Эстетика и поэтика биографического очерка в творчестве И.В. Киреевского

Размещено на http://www.allbest.ru/

Эстетика и поэтика биографического очерка в творчестве И.В. Киреевского

Основное внимание уделяется художественным особенностям прозы И.В. Киреевского. Выявляется жанровая, поэтическая организация очерка. Раскрываются религиозные, историко-философские и гносеологические взгляды русского философа. Исследуется эстетика и поэтика философичности И.В. Киреевского на примере биографического очерка «Жизнь Стефенса». Рассматривается единство внутреннего развития героя биографии и внешнего исторического и культурного своеобразия эпохи, синтезирующей открытия прошлого, настоящего и будущего. Выделены художественные поиски любомудров, которые отражают процесс зарождения основных принципов и приемов романного повествования и реалистического метода. Метод целостного анализа позволяет раскрыть художественную уникальность конкретного прозаического текста.

В журнале «Москвитянин» за 1845 г. был опубликован биографический очерк И.В. Киреевского «Жизнь Стефенса». Анализ повествовательной организации этого произведения позволит уточнить жанровую природу и определить синтез логического и образного мышления в поэтике произведения, создающей ту специфическую художественность, в которой превалирует мыслительное интеллектуальное начало, обозначаемое довольно широким понятием философичности.

Литература 30-40-х гг. XIX в. выработала интерес к биографическим жанрам, порожденным эстетикой романтизма. Историю и современность глубже можно было осмыслить благодаря осознанию взаимодействия личности и общества. Опираясь на эстетику романтической историографии, трансформируя традиционные формы биографии, пересоздавая их для воплощения идеи свободного духовного развития личности, Киреевский формирует новую жанровую форму. Процесс творения нового миросозерцания, безразлично героя или субъекта повествования, становится для очерка центральным. В этом типе повествования происходит взаимодействие двух миров: мира изображаемого и мира изображенного: «...Он (Стефенс. - А. Е.) постоянно искал той неосязаемой черты, где наука и вера сливаются в одно живое разумение, где жизнь и мысль одно, где самые высшие, самые сокровенные требования духа находят себе не отвлеченную формулу, но внятный сердцу ответ» [2, с. 90].

Киреевский создает новое качество биографического очерка, где предметом осмысления становится современность, постигаемая через призму прошлого, настоящего и будущего. Складывается особая концепция исторического времени, столь характерная для зрелого писателя. Очерк Киреевского, синтезируя образное и логическое, представляет собой ученую статью и художественное произведение.

Образ Стефенса в очерке становится символичным благодаря построению характера, индивидуализированного и в то же время исторически обобщенного, выразительного в своих биографических деталях и символического в осмыслении времени. Все эти эстетические признаки сближают метод повествования Киреевского с методом представителей романтической историографии [3, с. 88].

В «Жизни Стефенса» изображение складывается из наблюдений автора, которые и являются композиционным центром произведения. Следует заключить, что в очерке повествование движется между фактом, взятым из действительности, и вымыслом писателя, но вымысел в данном случае носит не сюжетный характер, как в романе, а создает ракурс изображения чужих сознаний, точек зрения - все это и обеспечивает взгляд на событие извне.

Название очерка звучит сугубо информативно, а за счет имени великого ученого - торжественно, указывая на уже пройденный жизненный путь. В этих взаимопереливах реализуется необходимость возвести факт обыденный - «пройденная жизнь» - в ранг особого смысла - «жизнь ученого», придать ему масштаб уникальной значимости: «Он был рожден для этого стремления: в нем все движения разума, каждое колебание ума, каждое трепетание мысли невольно переходили в музыкальную вибрацию души, цифры обращались в звуки, отвлеченные формулы - в живые воззрения» [2, с. 90].

Научно-исторический ряд и собственно внутренние события жизни Стефенса, переплетенные воедино и поданные через тонкое аналитическое осмысление его книги «Was ich erlebte» («Что я пережил»), - все эти приемы близки как самому Стефенсу, так и Киреевскому:

Внешне романтическая окраска тона автора-повествователя вовсе не означает, что предметом осмысления в этом произведении становится одно романтическое воссоздание жизнедеятельности ученого. Осмысляется также анализ социально-исторической и общекультурной значимости фигуры Стефенса: «Его похоронили на том же кладбище, где лежит его друг Шлейермахер. Весь университет, все ученые, королевская фамилия, все замечательные люди Берлина провожали его гроб» [1, с. 205].

Характерной чертой философичности очерка Киреевского становятся риторические приемы организации жизненного материала. Вначале следует изложение фактов жизни ученого в рамках романтического стиля, затем - философско-аналитическое обобщение, идущее от повествователя, о его научной деятельности. Объективированный взгляд на жизненный путь Стефенса позволяет осмыслить факты частной жизни как проявление общей культурной и социальной закономерности. Слово повествователя в очерке играет структурирующую роль, оно материализует драму столкновения личной жизни ученого с ее романтически возвышенным осмыслением, усиливая значимость судьбы Стефенса.

Образ Стефенса привлекателен для Киреевского не только сам по себе, но как воплощение сложной и многогранной немецкой культуры и шире - богатства творческих возможностей родового человека: «Стефенс, один из первоклассных двигателей наук в Германии, особенно знаменит как литератор-философ. Друг Шеллинга, сначала его своеобразный последователь, потом самобытный создатель собственного своего направления <...>. Но если воззрения его всегда действовали живительно на германское любомудрие, несмотря на разногласие его стремления с господствовавшим до сих пор направлением рационализма, то в наше время, кажется, предназначено ему получить еще особенный смысл и значение от совпадения его требований с настоящими требованиями философии» (Выделено нами. - А. Е.; 2, с. 90).

Киреевскому особенно дорого в творчестве Стефенса то качество восприятия бытия, которое столь глубоко впоследствии развилось на русской философской почве: это синтетизм, соединяющий духовное и практическое начала, «где наука и вера сливаются в одно живое разумение» в научной деятельности немецкого ученого, не мыслящего себя вне Бога, [2, с. 90].

Киреевский в начале своего творческого пути был восприимчив к философской культуре Запада. В 20-е годы, испытывая главное влияние не французских, а немецких мыслителей, он в противовес «естественному» «разумному» скептическому восприятию миробытия выдвигает на первый план одухотворенное восприятие мира. Позже, в пору написания очерка, выделяет в личности немецкого ученого то, что отделяет его от многих современников: он выработал в собственном учении логическое мышление, которое не вводит человека в действительность, а только позволяет познать логическую структуру бытия, истинное же знание, сопроникнутое с Верой, дает право на постижение жизни. «Он (Стефенс. - А. Е.) испытал все для удовлетворения своей глубокой потребности - сознать живую истину (Выделено нами. - А. Е.): не только изучил, но пережил все системы философские, испробовал на себе различные формы западного верования, сделавшись из протестанта католиком и потом из католиков перейдя опять в протестанта» [2, с. 90-91].

Киреевский в анализе жизнедеятельности Стефенса выступает как подлинный христианский философ, вобравший в собственную работу разума как самые передовые философские учения Запада, так и мудрость отечественной святоотеческой литературы. В своей оценке творчества выдающегося германского ученого Киреевский приводит читателя к мысли, что научное познание вне духовной сферы не является живым знанием. Отдавая приоритет знанию, одухотворенному нравственным началом, он усматривает в нем цельность и истинность.

Отличительной чертой гносеологии Киреевского является христианский взгляд на человека. Мысль, как утверждает ученый, недостаточна для вхождения человека в жизнь и полноценного познания ее, для жизни истинной необходимо духовное начало, а оно заключается в Вере, том самом «положительном начале», которое создает возможность цельного познания Бытия. Киреевскому глубоко созвучны мысли Стефенса, заключающие его книгу и приводимые в очерке, о предстоянии перед Богом и надежде на встречу с Ним после завершения земного существования: «“Теперь я готов оставить жизнь, как прежде в молодости своей оставил родину; с такою же надеждою я собираюсь в путь; но чувство во мне другое: нестройность, беспорядок, смущения вокруг меня уже не тревожат; моя прежняя детская надежда светло лежит передо мною; но теперь уже она не отвлеченная, не отделенная от меня мысль: она в полном смысле слова МОЯ надежда”. Теперь это светлая надежда, это глубокое ожидание мыслящей души уже исполнилось. 14 февраля, после пятидневной болезни, Стефенс окончил свое земное поприще...» [1, с. 205].

В оболочке романтического стиля перед читателем совершается создание собственно реалистического очерка, так как Киреевский стремится познать не только индивидуально-психологическое, но и историческое качество человека-творца: «Стефенс, один из первоклассных двигателей наук в Германии, особенно знаменит как литератор-философ. <...> Характер его мышления заключается в беспрерывном стремлении от понятия отвлеченного к понятию живому и от живого понятия к разумному сознанию» (Выделено нами. - А. Е.; 2, с. 90).

Роль фабулы у Киреевского в очерке сведена до минимума, он стремится извлечь из самих фактов, картин жизни внутренне присущие им художественные идеи. Трансформируя черты диатрибы - риторического жанра, который столь широко использовал Плутарх [4, с. 142], Киреевский добивается большого эффекта воздействия на читателя. Активность авторского сознания Киреевского в очерке направлена на изменение миросозерцания читателя «...в живом опыте философской беседы и проповеди» [4, с. 142].

Установка диатрибы помогла Киреевскому организовать материал в плане риторической, философской прозы. Автор зримо воспроизводит новую структуру отношений между объектом и субъектом, его интересует не только история жизни Стефенса, но и сам процесс становления его как ученого и культурного деятеля в единстве социально-исторических, бытовых, психологических, философских аспектов. Причем творчество ученого рассматривается как воплощение всеобщего в индивидуальном, социального - в самобытном личностном существовании.

Киреевский, проявляя глубокий интерес к индивидуальности Стефенса, своеобразию его мыслей и чувств, стремится осознать процесс его научной деятельности, его влияние на современников. В этом диалектическом подходе осуществляется анализ судьбы человека и явлений исторического порядка. Судьба человеческая становится мерой всех вещей.

Так, взаимодействие различных способов видения, истолкование предмета исследования, в данном случае жизни Стефенса, является в очерке целью и средством одновременно. История духовного развития немецкого ученого подается не как изображение жизненных картин и событий, а как экспрессивное раздумье о становлении конкретной личности. Киреевский осмысляет не только действительность, но и развитие сознания Стефенса. В очерке возникает абстрактная фраза как средство для систематизации явлений и жизненной действительности, появляется стремление подвести итог, сделать многосложность жизни обозримой для читательского сознания: «14 февраля, после пятидневной болезни, Стефенс окончил свое земное поприще, столь добросовестно и многозначительно им совершенное, столь откровенно, столь тепло и поучительно рассказанное» [1, с. 205].

Мысль в очерке движется от частного к общему, от универсалии к образу вневременной авторской позиции, к воплощению ее в конкретном лице и временном ракурсе. Доминантным методом воздействия повествователя на читателя в очерке является не изображение быта, истории, жизни ученого самого по себе, а стремление пробудить сознание читателя, развить в нем навыки диалектического познания бытия. Очерк о Стефенсе можно четко разделить на две части: краткую историю жизни ученого и анализ его научной деятельности. Характер связи судьбы Стефенса с породившей его культурно-исторической эпохой проанализирован предельно четко, обнаруживает глубокое авторское понимание как общественной среды, так и личности ученого.

Объем биографического очерка Киреевского невелик. Автор сознательно создает небольшое, но емкое по содержанию произведение и одновременно довольно строгую научную статью. Этого удается достичь благодаря рубрикации, «коренной рационалистической установке на исчерпание предмета через вычисление и систематизацию его логических аспектов» [5, с. 159]. Установка на рубрикацию придает произведению рассудочную упорядоченность, строгую структурированность наряду с богатством жизненного материала. Благодаря новой структуре высвечивается процесс становления культурного деятеля в единстве социальных, психологических, философских начал.

В качестве основы подобного очерка выступает как историческая, так и биографическая реальность, которые у Киреевского настолько взаимопроникаемы, что воспринимаются как единое целое. Киреевский здесь явно отталкивается от традиции французской романтической историографии, во многом повлиявшей на рождение биографического очерка в России. Эта традиция складывается десятилетиями. Русского читателя все более привлекали различные жизнеописания, рожденные стремлением ощутить связь между выдающимися личностями, событиями исторического масштаба и жизненным путем обыкновенного человека. Этой же потребностью был мотивирован опубликованный в «Московском телеграфе» перевод знаменитой работы В. Кузена «О великих людях»: «Он (великий человек. - А. Е.) представляет народ и остается самим собою: он тождество общего и отдельного и такой соразмерности, что общность не уничтожает общности, облекая ее в действительную форму. Таким образом, дух своего народа и своего времени - вот основа великого человека, вот истинный пьедестал его» [6, с. 308].

В оболочке романтической фразеологии Киреевский в очерке рассматривает как индивидуальность творца, так и среду, в которой жил и творил Стефенс: «Внешние и внутренние события его (Стефенса. - А. Е.) собственной жизни сливаются в ней со всею историею его времени <...>. После исповеди Руссо, записок Лас-Казаса, мемуаров Байрона и Гёте жизнь Стефенса останется как необходимое дополнение характеристики нашего времени: окно на внутреннее развитие философа» [2, с. 91].

В речи повествователя, несмотря на стереотипы романтического стиля, отражается взгляд автора на своего героя - дистанцированный и отчужденный. Это происходит из-за того, что Киреевский осмысляет творческую личность Стефенса как выразителя общественно-исторических реалий германского народа и эпохи в целом. В очерке не просто сообщаются некие события, но разворачивается перед читателем сам мыслительный процесс, исходящий от автора-творца: «Его похоронили на том же кладбище, где лежит его друг Шлейермахер. Может быть, одна горсть снежной земли, брошенная дружескою рукою Шеллинга на его могилу, была глубоко связана с тем далеким воспоминанием о прежней, светлой, невозвратной эпохи германской жизни, когда оба они, Шеллинг и Стефенс, еще начинали свое блестящее поприще» [1, с. 205].

Итак, под пером Киреевского перед читателем возникает биографический очерк, эстетика и поэтика которого носит ярко выраженные черты философской прозы. Доминирование мира изображающего над миром изображенным, который лишен самостоятельного бытия, придает очерку черты философской прозы. Автор представляет читателю не столько жизненное явление, сколько представление о нем. Диалектика образа Стефенса заключается не во внутреннем саморазвитии его характера, а в перемещении объективированного взгляда писателя, раскрывающего его жизненную судьбу. То, что предметное бытие не находит места в очерке, а проявляется в мыслительных операциях авторского сознания, говорит о ее философской природе. Анализирующее авторское сознание возводит индивидуальное к общему, что дает читателю возможность осмыслить факт личной жизни как проявление исторической обусловленности, социально-философской значимости. Воссоздание процесса мышления, максимальное обобщение собственных наблюдений, использование приемов диатрибы и рубрикации, дидактизм, стремление к универсализму, риторическое начало - благодаря этим приемам перед нами возникает произведение, соединяющее художественность и рассудочно-логическое начало, очерк с ярко выраженными чертами философской прозы.

Библиографический список

риторический проза философ

1.Киреевский, И.В. Жизнь Стефенса // Киреевский И.В. Критика и эстетика / сост., вступ. ст. и примеч. Ю.В. Манна. - М. : Искусство, 1979. - 439 с.

2.Киреевский, И.В. Жизнь Стефенса // Киреевский И.В. Полное собрание сочинений : в 2 т. / под ред. М. Гершензона. - Т. 2. - М. : Императорский Московский Университет, 1911. - 393 с.

3.Реизов, Б.Г. Французская романтическая историография (1815-1830) / Б.Г. Реизов. - Л. : Изд-во Ленинградского гос. ун-та, 1956. - 536 с.

4.Аверинцев, С.С. Плутарх и античная биография / С.С. Аверинцев. - М.. : Наука, 1973. - 280 с.

5.Аверинцев, С.С. Большие судьбы малого жанра (Риторика как подход к обобщению действительности) / С.С. Аверинцев // Вопросы литературы. - 1981. - № 4. - С. 153-179.

6.Кузен, В. О великих людях / В. Кузен // Московский телеграф. - 1829. - № 3. - С. 22-24.

7.Лушников, А.Г. И.В. Киреевский : очерк жизни и религиозно-философского мировоззрения / А.Г. Лушников. - Казань, 1918. - 246 с.

Размещено на Allbest.ru