Ориентальная лирика Д.П. Ознобишина в поэтическом контексте эпохи

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Ориентальная лирика Д.П. Ознобишина в поэтическом контексте эпохи

А.С. Матвеенко

Омская гуманитарная академия

Статья посвящена изучению художественного и мировоззренческого своеобразия лирики малоизученного русского романтика Д. П. Ознобишина. Раскрываются особенности хронотопов и системы образов ориентальных произведений романтика на фоне поэтического контекста эпохи. Осмысляются художественная онтология, гносеология и антропология поэта, духовные искания которого помогают понять национальное своеобразие русского романтизма.

Ключевые слова: романтизм, ориентальная лирика, художественная онтология и антропология.

Интерес западноевропейской и русской культур к Востоку был всегда достаточно высок. Аллегорический ориентализм был характерен для западноевропейской и русской просветительской литературы XVIII в. Актуальность ориентальных мотивов и образов в европейском искусстве начала XIX в. была во многом определена стремлением европейской культуры, пережившей период революционных потрясений и войн, обратиться к патриархальным и незыблемым ценностям Востока, тоской по целостной природе человека. Романтиков в восточной поэзии привлекала не только поэтизация чувственной любви и пиров, но и мудрое принятие земной жизни. Ориентальная поэзия чрезвычайно богата, многообразна, значимое место в ней занимают описательная лирика, дидактическая, сатирическая поэзия. Законодателями ориентального направления в западноевропейской литературе начала XIX в. были И.-В. Гете, создавший поэтическую книгу «Западно-восточный диван» (1819), и Д.-Г. Байрон, автор «восточных поэм» («повестей») «Корсар», «Гяур» и др. А. А. Аникст указывает на то, что одним из источников «Западно-восточного дивана» Гете послужили переводы на немецкий язык стихотворений персидского поэта Гафиза, сделанные австрийским ориенталистом И. Гаммлером [1, с. 433-434]. Гете призывает современника обратиться к восточной культуре, к мудрому принятию земной жизни, чувственных радостей, чтобы преодолеть власть рационалистического скепсиса и рефлексии: «К новой жизни там воскресни…». В «Западно-восточном диване» ориентальный стиль и восточный образный колорит стали художественной формой, в которой поэт воплотил собственный духовный опыт, чувство любви, размышления о современности и вечных общечеловеческих проблемах.

В «восточных поэмах» Байрона отражены впечатления романтика от посещения стран Балканского полуострова, которые в начале XIX в. воспринимались Западной Европой в качестве Востока. Ориентальный колорит произведений Байрона создается за счет экзотических деталей быта, южных пейзажей, колоритных, страстных натур.

Россия в силу евразийского географического положения на протяжении своей истории постоянно вступала в межкультурный диалог с различными азиатскими этносами. Утверждая себя в качестве наследницы Византийской империи, Российская империя стремилась стать политическим и культурным центром православного Востока. Многонациональный характер Российской империи, войны с Османской империей, Ираном, расширение границ в Средней Азии - все это придавало ориентальной традиции в русской литературе особый исторический смысл. Сохранявшаяся на протяжении тысячелетий бинарность Запада и Востока в русском национальном сознании трансформировалась, так как Восток воспринимался органичной частью богатой сокровищницы русской культуры.

Романтизм стремился к выявлению культурного своеобразия исторических эпох, народов. Русские романтики, обращаясь к различным культурным традициям, черпали в них новые, экзотические мотивы и образы, а также раскрывали их диалог, преемственность и единство. В связи с этим показательны русские литературные альманахи эпохи романтизма, где возникает универсальный образ человеческой культуры как единства уникальных национальных традиций. Так, в альманахе «Северная лира на 1827 год», где были опубликованы лирические и прозаические произведения Д. П. Ознобишина [2, с. 107], оригинальные произведения и вольные переводы русских романтиков обращены к разнообразным фольклорным источникам, а также к античной, ориентальной, библейской, западноевропейской литературным традициям. В диалоге с различными эстетическими традициями романтики видели путь осознания национальной самобытности русской культуры. Хронтопы текстов позволяют читателю переноситься в различные страны и эпохи (Древняя Греция, Италия, Османская империя, Персия и др.). Данный альманах, как и другие романтические издания подобного типа, позволяет судить об энциклопедизме и «всемирной отзывчивости» русских поэтов и писателей.

Для русской культуры эпохи романтизма был характерен пристальный интерес к изучению восточных языков, коллекционированию предметов декоративно-прикладного искусства. Духовные искания русских поэтов-романтиков сопровождались глубоким интересом к Корану, к восточной культуре. Например, в цикле К. Н. Батюшкова «Подражания древним» античная традиция в восприятии человеческой жизни, искусства и любви соединяется с ориентальной. Русский романтик обращается к мифопоэтической традиции, которая развивалась как на Востоке, так и на Западе: «Ты видишь - розы покраснели…» («Скалы чувствительны к свирели»). Батюшков добивается афористичности и пластичности в данном лирическом произведении за счет использования аллегорических образов скалы, верблюда, которые чувствительнее к красоте, нежели гордая и самовлюбленная красавица.

Образная система южной поэмы А. С. Пушкина «Бахчисарайский фонтан» построена на контрасте христианской и мусульманской культур, которая воплощается в антитезе главных героинь Марии и Заремы. С. М. Шварцбанд указывает на то, что «знакомство Пушкина с Кораном состоялось не позднее 1821-1822 гг.» [3, с. 90]. Б. Н. Тарасов подчеркивает значимость обращения Пушкина к Корану в его духовной эволюции: «Недостаточность «горизонтальной» картины мира, ущербность самодостаточного антропоцентризма, не учитывавшего изначальные слабости и неискоренимые пороки человеческой натуры, заставляли поэта обращаться к теоцентрическому мировоззрению, восточному онтологизму…» [4, с. 14]. Цикл Пушкина «Подражания Корану» (1824) являет собой яркий пример межкультурного диалога. С одной стороны, русский поэт отражает ключевые черты Корана, его афористичность, притчевость, непосредственность обращений Аллаха к человеку, с другой стороны, поэтика цикла созвучна многовековой церковнославянской традиции. В цикле Пушкина отражены ключевые для исламской культуры явления:

Клянусь мечом и правой битвой,

Клянуся утренней звездой,

Клянусь вечернею молитвой [5, т. 2, кн. 1, с. 314].

В процитированных стихотворных строках проявлены значимые для мусульманина ратный подвиг, утренний и вечерний намазы. В поэтике цикла значимую роль играют метафоры, соотнесенные с восточной культурой: «небесная книга», «в лампадном светит хрустале» и др.

Д. П. Ознобишин, как и А. С. Грибоедов, систематически изучал восточные языки, прежде всего санскрит, персидский, арабский. Русский романтик создает ряд вольных переводов восточных поэтов, образность которых созвучна его антологической лирике и творчеству Батюшкова. Ознобишин подписывал свои вольные переводы в литературных альманахах псевдонимом «Делибюрадер», который восходит к персидскому «сердце брата». Ознобишин переводил произведения различных восточных авторов разных эпох. Так, он перевел с санскрита эпизод поэмы Виазы «Брама-пурана», лирические тексты Гафиза, Низами, Саади и др. Ознобишин составил первый персидско-русский словарь [6, ст. 405].

«Ода Гафица» из книги «Даль» его дивана (1826) органична для западноевропейской и русской ориентальной поэзии. Ознобишин атрибутирует текст, указывая на источник - творчество персидского поэта Гафиза, вводя название арабской буквы, которая служила не только заглавием одной из «книг» дивана, но и задавала ведущий звукообраз. Книги в диване располагались при этом в алфавитном порядке. Динамику поэтической мысли придает система контрастов. Все произведение строится на основе постоянного соотнесения образов лирического субъекта и его возлюбленной, в тексте исповедальная тональность перекликается с диалоговой. Каждая строфа завершается рефреном: «Не отрадны для души!». Уже в первой строфе оды возникают ключевые для ориентальной традиции образы «красавицы младой», «кипящего стакана», «розы огневой», «сребристого фонтана», из которых слагается образный ряд земного рая. Лирический сюжет оды представляет собой возвращение к образам, введенным в первой строфе. Авторская позиция поэтизирует чувственные радости. Особую пластичность произведению придают пейзажные детали, благодаря которым во второй строфе вводятся мотивные комплексы искусства и любви:

Без напева соловья

Скучны роз душистых ветки,

Шепот сладостный ручья

И ясминные беседки… [7, с. 71].

Схожие лирические пейзажи мы встречаем в антологической, ориентальной лирике русских романтиков в связи с поэтизацией дружеского круга и любви, например, в лирике С. Е. Раича, в поэтический кружок которого, наряду Ф. И. Тютчевым, С. П. Шевыревым, А. С. Норовым и другими молодыми поэтами, входил Ознобишин:

поэтический ознобишин ориентальный образ

Ветер мая, воздыхая

В купах роз и лилей,

И крылами и устами

Тихоструйнее вей! [7, с. 19].

Раич, «Песнь мирзы» (1827)

Поэтика оды Ознобишина характеризуется активным использованием различных тропов и фигур, которые нацелены не на создание высокого стиля, торжественности, а на раскрытие красоты земной природы, женщины. Напевность, мелодичность оде придают анафоры и синтаксический параллелизм. Ознобишин при помощи олицетворений создает образный ряд южных деревьев и растений, которые служат аллегорическим иносказанием любовного чувства лирического субъекта к «деве молодой»: «юной пальмы», «без тюльпановых ланит». Сравнение женской красоты с розой и тюльпаном является ведущим в восточной поэзии, в том числе и в лирике Гафиза, ср.:

Лицо твое нежней и краше

расцветшего тюльпана [8, с. 276].

Гафиз, «Газели» (54)

В ориентальной флористике одно из центральных мест занимает образ пальмы, которая в восточной культуре выступает в роли мирового древа и райского древа [9, с. 370]. В произведении Ознобишина данный образ служит одним из знаков земного рая.

Ознобишин обращается к архаическому мифопоэтическому сближению человеческих переживаний и огня, света: «Где играет огнь желанья…». Благодаря метафорам и сравнениям создается яркий образ восточной красавицы: «Чьи уста как сон златой…». Любовная тема в данном произведении освобождается от элегической монотонности, которая доминировала в русской поэзии 1820-х гг. Несмотря на разлуку, лирический субъект опьянен любовным чувством, ставя его и образ возлюбленной выше других ценностных для него смыслов.

В произведении Ознобишина возникает образный ряд искусства («поэт ни создал нам», «кисть ни начертала»), средства которого не могут отразить всей красоты и обаяния жизни, индивидуальной женской красоты. В данный образный ряд включено философское понятие «идеал» как абсолютный образец, которое пришло в русскую философию и литературу из немецкой эстетики, из лирики Ф. Шиллера. В произведении Ознобишина «идеал» указывает на образное представление о прекрасном, создаваемом в искусстве. Ориентальный стиль в шестой строфе уступает место традиционной для романтической поэзии образности.

В финальной строфе автор вновь возвращается в образный мир ориентальной поэзии. Строфа начинается с обращения, что характерно для финалов многих произведений Гафиза:

Гафиз! Жребий брошен твой,

Как на шумный праздник света

Пред веселою толпой

Вверх бросается монета -

Не отрадна для души! [7, с. 72].

Произведение завершается акцентированием мотива одиночества лирического субъекта на празднике жизни. В своем любовном чувстве герой отстраняется от окружающих людей, мира и судьбы.

Подражанием ориентальной традиции является и арабский мауль «Упрек» (1828) Ознобишина. Мауль в переводе с арабского языка обозначает «свободная песня». В жанровом отношении данное стихотворение русского романтика является мадригалом. Сюжетно данное произведение созвучно как ориентальной, так и западноевропейской традиции, где в равной степени представлена оппозиция поэта и гордой, непреклонной красавицы. Мадригалы и эпиграммы с таким лирическим сюжетом широко представлены в лирике Батюшкова и Пушкина. Мадригал Ознобишина включает две части: комплиментарную и полемическую. Комплиментарная часть созвучна насибу - любовному зачину в арабской поэзии [10, с. 23]. В первой части поэт активно использует образность ориентальной поэзии, подчеркивая чувственную красоту женщины. Ряд взаимосвязанных метафор оформляет афористичный поэтический стиль. Метафоры и сравнения создаются за счет уподобления женской красоты огню («свеж огонь твоих ланит»), чаше («в прозрачной чаше»), вину («вино душистое), драгоценностям («агат в очах твоих»). Ведущей стилистической фигурой текста служит инверсия, замедляющая ритм и акцентирующая изобразительные поэтические детали.

Как и в рассмотренной выше «Оде Гафица» Ознобишина, в анализируемом произведении возникает поэтическая мысль о невозможности в слове отобразить красоту земной жизни: «Ничтожен перлов блеск живой». Данный стих является кульминацией текста и завершением первой его части. Вторая часть произведения построена на контрасте красоты и рассудка:

Но с этой красотой чудесной

Тебе рассудок дан в удел, -

Ужель столь строгой, друг прелестный,

Ко мне он быть тебе велел? [7, с. 74].

Полемическая часть текста завершается непосредственным обращением к лирическому адресату, что придает всему произведению особую интимно-доверительную направленность. Композиционно рассмотренное произведение Ознобишина близко «Подражанию древним» Батюшкова.

Вольные переводы и переложения текстов восточных авторов Ознобишина послужили творческой лабораторией для создания им ряда оригинальных литературных произведений о Востоке, например: «Селам, или Язык цветов» (1830), «Продавец невольниц» (1830). Ориентальные произведения Ознобишина поэтически близки его антологическим стихотворениям.

Библиографический список

1. Аникст, А. А. Творческий путь Гете / А. А. Аникст. - М. : Худож. лит-ра, 1986. - 543 с.

2. Кожинов, В. В. Книга о русской лирической поэзии XIX века : Развитие стиля и жанра / В. В. Кожинов. - М. : Современник, 1978. - 303 с.

3. Шварцбанд, С. М. История текстов «Гавриилиада», «Подражания Корану», «Евгений Онегин» (гл. I-IV) / С. М. Шварцбанд. - М. : Росс. гос. гуманит. ун-т, 2004. - 237 с.

4. Тарасов, Б. Н. «Всемирная отзывчивость» Пушкина и место «Подражаний Корану» в его творческой эволюции / Б. Н. Тарасов // Литература в школе. - 2006. - № 1. - С. 13-15.

5. Пушкин, А. С. Полн. собр. соч. : В 17 т. / А. С. Пушкин. - М. : Воскресение, 1994-1998.

6. Чертков, Л. Н. Ознобишин / Л. Н. Чертков // Краткая литературная энциклопедия. - М. : Советская энциклопедия, 1968. - Т. 5. - Ст. 404-405.

7. Поэты 1820-1830-х годов : В 2 т. - Л. : Советский писатель, 1972. - Т. 2. - 768 с.

8. Лирики Востока : переводы / сост. и вступ. ст. М. А. Курганцева. - М. : Правда, 1986. - 480 с.

9. Топоров, В. Н. Растения / В. Н. Топоров // Мифы народов мира : энциклопедия : В 2 т. - М. : Советская энциклопедия, 1992. - Т. 2. - С. 368-371.

10. Гибб, Х. А. Арабская литература: Классический период / Х. А. Гибб. - М. Изд-во восточной литературы, 1960. - 187 с.

Размещено на Allbest.ru