Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования

"Национальный исследовательский университет "Высшая школа экономики"

Факультет гуманитарных наук

Выпускная квалификационная работа

"Vielleicht Esther" (Возможно, Эстер) Кати Петровской: поэтика памяти

Анохина Надежда Вячеславовна

Москва 2019

Аннотация

Предметом анализа данной работы является роман "Vielleicht Esther" (Возможно, Эстер) немецкой писательницы Кати Петровской. Произведение является историей семьи повествовательницы, ретроспективно рассказывающей о судьбах родственников в XX в. Целью работы является выявление закономерностей и основных черт поэтики памяти в романе "Возможно, Эстер". В работе рассмотрены этапы формирования традиции литературы памяти и литературы "постпамяти", история создания романа с учетом автопоэтологических комментариев писательницы. Для достижения цели работы проанализировано повествование в режиме "постпамяти": исследованы фигура рассказчицы, художественная обработка фактов и фотографии, также изучены причины написания произведения на иностранном для писательницы языке и роль его в формировании воспоминаний. Отвечая на вопрос, как проявляется поэтика памяти, т.е. как конструируются воспоминания, которые создают вымышленную семейную историю, в исследовании сделаны выводы о причинах изобретения воспоминаний - ощущение отсутствия памяти и желание ее найти и сохранить, выделены три основных механизма выстраивания воспоминаний в произведении. поэтика роман история

Оглавление

Введение

1. О новой немецкой литературе памяти: этапы формирования литературной традиции, "Возможно, Эстер" как пример литературы "постпамяти"

1.1 "Vielleicht Esther": от потерянной к вымышленной семейной истории

1.2 Сюжет: в поисках семейной истории

1.3 Чужой немецкий язык: отстранение и эффект очуждения (Verfremdungseffekt)

1.4 Транскультурность и транслингвальность

Заключение

Список литературы

Введение

Обоснование темы выпускной квалификационной работы

Предметом анализа данной работы является роман "Возможно, Эстер" Petrowskaja, Katja. Vielleicht Esther. Suhrkamp, Berlin, 2014. (Vielleicht Esther) немецкой писательницы Кати Петровской. В своем романе автор рассказывает историю своей большой семьи вплоть до своего двоюродного прадедушки, расстрелянного в 1932 году за политическое преступление и бабушки ее отца, которая осталась одна в оккупированном Киеве в 1941 году, имя которой, возможно, было Эстер. Книга быстро нашла свою аудиторию и признание в литературном сообществе и уже переведена на 18 языков. Роман состоит из многочисленных коротких эпизодов, смонтированных вместе так, что в итоге они составляют хорошо связанный замысловатый сюжет.

Заметим, что фрагментарность повествования играет большую роль в произведении и проявляется в разрыве хронологической последовательности, выявлении случайных связей между предметами, ассоциациях. Рассказчица раскрывает читателям историю своей семьи и параллельно историю своего путешествия, таким образом, запечатлевая последовательно свои наблюдения, воспоминания и размышления. Чем дальше в прошлое уходит рассказ повествовательницы, тем меньше она осведомлена о судьбах своих родственников, что заставляет ее дополнять и придумывать эти воспоминания.

Есть ли границы у раскрывающихся перед нами фактами, фикцией и воспоминаниями; а также, почему мы говорим о памяти, как о магистральной теме романа, когда повествовательница не была свидетелем ни одному из описываемых событий (Холокоста и репрессий советской власти). Как в большинстве романов третьего поколения авторов литературы памяти, в исследуемом нами произведении границы между автобиографически вдохновленными историями и тщательно разработанной литературной фикцией размазываются. Таким образом, главным вопросом, на который нам предстоит найти ответ, является: как проявляется художественная обработка воспоминаний и истории, то есть как Петровская создает из утерянной вымышленную семейную историю, производя правдивое изобретение воспоминаний.

Так, целью работы является выявление закономерностей и основных черт поэтики памяти в романе "Возможно, Эстер".

Для достижения поставленной цели необходимо будет выполнить следующие задачи:

· Проанализировать жанровое своеобразие "Возможно, Эстер", выделить черты традиции семейной истории эпохи "постпамяти".

· Выявить черты художественной обработки воспоминаний и паттерны соединения известных исторических фактов и вымышленных историй.

· Исследовать причины и функции написания романа на иностранном языке (немецком), так как родной язык писательницы русский.

· Выделить и прокомментировать функции многоязычия (в тексте имеются 72 вкрапления иностранных языков).

· Раскрыть тенденции формирования памяти в транскультурном направлении

Актуальность данной выпускной квалификационной работы определяется тем, что, литературные явления, наблюдаемые в тексте, такие как интертекстуальность, интермедиальность, транслингвальность, и методы повествования, такие как метафикциональное повествование, сочетание пространственных и временных планов, последовательно исследованы здесь в рамках теории памяти.

Таким образом, нашем исследовании мы рассмотрим этапы формирования традиции литературы памяти, разберем "Возможно, Эстер" как пример литературы "постпамяти", охарактеризуем черты поэтики памяти и выясним роль использования иностранных языков в романе.

Обзор литературы

Дебютный роман Кати Петровской "Vielleicht Esther" (Возможно, Эстер) повествует о молодой женщине, которая хочет узнать историю своей семьи на протяжении XX века, разыскать свидетельства жизни родственников, ставших жертвами тирании 20-го века. Так, сюжетом и формой (семейная история) "Возможно, Эстер" встраивается в традицию литературы памяти третьего поколения авторов или новую литературу памяти, которая появилась с начала 2000-х годов. Третье поколение писателей - это те, кто не был непосредственно затронут "страшными" историческими событиями, такими как Холокост, Вторая мировая война, но получил травму или чувство стыда от своих родителей (будь то преступник или жертва). Такие романы имеют две характерные черты: во-первых, отсутствие ощущения разницы между чужими и собственными воспоминаниями: в ходе повествования рассказчики оперируют и управляют чужими воспоминаниями и историями как своими собственными, и, во-вторых, чувство потери памяти о прошлом из-за небольшого количества доказательств. Поэтому границы между автобиографически вдохновленными историями и тщательно разработанной литературной фикцией размазываются. Как раз к литературе третьего поколения принадлежит "Возможно, Эстер". Традицию литературы памяти мы рассмотрим подробнее в первой главе нашего исследования.

В начале обзора рассмотрим несколько отзывов, которые смогут предоставить нашему исследованию контекст публикации произведения и первичную реакцию на "Возможно, Эстер". Еще до выхода книги Кате Петровской была присуждена премия Ингеборга Бахмана за рассказ из романа "Возможно, Эстер", поэтому сразу после публикации книга вызвала большой резонанс и получила много положительных отзывов. Рецензии на произведение были опубликованы во всех крупных немецких газетах и журналах: например, в Sьddeutsche Zeitung Bisky, Jen. Die Vergangenheit lebt, wie sie will. Sьddeutsche Zeitung, 2014., Die ZEIT Bцttiger, Helmut. Wir sind die letzten Europдer! Die ZEIT, Nr. 12, Donnerstag, 2014., Frankfurter Allgemeine Zeitung Wiele, Jan. Als der Krieg nicht zu Ende war F.A.Z. Frankfurter Allgemeine Zeitung, 2014., Frankfurter Rundschau Geissler, Cornelia. Die Lebenden und die Toten. Ein Zuhause fьr eine Familie: Katja Petrowskajas "Vielleicht Esther". Frankfurter Rundschau, Nr. 57, 8. Mдrz 2014, S. 33., Die Welt Kьveler, Jan. Der Holocaust ist unsere Antike. Die Welt, 2014., Deutsche Welle Kьrten Jochen. Literarische Brьckenbauerin: Katja Petrowskaja. Deutsche Welle, 2013.. Критики уже тезисно вводят темы, которые в последствии станут объектами научных исследований: особенности литературы памяти третьего поколения, языка и стиля Петровской. Особенно отмечается способность писательницы донести до читателей сложную и опасную тему без каких-либо моральных призывов или давления историческими фактами Там же. (что было характерно для романов первого поколения). В статье "Der Holocaust ist unsere Antike" (Холокост - это наша Античность) отмечается дистанция между рассказчиком и текстом, а также языковая игра, которые вместе создают стиль Петровской, позволяющий ей гармонично совместить рассказы о семейной трагедии и "шутливой" современности. Также журналист считает, что Петровская создает мифологизирует о Холокосте и Второй мировой войне "Wenn man mit Petrowskaja spricht, sagt sie: "Dieser Krieg ist unsere Antike." Mit "unsere" meint sie beide, Juden und Deutsche, deren Schicksal - man entkommt den raunenden, unbegreiflichen Worten nicht - unauflцslich verbunden ist. Sie hat den Mythos dazu geschrieben, der ja, auch das hat Adorno einmal festgestellt, zugleich zum Beschwцren und zum Bannen bцser Geister da ist." Пер.: Если спросить Петровскую, она говорит: "Эта война - наша древность". Под "нашими" она подразумевает как евреев, так и немцев, чья судьба - нельзя не услышать ропот, непонятные слова - неразрывно связана. Она написала мифологизировала это (Холокост), что, как однажды сказал Адорно, также должно вызывать и изгонять злых духов.. В частности, "мифологизация" происходит за счет постоянных вкраплений античных мифов и трагедий), то есть она заполняет лакуны вымышленными историями, что помогает ей спасти остатки своей истории. Интересная особенность романа выделяется в рецензии, опубликованной в британской газете The Guardian "Maybe Esther by Katja Petrowskaja review - a family story of 20th-century Europe" Feigel, Lara. Maybe Esther by Katja Petrowskaja review - a family story of 20th-century Europe. The Guardian 1 Feb 2018. (Рецензия на "Возможно, Эстер" Кати Петровской - семейная история Европы 20-го века): "This isn't a book in which we learn enough about either the narrator's present circumstances or her psychological make-up to understand what is driving her. The personal details tend to feel at the same time random and symbolic - we learn, for example, that she is exactly 100 years younger than Lenin. Yet the writing is rich and the vignettes she unearths are intriguing" Пер.: Это не та книга, в которой мы достаточно узнаем о нынешних обстоятельствах рассказчика или о ее психологическом облике, чтобы понять ее мотивы. Личные факты имеют тенденцию ощущаться одновременно случайными и символическими - мы узнаем, например, что она ровно на 100 лет моложе Ленина. Все же письмо богато, и виньетки, которые она раскапывает, интригуют нас., еще отмечается схожесть с романами Зебальда: "As a narrative, Maybe Esther calls to mind the itinerant style of W.G. Sebald" Пер.: Говоря о повествовании, "Возможно, Эстер" приходит на ум странствующий стиль В.Г. Зебальда., так как оба пишут "странствующие мемуары" - их герои совершают путешествие в прошлое вместе со своим личным настоящим путешествием.

Также роман быстро стал предметом оживленной научной дискуссии. Первой работой, которую мы рассмотрим, будет статья Ханны Чентке 2015 года "Motive der Verschrдnkung von Gegenwart und Vergangenheit in Katja Petrowskajas Vielleicht Esther" Tzschentke, Hannah. Motive der Verschrдnkung von Gegenwart und Vergangenheit in Katja Petrowskajas Vielleicht Esther. In: Schulte, Sanna (Hg.) (2015): Erschriebene Erinnerung: Die Mehrdimensionalitдt literarischer Inszenierung. Kцln [u.a] Bцhlau. 2015. S. 270-286. (Мотив скрещивания настоящего и прошлого в "Возможно, Эстер" Кати Петровской). В этом исследовании "Возможно, Эстер" рассматривается как семейная история, история семьи Петровской, и поэтому даже не проводится различия между писательницей и рассказчицей: "Sie beschreibt ihre realen Nachforschungen in Form eines Erinnerungsromans [Die Unterscheidung von Autorin und Erzдhlerin ist fьr Vielleicht Esther nicht aufrechtzuerhalten]" Там же. С. 270. Пер.: Описывает свое настоящее исследование в форме романа памяти [Различие между автором и рассказчиком не возможно провести в "Возможно, Эстер"]; отмечается фрагментарность повествования, которая с одной стороны показывает отрывочность и неполноценность воспоминаний, с другой стороны эта форма позволяет выделить жизни отдельных людей (родственников рассказчицы) на фоне истории и связать их с историческими событиями. Подзаголовок романа: "Geschichten", по мнению автора статьи, тоже намекает на нелинейное повествование, на то, что повествование строится на множестве маленьких рассказов; структура произведения будет подробно разобрана в нашей работе. В статье Чентке, кроме того, отмечается интересный мотив, связанный с переплетением прошлого и настоящего - социальные сети или технический прогресс и прошлое. Например, пишет исследовательница, Петровская в главе "Facebook 1940" показывает, как новые СМИ помогают выжившим после Шоа, помогает им найти друг друга, что является одним из примеров совмещения настоящего и прошлого.

Ориентировано на аспект, не менее для нас важный, многоязычие или мультилингвизм, исследование Габриель Экарт "The functions of multilingual language use in Katja Petrowskaja's "Vielleicht Esther"" Eckart, Gabriele. The functions of multilingual language use in Katja Petrowskaja's "Vielleicht Esther" In: Glossen. - Carlisle, Pa. 2015. p. 40. (Функции мультилинвизма в романе "Возможно, Эстер" Кати Петровской), опубликованное в том же году. В работе Экарт разбирает использование иностранных языков в романе и замечет, что в тексте можно наблюдать 72 случая смешения немецкого с другими языками: английским, русским, польским, идишем, ивритом, итальянским и французским. Также исследовательница рассматривает самые яркие примеры вкрапления иностранных фраз и делает интересные выводы, касающиеся использования Петровской иностранных языков. Во-первых, исследовательница пишет, что именно использование неродного языка позволяет Петровской быть настолько чувствительной к немецкому язык и легко совмещать трагичное с шутливым, и прошлое с настоящим за счет языковых каламбуров и языковой игры. Экарт отмечает, что повествовательница сама в тексте констатирует свои проблемы с немецким языком. Во-вторых, литературовед объясняет, что иностранный язык становится для рассказчицы маской, дистанцирующей ее от событий, которые она описывает. В-третьих, переключение с немецкого на другие языки необходимо Петровской, чтобы маркировать переходы к историям разных родственников и их характеристики. Например, идиш раскрывает историю прабабушки Эстер и дяди Арнольда (Авраама). Повествовательница не располагает точной информацией о своих родственниках, иногда она представляет только язык, на котором они разговаривали; поэтому переключение с одного языка на другой позволяет повествовательнице наделить каждого родственника особенной "языковой чертой" и таким образом индивидуализировать их и найти связь с собой.

Анализу поэтики памяти "Возможно, Эстер" посвящено несколько интересных работ, опубликованных спустя два года после выхода романа, в 2016 году. Так, Дора Озборн Osborne, Dora. Encountering the archive in Katja Petrowskaja's "Vielleicht Esther" In: Seminar. - Toronto, Ontario: Univ. of Toronto Press, 2016, 3, S. 255-272. исследует образ архива, как места символизирующего и сохраняющего память, его появление в романе и эволюцию этого образа в традиции культуры памяти: теперь архивы хранят не свидетельства того, что было, но становятся доказательством того, что чего-то не хватает.

Достаточно подробно выстраивание "памяти" и "воспоминаний" рассказчицей разобрано в работе Анны Рутка ""Wьnschelrute" deutsch: ьber Sprachkritik und Sprachreflexion als Modi der Erinnerungshandlungen in Katja Petrowskajas "Vielleicht Esther" (2014)" Rutka, Anna: "Wьnschelrute" deutsch: ьber Sprachkritik und Sprachreflexion als Modi der Erinnerungshandlungen in Katja Petrowskajas "Vielleicht Esther" In: Colloquia Germanica Stetinensia. Szczecin: Wydawn Naukowe Uniw. 25, 2016, S. 85-99. (Немецкий как "волшебная палочка": о языковой критике и рефлексии языка как о способе выстраивания памяти в романе Кати Петровской "Возможно, Эстер" (2014)). Начинается анализ с выделения характеристик повествования, прерывистого и загадочного; Рутка также обращает внимание на то, что "память" рассказчицы не является аутентичной или достоверной, многие истории повествовательница додумывает или придумывает, часто обращается к сослагательному наклонению, ассоциациям, строит гипотезы о том, что могло бы быть. Мультилингвизм, как пишет Рутка, является проявлением традиции еврейской памяти, а также относит Петровскую к группе авторов с постсоветским прошлым. Рутка пишет, что в данном случае можно говорить о проявлении "неполной принадлежности Петровской к любому постсоветскому пространству".

Исследование Марии Лизаразу "The family tree, the web, and the palimpsest: figures of postmemory in Katja Petrowskaja's "Vielleicht Esther" (2014)" Lizarazu, Maria Roca. The family tree, the web, and the palimpsest: figures of postmemory in Kataja Petrowskaja's "Vielleicht Esther" In: The modern language review. London: MHRA 113 2018, 1, S. 168-189. (Генеалогическое древо, паутина и палимпсест: фигуры постпамяти в "Vielleicht Esther" Кати Петровской) выявляет принадлежность "Возможность, Эстер" к традиции "постпамяти". Автор дает определение концепции "постпамяти" и характеризует литературу "постпамяти". Ссылаясь на концепцию литературы Хирша о "постпамяти", Лизаразу определяет следующие особенности: фрагментарность повествования, мотив поиска и методы художественной обработки "памяти" - интертекстуальность, саморефлексия рассказчицы, метарефлексивное письмо, включение архивных источников.

В статье Экарт 2017 года "Intermixing German and Russian in Lou Andreas-Salomй's travelogue "Russland mit Rainer" and Katja Petrowskaja's autobiographical narrative "Vielleicht Esther"" Eckart, Gabriele. Intermixing German and Russian in Lou Andreas-Salomй's travelogue "Russland mit Rainer" and Katja Petrowskaja's autobiographical narrative "Vielleicht Esther" In: Rocky Mountain review of language and literature. - Laramie, WY : Rocky Mountain Modern Language Association 71 2017, 2, S. 135-150. (Смешивание немецкого и русского языков в травалоге Лу Андреас-Саломе "Russland mit Rainer" и автобиографическом повествовании Кати Петровской "Vielleicht Esther") продолжается исследование функций языка в романе, только в данной работе она фокусируется исключительно на русском языке, который является для писательниц родным. Сравнивая роман Петровской и дневник Андреас-Саламе, Экарт заключает, что вкрапления иностранного языка, русского, в немецкие тексты в данных случаях нужны повествованию, чтобы выразить языковую идентичность рассказчиков, а также показать эмоциональную/языковую привязанность к своему прошлому, так как русский является для них языком детства.

О поиске идентичности пишет Малгожата Дубровска в статьях "Verlust als Identitдt: das Ich auf der Suche nach dem verschьtteten Familiengedдchtnis in Katja Petrowskajas "Vielleicht Esther"" Dubrowska, Maіgorzata. Verlust als Identitдt: das Ich auf der Suche nach dem verschьtteten Familiengedдchtnis in Katja Petrowskajas "Vielleicht Esther". In: Odysseen des Humanen. Frankfurt am Main: Peter Lang Edition 2016, S. 425-432. (Потеря как идентичность: "Я" в поисках потерянной семейной памяти в романе Кати Петровской "Возможно, Эстер") и ""Doppeltes Grab"?: zur Metaphorik des deutsch-jьdischen Dialogs im Werk von Barbara Honigmann, Monika Maron, Katja Petrowskaja und Mirna Funk" Dubrowska, Maіgorzata. "Doppeltes Grab": zur Metaphorik des deutsch-jьdischen Dialogs im Werk von Barbara Honigmann, Monika Maron, Katja Petrowskaja und Mirna Funk In: Identitдtsdiskurs im deutsch-jьdischen Dialog. Frankfurt am Main: Peter Lang Edition, 2017, S. 47-65. ("Двойной захват"? Об образах германо-еврейского диалога в произведениях Барбары Хонигманн, Моники Марон, Кати Петровской и Мирны Функ). Литературовед показывает развитие традиции литературы памяти и поиска идентичности в еврейской традиции и отмечает мотив странствий, сопряженный с поиском рассказчицы.

От критических статей и анализов романа перейдем к трем литературно-теоретическим подходам, которые касаются поэтики литературы "постпамяти": интертекстуальности и многоязычия как средства художественной обработки воспоминаний. Основу для выделения этих направлений исследования нам предоставили рассмотренные выше работы непосредственно о романе "Возможно, Эстер".

Как замечают многие исследователи, роман Петровской встраивается в литературную традицию эпохи "постпамяти". Существует полемика вокруг вопроса, стоит ли называть сложившийся феномен ("постпамять" или отсутствующую память) памятью и можно ли память одного человека-свидетеля действительно передать другому. В этом вопросе мы будем следовать теории Яна и Алейды Ассманнов о передаче памяти. По мнению Яна Ассманна, культурная память может быть определена как "Sammelbegriff fьr alles Wissen, das im spezifischen Interaktionsrahmen einer Gesellschaft Handeln und Erleben steuert und von Generation zu Generation zur wiederholten Einьbung und Einweisung ansteht <…> Unter den Begriff des kulturellen Gedдchtnisses fassen wir den jeder Gesellschaft und jeder Epoche eigentьmlichen Bestand an Wiedergebrauchs-Texten, -Bildern und -Riten zusammen, in deren `Pflege' sie ihr Selbstbild stabilisiert und vermittelt, ein kollektiv geteiltes Wissen vorzugsweise (aber nicht ausschlieЯlich) ьber die Vergangenheit, auf das eine Gruppe ihr BewuЯtsein von Eigenheit und Eigenart stьtzt" Jan Assmann. Kollektives Gedдchtnis und kulturelle Identitдt. In: Jan Assmann und Tonio Hцlscher (Hg.).

Kultur und Gedдchtnis; 1988. S. 9. S.15. Пер.: Термин, объединяющий все знания, которые контролируют действия и опыт в конкретных рамках взаимодействия общества и подлежит повторному обучению и передачи из поколения в поколение. <…> В рамках концепции культурной памяти мы суммируем запас повторного использования текстов, изображений и обрядов, свойственных каждому обществу и каждой эпохе, в чьей "заботе" она стабилизирует и опосредует свой имидж, предпочтительно (но не исключительно) коллективно разделяемое знание о прошлом, на котором группа основывает свое сознание необычности и своеобразия.. Здесь понятие памяти является аспектом запечатления и воздействия члены сообщества памяти посредством ценностей и норм памяти, а также передачи этих ценностей последующим поколениям. Но взаимосвязь настоящего и прошлого, по теории Ассманн, совершается не только на уровне семейном и социальном, но и на уровне культурном. Настоящее является результатом прошлого, но восприятие прошлого является результатом настоящего, поскольку оно определяет то, что остается в образе прошлого в соответствии с современной традицией рецепции и восприятия памяти. Теория культурной памяти работает с культурно детерминированной памятью, которая существует вне индивида и потому передается от поколения поколению посредством сверхиндивидуального механизма хранения и трансформации. Прошлое не просто существует, а является культурным творением Assmann, Jan. Das kulturelle Gedдchtnis: Schrift, Erinnerung und politische Identitдt in frьheren Hochkulturen. Mьnchen: Beck, 1997. S. 42.. Соответственно культурная память связана с объективациями и содержит запас культурно значимых текстов, знаков, образов, которые там хранятся и могут извлекаться, обновляться. Для их интерпретации есть такие специалисты, как священники, шаманы или архивисты. Существует разрыв между временем, запоминающимся как часть культурной памяти (события из далекого прошлого, библейские события) и современной памятью о недавнем прошлом, что Ян Вансина называет "the "floating gap." Historical consciousness, Vansina resumes, operates in oral societies on only two levels: the time of origins and the recent past. Vansina's "floating gap" illustrates the difference between social and cultural frames of memory or communicative and cultural memory. The communicative memory contains memories referring to Vansina's "recent past."" Assmann, Jan. Communicative and Cultural Memory. Cultural Memory Studies. An International

and Interdisciplinary Handbook, Berlin, New York 2008, S. 112. Пер.: "плавающий разрыв". Историческое сознание, резюмирует Вансина, действует в устных обществах только на двух уровнях: время возникновения и недавнее прошлое. "Плавающий разрыв" Вансины иллюстрирует разницу между социальными и культурными рамками памяти или коммуникативной и культурной памятью. Коммуникативная память содержит воспоминания, относящиеся к "недавнему прошлому" Вансины.. Определенная таким образом культурная память является основой любой культуры, а художественные тексты становятся носителями коллективной памяти.

Алейда Ассманн в свою очередь продолжает классификацию памяти, в "Der lange Schatten der Vergangenheit: Erinnerungskultur und Geschichtspolitik" Assmann, Aleida. Der lange Schatten der Vergangenheit: Erinnerungskultur und Geschichtspolitik. Munich:

Beck, 2006. и "Re-forming memory. Between individual and collective forms of constructing the past" Assmann, Aleida. Re-forming memory. Between individual and collective forms of constructing the past. Performing the Past: Memory, History, and Identity in Modern Europe. Amsterdam University Press, 2010. она объясняет концепции индивидуальной и семейно-групповой памяти, которые в последствии формируют коммуникативную память, и национальной и архивной памяти, формирующих культурную память. Деление необходимо, чтобы лучше обозначить взаимосвязь между типами памяти, так как: "Once verbalized the individual's memories are fused with the inter-subjective symbolic system of language and are, strictly speaking, no longer a purely exclusive and unalienable property. They can be exchanged, shared, corroborated, confirmed, corrected, disputed--and, last not least, written down" Там же. С. 36. Пер.: После вербализации воспоминания индивида сливаются с межсубъективной символической системой языка и больше не являются эксклюзивной и неотчуждаемой собственностью. Они могут быть обменены, распространены, подтверждены, исправлены, оспорены и, что не менее важно, записаны. . Страх утраты воспоминаний тоже передается, поэтому третье поколение стремится реанимировать и перевоплотить далекие национальные, архивные и мемориальные события, обращаясь к индивидуальным формам повествования - семейной истории.

Работы Яна и Алейды Ассманн проясняют связь поколений и способы передачи "памяти" между поколениями. Чтобы охарактеризовать концепцию "постпамяти" и понять связь "Возможно, Эстер" с этим феноменом мы обратимся к работе Марианны Хирш "Поколение постпамяти" Hirsch, Marianne. The Generation of Postmemory. Poetics Today 29:1. Columbia University Press, 2008.. Стоит заметить, что Хирш также обращается к работам Яна и Алейды Ассманн для выясния взаимосвязи индивидуальной и коллективной памяти, указывая на то, что травма вызывает разрыв этой связи и создает условия для появления новых форм памяти, которые бы могли заново соединить "пространство памяти" воедино ("I turn to their work here to elucidate the lines of transmission between individual and collective remembrance and to specify how the break in transmission resulting from traumatic historical events necessitates forms of remembrance that reconnect and reembody an intergenerational memorial fabric that has been severed by catastrophe." Там же. pp. 109-110. Пер.: Я перехожу к их работе здесь, чтобы выяснить линии передачи между индивидуальной и коллективной памятью и указать, как разрыв в передаче, вызванный травмирующими историческими событиями, требует форм памяти, которые бы воссоединили и воссоздали межколенную мемориальную ткань, разорванную катастрофой.).

"Постпамять", согласно Хирш, "is not a movement, method, or idea; I see it, rather, as a structure of inter- and trans-generational transmission of traumatic knowledge and experience" Там же. p. 106. Пер.: это не движение, метод или идея; скорее, я вижу это как структуру передачи травматических знаний и опыта внутри и между поколениями.; этот феномен относится к третьему поколению, возникшему после эпохи "памяти": поколения свидетелей и поколения детей свидетелей и характеризующемуся "синдромом запоздалости" или "отсутствующей памяти", что подразумевает интерес в прошлому родителей, желание восстановить их воспоминания. Хирш выделяет основные элементы процесса структуры "постпамяти": "In what follows, I will look critically, and from a feminist perspective, at the conjunction of three powerful and prevalent elements of the trans-generational structure of postmemory in the aftermath of the Second World War--memory, family, and photography" Там же. р. 108. Пер.: В дальнейшем я буду критически и с феминистской точки зрения смотреть на соединение трех главных, преобладающих элементов меж поколенной структуры. "постпамяти" после второй мировой войны - памяти, семьи и фотографии.. Элементы имеют отношение к процессу передачи "памяти" поколению, у которого ее нет. Память одного человека, конечно, нельзя передать в неискаженном виде другому, поэтому тут мы имеем дело скорее с проявлениями памяти: художественными образами, существующими в культуре, "языком тела" носителей настоящей памяти. Так поколение "постпамяти" получает представление о памяти свидетелей и обрабатывает эту имеющуюся информацию, что формирует пространство "постпамяти". Семья важна как пространство, в котором чаще всего происходит "передача" памяти, передача невербальных актов ("язык тела", "язык жестов") отчетливо проявляется только в семье. Хирш считает, что дети наследуют ужасное, неизвестное и непознаваемое прошлое, а художественная литература, искусство третьего поколения, мемуары и свидетельские показания второго поколения становятся попыткой представить жизнь в непосредственной близости от боли, депрессии свидетелей, переживших травму ("Second generation fiction, art, memoir, and testimony are shaped by the attempt to represent the long-term effects of living in close proximity to the pain, depression, and dissociation of persons who have witnessed and survived massive historical trauma" Там же. p. 112. Пер.: Художественная литература, искусство, мемуары и свидетельства второго поколения сформированы попыткой представить долгосрочные последствия жизни в непосредственной близости от боли, депрессии и разобщенности людей, которые стали свидетелями и пережили массивную историческую травму.). Фотографий являются свидетельствами мира "до", прошлого, они же становятся способом передачи памяти вне семьи. Эти три основных элемента "постпамяти" так или иначе проявляются в романах новой литературы памяти: большинство из них являются семейной историей, целью повествователей - людей "постпоколения" является "воссоздание" истории или образно говоря "поиск памяти", в произведениях часто встречаются моменты передачи "памяти" внутри семьи и через свидетельства прошлого: добавление фотографий, рассказы, которые вошли в "семейные легенды", общение с живыми родственниками (в "Возможно, Эстер" они появляются в виде фотографий, которые повествовательница находит в архивах, чтении мемуаров бабушки и отца и разговоров с родителями и тетей). Отсутствие настоящих воспоминаний компенсируется фикционализацией имеющихся фактов, а также передается рефлексивным письмом ("a self-conscious, innovative, and critical aesthetic that palpably conveys absence and loss" Там же. p. 119. Пер.: осознанная, инновационная и критическая эстетика ощутимо передает отсутствие и потерю), именно это мы увидим в "Возможно, Эстер" - решимость узнать о своем прошлом, а затем признание его непознаваемости.

"Постпамять" определяется также ощущением авторами разрыва с прошлым, размытием границ между документальным или художественным произведением. Эти черты явно выражены и в "Возможно, Эстер": читатели не понимают до какой степени история и воспоминания основаны на собственном опыте, Петровская деконструирует оппозиции субъекта объекту (рассказчица является участницей событий, но также иногда представляется себя в роли всезнающего повествователя), своего чужому, чтения написанию и т. д. Также, роман изобилует всевозможными аллюзиями и отсылками к мифам, античным трагедиям и литературе 19 века. Для анализа интертекстуальных вставок будет задействована теория интертекстуальности, сформулированная в работах Ролана Барта "От произведения к тексту" Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989. и Юлии Кристевой "Текст романа" Кристева Ю. Текст романа // Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: РОССПЭН, 2004.. Барт пишет об открытости литературы в общем: "Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нём на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Как необходимое предварительное условие для любого текста интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитат, даваемых без кавычек" Барт Р. От произведения к тексту // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М., 1989. С. 417.. Кристева соглашается с Бартом: "любой текст строится как мозаика цитаций, любой текст - это впитывание и трансформация какого-либо другого текста" Кристева Ю. Текст романа // Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: РОССПЭН, 2004. С. 167.. Рассматривая текст как продукт взаимодействия различных претекстов и кодов, трансформирующих друг друга, позволяет выявить значение аллюзий и прецедентных текстов в выражении концептуального замысла вторичного текста. Интертекстуальный анализ мы будем использовать для выделения отсылок в романе и раскрытия их влияния на художественную обработку "памяти".

Подводя итог, отметим, что рассмотренные в обзоре работы предоставляют нам базу для исследования "Возможно, Эстер". Литературные исследования помогают нам определить направления для анализа произведения в контексте поэтики "постпамяти": функции использования иностранного языка для написания романа, многоязычие, мотив путешествия. Однако можно отметить, что существующие работы не фокусируются на анализе приемов литературной переработки и художественного оформления "памяти".

1. О новой немецкой литературе памяти: этапы формирования литературной традиции, "Возможно, Эстер" как пример литературы "постпамяти"