and images play a key role in the creation of the traditional

for the writer`s creative activity Їdistorted world. Using grotesque as a method for demythologization of the reality M. Y. Saltykov-Shchedrin shows the gradual decay of the basic moral and ethical values of the mankind.

Key words and phrases: M. Y. Saltykov-Shchedrin; ЇOld Years in Poshekhonye; grotesque; grotesque motives and images; demythologization of the reality; literary device.

Цикл «Пошехонские рассказы» представляет собой яркий пример позднего творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина. Он впервые появился в «Отечественных записках» в 1883-1884 годах и стал своеобразным продолжением ранее заявленной в произведениях сатирика темы «Пошехонья». В каждом из 6 «вечеров», составляющих «Пошехонские рассказы», М. Е. Салтыков-Щедрин подвергает сатирическому переосмыслению отдельные аспекты социальной, культурной и политической жизни современной ему России. Используя различные литературные приемы, писатель стремится обнажить несовершенства окружающей действительности и понять причины столь быстрого разрушения духовно-нравственных ценностей, долгое время составлявших основу жизни русского народа.

В рамках статьи мы обратимся к одному из излюбленных литературных приемов сатирика - гротеску - и попытаемся показать как при помощи гротескных образов и мотивов М. Е. Салтыков-Щедрин добивается эффекта демифологизации художественной реальности.

Мы полагаем, что стремление проследить механизм использования гротеска для создания эффекта демифологизации, использовав в качестве литературного материала одно из поздних произведений сатирика - «Пошехонские рассказы», - позволит нам пролить свет на отдельные аспекты художественного мышления М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Достаточно распространенной среди щедриноведов является мысль о том, что в текстах М. Е. Салтыкова-Щедрина 1880-х гг. наблюдается постепенное разложение сложившейся системы смеховых образов [5, с. 102] и происходит переход к особому периоду творчества писателя, не связанному с доминированием сатирического пафоса [Там же]. Иными словами, в позднем творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина (исключая, конечно, «Сказки») сатирическое преображение действительности при помощи гротескных мотивов и образов, фантастических элементов, иносказаний уступает место фактографичности, публицистичности и бытописательству. Подобная точка зрения представляется нам справедливой лишь отчасти: в сугубо «реалистических» произведениях сатирика 1880-х гг. мы можем видеть сохранение гротескных элементов, характерных для более ранних периодов творчества писателя. Мы выделим несколько наиболее ярких гротескных мотивов и образов и постараемся определить, как с их помощью М. Е. Салтыков-Щедрин демифологизует современную ему действительность. Термин «демифологизация» был впервые введен немецким теологом Р. Бультманом и в его понимании обозначал раскрытие смысла Нового завета путем критического толкования «мифической картины мира», данной в Библии [7, с. 129]. Р. Бультман считал, что библейский миф якобы больше не соответствует современным представлениям человека, сформированным под воздействием естественнонаучной мысли [Там же]. Для того чтобы библейские сказания стали приемлемыми для человека, мыслящего в рамках научной картины мира, по мнению Р. Бультмана, следует переинтерпретировать их мифическое содержание [8]. Таким образом, в изначальном своем понимании термин «демифологизация» означал скорее применение некого «герменевтического метода», который нам поможет уловить евангельский смысл, независимый от мифических условий возникновения библейской литературы и доступный современному человеку [Там же].

Современные культурологи вкладывают в термин «демифологизация» более широкий смысл, понимая его как разоблачение мифов окружающей действительности. Демифологизация ставит своей целью освобождение массового сознания от мифологических представлений путем активизации воли к пониманию [2, с. 3], являясь, таким образом, процессом постепенного разоблачения укрепившихся в сознании человека мыслительных шаблонов. В литературе и искусстве демифологизация реальности представляет собой систему художественных приемов, направленных на формирование безиллюзорного мироощущения читателя [Там же].

«Безиллюзорность мироощущения» формируется у читателя произведений М. Е. Салтыкова-Щедрина в силу того, что своих работах сатирик десакрализует древние глубинные схемы, отпечатавшиеся в человеческом сознании и даже подсознании, подвергая профанации изначальные архетипические ситуации, лежащие в основе поведения индивида и хранящие в себе базовые духовно-нравственные ценности человечества.

Литературным приемом, помогающим сатирику достичь своей цели, является гротеск.

Гротеск - один из наиболее древних типов построения художественного образа, основанный на так называемом «сочетании несочетаемого». Так, исследователь творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина Д. П. Николаев говорит о том, что «с давних пор гротеск понимался как такой принцип изображения действительности, который предполагает структурное соединение воедино предметов, признаков, частей, принадлежащих к разным жизненным рядам, сочетание несочетаемого, совмещение несовместимого» [4, с. 11]. М. М. Бахтин связывает гротескный реализм с культурой средневековых карнавалов, в основе которых лежали принципы инверсии «верха» и «низа», профанации сакрального и амбивалентности [1]. Попробуем понять, как гротескные принципы изображения действительности «работают» в «Пошехонских рассказах» М. Е. Салтыкова-Щедрина.

Следует сказать, что в цикле «Пошехонские рассказы» мы сталкиваемся с почти карнавальной подменой сакрального пространства дома профанным пространством трактира («кабака»). Гротескная инверсия «домкабак» наиболее последовательно реализуется в поведении такого персонажа, как Павел Никитич Павлинский. Павлинский представляет собой сатирический вариант «вечного странника», «персонажа-без-дома», нигде подолгу не задерживающегося. Сокровенная мечта Павлинского - как можно быстрее покинуть родную страну (желательно - на самый долгий срок). Получаемые за свою работу в департаменте Раздач и Дивидендов средства этот герой тратит на ежегодные экскурсии за границу: «В конце июля он перекидывал через плечо дорожную сумку и садился в вагон (непременно 1-го класса), а в начале сентября тем же порядком вновь водворялся в департаменте. Пошатается несколько недель по Германии, наблюдет, как делают папиросные гильзы в Баден-Бадене, Эмсе, Гамбурге, и под конец недели на две непременно закатится в Париж» [6, с. 62]. При этом возвращение из заграничных путешествий в «родное» пространство мыслится Павлинскому неизбежной трагедией. Интересно отметить, что на протяжении всего произведения мы ни разу не видим героя в рамках его домашнего пространства; более того, у читателя последовательно складывается впечатление, что этот персонаж лишен дома в принципе, ибо этот вроде бы неизбежный пункт его маршрута в тексте как будто отсутствует: «Пообедал у Вефура, у Вуазена, у Бребана, у Маньи. побывал в ЇExcelsior, в ЇCafй des Ambassadeurs и зашел в ЇContributions indirectes посмотреть, как там Їнаше дело стоит. Наконец в один дождливый и темный вечер сел в вагон и прикатил в Петербург. Наутро - в департамент; обедать - в ЇГрачи» [Там же, с. 62-63]. Именно в трактире «Грачи» герой проводит большую часть своего свободного времени, тратя его на длительные обеды с товарищами, во время которых ведутся разговоры о преимуществах заграничного образа жизни и всерьез обсуждаются масштабные проекты превращения пятикопеечных гербовых марок в сорокакопеечные. Называя Париж столицей мира, а Швейцарию - страной полной свободы, Павлинский забывает о своих корнях, отрицая тем самым одну из непреложных человеческих ценностей - ценность собственного дома. Родным домом героя становится трактир «Грачи» - место, где важность приобретают лишь материальные ценности. Подобная подмена сакрального пространства «дома» профанным пространством «кабака» не проходит для Павлинского бесследно: герой подвергается процессу духовной деградации, проявляющийся, в частности, в его полном культурном невежестве: побывав в Шильоне во время одного из своих заграничных путешествий, Павлинский с восхищением рассказывает товарищам о том, что именем «Шильонского узника» Бонивара теперь назван лучший озерный пароход.

Мотив гротескной подмены сакрального профанным в «Пошехонских рассказах» тесно связан с другим типичным для творчества М. Е. Салтыкова-Щедрина мотивом - мотивом оборотничества. Данный мотив проявляется в произведении в двух своих вариантах:

а) человек-животное;

б) человек-кукла.

Первый вариант мотива оборотничества обнаруживается при сопоставлении некоторых героев «Пошехонских рассказов» с определенными живыми существами. Речь идет о так называемых «зоологических уподоблениях», занимающих в творчестве сатирика достаточно существенное место. Совмещая в рамках одного образа качества человека и животного, М. Е. Салтыков-Щедрин добивается пародийного снижения этого образа. Наиболее яркие примеры подобного «снижения» - образы хвостатой ведьмы Наталки, а также поручика-быка Потапова и его оборачивающейся коровой любовницы Красавиной из «Рассказов майора Горбылева» («Вечер первый»). Интересно отметить, что каждый из этих трех образов оказывается тесно связанным с темой так называемой «незаконной любви», традиционно считающейся аморальной: Наталка готова провести ночь с любым более или менее привлекательным корнетом, а Потапов и Красавина оборачиваются быком и коровой, чтобы скрывать свои отношения от мужа героини.

Зоологические уподобления находят свое отражение и в «Вечере третьем», повествующем о посетителях трактира «Грачи». Так, чиновник Новинский, стремясь унизить коллегу Скорпионова, называет его «трихиной» и «червяком», вызывая тем самым благородное негодование последнего, которое, однако, очень быстро проходит от графина двойной померанцевой и двух подовых пирогов. Уход чиновников с рабочих мест на обед уподобляется «расползанию раков», а процесс поглощения ими пищи больше напоминает насыщение хищных животных: «Тарантулов быстро рвал пирог зубами и озирался по сторонам, как бы кто у него не отнял; Скорпионов чавкал понемножку» [Там же, с. 72].

Уподобляя своих героев бессознательным животным, М. Е. Салтыков-Щедрин показывает постепенное духовное обнищание нации, утратившей базовые моральные ценности: в созданном сатириком человеке в буквальном смысле слова остается слишком мало человеческого - настолько мало, что порой это приводит к внезапному и полному его исчезновению. Так, в «Вечере первом» бесследно пропадают сделавшийся невидимым ротмистр Коробейников и его полк, а «Вечере третьем» та же самая участь постигает незадачливого чиновника Жюстмилье.

Второй вариант мотива оборотничества в «Пошехонских рассказах» - подмена живого человека его неорганическим субститутом (куклой). Об амбивалентности образа куклы говорил Ю. М. Лотман, утверждавший, что в нашем культурном сознании сложилось как бы два лица куклы: одно манит в уютный мир детства, другое ассоциируется с псевдожизнью, мертвым движением, смертью, притворяющейся жизнью. Первое глядится в мир фольклора, сказки, примитива, второе напоминает о машинной цивилизации, отчуждении, двойничестве [3, с. 379]. В творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина проявляется второе «лицо» куклы: живые люди приобретают в произведениях сатирика качества, роднящие их с бездушными автоматами, запрограммированными лишь на одно действие.

В «Пошехонских рассказах» мотив подмены человека куклой наиболее ярко проявляется в образах двух «пошехонских реформаторов» - Андрея Курзанова и Никанора Беркутова. Эти на первый взгляд абсолютно разные личности имеют, как оказалось, довольно много общего: и благообразный богомол Курзанов, и желчный мизантроп Беркутов живут, имея в голове некую не подлежащую изменению программу. Курзанов, переходя от одного щедрого помещика к другому, проповедует только один принцип - «жить побожески»: «Из всего вычитанного, слышанного и виденного он извлек особый нравственный кодекс, который коротко выражал словами: ЇЖить по-божески» [6, с. 84]. Суть этого «кодекса» - одинаковое распределение материальных благ между всеми людьми - Курзанов объяснил в разговоре с «доброй» помещицей Марьей Ивановной: «По закону всякий около своего куска ходит, а по-божески вот как: тебе кусок, и мне кусок, и прочим по куску» [Там же, с. 86]. Этот жизненный принцип Курзанова остается подозрительно неизменным даже в периоды серьезных социальных сдвигов; героя несколько раз сажают в тюрьму и несколько раз отпускают, а он с упрямой твердостью повторяет одни и те же закрепившиеся в его сознании фразы. Курзанов не может «перепрограммировать» себя даже перед лицом надвигающейся опасности в лице новоприбывшего капитана Груздева, приказавшего ему говорить «справедливые слова». «Но едва начал Андрей: ЇТебе - кусок, и мне - кусок, - как Груздев на первых же словах его перервал:

- Довольно! - сказал он твердо, даю тебе два дня на исправление!

Через два дня Курзанов явился вновь, но так как, по-видимому, ум у него окончательно заложило, то и на этот раз он начал: ЇТебе - кусок, мне - кусок…» [Там же, с. 96].

«Двойником» Андрея Курзанова в произведении выступает другой «пошехонский реформатор» - Никанор Беркутов. Разница между этими героями заключается лишь в непохожести заложенных в их кукольные головы программ: принципу Курзанова «жить по-божески» противостоит желание Беркутова «привести всех к одному знаменателю». Причем Беркутов неспособен задуматься о том, в чем именно смысл его учения: «Никаких разъяснений и развитий это учение не требовало. Кого нужно было привести к одному знаменателю - всех. По каким причинам? - по всем вообще. Для чего это нужно? - Беркутов никогда на этот вопрос не отвечал» [Там же, с. 99].

Не вызывает удивления тот факт, что мотив куклы используется М. Е. Салтыковым-Щедриным применительно к персонажам, претендующим на звание революционеров, пророков, стремящихся распоряжаться человеческими судьбами. Подобно глуповскому градоначальнику Брудастому, управляющему городом при помощи всего лишь двух слов - «Раззорю!» и «Не потерплю!» - люди-куклы Курзанов и Беркутов осуществляют псевдореформаторскую деятельность, не приносящую пользы людям.

Используя в «Пошехонских рассказах» гротескные мотивы подмены и оборотничества, М. Е. СалтыковЩедрин показывает разрушение базовых духовно-нравственных ценностей человечества. Профанируя сакральное, сочетая в изображении одного персонажа истинное и ложное, живое, настоящее и неживое, механическое, подменяя одухотворенного человека бездушной куклой, писатель десакрализует мыслящиеся до этого вечными и неизменными изначальные шаблоны, матрицы, архетипы человеческого мышления, добиваясь тем самым демифологизации художественной реальности.

Список литературы

1. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. Введение (Постановка проблемы) // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. М.: Художественная литература, 1986. С. 291-352.

2. Глазкова Т. А. Демифологизация реальности в творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина: автореф. дисс. … к. культурологии. М., 2009. 24 с.

3. Лотман Ю. М. Куклы в системе культуры // Лотман Ю. М. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн: Александра, 1992. С. 377-380.

4. Николаев Д. П. Сатира Щедрина и реалистический гротеск. М.: Художественная литература, 1977. 358 с.

5. Роготнев И. Ю. Универсалии смеховой культуры в художественном мире М. Е. Салтыкова-Щедрина: дисс. … к. филол. н. Пермь, 2009. 210 с.

6. Салтыков-Щедрин М. Е. Собрание сочинений: в 20-и т. М.: Художественная литература, 1973. Т. 15. Кн. 2. 400 с.

7. Философский энциклопедический словарь. М.: ИНФРА-М, 2000. 576 с.

8. Хюбнер К. Истина мифа [Электронный ресурс]. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Hubn/30.php (дата обращения: 10.03.2014).

Размещено на Allbest.ru