Повесть "Выбор"

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет гуманитарных наук

Школа филологии

ПОВЕСТЬ «ВЫБОР»

Выпускная квалификационная работа - МАГИСТЕРСКИЙ ПРОЕКТ

по направлению подготовки 45.04.01 Филология

образовательная программа «Литературное мастерство»

Бойкова Ольга Игоревна

Рецензент

О. А. Швец Научный руководитель

проф.

М.Л.Степнова

Москва 2019

Содержание

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Библиография



Часть 1

повесть кульминация конфликт персонаж

Что может быть описано, может и произойти Витгенштейн Л. Филосовские работы. Части 1,2. М.: Гнозис, 1994. .

Л. Витгенштейн

-- Это всё чушь полная.

-- Ничего не чушь, вот представь... -- произнес Саша и уже начал говорить дальше, но Юра рассмеялся и перебил его.

-- Что представить-то? Как кому-то на голову кирпич упал?

Саша вздохнул.

-- Да почему кирпич сразу? Едет, например, велосипед по дороге, и его, бац! -- ударил по столу Саша, -- сбивает машина.

-- Ну и всё, -- сказал Юра.

-- Что всё? -- спросил Саша.

-- Конец.

-- По-твоему, дальше нет ничего?

-- Нет.

Женя уже собиралась в школу. Мимо нее летали какие-то слова. Это бабушка перечисляла из соседней комнаты то, что нужно положить в рюкзак: тетрадочки, ручки, карандашики... Женя открыла пенал и начала перебирать пальцами по цветным шестигранникам: каждый охотник желает знать… Карандашики бабушка подарила Жене за хорошие оценки. Яркие, акварельные. Когда Женя разукрашивала ими цветочки, она слюнила пальцы и водила ими по карандашным линиям. Цвета становились нежнее, и переходы между ними были плавными. Это Женя сама так придумала. «А если лизнуть грифель, то карандаш будет рисовать как помада или тени», -- фантазировала Женя.

-- Женюшкоу!

-- А! -- крикнула Женя.

Она уже слышала, как бабушка возилась в коридоре. Женя схватила рюкзак и побежала к ней, запинаясь о складки на ковре.

-- Моя ты умочка, всё собрала? -- спросила бабушка, подворачивая штанину на правой ноге.

-- Ага, -- кивнула Женя и начала считать, сколько подворотов получится у бабушки на этот раз. -- Пять, -- прошептала Женя.

-- Давай, спускайся, я ключ от гаража возьму.

Женя побежала вниз по высоким ступеням. Они еще пахли краской и как будто бы липли к ногам. Через каждые три ступеньки Женя смотрела на свои подошвы: чисто. Она вспомнила озадаченную теть Наташу с первого этажа, которая позавчера макала кисть в банку с надписью «Красные помпеи» и шмякала на лестницу красное желе.

Еще три ступеньки позади. На подошвах чисто, но с каждым шагом они будто всё больше прилипают. Они не хотели отпускать Женю. Теть Наташа красила сверху вниз. И красное болото стекало на первый этаж. Ступеньки всё больше удерживали Женю. Она стала проверять подошвы через каждые две ступеньки. Две -- чисто, две -- чисто, еще две -- чисто, одна -- ну ё-моё. Женя подняла подошву и ткнула пальцем в резиновые контуры, приклеенные к кроссовкам. На пальце остались красные линии. Женя побежала. Бежала быстро-быстро, пока не столкнулась с солнцем, выглядывающим с улицы сквозь створки подъездной двери. Оставляя алые отметины на траве, Женя двинулась к гаражам.

За гаражами шипели деревья. Не на прохожих, а друг на друга. Все время спорили, кто первым будет наблюдать за людьми. Иногда они подглядывали за домами краешками молодых листьев. Самые смелые тянули ветви к крышам, покрытым гудроном, и расплавленный солнцем черный янтарь обнимал наивные листья как заблудившихся на деревьях мошек, которые становятся потом брошками, колечками и сережками для модниц. Женя слышала, что по гаражам носились мальчишки. Они бегали, топали, перекрикивали друг друга. Но как будто очень далеко. Гудрон глотал их шаги и оставлял на их месте ямки, как после космонавтов на Луне.

-- Оторви эту, смотри какая толстая, -- слышалось с крыши.

-- Смотрите, она блестит внутри!

-- Вау!

-- Фу, воняет!

-- Ты че дебил?

-- Лизни давай!

-- Придурки.

Женя отошла от гаража, чтобы взглянуть на первопроходцев. Наверху было три мальчика. Они ковыряли что-то палками и морщились, будто в первый раз пробовали оливки или морскую капусту. Женя тоже морщилась. И от воспоминаний о вчерашнем ужине, и от назойливых желтых лучей. «Женя-я-я-я», -- протянула за спиной бабушка. Прихрамывая на одну ногу, большая фигура направилась штурмовать замок-гараж. А рядом с ней пританцовывал маленький оруженосец.

Бабушка вытащила велосипед и пристегнула к багажнику диванную подушку. На ней еще мама вышивала крестиком. И бросила на половине. Как обычно. Все дела она бросала на половине, а всех друзей -- в беде.

«Садись давай», -- сказала бабушка. Женя села на багажник. Бабушка выкатила со двора двухколесного «Аиста» и запрыгнула на седушку, с которой свисали кусочки привязанного войлока.

«Аист» летел. Крылья подрагивали. Небо было неподвижным и как будто гладким, а внизу, под ногами, всё убегало и переливалось. Бабушка крутила педали и смотрела на дорогу. Женя держалась за сиденье и смотрела на рисунки в лужах. Капли бензина из машин падали в неглубокие заасфальтированные кратеры, залитые дождем. Капли бензина превращались в радугу.

-- Каждый охотник желает знать, -- бормотала Женя.

-- Держись крепче, -- бабушкин голос забирал ветер, его забирали машины и увозили за пределы города.

Дер-жи-сь! -- летело по слогам. Жись, жизь, жизнь, -- долетало до Жени.

Женя схватилась крепче за бабушкино сиденье.

-- Пассажир в полном порядке! -- крикнула она.

Бабушка крутила сильнее. Женя смотрела по сторонам. Бабушка плохо спала этой ночью. Женя проснулась очень рано. Бабушка подвернула правую штанину не так, как обычно. Вчера подворотов было шесть. Сегодня Женя насчитала пять. На перекрестке было четыре пути. На светофоре было поочередно три цвета. Каждый охотник знает. Впереди было две машины. И один удар. Где?

-- Нельзя придумать то, чего нет в природе, -- после долгого молчания произнёс Юра.

-- Помнишь, я рассказывал про квантовую теорию гравитации Уилера-де Витта? -- спросил Саша.

-- Ну.

-- Тогда представь, что параллельные вселенные и правда существуют в виде трёхмерных геометрий Дойч Д. Структура реальности. Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2001. . Как снимки. И всё это без понятия времени. Время, понимаешь, оно только у нас в голове.

-- Ты это к чему? -- спросил Юра.

-- К тому, что тот, кто ехал на велосипеде и врезался в машину, он не умер, ну или она.

-- Погоди.

-- Точнее, умер, да, или умерла, но в нашем измерении. Потому что смерть освобождает нас только от тела, -- закончил Саша.

-- А душа что? «Летит в рай?» -- спросил Юра.

На асфальте были раскиданы карандаши: красный, оранжевый, голубой. А других цветов будто и не существовало. Женя лежала на красно-оранжево-голубом асфальте. Она чувствовала, как по лицу бегают иголочки, прямо как иголочка в бабушкиной машинке: вверх -- вниз, вверх -- вниз. А бабушка крутит ручку и переключает виды строчки.

-- Бабушка? -- произнесла Женя.

Бабушка должно быть крутит педали: вверх -- вниз, вверх -- вниз. Женя закрыла глаза. Строчка как пунктир на дороге, строчка как морские волны, строчка как горы, строчка как снежинки. Как холодно. Бабушка, так холодно.

Сначала было слишком тихо, а потом появился знакомый хруст. Так хрустели бабушкины колени, когда она садилась на корточки.

-- Лапатурочка моя, вставай! -- произнесла Бабушка.

И Женя почувствовала, что сейчас тепло. И вставать было легко, и на теле не было царапин. Синяки только. Голубые. Женя обняла Бабушку и сцепила руки на ее холодной шее.

-- Это мы потому что молитву не прочитали, правда? -- спросила Женя.

Бабушка обняла Женю и начала шептать знакомые слова:

-- Степан-попутчик, попути дорогу, -- слышала Женя и продолжала про себя: «От лихого злодея, от летящего змея, от ходяще-ползучего зверя. Аминь».

Когда Женя оказалась возле школы, она не поняла, сколько прошло времени, сколько шагов сделала Бабушка, прежде чем превратилась в красную точку, хотя, она всегда больше была похожа на запятую: снизу кругленькая, а сверху -- беретик. Еще не бывало такого дня, когда бы она отвезла ее в школу и уехала без их сигнала. Два звоночка, пять звоночков, один. Всего восемь. Потому что восьмерка была похожа на бантик кошки Моти. Но мама говорила, что это просто пятнышко. И что с ним Матильда похожа на дворняжку.

Женя раньше и не замечала, что школа была покрашена в голубой, в ее любимый цвет. Как странно. Наверное, это небо так светило и делало разные чудеса, играло с голубыми светлячками. Жене захотелось побежать в класс и рассказать всем о сегодняшнем происшествии. Она представляла, как назовёт цвета, как возьмёт Катю за руку и ущипнёт ее, а потом будет улыбаться и говорить: «Да, вот так мне было больно, вот так». А Катя завизжит. Вот так ей. Вот так.

Но Женя не побежала. Она пошла. Она захотела пойти и стала отсчитывать шаги до класса. Когда Женя начала рассказывать всем про аварию, она замялась. И все вдруг загудели, заболтали, разбежались куда-то. История остыла, а разговоры вокруг стали какими-то неинтересными. Будто все враз загалдели об одном и том же, превратились в шум.

Среди шума был слышен писк, тоненький голосок Кати из туалетной кабинки. Она рассказывала кому-то о голубых сандаликах, которые ей купила мама. Женя слушала и чувствовала, как внутри нее разгораются угольки. Она бросилась в класс и закричала: «А у Кати башмак в унитаз упал!»

Галдеж сменился хохотом. Всем было весело, даже учительница улыбнулась. Через мгновение все услышали плач. Перед входом в класс стояла растерянная Катя в одном сандалике.



Часть 2

Когда время не играет роли, понятие «после» не имеет смысла Шредингер Э. Разум и материя. Москва-Ижевск: РХД, 2000..

Э. Шредингер.

Где-то за картонными стенами однушки Саша водил зубной щеткой из стороны в сторону. Картонными Саша назвал их сам. С тех пор как сосед женился. Завел детей. И собаку. Щетка двигалась. Саша молчал и смотрел в зеркало. Брови были какими-то странными. Одна выше другой. Саша выплюнул белую пену и начал бубнить.

-- Вот я. И я здесь, именно в этой точке времени чищу зубы. Как я тут оказался? Почему я должен каждый день чистить зубы?

Саша стоял у раковины. Потом Саша стоял у плиты и жарил сосиски.

-- А вот сосиска, -- продолжал Саша.

Сосиска подрагивала и крутилась на сковороде, будто ей было важно подгореть с каждой стороны.

-- И я...

Саша сел за стол и начал кусать сосиску.

-- Просто мясо, ведь так? -- сказал Саша.

-- В каком это мире сосиски делают из мяса, Сань? -- спросил Юра.

Юра сел на табуретку рядом с Сашей и начал, зевая, чесать свою волосатую пухлую ляжку.

-- Из мяса. От рождения просто мясо, -- сказал Саша.

-- Там одни рога и копыта, -- прозевал Юра.

Юра начал тереть уголки глаз и рассматривать зеленоватую грязь на пальцах и под ногтями.

-- «Рога и копыта» остаются после, -- сказал Саша.

-- После чего? -- спросил Юра.

В комнате было темно. Женя только что выключила свет в квартире и закрыла дверь. Сегодня Бабушка пожарит беляши. Те самые, из детства. Женя спускалась по лестнице. Она пыталась вспомнить, каким цветом светили лампочки перед тем, как она вышла из дома. Желтым или голубым? Один пролет. Желтым или голубым? Второй пролет. Желтым или голубым? Ей казалось, что она придумала желтый цвет сама, как и всё, что ее окружало. После аварии почти все люди вокруг превратились в музыкальные шкатулки. Только вместо музыки у них были слова. Кто-то заводил этих несчастных кукол и каждое утро ставил на свои места. Бабушка всегда была у плиты, мама -- в гостиной, таксист -- в машине. Поэтому в детстве Женя редко приходила в школу. Она перечитала там все книжки, выучила слова и действия одноклассников, а потом даже сочиняла нелепые вопросы, чтобы их ответы выглядели смешно. Как же все тогда хохотали над Катиными сандаликами! С тех пор прошло много лет. Наверное.

-- Витгенштейн говорил, что безвременность -- это вечность Витгенштейн Л. Филосовские работы. Части 1,2. М.: Гнозис, 1994., -- сказал Саша.

-- Скреби, блять, давай! Ферштейн? Тридцаха жмёт уже! -- закричал Юра.

Саша водил щеткой по замерзшей машине и разглядывал узоры на окнах. Он бы не смог их повторить, слишком давно не брал в руки кисть. И даже карандашом бы так хорошо не получилось, как это делала природа. Юра пытался открыть дверь, прицепив одну ногу к машине как паук. Ручка нажималась. Не поддавалась дверь.

-- Зачем мы вообще это делаем? «Кто остановит такси в минус тридцать?» -- спросил Саша.

-- Тот, кто жопу мо-ро-зить не хо-чет, -- кричал по слогам Юра. Он дернул ручку изо всех сил, и дверь открылась так, что Юра отлетел на метр от машины.

Женя едет в лифте. И лифт едет. Сколько он должен ехать? Сколько он вообще обычно едет? Женя проверяет почтовый ящик, но без ключа. Она просовывает пальцы в металлическое отверстие и пытается нащупать бумагу. Ничего. Как долго ехал лифт. Или это была лестница? Невозможно вспомнить. Женя выходит на улицу. Теперь она держит руку перед собой, чтобы остановить машину. Так говорит делать Бабушка.

-- Прошлое, настоящее и будущее одновременны. Лучше так: они ВНЕ-ВРЕ-МЕН-НЫ Гуц А.К. Элементы теории времени. - Омск: Издательство Наследие. Диалог-Сибирь, 2004. , -- громко произнес Саша, поворачивая руль.

Женщина на заднем сиденье молчала. Юра на переднем подавал Саше знаки руками, рисуя каракули в воздухе. Саша смотрел на дорогу.

-- Да-а, так еще Августин Блаженный говорил Августин Блаженный. Исповедь. М.: Гендальф, 1992. . И Юнг так считал Юнг К.Г. Синхронистичность. М.: Рефл-Бук / Ваклер, 1997. ! -- добавил Саша.

Женщина кивнула. И Саша улыбнулся. Он знал, что она-то его понимает, раз кивает и молчит. А Юра просто тупой. Куда ему до абсолютного пространства-времени. Женщина начала что-то говорить, но Саша ее прервал.

-- Вот вы думали, куда попадете после смерти? -- сказал Саша и повернулся к женщине.

Женщина замерла.

-- Ты дебил? -- прошептал Юра.

Женщина подвинулась ближе к двери. Ее рука срослась с ручкой. Даже не так, ее рука всегда была ручкой, способной открывать любые двери. Правда, не на скорости.

Саша продолжал:

-- Если после распада тела...

Сашу перебил женский голосок.

-- Мне здесь, -- пискнула женщина и сунула Саше мятую бумажку.

Саша остановил машину. Женщина-ручка стала таранить дверь, стала биться об нее крылышками. Дверь открылась. Женщина выпорхнула. Юра вылез из машины и закрыл за ней дверь.

-- Овца, -- сказал Юра.

Мимо Жени проезжали машины. Казалось, что всегда одни и те же. Только цифры на их номерах были разными: восемьсот шестьдесят шесть, сто пятьдесят четыре, триста одиннадцать. В последний раз две единицы Женя видела на открытке от мамы. Будто только вчера она готовилась к Жениному одиннадцатилетию. Женя вспомнила, как из шкафа тогда выпали два платья для кукол: оранжевое и голубое. На стене рядом с диваном шумел телевизор. Говорили что-то о новом тысячелетии. Женя стояла на цыпочках, подсматривала в экран и пыталась запихнуть платья в шкаф. Они падали. Летели вниз подолами как цветные медузы. Табуретка под Женей дрожала. Она совсем не хотела лезть в этот шкаф. Просто день рождения так долго не приходил, что пришлось заняться поиском подарков по квартире. Как жалко, что Женя узнала их цвета. Оранжевый и голубой. Ей они нравились, но вряд ли понравятся куклам. Кате не подойдет голубое платье, потому что у нее серые волосы. А Вике не понравится оранжевое, потому что волос у нее нет. Слишком нарядно. Хотя, Катина голова похожа, скорее, на серую губку. Надо было просить у мамы новых кукол.

Саша лежал в прямоугольных очках на кровати. Он называл их «очками для чтения». Одной дужки у них не было, поэтому читать можно было только лежа. Так очки не падали. Да и приклеивать дужку на место было бы муторно. Книгу Саша держал над собой, как будто лежал на верхней полке плацкарта, где практически нельзя было развернуться.

-- Кант говорит, что время -- это последовательное восприятие Кант. И. О форме и принципах чувственного воспринимаемого и умопостигаемого мира / Метафизические начала естествознания. М.: Мысль, 1999. , говорит, что мозг вынуждено сориентирован на такое восприятие. Вынуждено, слышал, а Юр? -- спросил Саша.

-- Херня всё это. Тебе сон мой рассказать?

-- Ну давай.

-- Короче, смотрю я в зеркало, давлю прыщ, а из него не гной лезет, а черви. Я начинаю орать, тут приходишь ты и такой: не ори, пойдем че покажу. Иду за тобой, значит, и мы оказываемся в квартире моей бабки.

-- И чего?

-- Того! Крысы там повсюду. Бегают и смеются как люди! Я их ловлю в клетку для попугаев, а они через щели лезут, суки! Пока я их ловил, прибежали мои одноклассники из двадцатой школы и говорят: давай поможем. И я вдруг уже в школе. Все бегут, и я побежал. Орут: бегом на флюорографию, а то в пионеры не возьмут!

Саша рассмеялся. И Юра тоже. Юра смелся и думал о поездке в Якутию. Саша смеялся и думал, что идеальная теория Мира, должно быть, привязана к конкретному наблюдателю.

-- Сань, -- сказал Юра.

-- Чего? -- спросил Саша.

-- Давай снова спластаемся в Якутию. Минимум рубль на рыло в день давать будут.

-- Грыжу опять хочешь?

-- Жрать хочу, -- ответил Юра.

Саша смотрел на Юру и молчал. Ему казалось, что его тело уже распалось на атомы и вырвалось за пределы трех измерений.

Женя остановила такси. Таксист нахмурился, а затем улыбнулся. Женя села в машину.

-- Опять вы? -- спросила Женя.

-- Опять я, -- ответил Саша.

Они поехали.

-- Тебе опять туда же? -- спросил Саша.

-- Опять туда же, -- ответила Женя.

Они молчали. Радио шумело. Дома были похожи друг на друга. Машины тоже. Ехали на какой-то скорости, проезжали какие-то улицы. Женя улыбалась, она ехала к Бабушке. Бабушка, наверное, уже пожарила беляши. Как всегда обещает, что не будет жирно, но всё равно наливает полпачки масла. А Женя слушает, как оно трещит, смотрит, как оно отстреливает в бабушкин красный фартук. Такси всё поворачивает, таксист смотрит на дорогу. Женя смотрит на женщину, которая идет где-то по переходу. Она как восклицательный знак. Тоненькая, а сверху -- шапочка. Женя смотрит. Такси едет. В машине шумит радио. Рядом шумит сирена. Такси обгоняет скорая помощь. И у нее самые обычные номера, как у всех. Если бы не сирена, никто бы и не понял, что там везут больного человека. Но у скорой помощи ведь какая-то другая машина? Да нет, такая же как и все -- желтая. Скоро будет Бабушкин дом. За этими двумя похожими домами.

-- А у вас когда-нибудь было дежавю? -- спросила Женя.

-- Бывало, да.

-- А у меня бывает такое чувство, что иногда я выпадаю из времени. Может, у этого тоже есть название? -- спросила Женя.

-- Никогда об этом не думал, -- ответил Саша.

Женя знала Сашу с детства. С тех пор, как он подвозил ее с мамой в кино. Мама тогда презрительно молчала, а он был дружелюбным. Показывал карту города. В те времена водители заучивали ее наизусть. И Жене тогда казалось, что Саша знает всё-всё на свете, что он знаком с каждым жителем города, и что все приглашают его на чай. Женя даже как-то сама приглашала, но мама дернула ее за рукав и начала шептать что-то невнятное, как будто понятное только ей и Жене.

-- Приехали, -- сказал Саша.

-- Кстати, моя Бабушка пожарила беляши, -- начала Женя.

-- Вкусные, наверное, -- поддержал разговор Саша.

-- Наверное.

Женя вышла из машины и направилась к знакомой двери подъезда. Внутри пахло жареным фаршем и луком. Бабушка стояла у плиты и смотрела на жёлтые капли, разбросанные по стене. Жене показалось, будто Бабушка их считала, -- так сосредоточенно она смотрела. «Привет», -- произнесла Женя. Бабушка быстро повернулась на звук, её кудри поменялись местами. Будто в игре, где люди бегают вокруг стульев и занимают пустые места. На бабушкиной кухне все места были пустыми. Все стулья были такими чистыми, будто на них никто никогда не сидел. И только на одном были следы времени. На Женином. Она приезжала сюда каждый четверг и воскресенье. По крайней мере, ей так казалось. Иногда четверг приходил раньше, а воскресенье длилось пару дней. Жене так хотелось. В четверг Бабушка готовила беляши, а в воскресенье -- макароны по-флотски. Всегда было вкусно, и всегда было жирно. И всегда Бабушка говорила, что жирно не будет, а потом улыбалась, показывая вставные зубы с островками красной помады. Сейчас тоже улыбалась. Женя улыбалась в ответ. Бабушка называла её Ласточкой и убирала Женины волосы за уши.

-- Бабуль, -- сказала Женя.

-- О-о-у, -- протянула Бабушка как в русских народных песнях, с посылом звука.

-- У тебя волосы от рождения кудрявые?

-- А не знаю, -- ответила Бабушка. Её губы превратились сначала в линию, потом в перевёрнутую радугу.

Походы к Бабушке занимали у Жени всё меньше времени. Ей казалось, что она знает наизусть все Бабушкины слова. Она помнила, в какой момент Бабушка повернется. Вот так повернется. Да, вот так. А так будут разлетаться ее кудри. Потом она улыбнется. Вот так улыбнется. И назовет Женю Ласточкой. В конце уберет за уши Женины волосы. Всё, она закончила. Теперь можно уходить.

Женя размазывала вилкой сметану по беляшу идеальной формы, как тарелка, в которой он лежал, как кухонная лампа над головой, как зеркало в коридоре, как дверная ручка, как солнце, как колеса такси. Женя стояла перед знакомой машиной. Она заглянула в окно, внутри было пусто, дернула за ручку -- дверь поддалась и отошла в сторону. Женя села и закрыла дверь.



Часть 3

Когда бы зримый мир был снят как покрывало,

И ты бы механизм Вселенной увидал,

Где страшно просто всё, и всех начал начало

В предельной краткости, как дифференциал, --

Какая б жгучая тоска тебя объяла

И в иллюзорный мир ты б радостно вбежал Чижевский А.Л. Стихотворения / Вступ. ст., составл. и подг. текстов В.И. Безъязычного. М.: Современник, 1987. .

А. Чижевский

Юра сидел на пассажирском сидении. Он то открывал, то закрывал бардачок, потом вертел солнцезащитный козырек и щурился. Возле машины что-то ритмично шуршало. Кто-то крался по снегу. Дверь открылась, и на водительское сиденье опустился Саша. Сначала он постучал ботинками друг о друга, так, чтобы убрать снег, а потом захлопнул дверь и начал растирать руки. «Холодина», -- сказал Саша и повернул ключ зажигания.

«Жарища», -- сказал другой Саша и сел в машину. Он увидел Женю и не выглядел удивленным.

-- Домой? -- спросил Саша.

-- Домой. -- ответила Женя.

Они ехали молча. Женя смотрела на дорогу. Потом на Сашу. На вид он был простым. Все время улыбался, щурился немного, но очков не носил. Наверное, для очков было еще рано. Саша казался не очень молодым, но и не старым. Больше молодым, да. Иногда он делал медленные громкие вдохи, как будто думал о чем-то таком, чего он не может изменить. Или как будто ему было тяжело дышать в этом мире. В Женином мире. «Ему здесь душно», -- думала Женя.

-- Почему вы всегда меня ждете? -- спросила она.

-- Мне некуда спешить, -- ответил Саша.

-- А вы других людей возите?

-- Вожу.

-- Кого?

-- Кого придётся.

-- А какие они?

-- Да разные, -- рассмеялся Саша, -- тихие, крикливые, грубые, вежливые, странные. Женя улыбнулась и повернулась к окну. Машина ехала. Вокруг были обычные дома, обычные люди, всё как всегда. В машине было тихо.

-- Вы скажете, что я тоже странная, -- снова начала Женя.

-- Да ладно тебе, -- сказал Саша и быстро посмотрел на Женю, а затем на дорогу.

-- Мне кажется иногда, что ничего не происходит случайно. Что все какое-то заранее известное, -- продолжила Женя, глядя в окно.

-- Ты будущее видишь, что ли?

-- Нет, не вижу я ничего. Я просто его знаю.

-- Ну-ка, ну-ка, скажи, когда меня остановят менты и выпишут штраф за непродленный техосмотр?

Женя начала смеяться. И Саша тоже начал. До дома Жени оставался один квартал. И она снова смотрела куда-то во вне, разглядывала искаженные лица людей за окном-телевизором, слушала шум из их слов, настраивалась на нужную волну. Нет. Не смогла.

-- Приехали, -- сказал Саша.

Женя сделала вид, что не услышала его слов.

-- Покажите мне других пассажиров. Я с вами поеду.

-- Куда? В гараж? -- спросил Саша.

-- А там люди есть? -- уточнила Женя.

-- Михалыч там был. Геннадий, -- ответил Саша.

-- В гараж, -- сказала Женя.

-- Михалыч, крути! -- кричал Юра где-то в трех привычных измерениях. По лысине Михалыча гуляли теплые капли. Периодически он кряхтел, вытирал их платком и бормотал «ёб твою мать», но тихо так, чтобы другие не слышали. Михалыч воевал с неподатливой гайкой в колесе. Юра кричал. Михалыч думал о том, как бы помириться с женой. Юра думал о том, как бы сколотить денег за зиму. Оба мерзли и хотели домой.

Если бы измерения умели пересекаться, Юра бы сейчас заметил юного Сашу у ржавых гаражных ворот. Юра бы позавидовал вечному лету, царившему в Женином сознании. Она любила лето. И если температура понижалась хотя бы на пару градусов, Женя возвращала тепло обратно, будто она вращала Земную ось. Саша был одним из Жениных воспоминаний и оставался точь-в-точь таким, каким она помнила из детства, когда изучала с ним карту города. Саша стоял у ворот, которые когда-то, наверное, были красными. Теперь этот красный больше походил на розовый. Женя вышла из машины и направилась к гаражу. Выходя из машины, Саша хлопнул дверью так, что Женя дернулась, но не обернулась. Она смотрела на розовую чешую, облепившую металл закрытых гаражных ворот. Женя поддела пальцем одну чешуйку и потянула за нее, та оторвалась -- полетела маленьким вертолетиком. Как летали вертолетики с клена возле Жениного дома, когда они здоровались с ветром. Сначала вбок, а потом вниз.

-- Я думал, что он здесь, -- сказал Саша.

-- Кто? -- спросила Женя.

-- Михалыч.

Женя смотрела куда-то вниз, под ноги. Ей хотелось опуститься на землю маленьким вертолетиком и наблюдать за всеми, кто от неё прячется.

-- Никого, -- тихо сказала Женя.

-- Да найдём кого-нибудь, -- сказал Саша, -- зачем тебе люди?

-- В моем мире их нет.

-- А я?

-- Я вас придумала.

Саша посмотрел вперёд и кивнул головой.

-- Его тоже?

Вдоль гаражей семенил маленький старичок. Он ухал и фыркал как уставший пони, только грива его была похожа на ослиную. Местами ее вообще не было. Старичок направлялся к Саше, но как только он заметил Женю, сразу сменил курс и причалил к ней.

-- Какая прелестная особа! -- сказал старичок, глядя на Женю, -- можно вашу ручку?

Женя протянула руку, но вышло как-то нелепо. Без грации. Не так, как это делали царевны в советских сказках по телевизору. Старичок опустил голову и поцеловал Женину руку распухшими красными губами.

-- Ты где был, Михалыч? -- спросил Саша.

Михалыч попятился назад, как будто провинился, и показал Саше большой палец, замотанный бинтом.

-- Вот так вошел! -- крикнул старичок и ткнул в свой палец кулаком.

-- Кто? -- спросил Саша?

-- Нож!

Женя растерянно смотрела на старичка, а потом на его палец. На Сашу, а потом на старичка.

-- Харе, Михалыч, ты человека напугал, сказал Саша и положил руку старичку на плечо.

Саша открыл гараж с третьей попытки. У него был свой ритуал. Сначала надо было снять разрезанную пополам пластиковую бутылку с замка, потом вставить ключ, но не до конца, так, чтобы почувствовать нужный щелчок, толкнуть ворота, повернуть ключ, снова толкнуть ворота, снова повернуть ключ. Дальше в ход шли пинки. Женя с Михалычем смотрели на этот нелепый танец раненого воина, то и дело наклоняя головы в разные стороны для лучшего угла обзора. Двери открылись. Раньше Жене казалось, что гаражи используют только для хранения машин и бесконечных бабушкиных консервных банок, что там всегда темно и неинтересно. Но теперь она увидела столько всего, что просто застыла.

-- Тут грязно, -- сказал Саша.

Он смотрел на Женю и хотел найти оправдание. Но в голову ничего не пришло. Все молчали.

Женя смотрела на диван посреди гаража, который, видимо, вытащили из салона чьей-то машины.

-- Это из моего москвича, -- добавил Саша.

Женя смотрела на грязные велосипеды. У одного не было колеса, у другого -- цепи.

-- Хлам, -- сказал Саша.

Женя смотрела на инструменты, на плохо закрытые банки с краской, на непонятные приборы, на фонарики, на пустые коробки, на грязные тряпки. Они были разбросаны по полу, висели на гвоздях и крючках, закрывали емкости без крышек.

-- Убраться бы, -- продолжил Саша.

Женя смотрела на скутер, прикрытый чем-то, что когда-то было одеялом.

-- Руки не доходят, -- оправдывался Саша.

Женя смотрела на бутылку водки, перевязанную очередной тряпкой.

-- А у меня дошли, -- ответил Михалыч и подошел к бутылке.

Все молчали. Сидели на диване из Сашиного москвича. Было слышно, как пластиковый стакан наполняется жидкостью.

-- За встречу! -- сказал Михалыч. Он чокнулся с воздухом, посмотрел на Женю с Сашей и выпил. Потом подошел к одной из банок на полке, достал огурец и начал, морщась, жевать на задних зубах.

-- Так что с пальцем? -- спросил Саша.

-- Есть хотел. Вернулся к Ленке, -- начал Михалыч.

-- К Елене Павловне, -- уточнил Саша и посмотрел на Женю.

-- Ее дома не было, -- продолжил Михалыч.

-- Она его неделю назад выгнала, -- сказал Саша.

-- Я сразу в холодильник, -- снова начал Михалыч, -- беру колбасу оттуда и бегу на кухню. А там на столе батон французский! Я его приметил, стал резать колбасу. Нож был острый-преострый, -- почти пел Михалыч, -- я его наточил в тот день, когда меня Ленка выгнала, думаю, пусть, коза, свою капусту шинкует и обо мне помнит. И нож как войдет мне в палец! Я ору, прыгаю по кухне. А есть-то хочется. Хватаю батон французский и кусаю. Он как будто деревянный, собака! Она его, наверное, специально такой на самое видное место положила. Чуяла, ведьма, что я приду. Смотрю, а в батоне мой зуб остался, кухня вся в кровищи моей. Пришлось палец перебинтовать и замести все следы. А то еще чего наколдует! Она мне давно говорила, что зуб лечить надо.

Саша с Женей посмотрели друг на друга и начали смеяться. Михалыч поставил на полку пустой стакан, подошел к Саше и оттянул свою щеку.

-- Вон, смотри! -- пожаловался Михалыч.

-- Бать, спасать тебя надо, -- сказал Саша, заглядывая Михалычу в рот.

-- А вот и обрабатываю народным средством, -- ответил он.

-- Поехали, -- сказал Саша и направился к машине.

Ехали тихо. И снова молчали. Только машина шумела. Иногда подпрыгивала. Когда она встречалась с неровными участками дороги, внутри нее что-то трещало и гремело. Машина остановилась у местной стоматологии. Из нее вышли трое: Саша, Женя и Михалыч. Все зашли в здание стоматологии.

Саша направился к гардеробу. Женя и Михалыч пошли за ним. В гардеробной сидела маленькая женщина. Она сортировала голубые бахилы по мешочкам.

-- Елена Павловна? -- спросил Саша.

Женщина быстро поднялась, поправила платье и хотела ответить Саше, но тут заметила Михалыча.

-- Принимайте, -- продолжил Саша.

Елена Павловна с ужасом и умилением посмотрела на мужа.

-- Идем, -- сказал Саша Жене и кивнул в сторону выхода.

Они подошли к машине.

-- И всё? -- спросила Женя.

-- Не-е-е-е-т, -- протянул Саша, -- она ему дома еще устроит.

-- Я уже много лет не видела новых лиц. Геннадий Михайлович и Елена Павловна, они как настоящие, -- сказала Женя.

Саша посмотрел на Женю так, будто она попросила его сложить длинные числа.

-- Так что ты там за мир выдумала? -- спросил он.

-- Всё началось с аварии. «Я вам лучше по дороге расскажу», -- сказала Женя.

-- Куда?

-- К моей Бабушке.

Саша повернул ключ зажигания. Машина заерзала, задрожала и поехала по знакомому маршруту.

В гараже стало теплее, когда Саша принес из дома обогреватель. Теплее стали и разговоры Юры с Михалычем. Рядом с Сашей эти двое были спокойнее. Юра держал руки над обогревателем и рассматривал яркие оранжевые пластины, от которых шло тепло. Михалыч прислонил к одной из пластин папиросу -- из нее потянулась струйка дыма. Саша сидел на диване и моделировал воображаемую машину времени из всего, что валялось под ногами. Он хотел улететь отсюда подальше. «Панель управления можно было бы собрать из того скутера», -- думал он.

Юра с Михалычем снова начали какой-то бессмысленный спор. Саша не слушал, о чем они говорят. «Если прошлое и будущее сосуществуют с событиями настоящего, и только мы проходим сквозь них», -- снова думал Саша, -- «То никакие события кроме наших наблюдений не происходят». В его голове весь вечер зудела мысль Джеральда Уитроу: «Почему изменение присуще нашему наблюдению в то время, когда весь Мир замирает Уитроу Дж. Естественная философия времени. М: Прогресс, 1964. »?

-- Ну че, когда выдвигаемся? -- спросил Юра.

-- Не, меня Ленка не пустит, -- сказал Михалыч, пуская ртом дымовые тучи.

Юра отобрал у него папиросу и начал курить сам.

-- Ты же понимаешь, что в Якутске теплее не будет? -- спросил Саша.

-- Там бабки будут. -- ответил Юра, -- и пацаны обещали нам отдельную комнату в общаге.

Михалыч отрицательно помотал головой. Саша громко вздохнул. Особенно когда представил, как Юра возьмет в Якутию пенсионера-алкоголика.

-- Опять на стройку? -- спросил Саша.

-- Да нормально всё будет, -- ответил Юра. -- Поработаем и домой вернемся. Кредиты закроем! Поди плохо?

Саша молчал. Он жалел, что послушал Юру и бросил техникум. Сейчас бы, наверное, двигатели космические проектировал, хотя, кто знает, может и спился бы. Городок-то маленький. Михалыч же спился. А когда-то ведь он преподавал у Саши математику в школе и цитировал Ломоносова. Дети поднимали руки и хотели отвечать, выкрикивали с мест: «Геннадий Михайлович», «Геннадий МиХАВлович», «Геннадий МиХАЛович», «Геннадий МиХАЛыч». Саша тоже выкрикивал. Тряс рукой, подпрыгивал на месте, жевал губы от волнения. Но Геннадий Михайлович всегда спрашивал таких, как Юра, которые болтали с соседками по парте, а потом, когда им задавали вопрос, молчали и смотрели в пол. Самые наглые из них даже с умным видом открывали учебник. Правда, иногда не тот. Саша оставался на продленку, потому что хотел больше знать, Юра оставался, потому что ничего не хотел знать. А Геннадий Михайлович оставался, потому что так хотел директор. Но ничего хорошего из этого не вышло.

-- Ладно, -- сказал Саша. -- Хрен с тобой, поехали.

У двухэтажного дома стояло такси. Людей на улице не было, были только следы на земле: большие и поменьше. Следы тянулись до подъезда, в нем пахло краской. Этот запах там был всегда, ему будто было некуда испаряться, и он оставался взаперти. Из пятой квартиры был слышен чей-то голос.

-- Давно она такая? -- спросил Саша.

-- Не знаю, -- ответила Женя, это всё как-то постепенно, -- раньше она меня лучше понимала, мы разговаривали, катались на велосипеде. Потом она стала забывать некоторые слова, а после -- фразы. Иногда она просто молчит. Тогда я сижу рядом и держу ее за руку. Рука холодная, как неживая, и взгляд такой, даже не знаю, прозрачный, не ее взгляд. А если она говорит, то чужими голосами, как если бы кто-то стоял с пультом и щелкал каналы.

Саша подошел к Бабушке. Он водил рукой перед ее глазами, хлопал в ладоши в разных углах кухни и ждал реакции. Реакции не было -- застывшая Бабушка с улыбкой смотрела на стену.

-- Бабушка? -- спросила Женя и дотронулась до ее мягкой руки.

Бабушка повернулась в сторону Жени, подняла брови и начала искать сковородку. К Бабушке подошел Саша. Он что-то ей говорил, о чем-то спрашивал, но реакции не было, ей не было его слышно. Женя села за стол, рядом с Женей сел Саша, рядом с Сашей прошла Бабушка с тарелкой макарон. Она шла так, словно Саши там не было. Бабушкина нога встретилась с ножкой стула, и был глухой «бом». Реакции снова не было. Всё было как в немом кино. Саша с Женей смотрели на аварию с участием ноги и ножки, а Бабушка смотрела на тарелку. Первым тишину нарушил Саша.

-- Она как лунатик, -- сказал он, -- даже боли не чувствует, жуть!

Женя грустно смотрела на Сашу. К этому времени Бабушка уже успела поправить Женины волосы и встать на исходную позицию рядом с плитой. Жене представляла как Бабушка снова повернется, как начнет танцевать в своей кухне-шкатулке, как будут летать ее завитушки на голове. И Женя бы с радостью ее заводила, только бы она была настоящей, только бы не случилось так, что после аварии Бабушку заменили на куклу. Но Женя чувствовала, что ее заменили. Она сама или кто-то другой, это уже было не важно. Женя думала, что встречи с Бабушкой будут поддерживать воспоминания о ней, но они их только вытягивали, безжалостно забирали и оставляли только шаблоны, по которым жила Бабушка-кукла.

-- Она не настоящая, -- сказала Женя. Ее голос дрожал.

-- А где настоящая? -- спросил Саша.

-- Умерла, -- ответила Женя, -- как и я, наверное.

Саша взял Женину руку. Его рука была теплее Бабушкиной.



Часть 4

Иссякло время, и со временем ушло

Всё то, что ранило и мучило, и жгло,

Иссякло время, значит некуда спешить

И наконец-то можно жить себе и жить,

Читать нечитанное, петь или гадать

О чём - неведомо… Какая благодать!

Я почитала бы, да строк не видит глаз,

Ведь время кончилось и значит свет погас Иссякло время, и со временем ушло / Сайт Ларисы Миллер [Электронный ресурс]. -- режим доступа: http://www.larisamiller.ru/motiv1_99.html#2 (дата обращения: 7.04.2019). .

Л. Миллер

Саше с Юрой выделили комнату в общежитии. Их соседями были парни из строительной бригады. Утром, днем и часто вечером все были на стройке, ночью спали. Работали много -- по двенадцать часов. Иногда ходили в баню, иногда пили контрабандную водку, прятались от сухого закона. Был там один такой, который не пил, отправлял все деньги матери. Через пару недель запил как миленький, и запел тоже. Ели в местной столовке, шутили, хохотали, делились историями, жаловались на холод.

-- Возвращаюсь в общагу, -- говорит Юра за столом, -- думаю, сейчас согреюсь! Бегу в душ, кран открываю, меня как кипятком ошпарит! Кручу ручки, а там только горячая и очень горячая!

Все снова хохотали.

-- Привыкай, -- сказал кто-то из бригады и хлопнул Юру по плечу.

-- А еда вам как? -- спросил кто-то рядом с Сашей.

-- Ниче хавчик, есть можно, -- ответил Юра и нанизывал на вилку пельмень. Пельмень был таким скользким, что нырял обратно в бульон.

Самый крупный мужик из бригады смотрел на Юру и кивал.

-- Тут повариха одно время была, -- начал он, -- В понедельник котлеты стряпала, те, что оставались, она во вторник в капусту заворачивала, а в меню писала: «голубцы». В среду -- остатки через мясорубку прокручивала и в меню над голубцами подписывала: «ЛЕНИВЫЕ голубцы. В четверг из ленивых голубцов фрикадельки лепила и кидала в суп, а в пятницу эту тюрю водой разбавляла и кипятила. Тоже супом называла.

Хохот не прекращался. Он превращался в зуд и передавался по цепочке. У кого-то изо рта вылетали кусочки теста, кто-то так оголял зубы, что были видны воспаленные десны, кто-то икал, и все создавали общий шум.

Для Саши бригадные были на одно лицо. Бугай побольше, бугай поменьше. Думать они не умели, таскали только арматуры с места на место. Саша не понимал их шуток и разговоров. Постоянно что-то о себе, о бабах, о новостях. О себе с бабами, о бабах в новостях. Или о том, как кого-нибудь прирезали. Бугай побольше даже сказал, что в Якутии зимой меньше убийств, потому что пистолет в варежках держать неудобно.

-- Да кого убивать-то, если в минус пятьдесят все сидят в своих квартирах? -- добавил бугай поменьше.

Никто не ответил, все будто устали смеяться и хотели успеть проглотить оставшиеся пельмени, пока они не превратились в кашу. Саша смотрел в тарелку и чувствовал себя куском теста посреди бульонного течения. Он выловил из воды последний пельмень и смотрел, как в тарелке плавали желтые масляные островки, вытесненные жидкостью. Саша думал о том, что остается после. И приведет ли его смерть к остановке времени?

Женя с Сашей вернулись в такси. Несколько минут они неподвижно сидели на нагретых солнцем местах.

-- А мама твоя что? -- спросил Саша, -- тоже такая?

-- Нет, она такая же как всегда, -- ответила Женя.

-- Так почему ты с ней не поговоришь?

-- Мы говорим, но очень редко. Она обычно в этот момент телевизор смотрит или вычесывает кошку и говорит мне от силы слов пять: «да», «нет», «ага», «да ладно», «неужели». Зато с подругами она может болтать часами, обсуждать туфли, сумки, ногти, соседей... Мама всегда была такой, сколько ее помню.

Саша не знал, что ему нужно сказать. Он с сочувствием посмотрел на Женю. И Женя тоже не знала, что нужно сказать. Она улыбнулась в ответ и посмотрела на магнитолу. Саша завел машину. Мотор зашумел, а вместе с ним и радио.

-- Сто лет его не включал, -- сказал Саша.

-- Я включила, -- сказала Женя.

-- Как?

-- Просто подумала об этом.

Саша был растерян. Но ему нравилось всё, что происходит. По радио говорили сначала о курсе доллара, потом о юго-западном ветре, но Женя не любила эти скучные разговоры. Поэтому заиграла ее любимая песня.

-- Мы куда? -- спросила Женя.

-- Хочу показать тебе одно место, ответил Саша.

Он выезжал со двора и смотрел назад. На заднем сиденье лежала желтая шашка с крыши и старая рация с длинным проводом, перемотанным изолентой.

Юра с Сашей стояли на подъемнике бетонного гиганта. Юра не хотел смотреть вниз. Он всегда казался смелым, но боялся высоты. А Саша смотрел, ему нравилось наблюдать за тем, что происходит внизу. Там творилась история: машины заносило снегом, и рядом с ними бегали человечки. Человечки старались держаться ближе друг к другу. Как Юра, который никогда не отходил от Саши. Но в этот день он оказался дальше, потому что отвлекся на шутку одного из бугаев, потому что слишком поздно повернулся в Сашину сторону. И, наверное, он должен был бы позвать Сашу на завтрак, да как-то не сложилось. Саша проснулся слишком поздно, чистил зубы слишком долго, хотел есть не слишком сильно. А больше и не пришлось.

Саша с Женей приехали в заброшенный дачный поселок. Людей здесь не было, была только трава и холмы. Давным-давно Женя гуляла здесь со своей подружкой по даче. Та рассказывала легенду о змеях-людоедах, которые по ночам спускаются с холмов. Саша вышел из машины и направился к одному из домов. Дом был огорожен забором. Но забором его было назвать трудно. Скорее, это были повалившиеся гниющие доски, обмотанные колючей проволокой. По проволоке тянулось какое-то растение, оно закрыло собой весь забор и, породнившись с металлическими колючками выпустило зеленые шишки с шипами. Женя коснулась пальцами шипов. Они оказались мягкими, и Женя легонько сжала колючую шишку в руке, а затем сдавила со всей силы так, что та лопнула и оставила прозрачную лужицу в Жениной ладони.

-- Это эхиноцистис, -- сказал Саша.

-- А зачем оно такое? -- спросила Женя.

-- Не знаю, для красоты, наверное. Я в детстве называл его ежиком. -- ответил Саша и показал Жене рукой на дыру в заборе.

Саша пролез первым, Женя за ним. Дом перед ними казался не таким старым, как все остальные. Они поднялись по винтовой лестнице и оказались на втором этаже. Отсюда было видно дома на всех участках: черные от огня, голубые от краски, желтые от времени.

-- Видишь тот холм? -- спросил Саша.

-- Вижу, -- ответила Женя.

-- Я его в детстве рисовал. Здесь стояло мамино кресло, -- показал Саша, -- а тут сидел я. Мольберта у меня не было, поэтому сидел, скрестив ноги. Бумага была тонкая, я под нее книжки подкладывал и рисовал этот холм. Краски у меня было всего три: черная, зеленая и коричневая. Черными были стволы деревьев, зелеными -- листья, а коричневой -- земля. Всем не нравилось, а маме нравилось. Она хотела, чтобы я стал художником. Мать с отцом спорили. Она говорила, что я должен быть тем, кем хочу, а отец хотел вырастить второго кормильца. И пошел я тогда на инженера-проектировщика. Но, -- вздохнул Саша, -- не сложилось.

-- Я в детстве считала вас самым умным, -- сказала Женя и посмотрела на верхушку холма.

На девятом этаже новостройки возились рабочие. Пока вокруг все что-то таскали, колотили и мазали, Саша смотрел на небо. Оно было серым, и снег где-то там, внизу, казался Саше облаками. Мутное солнце напоминало желток в яичнице. Если ее передержать в сковородке под крышкой, желток начинает белеть и затягиваться толстой пленкой, закрывающей всю желтизну. Саша не позавтракал этим утром, и поэтому сил у него было меньше. Ведра казались тяжелее, каска сильнее стягивала голову, руки не слушались. Саше казалось, что бетонные панели в доме напротив складываются сами, как в тетрисе. Саша закрыл один глаз и вытянул вперед руку. Соседний дом был не выше Сашиного большого пальца. Совсем игрушечный. Был бы у него сейчас карандаш, он бы измерил пропорции всех построек, а потом бы нарисовал так, как его учили в художественной школе. И небо было бы серым, снег -- белым, а солнце... А для него нужно было бы смешать охру с золотом и серебром. Бетонные панели превратились в холсты, арматуры -- в длинные кисти, жидкости в ведрах -- в краски. Саша потянулся за самой жесткой кистью, чтобы сделать грубые мазки этих серых построек. Всего-то оставалось сделать два шага. Но Юра увидел, что остался один.

Юра кричал. Саша летел. Саша смотрел, как солнце прорывается сквозь серую пелену. Юра запинался о строительный мусор и расталкивал рабочих. Саша летел в снежную бездну. Юра бежал к подъемнику. Саша сделал глубокий вдох и оставил красную кляксу на белоснежном полотне.

Женя смотрела на Сашу. Она хотела больше рассказать о своем детстве, спросить о Сашиных родителях, узнать о его друзьях. Но в этот момент заметила, как его лицо белеет.

-- Ваше лицо, -- сказала Женя и нахмурилась.

-- Что с ним? -- спросил Саша.

-- Оно становится белым, -- ответила Женя.

Женя положила руку на его щеку и почувствовала, как Сашино лицо остывает.

-- Какое холодное, -- сказала Женя.

Женя взяла Сашину руку. Из нее тоже уходило тепло.

-- Холодные. Как у Бабушки, -- произнесла она.

-- Думаешь, я умираю? -- спросил Саша.

Женины глаза блестели. Женя смотрела на Сашу сквозь прозрачную пелену. Силуэт Саши искажался и сливался то с холмом, то с соседними домами, то с деревянными опорами, которые поддерживали крышу. Женя закрыла глаза. По ее щекам гуляли голубые капли.

-- Эй, перестань, перестань, -- повторял Саша.

Он подошел ближе к Жене и стер рукавом капли с ее лица, как если бы растушевал кусочком бумаги неровные линии. Саше показалось, будто небо тоже стало печальным, будто сверху тоже летели маленькие капельки. Женя открыла глаза.

-- Я живой, видишь? -- Саша оттянул свои щеки и начал тянуть их в разные стороны.

Женя улыбнулась.

-- Но где-то Вы умерли, -- сказала она.

-- А может, где-то я заново родился?

Когда Саша очнулся, он почувствовал, как отступает боль. А ведь секунду назад болело всё тело. Или прошел уже час? Саша лежал посреди заброшенного дачного участка. Он слышал чьи-то шаги, слышал смех, слышал разговоры, но разобрать не мог. Саша встал и пошел на звук. Голова еще немного кружилась, и очки куда-то подевались, но видно всё было четко, как будто его зрение никогда не садилось. Саша смотрел под ноги: видел зеленую траву, видел коричневую землю и черные стволы деревьев. Он пролез через дыру в заборе и увидел двух маленьких девочек. Они бегали на перегонки и хватали друг друга за пояски на платьях.

-- Поймала! -- кричала одна.

-- Нет, я тебя, -- кричала другая.

Одна была в зеленом платье, а другая -- в коричневом. Саша подошел к ним ближе. Девочка в коричневом платье заметила Сашу первой. Она испугалась и убежала -- улетела как бабочка от сочка. А девочка в зеленом платье остановилась и внимательно смотрела на дяденьку рядом с ней.

-- Я вас знаю, сказала она, вы таксист.

Саша был удивлен. Он смотрел на девочку и не мог ее вспомнить. Она казалась ему слишком знакомой, но когда-то давно.

-- Женя, -- сказала девочка и протянула Саше руку.

И Саша вспомнил, как когда-то возил эту девочку с мамой, как рассказывал ей про город и отвечал на все вопросы, вспомнил, как видел чудовищную новостную сводку, вспомнил кадры с аварии, которые показывали по телевизору. Всё было закрыто черными квадратами, и только с краю виднелась маленькая детская ручка рядом с разводами от цветных карандашей. Саша смотрел на Женю. Он не понимал своих ощущений, но знал, что находится там, где должен быть -- за пределами трех измерений. На лице Саши появились слёзы. Женя достала из кармана платочек и протянула ему маленькой холодной рукой.

-- Вы чего? -- спросила Женя.

-- Аллергия, -- ответил Саша.

-- Идем, -- сказала Женя. -- Я вас с бабушкой познакомлю.

Возле телевизора в общежитии сидела целая бригада. Все ждали вечернего выпуска новостей. Все молчали. Среди них был и Юра. На экране появилась знакомая всем красная заставка, она прыгала и дрожала вместе с помехами. Диктор в костюме посмотрел на суфлер и стал равнодушно читать текст: «В Якутске выясняют обстоятельства гибели рабочего на стройке. Трагедия произошла днем 13 февраля. Как сообщили в пресс-службе республиканского Госстройжилнадзора, 45-летний рабочий, гражданин РФ, разбился при падении с девятого этажа строящегося многоквартирного дома в 203 микрорайоне Якутска. От полученных травм мужчина скончался на месте происшествия В Якутске выясняют обстоятельства гибели рабочего на стройке / Нинель Гусева [Электронный ресурс]. - режим доступа: https://www.yakutia.kp.ru/daily/26942/3992969/ (дата обращения: 14.02.2019).».



Библиография

1. Августин Блаженный. Исповедь. М.: Гендальф, 1992.

2. В Якутске выясняют обстоятельства гибели рабочего на стройке / Нинель Гусева [Электронный ресурс]. - режим доступа: https://www.yakutia.kp.ru/daily/26942/3992969/ (дата обращения: 14.02.2019).

3. Витгенштейн Л. Филосовские работы. Части 1,2. М.: Гнозис, 1994.

4. Гуц А.К. Физика реальности. - Омск: Издательство КАН, 2012.

5. Гуц А.К. Элементы теории времени. - Омск: Издательство Наследие. Диалог-Сибирь, 2004.

6. Дойч Д. Структура реальности. Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2001.

7. Иссякло время, и со временем ушло / Сайт Ларисы Миллер [Электронный ресурс]. - режим доступа: http://www.larisamiller.ru/motiv1_99.html#2 (дата обращения: 7.04.2019).

8. Кант. И. О форме и принципах чувственного воспринимаемого и умопостигаемого мира / Метафизические начала естествознания. М.: Мысль, 1999.

9. Чижевский А.Л. Стихотворения / Вступ. ст., составл. и подг. текстов В.И. Безъязычного. М.: Современник, 1987.

10. Шредингер Э. Разум и материя. Москва-Ижевск: РХД, 2000.

11. Юнг К.Г. Синхронистичность. М.: Рефл-Бук / Ваклер, 1997.

Размещено на Allbest.ru

...