Пародия как жанр литературной полемики (к вопросу о пародической личности во "Вздорных одах" А. Сумарокова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Камчатский государственный университет имени Витуса Бери

Пародия как жанр литературной полемики (к вопросу о пародической личности во «Вздорных одах» А. Сумарокова)

Н. В. Яговкина

Рождение светской литературы в XVIII в. ознаменуется рождением литературной пародии. Самый авторитетный жанр литературы «века Разума» как ода, обретает пародического «двойника»: поэт А.П.Сумароков пишет несколько «вздорных од» (1759), пародируя гиперболический стиль и злоупотребление мифологической символикой в одах Ломоносова.

Автор классической пародии стремится к двум эффектам -- эффекту узнавания (за счет наличия «второго плана») и комическому эффекту (посредством утрирования художественных особенностей пародируемых текстов и т. д.) [2, с. 6]. Во многом эти эффекты достигаются за счет особого статуса лица, которому в произведении предоставляется голос, -- пародической или пародийной личности, по терминологии Ю.Н. Тынянова. Пародическая личность -- это своеобразный «двойник» пародируемого автора, «при этом живая личность литератора, живой литератор либо деформируется слегка, либо искажается до полного несходства» [4, с. 303]. В качестве примеров пародических личностей Ю.Н. Тынянов указывал на Тредиаковского, Хвостова, Шаликова и Козьму Пруткова. В русской культуре XVIII в. существовала и пародическая личность Ломоносова. В пародиях А.П. Сумарокова -- цикле «од вздорных», «Дифирамбе» Бахусу, и отчасти «Дифирамбе Пегасу», она обрела свое воплощение.

Пытаясь дискредитировать стиль од современника, Сумароков в своих пародиях говорил якобы от его лица, моделировал его языковую личность. Пародист использовал специфические ломоносовские лексемы, рифмы, образы и другие маркеры языка и стиха. На примере «Оды вздорной II» рассмотрим сходство и различие между пародией и ее объектом на фонетическом, стилистическом и образном уровнях стихотворного текста.

Строфа и стихотворный размер избраны автором не случайно. Схема строфы «Оды вздорной II» повторяет форму торжественных од Ломоносова. Десятистишие -- классическая форма русской оды, но в данном случае строение строфы и стихотворный метр (4-стопный ямб) выполняют специфическую пародийную функцию -- отсылают к произведениям Ломоносова пародия сумароков мифологический

Помимо сходства в построении строфы и стихотворного размера есть совпадения, касающиеся используемых рифм, лексики, образов и мотивов. Остановимся на рифмах. Их в «Оде вздорной II» использовано 15 на 30 строк. Сумароковские рифмы можно поделить на следующие группы: 1) рифмы, встречающиеся у Ломоносова горизонт -- понт; 2) рифмы, возможные у Ломоносова: шумят -- ад (Энцелад -- ад, ад -- град); 3) рифмы между существительным на [бт] и глаголом 3 л. мн. ч. наст. вр. для Ломоносова обычны: стад -- звучат, (возгласят -- град); 4) рифмы, возможные у Ломоносова (т. е. обладающие такими же финалами), но состоящие из слов, им не использованных: упадает -- покидает (питает -- знает); подобные рифмы встречаются у Ломоносова, но несколько разнятся финалами слов: стонет -- тонет; 5) рифмы, не находящие соответствия у Ломоносова: мире -- эфире. Большая часть рифм «оды вздорной» соотносится с ломоносовскими, что создает эффект узнавания его стиля.

Проследим, как автор видоизменяет заимствованные им лексемы. В «Оде вздорной II» встречаются следующие случаи подобного рода (в скобках приводятся соответствия из пародируемых од): 1) полная форма прилагательного заменяется краткой (грамматическая архаизация): востока вечна (вечного востока); 2) слово усложняется словообразовательно: стремглав упадает (стремглав пала); 3) вместо русского слова используется церковно-славянский аналог (лексическая архаизация): подобно яко (подобно как).

Лексика стихотворения, как и образы, ею создаваемые, соотносится с глобальными катастрофами, стихийными бедствиями и другими чрезвычайными явлениями, что создает чрезмерный эмоциональный накал. Именно этот накал чувств и является одним из объектов неприятия и осмеяния для автора, так что «нагнетание» эмоций неестественной интенсивностью приводит к комическому эффекту

Ряд образов «Оды вздорной II» напрямую соотносится с образами од Ломоносова. Например: Гром, молнии и вечны льдины <…> шумят. Величественные и устрашающие образы грома и молнии встречаются в произведениях пародируемого поэта: И устремлялся гром на гром; / И с ними села все гласят, / Как гром от тучей удаленных, / В горах раздавшись, множит слух. Выражение вечны льдины соответствует ломоносовскому вечный лед: От Иберов до вод Курильских, / От вечных льдов до токов Нильских. Эпитет вечный казался Сумарокову неточным, поэтому он ставил поэту-современнику в укор его употребление: всякий лед может растаять, а потому не может быть, с точки зрения требующего предельной точности классициста, назван «вечным».

В строках Ефес горит, Дамаск пылает, / Тремя Цербер горганьми лает, / Средьземный возжигает понт описывается источник дыма (кстати, на источник дыма всегда указывает в своих одах и Ломоносов, и, как правило, это пожар либо жаркая битва). Первая строка находит практически точные соответствия у пародируемого автора: Фиссон шумит, Багдад пылает, / Там вопль и звуки в воздух бьют, / Ассирски стены огнь терзает, / И Тавр, и Кавказ в понт бегут. Выражение Багдад пылает указывает не на буквальный пожар, а на Персидско-турецкую войну, начавшуюся в 1743 г., -- т. е. поэт, можно сказать, «говорит неправду», из-за чего, видимо, ратовавший за точность и правдивость в искусстве Сумароков и вспомнил эти строки. Ефес в пародируемых текстах не упоминается, однако, равно как и Дамаск, данный город фигурирует в Библии, и, сталкивая в контексте эти топонимы, автор «оды вздорной» создает эффект торжественного библейского слога, к чему стремился и Ломоносов. Цербер соотносится с персонажами античной мифологии, в пародируемых одах производящих невиданный беспорядок (Сумароков доводит это до абсурда -- беспорядок у него и впрямь невидан: Цербер <…> возжигает понт; алогичная ситуация -- горение воды -- возможно, травестирует следующий ломоносовский пассаж, где слово гореть употреблено в переносном значении (чего не принимает пародист): Седая пена вкруг шумит, / В пучине след его [корабля] горит).

Стремглав Персеполь упадает, / Подобно яко Фаэтон.В одной оде пародируемого поэта «падение стремглав» сравнивается, как и в «оде вздорной», с падением Фаэтона, причем падение совершает также город: Там Мемель в виде Фаэтонта / Стремглав летя, нимф прослезил, / В янтарного заливах понта / Мечтанье в правду претворил. Интересно, что Сумароков сталкивает два значения слов «упадать», «падать», «пасть»: 1) быть побежденным, сдаться, покориться (об осажденном городе, крепости) и 2) валиться на землю, лететь, устремляться вниз под действием собственной тяжести (именно в этом значении «упадает» Фаэтон). Складывается абсурдная ситуация: одно и то же слово, относясь к разным субъектам (Персеполь и Фаэтон), употреблено в стихотворении в разных значениях. Думается, тем самым автор «Оды вздорной II» стремился подчеркнуть недопустимость сравнения Мемеля с Фаэтоном: город «падает» в переносном смысле, оставаясь стоять на том же самом месте, в отличие от Фаэтона, который буквально летит вниз с горящей колесницы. В данном образе сочетается фундаменталистско-классицистическая нелюбовь к тропам вообще с мыслью о неудачности конкретного сравнения.

Нептун державу покидает / И в бездне повергает трон. В этих строках пародист демонстрирует типичное для поэзии своего времени травестированное изображение античных богов, которые пугаются людей, покидают свои царства и т. д. Ломоносов изображал Нептуна, бессильного перед русским флотом и Петром: И с трепетом Нептун чудился, / Взирая на российский флаг; впрочем, в связи с данным отрывком скорее вспоминаются такие строки пародируемого поэта, где божество также ведет себя неподобающе собственному величию: Плутон в расселинах мятется, / Что россам в руки предается / Драгой его металл из гор, / Которой там натура скрыла; / От блеску дневного светила / Он мрачный отвращает взор.

Слово «бездна» употреблено здесь вместо выражения «бездна вод» и обозначает водный бассейн, каковое словоупотребление типично для Ломоносова. Возможно, Сумароков хотел показать неточность слова «бездна», употребляющегося для обозначения водных резервуаров, продемонстрировать, что в данном случае ему необходимы пояснения («бездна вод»).

Гиганты руки возвышают, <…> Разят горами в твердь небес. В пародируемых одах неоднократно упоминается борьба титанов против богов-олимпийцев, причем выражение «Оды вздорной II» разят горами в твердь небес -- почти дословная цитата: Не дерзк ли то гигант шумит? / Не горы ль с мест своих толкает? / Холмы сорвавши, в твердь разит? Впрочем, у Ломоносова образы гигантов не имеют самостоятельного значения: так, в приведенном примере гигант сопоставляется с вероломно нарушающим мирные договоры государством. Пародист же убирает важный для поэта-современника момент сопоставления, ни с чем не сравнивает бунтарей и разрушителей античной мифологии, тем самым лишая яркий образ назначения и создавая комический эффект.

Идейным центром стихотворения являются последние строки (Весь рот я, музы, разеваю / И столько хитро воспеваю, / Что песни не пойму и сам). С одной стороны, они вызывают в памяти читателя творчество Ломоносова: у последнего есть и обращения к музам, и сочетаемость глагола воспевать с существительным песни (И воспевают песни новы); с другой стороны, Ломоносов такого написать не мог (и на этом отчасти основан комический эффект концовки «оды вздорной»), поскольку перед нами -- откровенное признание пародической личности, саморазоблачающейся, оценивая свое творчество с объективной для автора точки зрения -- точки зрения самого Сумарокова. Пародическая личность признает свое произведение темным, непонятным.

Постоянно эксплуатируя языковые и стиховые особенности произведений своего современника, в «Оде вздорной II» (как и в некоторых других пародиях) Сумароков создает образ пародической личности -- поэта, чуждого рационализма, ясности и простоты, бессвязно нагромождая яркие образы, зачастую позаимствованные у Ломоносова. Вырывая ломоносовские образы из контекста, лишает их мотивировки, придает им самоценность, кроме того, нагнетает в пределах одной строфы множество гиперболизированных катастрофических картин, что создает комический эффект.

Впрочем, несмотря на виртуозность Сумарокова, проявившуюся при создании пародической личности (яркую во многом благодаря моделированию языковой личности Ломоносова), она (в отличие, скажем, от пародической личности Тредиаковского) довольно быстро перестала являться живым фактом культуры, не выдержав конкуренции с фигурой реального Ломоносова и подлинным значением его творческого наследия.

Литература

Ломоносов М. В. Оды похвальные / Ломоносов М. В. Избранные произведения. - Л.: Советский писатель, 1965.

Морозов А. А. Русская стихотворная пародия / Русская стихотворная пародия (XVIII - начало XX в.). - Л.: Советский писатель, 1960.

Сумароков А. П. Ода вздорная II / Русская стихотворная пародия (XVIII - начало XX в.). - Л.: Советский писатель, 1960.

Тынянов Ю. Н. Ода как ораторский жанр. О пародии / Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. - М.: Наука, 1977.

Размещено на Allbest.ru