Богатырские поэмы Н.А. Радищева: проблема памяти жанра былины

Ключевые слова: жанр, былина, богатырская поэма, волшебно-сказочная поэма, память жанра. поэма богатырский жанровый

Внимание исследователей к волшебно-сказочным поэмам Н.А. Радищева (второго сына А.Н. Радищева) "Алеша Попович" и "Чурила Пленкович", опубликованным впервые в 1801 г., обусловлено, в первую очередь, несомненным влиянием, которое оказало одно из этих произведений (а именно "Алеша Попович") на поэму А.С. Пушкина "Руслан и Людмила". Впервые его отметил и охарактеризовал П.В. Владимиров [3], указав на связи, прежде всего на уровне сюжетики, между поэмами Н.А. Радищева и знаменитой сказкой А.С. Пушкина. С этого времени богатырские поэмы Н.А. Радищева вызывают интерес исследователей [13], не исчерпавшийся и поныне [1].

В центре литературоведческой и литературно-критической дискуссии вокруг произведений Н.А. Радищева вопрос о связи их с подлинной русской национальной культурой. Показательно мнение критика Н.А. Полевого: "Руссизм поэмы Пушкина была та несчастная, щеголеватая народность, Флориановский манер, по которому Карамзин написал Илью Муромца, Наталью Боярскую дочь и Марфу Посадницу, Нарежный Славянские вечера, а Жуковский обрусил Ленору, Двенадцать спящих дев, и сочинил свою Марьину рощу" [11, с. 161].

В какой-то степени похожую оценку давали исследователи и поэмам Н.А. Радищева: отмечая их несомненный фольклоризм и связь с былиной, влияние былины все же признавали очень малым и искаженным. Такая оценка обусловила отсутствие специальных исследований влияния былины на волшебно-сказочные поэмы Н.А. Радищева. Как представляется, причина тому - факт, что былина повлияла на произведения Н.А. Радищева опосредованно, и, следовательно, для описания связи между богатырским эпосом и поэмами Радищева недостаточно простого сопоставления. Для описания такой сложной межвременной взаимосвязи, порожденной взаимодействием жанров фольклора (былина, волшебная сказка) и индивидуально-авторского литературного творчества (поэма, рыцарский роман, литературная сказка), необходима особая методика. Ключ к ней - теория жанров М.М. Бахтина и, прежде всего, концепция памяти жанра.

Вопрос о памяти жанра впервые поставил М.М. Бахтин в труде "Проблемы поэтики Достоевского" [2]. Эта концепция в определенной степени суммирует идеи М.М. Бахтина о том, каким образом определенный литературный жанр возникает, живет в истории, изменяется, порождает жанры-преемники, но и сам, в свою очередь, в какой-то степени наследует структуру предыдущих жанров. Впоследствии концепция памяти жанра вошла в литературоведческий тезаурус, однако не стала полноценным термином: единое четкое определение, не носящее описательного или концептуального характера, пока не закреплено в литературоведческих словарях. Представляется возможным принять в рамках настоящей статьи, что память жанра - структурная общность произведений, принадлежащих к различным жанрам, обусловленная общим происхождением этих жанров. Такая общность при сравнении двух текстовых корпусов, образующих жанры, проявляется на различных уровнях, среди которых можно отметить следующие:

1. Тематика произведений.

2. Характерное мировосприятие авторов.

3. Характерные для жанра/произведения литературные приемы.

4. Сюжетика и композиция произведений.

5. Социально-эстетическое значение жанра (которое включает в себя его аудиторию и восприятие его читателем как низкого или высокого, массового или элитарного).

6. Поэтика: ритмика, лексика, фразеология и другие поэтические особенности, типичные для подавляющего большинства произведений жанра.

7. Непоэтические формальные характеристики текстов (например, объем).

8. Жанровая дистрибуция (какие жанры генетически или тематически связаны с исследуемым, с какими происходит плодотворный обмен материалом).

9. Внелитературная жанровая дистрибуция.

10. Авторское определение жанра произведения [15, с. 65].

Сравнение текста литературной богатырской сказки с корпусом текстов, представляющих жанр былины, оправданно в рамках изучения проявлений памяти жанра былины в этой богатырской сказке. При этом наиболее актуальными становятся параметры 1-7, 10 из вышеприведенного перечня. Они и станут ориентирами для анализа поэм Н.А. Радищева в их сопоставлении с русскими былинами. Из вышеизложенного вытекает цель статьи - выделить и описать проявления памяти жанра былины в богатырских поэмах Н.А. Радищева "Алеша Попович" и "Чурила Пленкович".

Аспектный анализ поэм "Алеша Попович" и "Чурила Пленкович" позволяет заметить следующее:

1. Оба произведения посвящены описанию авантюрных приключений героев-богатырей в мире, основанном на летописных, народных (выраженных в фольклоре) представлениях о Киевской Руси - аналогично "Богатырским сказкам" В.А. Левшина, М.Д. Чулкова, М.И. Попова, поэме Н.М. Карамзина "Илья Муромец" и некоторым другим произведениям, относимым исследователями к жанру волшебно-сказочной поэмы [1].

2. Мировосприятие, отраженное в богатырских поэмах Н.А. Радищева, обнаруживает черты сходства как с былиной, так и с литературной богатырской сказкой второй половины XVIII в. Так, Радищев заимствует псевдославянский пантеон из "мифогенных романов" [5] М.Д. Чулкова, М.И. Попова, В.А. Левшина. В его поэмах часты риторические обращения героев и второстепенных персонажей к "богам", фоновые упоминания языческих божеств как славянского пантеона (Перун), так и квазиславянских божеств (Зимцерла, Лель и Лада, аутентичность которой становилась предметом научной дискуссии в XX в.), так и античного (Зефир и проч.). Языческие божества играют исключительно позитивную роль в судьбе героев: хотя, отчаявшись, Алеша Попович и ропщет на богов, впоследствии по их воле все обращается к лучшему. Так, Алешу освобождает молния, ударившая в столетний дуб по воле Перуна.

Для богатырских поэм Н.А. Радищева характерна контаминация классицистической и славянской народной демонологии: отрицательными героями поэм стали Баба Яга, Змей Горыныч. Здесь в качестве наиболее вероятного источника также следует назвать "Русские сказки" В.А. Левшина: Баба Яга упоминается в "Повести о дворянине Заолешанине" [10, с. 128]. Место Бабы Яги в художественном мире поэмы Н.А. Радищева "Чурила Пленкович":

Зовется иногда зло міра Сатаною,

Но Россы назвали зло Бабою Ягою [14, с. 5].

Нетрудно заметить здесь перекличку с В.А. Левшиным, в повести которого (в отличие от народных сказок) Баба Яга описана как результат экспериментов черта по созданию абсолютного зла.

Отдельного внимания заслуживает хронотоп Киевской Руси в поэмах Н.А. Радищева, который, как и все более ранние авторы богатырских сказок, описывает Киевскую Русь как могущественную и процветающую державу, успешную в войнах с сопредельными государствами и единую. Таким образом, Н.А. Радищев разделяет типичное для всех остальных авторов видение эпохи Киевской Руси. В центре топоса находится Киев, стоящий на Днепре, из которого выезжают богатыри, в который они стремятся, чтобы завершить историю о подвиге или встретиться с князем. Владимир в поэме "Чурила Пленкович" описан как идеальный правитель. Он - "мудрый князь", "России просветитель", "собиратель народов" и герой, увенчанный славой. Стоит отметить, что такая оценка - скорее примета эпохи создания произведения, чем проявление памяти жанра былины, для которой распри и напряженные отношения князя и богатыря - скорее норма, чем исключение. В то же время, как и в былинах, Владимир не совершает подвиги собственноручно: он "покоится на лаврах", а чтобы справиться со Змеем Горынычем, угрожающим Киеву, князь зовет на помощь богатыря.

Н.А. Радищев эпизодически пытается осовременить мир общественных отношений Киевской Руси (в летописном и былинном отражении): так, Алеша Попович у него сын попа ("Попович юный" [12, с. 4]) - несмотря на полное отсутствие православных мотивов в поэме. Стоит отметить расхождение с В.А. Левшиным, который объясняет прозвище Попович ("Попоевич") именем отца богатыря - верховного жреца Пруссии ("Поруссии") Попоензы. Былины же называют Алешу сыном ростовского попа Левонтия [6, с. 180]. Указания на это можно найти в былинах, записанных в разных районах бытования: Нижняя Печора (деревня Бедовая Пустозерской волости) [6, с. 401], Якутия (Верхоянский округ, низовья Индигирки) [6, с. 401], Алтайский край (имя попа не названо) [6, с. 404], деревня Коково Пудожского района Карельской АССР (имя попа не названо) [6, с. 405]. О происхождении Алеши Поповича упоминается лишь в нескольких вариантах достаточно редкой былины о победе Алеши над Тугарином - неудивительно, что В.А. Левшин, обладавший лишь ограниченным доступом к записям былин, не был знаком с этими вариантами и был принужден выдумать экзотическое объяснение имени богатыря. Вероятно, версия В.А. Левшина показалась Н.А. Радищеву надуманной, и он отдал предпочтение более очевидному объяснению - происхождению богатыря от попа (по Н.А. Радищеву - дьячка). Из того, что Н.А. Радищев отдал предпочтение былинной версии, впрочем, не следует, что он опирался при этом на фольклорные источники, недоступные В.А. Левшину.

Важным аспектом, оказывающим определяющее влияние на ряд параметров богатырской сказки и богатырской поэмы, является установка автора на вымысел, нестрогую либо строгую достоверность повествования. Характерной для богатырских сказок В.А. Левшина, которому наследует Н.А. Радищев, является установка на нестрогую достоверность, где читателю предлагается самостоятельно отделить факты, имеющие историческую подоплеку ("правдоподобные") от явно вымышленных. Таким образом, традиционно в богатырских сказках автор избегает четко определять свою установку - как и сказитель былин не отмечает специально при воспроизведении былины, что она полностью основана на действительных фактах: такое отношение устанавливается молчаливым консенсусом между сказителем и слушателем. Как и читатель богатырской сказки, слушатель былины имеет полную возможность относиться скептически к реальности воспеваемых событий, и насколько высоким было доверие крестьянина-слушателя к былине как источнику исторически достоверных фактов, теперь едва ли удастся надежно установить.

Смешение сказочных мотивов, сюжетов и образов с былинными, а также обилие сказочной фантастики в поэмах Н.А. Радищева выдают авторскую установку на вымысел при описании событий, однако с поправкой на нестрогую достоверность образов героев этих событий. В предисловии к поэме "Алеша Попович" Н.А. Радищев пишет "Алешу древнего пою", признавая его историческим персонажем. Сплетение летописных, сказочных и былинных мотивов в богатырских поэмах Н.А. Радищева порождает не чисто сказочную, а "сказочно-историческую", по определению Л.А. Курышевой, модель повествования, как и в произведениях В.А. Левшина [8]. Следуя за В.А. Левшиным, в контекст былинных и летописных образов русской истории Н.А. Радищев включает героев европейских исторических и квазиисторических сочинений. Так, отец спасаемой Чурилой девушки Прелепы - Ваидевут, имя которого встречается и в сказках В.А. Левшина. Имя Видевут носил легендарный король пруссов, о деяниях которого повествует основанная на смешении достоверных источников и вымысла "Прусская хроника" (1517-1529 гг. написания) Симона Грюнау и опирающиеся на нее исторические источники, несомненно, доступные как В.А. Левшину, так и Н.А. Радищеву. Впрочем, никакие детали описания Видевута не свидетельствуют о привлечении Н.А. Радищевым каких-то дополнительных источников для разработки образов и усиления их "историчности".

О степени сходства установки Н.А. Радищева и В.А. Левшина на "смешение вымысла и достоверности" (читатель должен сам отделить вымысел от отголосков достоверных исторических фактов) можно судить по словам автора:

Я въ томъ на нашу Древность шлюсь, И ей последуя отнюдь я не боюсь Писателемъ быть льстивымъ, Разскащикомъ болтливымъ, Несбыточнымъ лгуномъ, Неловкимъ хвастуномъ [14, с. 26].

Логика былинных образов русских богатырей отчасти сохранена Н.А. Радищевым. Так, Добрыня, образец вежества в богатырском эпосе, изображается в поэме "Чурила Пленкович" умеренным и степенным хранителем богатырского (рыцарского) кодекса по сравнению с практически неотличимыми друг от друга сентиментальными Алешей и Чурилой.

Заслуживает внимания наставление Добрыни Чуриле, отправляющемуся искать подвигов и славы:

Храни, онъ говорилъ, ты честности уставы, Богатырей они святійшія суть нравы; Невинность защищай ЗлодЁевъ поражай;

Въ напрасны бкбствія безумно не вдавайся, Со разсужденемъ, съ холодностью сражайся [14, с. 32].

Оригинальной чертой наставлений Добрыни является призыв к рассуждению и холодности, который отражает представление автора поэмы об этом богатыре. Это представление о Добрыне перекликается как с летописным, так и с былинным, притом от левшинского значительно отличается. Большинство известных вариантов былин подчеркивает "вежество" Добрыни Никитича, однако есть и былинные сюжеты, в которых поведение Добрыни, по нынешним меркам, можно назвать необузданным и жестоким. Добрыня появляется в поэме "Чурила Пленкович", но в ней этот образ восходит в первую очередь к летописному: он не воин, а соратник князя Владимира, хотя и именуется богатырем.

3. Большинство художественных приемов, характерных для былины, Н.А. Радищев не использовал. Так, в поэмах нет постоянных эпитетов и тавтологий, приемов параллелизма, характерных для былины развернутых метафор. В то же время Н.А. Радищев наследует некоторые поэтические приемы, характерные для былин. В частности, в его поэмах находим подробные описания богатырского снаряжения, являющиеся одной из типичных разновидностей былинной ретардации, однако уже олитературенные:

Суконной Руской балахонъ,

Чтобы движеньямъ мьшщъ не дЁлалъ онъ препонъ.

Подъ нимъ полукафтанье парчевое,

Гді по краямъ шитье узорчато златое

Подтягивалъ кушакъ Персидской съ се- ребромъ;

Высока шапочка, опушена бобромъ,

Главу Чурилы покрывала,

Здоровой цвётъ ланитъ пріятно оттняла;

Висяща изъ подъ ней черны какъ смоль власы

Умножили еще Чурилины красы [14, с. 34].

Этот прием Н.А. Радищев едва ли мог наследовать у В.А. Левшина - скорее, такое подробное описание напоминает поэму Карамзина "Илья Муромец", добавляя несвойственные былинной традиции элементы боевого оснащения: Кто на статном соловом коне, черный щит держа в одной руке, а в другой копье булатное, едет по лугу, как грозный царь?

На главе его пернатый шлем с золотою, светлой бляхою; на бедре его тяжелый меч; латы, солнцем освещенные, сыплют искры и огнем горят [7, с. 152].

В поэмах Н.А. Радищева можно отыскать и эпические повторы: в частности, заметный эпизод поэмы "Алеша Попович" - бой богатыря со стариком-колдуном Твердовским в заброшенном храме - повторяется дважды: во второй раз, по просьбе встреченного им путника, Алеша вызволяет украденную колдуном деву и снова побивает Твердовского. На помощь злому волшебнику приходит отец Челубея Астарот, владыка бесов, которого Алеша побивает тоже, пользуясь волшебной шелковой плетью. Таким образом, перед нами повторение с усилением.

4. Важным отличием "богатырских песнотворений" Н.А. Радищева от неоконченной поэмы Н.М. Карамзина является богатство их фабулы, выраженная авантюрность повествования. После поэмы "Илья Муромец", на всем протяжении которой (485 строк) происходит лишь одно событие (встреча героя с незнакомкой в шатре), произведения Н.А. Радищева - возвращение к приключенческому характеру повествования, свойственному богатырским сказкам 70-80-х гг. XVIII в. Фабулу богатырских поэм Н.А. Радищева уже достаточно скрупулезно описал П.В. Владимиров [3, с. 4-6], первым изучивший влияние поэмы Радищева "Алеша Попович" на "Руслана и Людмилу" А.С. Пушкина.

Исследователи уже делали заключение [3; 1] о большой степени влияния, которое оказали "Русские сказки" В.А. Левшина на поэмы Н.А. Радищева. Повторяются не только сюжетные ходы, но и авторская оценка и приемы: так, уже упомянутый эпизод сражения Алеши с призраком колдуна Твердовского в заброшенном храме был заимствован непосредственно у В.А. Левшина, а вместе с ним - и комические нотки в описании боя. Герой без особого труда одолевает призрак, отвешивая противнику затрещины. Характерной чертой этой сцены у В.А. Левшина является комичность и снижение пафоса. Схожим образом ведет себя и герой поэмы Н.А. Радищева:

Ударомъ Витязь отвёчаетъ

На грозно слово старика;

Тузя- его онъ возглашаетъ:

Уже ль нашелъ ты дурака,

Чтобъ безъ побёды я пошелъ,

Тебябъ простерта здесь не зрёлъ? [12, с. 69]