Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ «НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ «ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа «Филология»

ПИШУЩИЕ ЖЕНЩИНЫ И ИХ СПУТНИКИ: АВТОРСТВО В СЕМЬЯХ РУССКИХ УНИВЕРСИТЕТСКИХ ПРОФЕССОРОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВЕКА

Выпускная квалификационная работа - БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА

по направлению подготовки 45.03.01 «Филология»

образовательная программа «Филология»

Радюкина Александра Вадимовна

Научный руководитель

Доцент, кандидат филологических наук

А.А. Костин

Санкт-Петербург, 2020

Целью данной работы является исследование авторства и видимости пишущих женщин в семьях университетских профессоров в России второй половины XIX века. Для анализа были выбраны различные научные и публицистические тексты авторства мужчин и женщин, статьи биографических словарей университетов и мемуары. Детальный анализ этих текстов позволил определить видимость женщин как авторов в их собственных работах, в работах их мужей и в университетских хрониках, а также раскрыть тему женского авторства в указанный временной период. Также в женских работах была проанализирована категория рода, проявление женскости в текстах или же попытка её скрыть. Данное исследование предполагает дальнейшее изучение вопросов женского авторства и соавторства, а также роли женщин в истории российской науки и публицистики в целом.

ВВЕДЕНИЕ

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

Глава 1. Ступени женского образования в России второй половины XIX века и предпосылки попадания в академическую среду

ПРАКТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

Глава 3. Видимость жен профессоров в статьях университетских биографических словарей

Глава 4. Вопросы авторства и видимости в публикациях

1. Женские тексты: категория рода, авторство, проявление женскости автора в тексте

2 Тексты мужчин-профессоров: степень вовлеченности жен в рабочий процесс, вопросы авторства

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

ПРИЛОЖЕНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

Данное исследование посвящено проблеме авторства в семьях университетских профессоров второй половины XIX века, в частности проблеме видимости женщин-авторов и их работ в академических сообществах, а также проблеме присутствия и признания женского вклада в работах их мужей-академиков.

Актуальность этой проблемы объясняется повышением интереса к женским фигурам в истории науки, до этого не изучаемым и не освещаемым широким кругом исследователей, в свою очередь связанным с усилением феминистского дискурса в обществе в последние годы. Эта работа призвана с особым вниманием рассмотреть вклад женщин в различные сферы жизни академических сообществ различных университетов, а также продолжить обсуждение роли женщин в российской науке, чтобы осветить малоизученные участки истории науки и исключить в будущем возможность стирания из неё женских имен. Для филологии же данное исследование представляет интерес, поскольку имеет междисциплинарную направленность и использует анализ научных и публицистических текстов как способ выявления социальных тенденций, характерных для данного исторического периода -- второй половины XIX века.

Изученность данной проблемы в последние годы показывает явный прогресс. Например, были выпущены труды О. Б. Вахромеевой «Преподавание наук на Высших женских (Бестужевских) курсах (1878 - 1918)» в 2018 году и О. В. Вальковой «Штурмуя цитадель науки. Женщины-учёные Российской империи» в 2019 году. Эти монографии, помимо своего важнейшего вклада в изучение женской истории Российской империи, являются также теоретической опорой данного исследования. Таким образом с радостью можно отметить присутствующий в академической среде интерес к данной проблеме и работы, освещающие различные ее аспекты.

Объектом исследования являются различные тексты указанного периода, такие как статьи в биографических словарях университетов, научные и публицистические работы авторства как мужчин, так и женщин. Предметом же исследования является категория рода в данных работах, проявляющаяся в использовании женского рода в научных работах женского авторства, а также авторство женских научных и публицистических трудов и упоминания женщин (в частности жен) в работах университетских профессоров.

Гипотеза данной работы может быть сформулирована следующим образом: вклад пишущих женщин в работы своих мужей в семьях университетских профессоров второй половины XIX века является во многом невидимым или намеренно скрытым, однако в том же периоде наблюдается усиление позиций женщины как самостоятельного автора в связи с изменениями в российском обществе и популяризации прогрессивных идей женской эмансипации.

Целью работы является определение видимости женского авторства как в собственно женских работах, так и в работах их мужей, а также видимости женского участия в научной жизни университетской среды во второй половине XIX века. Таким образом определяются следующие задачи:

- изучение историко-социального контекста данного периода, в частности вопроса женского образования на всех его ступенях, а также социальных ожиданий от женщины и их противоречий с идеей женской эмансипации и повышения уровня образованности среди женщин;

- работа с различными текстами указанного периода для изучения проблемы женского авторства и выявления использования в них категорий женского рода;

- формирование вывода о поставленной проблеме и обозначение дальнейших исследовательских перспектив в данном направлении.

Методологически исследование представляет собой историко-литературный анализ научных и публицистических текстов данного периода с опорой на теоретические работы по истории «женского вопроса» в науке.

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

женщина авторство наука публицистика

Глава 1. Ступени женского образования в России второй половины XIX века и предпосылки попадания в академическую среду

Говоря о роли женщин в академической среде, стоит определить предпосылки попадания женщины в эту сферу. Факторами, влияющими на будущую вовлеченность в научную среду, являются развитость начального и среднего женского образования, семейное (по рождению или по замужеству) окружение, а также общественное отношение к выходу женщины за пределы сферы домашнего хозяйства и семьи. В вопросах женского образования во второй половине XIX века наметился значительный прогресс. Начиная с 1858 года, в Российской империи начала функционировать система открытых всесословных образовательных учреждений для девиц шестилетнего и трехлетнего срока обучения. В список изучаемых предметов входили Закон Божий, русский язык и чистописание, арифметика, история (и начальные сведения о естественной истории), география, рисования и рукоделия [Днепров, Усачева 2009, 129]. Таким образом ученицам предлагался набор базовых курсов, позволяющим им иметь представление о научном знании. Введение всесословного среднего образования для девочек стало одним из шагов к популяризации и распространению идеи о необходимости и ценности образования для обоих полов, несмотря на то, что образовательный процесс для девушек не был направлен на получение знаний как таковое и будущее продолжение обучения, а был одной из ступеней к её успешному становлению как будущей матери и хранительницы семейного благополучия. Позже в 1860 году были введены подготовительные классы, смещающие положение домашнего воспитания как единственного вида начального образования у девочек. Всего за десятилетие, к 1870 году, женские гимназии в результате образовательных реформ превратились из прогрессивного, но мало финансируемого [Днепров, Усачева 2009, 167-169] и поддерживаемого только передовыми педагогами и государственными деятелями (как, например, К. Д. Ушинский и Н. А. Вышнеградский) проекта в успешно развивающееся и плодотворно работающее звено системы женского образования, предполагающее только дальнейшее расширение горизонтов этой системы [Днепров, Усачева 2009, 8-10].

Также необходимо отметить развитие женского образования в этот период в контексте сравнения его с мужским. Если в начале 1850-х годов программа в женских образовательных учреждениях не давала ученицам тот же уровень знаний, что могли получить ученики в мужских гимназиях, то в 1860-ых преподавание сектора гуманитарных наук в учреждениях для разных полов соответствовало практически одинаковым стандартам количества и качества. Однако сфера естественно-научного и математического знания оставалась приоритетной для мужских образовательных учреждений, в то время как глубокое изучение точных наук в женских гимназиях не считалось необходимым. Тем не менее нельзя недооценивать стремительное развитие женской образовательной программы в пореформенную эпоху. Как замечают исследователи, «о женском образовании, вышедшем из горнила реформ 1860-х годов, уже нельзя говорить как о второсортном. Это было полноценное среднее образование, не уступающее мужскому образованию, за исключением некоторых частностей. В дальнейшем и эти частности будут стираться, уравнивая среднее женское образование с мужским» [Днепров, Усачева 2009, 219]. Несмотря на попытки упразднения всех результатов этих реформ в десятилетие между 1884 и 1894 годами, женские гимназии, доступные всем сословиям и дающее ученицам доступ к качественному образованию, уверенно заняли свою нишу как в общей системе образования, так и в умах общественности.

Общественное мнение по поводу расширения и углубления женского среднего образования представляло собой смесь прогрессивной мысли и традиционного видения женщины как, во-первых, исключительно принадлежащую к сфере домашнего хозяйства и семьи, а во-вторых, уступающую мужчине по способностям к наукам. Вахромеева в своей монографии [Вахромеева 2018, 69] со ссылкой на исследователя Тишкина пишет о том, что ни либеральная, ни консервативная стороны не могли похвастаться единой и проработанной позицией. Первые не могли предложить единой программы женской эмансипации, хоть и признавали её необходимость, вторые же или признавали необходимость реформирования женского образования в политических целях, или категорически отрицали возможность любых изменений. Тем не менее, крайне важен сделанный в пореформенную эпоху прогресс в общественном сознании по «женскому вопросу». Широкое обсуждение вопроса о женском образовании в печати позволило как найти дополнительную поддержку прогрессивных идей в обществе, так и мягко убедить сомневающихся в их разумности. Особенно примечательны этим труды Вышнеградского, внесшие важнейший вклад в популяризацию идей о необходимости полноценного женского среднего образования в Российской империи. Исследователи Днепров и Усачева отмечают: «Еще задолго до открытия первого Мариинского женского училища Н.А. Вышнеградский начал активно готовить общество и родителей к восприятию нового типа женских учебных заведений. В издаваемом им с 1857 года журнале «Русский педагогический вестник», который стал одним из пионеров отечественной педагогической прессы новой эпохи, Вышнеградский особое внимание уделял вопросам женского образования, постоянно и терпеливо разъясняя значение и характер устройства всесословных открытых женских учебных заведений, убеждая в их преимуществах и общественное, и общественно-педагогическое сознание» [Днепров, Усачева 2009, 126]. Таким образом несмотря на некоторое недоверие со стороны более консервативных участников дискуссии (Ф. В. Булгарин, высказавший мнение, что «горе отцу, у которого дочь ученая, горе обществу, у которого водятся женщины ученые, и горе мужу, у которого жена ученая», В. И. Аскоченский, В. Соловьёв) [Вахромеева 2018, 73] и сопротивление в регионах среди недворянских сословий (как, например, в Ярославской губернии купцы, мещане и ремесленники считали лишним и даже вредным давать дочерям образование, и это не было единичным случаем в провинциальных областях [Днепров, Усачева 2009, 135), острая необходимость в заполнении пустующего звена в Российской системе образования -- то есть отсутствие доступного женского образования за пределами дома и вне закрытых учреждений -- была признана практически повсеместно, что открыло дорогу дальнейшим дискуссиям -- о доступе женщин к университетскому образованию и о границах женской эмансипации в целом.

Тема женского высшего образования в пореформенную эпоху была поднята на общей волне движения женской эмансипации. М. К. Цебрикова в воспоминаниях [Вахромеева 2018, 94-95] отмечала быструю смену курса общественного мнения по этому вопросу: если в 50-е годы XIX века увлечение чтением и наукой грозило девушке клеймом «синего чулка» и порицанием за неженские интересы и занятия, то начиная с 60-х годов, несмотря на продолжающееся сопротивление консервативных кругов, отношение к женщине менялось. Стоит отметить одно безусловно важное событие, находящееся на пересечении сфер женской эмансипации и научного сообщества. В 1867 на Съезде естествоиспытателей и врачей Е. И. Конради была подана записка от имени женского кружка, сообщающая о социальном положении женщины и о желании женщин получать высшее образование. Несмотря на отсутствие обсуждения этого письма непосредственно на Съезде, комитет Съезда выразил свою поддержку написанному в записке. Таким образом идея создания учреждения женского высшего образования впервые получила публичную общественную поддержку [Вахромеева 2018, 91-92]. Говоря об отношении профессорского состава Петербургского университета к появлению в университетах женщин, стоит отметить довольно широкую поддержку этой инициативы в академическом кругу: анализируя воспоминания студента Л.Ф. Пантелеева, исследователь А. Е. Иванов приходит к выводу, что противниками изменений и присутствия женщин на лекциях были отдельные профессора старшего поколения и более консервативных взглядов. Тишкин же подчеркивает, что таковых было меньшинство [Вахромеева 2018, 92-93]. Все вышеизложенное позволяет прийти к выводу, что начиная с 1860-х годов начинается процесс активного вовлечения женщин в академическую среду.

Однако известно, что женщинам дорога к получению диплома и официальному получению ученых степеней была закрыта до начала XX века. На то множество причин -- от традиционных представлений о женской роли в обществе до государственной внутренней политики -- которым мы не будем уделять здесь слишком много внимания. Необходимо акцентировать лишь тот факт, что карьера в научной сфере была доступна женщинам только путём получения или диплома заграничного университета (который, впрочем, не давал права на профессиональную научную деятельность в Российских государственных учреждениях), или вхождением в научную среду по родству с мужчинами-учеными -- отцами и/или мужьями. Исследовательница Валькова пишет, что одним из самых доступных способов вовлечения в научное сообщество как в 60-70-х годах, так и позднее, являлось ассистентство мужьям-учёным в их исследованиях [Валькова 2019, 272]. Обратимся к некоторым историческим примерам такой практики.

Екатерина Николаевна Янжул (урожденная Вельяшева) является примером того, как возможность заниматься научной деятельностью и публиковаться открылась с замужеством. Валькова цитирует её автобиографию: «18 лет от роду, в 1873 г. я вышла замуж за И. И. Янжула <…>. Этот брак и создал те условия, благодаря которым я сделалась писательницей, хотя и в скромной области педагогических вопросов. Мне бы никогда не пришла в голову возможность выступить в печати, но постоянные занятия с мужем и в особенности помощь, которую я могла оказать ему своими выписками <…> в библиотеке Британского музея в Лондоне, когда мы торопились собрать материал для его диссертации, незаметно подготовляли меня к будущей самостоятельной работе» [Валькова 2019, 273-274].

Похожим примером успешной академической карьеры после замужества является Эмма Генриховна Петровская (урожденная Ге). Выйдя замуж за слависта М. Н. Петровского, она полностью погрузилась в научную деятельность мужа: вела переписку с его друзьями и коллегами, делала архивные и библиотечные выписки для него, для себя же в совершенстве выучила чешский и стала профессиональной переводчицей. [Вишленкова и др 2005, 331] Так перу Петровской принадлежит перевод романа «Бабушка» Божены Немцовой, вышедший в 1871 году.

Вера Евстафьевна Попова (урожденная Богдановская) же была одной из тех женщин, кому повезло с рождения быть погруженными в научную среду. Её отцом был профессор Медико-хирургической академии Е. И. Богдановский, в их доме принимали коллег Богдановского по академии и ученых. Сама же Попова получила диплом Женевского университета и докторскую степень по физике, что было также одной из траекторий попадания в научную среду для женщин в конце XIX века, как уже было указано ранее. [Русинова, Востриков 2012]

Таким образом вновь поднимается вопрос видимости женщин-ассистентов и авторов в научных и публицистических текстах университетских работников. Однако прежде чем перейти к непосредственному анализу текстов, стоит рассмотреть особенности академической среды данного периода для расширения историко-социального контекста исследования.

Глава 2. Академическая среда второй половины XIX века: характеристика и социальное положение

Академическая (в частности университетская) среда всегда подразумевала конструирование определенной идентичности у входящих в нее. На примере Казанского университета рассмотрим формирование идентичности профессора и научного деятеля во второй половине XIX века. Преподавание наук подразумевало некоторую отдаленность от «светскости» по двум основным причинам: во-первых, из-за ореола элитарности и обособленности, создаваемого самим университетом, из-за его внутреннего убеждения в принадлежности к особому кругу посвященных [Вишленкова и др 2005, 122]; во-вторых, из-за довольно низкого социального положения профессуры в регионах -- принимать и уважать «в свете» профессоров начали только в последней четверти XIX века [Вишленкова и др 2005, 105]. Таким образом принимая должность профессора, человек принимал особую социальную роль, которая проявлялась не только в его профессиональной деятельности, но и в личной жизни.

Университет оказывал влияние и на семейную жизнь профессоров. Например, нередко браки заключались внутри одного академического круга, когда профессора выбирали себе в жены дочерей своих коллег. Жена университетского профессора оказывалась плотно вовлеченной в деятельность мужа, как уже было сказано ранее. Даже если женщина сама не была заинтересована в научной работе, она принимала в своём доме преподавательский состав и студентов, поддерживала деловой имидж мужа. Понимание приоритетности академической карьеры и устремлений мужа-профессора являлось первостепенным для его семьи: уважение к науке и к университету прививалось с раннего возраста и детям [Вишленкова и др 2005, 326].

Таким образом вхождение в академическую среду подразумевало главным образом преданность науке и просвещению, которая распространялась не только на самого профессора, но и его ближайшее окружение, то есть практически на все сферы его жизни.

Однако, как было замечено раньше, вторая половина XIX была ознаменована прогрессом в «женском вопросе», и под влиянием этого прогресса в том числе происходила трансформация академической среды. Важнейшим событием является открытие Бестужевских курсов в 1978 году, что стало одним из шагов на пути к доступному для женщин высшему образованию. Интересен тот факт, что для «бестужевок» была характерно то же стремление к наукам и преданность академическому миру. Вахромеева цитирует в своей монографии профессора Бестужева-Рюмина, который, в свою очередь опираясь на отзывы преподавателей курсов, говорит «о чрезвычайном трудолюбии слушательниц, об их любви к науке и о добросовестном исполнении своих обязанностей» [Вахромеева 2018, 147]. Приводится также стихотворение С. И. Дружининой, студентки первого выпуска Бестужевских курсов, где девушка говорит о науке как о призвании, о данном Богом предназначении [Вахромеева 2018, 148]. Однако такое увлечение наукой сталкивалось с сопротивлением, основанным на социальном представлении о приоритетах в жизни женщины. В то время как мужчине-профессору позволялось посвятить себя университету и академическим устремлениям, то подобное стремление у женщины «приняло все черты болезненного увлечения, потому что оно совпадает с ненормальным состоянием семейства и общества», по мнению баронессы Э. Ф. Раден, которое она выразила в своей «Записке» к императору. Стремление к научному знанию и академической карьере было названо министром И. Д. Деляновым «ложным стремлением и желанием выйти из своей семьи и своей среды», а право на высшее образование -- «едва ли соответствующим призванию женщины» [Вахромеева 2018, 151].

Таким образом мы видим, что социальные ожидания от женщины, ее предполагаемый род деятельности и роль в обществе находятся в конфликте с желанием женщины попасть в академическую среду и посвятить себя науке. Этот факт поднимает вопрос о степени проявления категории рода в женских научных работах данного периода. Необходимо рассмотреть, как проявляется женскость автора в работах: скрывается ли и замалчивается или же наоборот подчеркивается в попытке повысить видимость себя как женщины-автора и ученой. Этому вопросу и вопросу, поднятому в предыдущей главе, будет посвящена практическая часть данного исследования.

ПРАКТИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ

Глава 3. Видимость жен профессоров в статьях университетских биографических словарей

Исследование видимости жен профессоров в их статьях биографических словарей проводилось на материале словарей Харьковского, Казанского и Томского университетов. Несмотря на то, что данная работа направлена на изучение второй половины XIX века, также будут рассмотрены упоминания женщин в описании жизни профессоров первой половины века.

В статьях, отражающих первую половину XIX века, характерно упоминание жен профессоров только в связи с какими-то особыми жизненными событиями. Например, в словаре Харьковского университета нашли отражения семейные неурядицы профессора кафедры классической филологии Роммеля -- неудачный и недолгий брак, а затем развод. Упоминается однако также, что Роммель собирал у себя в гостях университетских товарищей с их женами. В данном случае нам известно имя бывшей жены профессора, поскольку описанию их семейной жизни посвящена значительная часть биографической статьи. В том же словаре упоминаются жена и дети профессора той же кафедры классической филологии Беллена-де-Баллю, после его смерти получавших пенсии в «по высочайшему повелению … от харьковского университета и от петербургского университета в равных частях». В этих случаях имена женщин не приводятся [3]. Таким образом видимость женщин в семьях профессоров в начале века ограничивалась исключительно в связи с домашней жизнью, без какой-либо привязки к академической деятельности супруга и тем более их собственной.

В статьях, посвященных профессорам, работавшим в университетах во второй половине века, ситуация меняется, и в этом контексте важно разделить два явления: упоминания жен и упоминания женщин вообще в университетских хрониках. Женщины чаще появляются на страницах биографических словарей, однако спутницы профессоров упоминаются куда реже, чем их матери и бабушки. Так, например, в словаре Казанского университета в статье, посвященной преподавателю историко-филологического факультета Корсакову Дмитрию Александровичу: «Мать -- Софья Дмитриевна, родная сестра известного ученого юриста, историка и публициста К.Д. Кавелина, имевшего большое влияние на вклад ученых воззрений Д. А. К.» [1] Можно заметить, как здесь мать ученого упоминается в связи с влиянием на его образование и будущую карьеру. Подобный характер имеют упоминания большинства упоминаний матерей и бабушек в статьях. В словаре Харьковского университета указано, что профессор кафедры всеобщей истории Визигин Андрей Сергеевич «С раннего детства, под влиянием своей бабушки, М.А. Худашевой, обнаружил влечение к истории…». Матери профессоров упоминаются также в связи с какими-либо выдающимися фактами их собственной биографии, так, например, в статье о профессоре кафедры классической филологии Андреевском Н.А. прочтем: «Мать его, урожденная Герсеванова, находилась в родстве с выдающимися дворянскими фамилиями местного края...После смерти Андреевского его мать пожертвовала все научные книги в фундаментальную библиотеку Харьковской 3 гимназии и удалилась в монастырь» [3].

Таким образом фигура женщины в данных статьях связана, во-первых, с данью уважения к старшим женщинам в семьях профессоров и указанием на их выдающиеся факты биографии, а во-вторых, с прямым влиянием на будущую судьбу профессора и на вклад в его раннее развитие и заинтересованность в науках.

Обратимся теперь к упоминаниям непосредственно жен профессоров. Сразу же стоит отметить, что их количество значительно меньше, чем количество упоминаний старших женщин в семьях профессоров. Наибольший интерес в этом случае представляет словарь Томского университета. Поскольку сам университет был основан значительно позже других рассматриваемых в этой главе университетов, в последней четверти XIX века, упоминания жен профессоров относятся к самому концу столетия и даже к началу следующего. Например, профессор Александров Н.А. начал свою карьеру в преподавании в 1894 году. В статье про его спутницу указано следующее: «Жена А., Анна Яковлевна, урожд. Левенсон … была ученицей П.И. Чайковского и внесла заметный вклад в культурную жизнь Томска». В статье, посвященной профессору Базанову И.А (начавшему карьеру в 1899 году, а в преподавание в Томске -- в 1911 году), также прочтем о вкладе супруги профессора в культурную жизнь города: «Жена Б., Лидия Павловна … живя в Томске, посвятила себя культурно-просветительской деятельности. Она возглавляла «Кружок любителей художеств», добившись открытия Рисовальной школы, создала портрет выдающегося исследователя и общественного деятеля Сибири Г.Н. Потанина…». Заметно, что в этих упоминаниях женщина является самостоятельным, действующим лицом. Указаны полные имена жен, описаны их персональные достижения. В том же словаре встречаются упоминания жен в контексте просто справочной информации о семейном положении профессора, как например в статье о профессоре Беликове: «Был женат на Надежде Степановне (ум. 1903)». Здесь, несмотря на отсутствие каких-либо фактов из биографии супруги, также упоминается её полное имя [7].

Таким образом очевиден прогресс в усилении видимости женщин в университетской хронике, совершившийся на протяжении XX века (Харьковский и Казанский словари датируются 1905 - 1908 и 1904 годами выпуска соответственно, в то время как первый том биографического словаря Томского университета выпущен в 1996 году). Биографические словари университетов не дают нам никакой информации о вкладе жен профессоров в их научную работу, несмотря на свидетельства случаев участия жен профессоров в их академической деятельности -- ассистентстве при сборе материалов, в командировках, соавторстве при написании научных трудов, описанные в предыдущих главах исследования, и зафиксированных в монографии, посвященной университетскому сообществу в Казани, свидетельств разделения женщинами привязанности к академическому сообществу наравне с мужем: «В тех случаях, когда профессор был ярко выраженным лидером и реализовавшимся в университетской среде человеком, его семья оказывалась открытой для членов университетского сообщества. Жены таких преподавателей нередко играли роль главы дома, хозяйки салона. Супруга профессора, особенно если он становился деканом или ректором, должна была уметь вести беседу с приходящими в дом учеными и учениками, всем своим поведением поддерживая положительный имидж мужа» [Вишленкова и др 2005, 326].

Глава 4. Вопросы авторства и видимости в публикациях

1. Женские тексты: категория рода, авторство, проявление женскости автора в тексте

В этой главе будут рассмотрены различные тексты авторства женщин, состоящих в браке с профессорами университетов. Подробно будут рассмотрены тексты авторства Марии Николаевны Вернадской, Софьи Васильевны Ковалевской и Екатерины Николаевны Янжул. Вопросы авторства же будут рассмотрены на примере трудов Ольги Александровны Федченко.

Рассмотрим авторов и тексты в хронологическом порядке, таким образом начать следует с М.Н.Вернадской (1831-1860). Мария Николаевна считается первой женщиной-экономистом. Выйдя замуж за профессора политэкономии Московского университета И.В. Вернадского в 19 лет, она увлеклась его специальностью и проявила себя в области экономики как блестящая учёная и автор многочисленных статей и переводов. Тексты Вернадской были опубликованы сначала в журнале «Экономический указатель», а затем в сборнике «Вернадская 1862 Марии Николаевны Вернадской, урожд. Шигаевой», опубликованном посмертно её мужем [Янин 2018, 7]. Её тексты представляют собой интерес из-за специфического выражения авторской идентичности в тексте. Во-первых, все статьи, написанные и опубликованные Вернадской, полностью лишены каких-либо гендерных маркеров. В большинстве случаев автор использует местоимение «мы» для обозначения своей точки зрения, что характерно для стиля научно-публицистических текстов:

1) «Разного рода вопросы представляются намъ на каждом шагу, а ответить на них всякий может сам. Но наконец положим, что машины вредны; отчего же они не влекут за собой разорения, а напротив …» [Вернадская 1862, 7]

2) «Если бы кто-нибудь вздумал сам разводить тутовые деревья, сам разбирать коконы, сам прясть и ткать, одним словом -- делать сам все то, о мы говорили, то конечно не бы никакого успеха; а мы далеко еще не договорили всего: еще есть много трудов, о которых мы не упомянули …» [Вернадская 1862, 17]

В иных, куда более редких случаях встречается употребления местоимения «я», однако оно употребляется таким образом, чтобы исключить использование рядом с местоимением глагола в форме женского рода:

1) «Если в обществе развивается какой-нибудь недостаток, то на это есть причина; а в этом случае, мне кажется, что причина состоит в лишении права выбора труда» [Вернадская 1862, 89].

2) «… Каждый .... хочет казаться, смотря по возможности, как можно богаче. Я говорю казаться, потому что у нас в обществе далеко не сильно еще развито желание быть богатым …» [Вернадская 1862, 137]

Таким образом даже высказывания от первого лица в текстах Вернадской не дают читателю какой-либо информации о гендерной принадлежности автора.

Далее рассмотрим модель, по которой Вернадская устанавливает границы авторского «я» в отношениях с условными «женщины» и «мужчины», используемыми в тексте как две обобщенные категории. Вернадская использует местоимения «они» для обозначения обеих групп в и большинстве случаев местоимения «он/она», говоря об одной женщине или одном мужчине для обозначения целой группы:

1) «Итак, что поприще деятельности закрыто для женщин -- это несправедливо; но справедливо то, что они сами себе его закрывают: женщины просто -- не хотят работать, и, скажу больше, женщины стыдятся труда». [Вернадская 1862, 104]

2) «Женщина прежде всего должна заботиться о сохранении молодости и красоты, а потому заниматься как можно более нарядами; она всегда должна быть одета изящно и причесана к лицу». [Вернадская 1862, 128]

3) «Мальчику говорят, что он должен работать, что он может быть полезен для общества, что он должен зарабатывать средства жизни и для себя…» [Вернадская 1862, 85]

Однако присутствуют также обращения к женщинам как группе с использованием местоимения «вы»:

1) «Mesdames! перестаньте быть детьми, попробуйте стать на свои собственные ноги, жить своим умом, работать своими руками, учитесь, думайте, трудитесь, как мужчины, и вы будете также независимы, или, по крайней мере, в меньшей зависимости от своих тиранов, теперь; а главное перестаньте стыдиться и презирать работу. Пока трудъ будет в презрении, вы будете всегда в подчиненном состоянии, потому что только в одном труде истинная свобода женщины». [Вернадская 1862, 114 - 115]

Рассмотрим подробнее категорию женского в её статьях. В первых статьях сборника «Бальное платье» и «Свобода мены» понятия экономики объясняются на примерах дамских платьев -- Вернадская в форме рассказа о бальном платье девушки говорит о разделении труда, а в форме дамского разговора -- о спросе на ткани для платьев российского производства в противопоставлении с тканями иностранного производства. В статье «Бальное платье» Вернадская пишет: «Только с разделения труда можно достигнуть желаемой цели, как в самых важных, так и в самых пустых вещах, как например в бальном платье» [Вернадская 1862, 19]. Традиционно женственное здесь приобретает коннотацию глупого, бесполезного. В статье «Свобода мены» одна из участниц разговора выражает авторскую идею о том, как необходимо понимание работы торговли и производства для полноценного участия в жизни общества и исполнения патриотического долга перед государством. Желание же наряжаться и покупать новомодные ткани преподносится как недостойное и постыдное, поскольку носит исключительно эгоистический характер. Таким образом в этой статье также наблюдается негативная коннотация внешних атрибутов женственности через противопоставление их вещам более важным и серьезным по мнению автора. Следующими важными и вынесенными на обсуждение в работах для автора аспектами женской жизни являются материнство и ведение домашнего хозяйства как основной вид деятельности. В текстах Вернадской воспитание детей и ведение хозяйства представлены как некоторые опции того, чем может заниматься женщина, к чему у неё могут быть или не быть способности, а не ее первостепенные занятия и долг перед обществом: «Потребности человека многоразличны, но зато точно также многоразличны и его способности. Если женщина плохая хозяйка и дурная воспитательница своих детей, это еще не доказывает, чтоб она не имела никаких способностей и не могла бы быть полезна» [Вернадская 1862, 89]. Вернадская отделяет эти стороны женской жизни от идеи некоего женского предназначения и рассматривает их исключительно как виды занятости, доступные женщине, наравне с другими видами работ, которые станут доступными при обеспечении свободы выбора труда. Получается, что конвенционально женское Вернадской или отвергается, или представляется не единственно верным вариантом, а одной из равноправных опций, между которыми женщина вольна выбирать самостоятельно. Таким образом можно заметить отделение автора-женщины в тексте от женщин как группы, от женского в общем, традиционном для того времени понимании.

Рассмотрим теперь подробнее вопрос авторства. В случае с текстами Вернадской авторство её специфично тем, что было открыто читающей публике после смерти автора -- с публикацией И.В. Вернадским собрания ее сочинений. Прижизненные публикации выходили без подписи, таким образом установить не то что пол автора, а его личность вообще не представлялось читателю возможным.

Рассмотрим теперь научные труды С.В. Ковалевской (1850 - 1891). Из всех её научных и литературных работ отобраны те, что были написаны и / или опубликованы в период её брака с В.О. Ковалевским, доктором философии и с 1881 года доцентом геологии Московского университета, (1868 - 1883) [24] и незначительно позже (по 1885 год включительно), поскольку данное исследование посвящено авторству в семьях университетских профессоров. Тексты рассматриваются на языке оригинала (немецкий) и в переводах.

Категория рода в работах Ковалевской проявляется незначительно ввиду специфики научных текстов ее специализации -- математики. Автор использует в основном местоимение «я» для обозначения себя и своей позиции (в немецком языке не добавляющее глаголу родового окончания), также различные безличные формы:

1) Es fragt sich nun, ob es noch andere von y abhдngende Integrale erster Gattung giebt ....[Kowalevski 1884, 409]

Теперь спрашивается, имеются ли ещё интегралы первого рода… [Ковалевская 1948, 68]

2) Ich werde hier in wenigen Worten das Hauptergebniss seiner Untersuchungen recapituliren. [Kowalevski 1885, 249]

Я здесь вкратце воспроизведу главный результат его исследований. [Ковалевская 1948, 75]

Таким образом язык научных статей Ковалевской остаётся гендерно-нейтральным.

Интересной особенностью ее научных текстов является упоминание ее учителя -- профессора Вейерштрасса. В работе «К теории дифференциальных уравнений в частных производных» он упоминается в посвящении сразу после титульного листа [Приложение 1], а затем в тексте работы: «Эти теоремы в приведенной формулировке мною из лекций моего уважаемого учителя господина Вейерштрасса» [Ковалевская 1948, 12].

Таким образом Ковалевская с большим почтением говорит о влиянии на ее труд работ своего наставника, послуживших своего рода фундаментом для ее исследования. Из личной переписки (о спорной приоритетности открытия, позже известного как теорема Коши-Ковалевской) видно, что сама Ковалевская считает себя автором полученного открытия: «Именно этому результату моих исследований Вейерштрасс всегда придавал наибольшее значение и, если только Рунге не обнаружил какой-нибудь новой работы Коши, ускользнувшей от внимания французских математиков, то я думаю, что этот результат целиком принадлежит мне…» [Полубаринова-Кочина 1952, 104] Также говоря об авторстве стоит обратить внимание на подписи работ: все они подписаны её полным именем, сразу после заглавия. Получим, что работы Ковалевской, несмотря на фиктивный (впоследствии фактический) брак с человеком из академической среды ради доступа к образованию за границей и индивидуальное обучение у профессора Вейерштрасса, позволившее ей получать необходимое образование, публиковать работы и получить звание доктора философии, ясно утверждают ее единоличное и полное авторство.

Перейдем к рассмотрению текстов Екатерины Николаевны Янжул (1855 -- 1927), супруги И.И. Янжула, экономиста и профессора Московского университета (с 1876 года). Екатерина Янжул занималась вопросами начального образования и ручного труда в школах Российской Империи, Америки и западной Европы, чему и были посвящены её публицистические работы. Рассмотрим сначала наименее объёмные из её работ, статьи в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, объясняющие понятия детского сада и звукового метода обучения грамоте. В обеих статьях не используются маркеры, каким-либо образом указывающие на пол автора. Статья о детских садах [8] подписана как «Ек. Янжул», статья о звуковом методе обучения грамоте [9] «Екат. Янжул».

Рассмотрим публикацию труда Янжул «Рукоделие как предмет обучения в общеобразовательной школе», первое издание которого было опубликовано в 1890 году. Авторство Янжул (полное имя без отчества) указано на титульном листе работы. Говоря о категории рода в тексте, примечательно использование местоимения «я» и форм женского рода глаголов; также употребляется общее «мы»:

1) «Когда же делали выкройку на нормальный рост, то для этого служила одна из девочек, причем я убедилась в трудности дать точное руководство детям для правильного снимания мерок» [Янжул 1910];

2) «Посмотрим теперь, какими собственно средствами эти перечисленные выше цели достигаются в западных школах и чем именно теперешнее рукоделие отличается от прежнего, не задававшегося столь разнообразными и обширными задачами» [Янжул 1910].

Перейдем теперь к работе Янжул «Американская школа. Очерки методов американской педагогики». Согласно предисловию к первому изданию, книга (изданная в 1901 году) представляет собой перепечатку статей, опубликованных в журнале «Вестник воспитания» с 1896 по 1900 годы. В этом же предисловии стоит отметить, что Янжул обозначает себя как «автор» с использованием форм мужского рода глаголов: «... этим путем автор надеялся наиболее наглядно, ясно и просто познакомить читателей с школьными особенностями и своеобразными приемами американской педагогики» [Янжул 2020 (1901), 22]. Однако далее непосредственно в тексте работы автор говорит о себе с использованием местоимения «я» и с использованием форм женского рода глаголов:

1) «Мне приходилось в Нью-Йорке, напр. , идя совсем по другому делу, находить на своем пути какое-нибудь учебное заведение, о котором я раньше не знала, куда я решительно никакой рекомендации не имела, даже имя директора которого мне не было известно, и я все-таки получала доступ и, таким образом, очень часто открывала самые любопытные для себя вещи» [Янжул 2020 (1901), 24].

2) «По времени моего посещения народных училищ в Америке, позднею весною, т. е. в конце учебного года, мне не привелось видеть самого начала обучения безграмотных детей, но те уроки, которые я слушала в первых классах, совершенно не производили впечатления того деланного, специфически школьного тона при чтении и того растягивания, монотонного нанизывания слов, которое практикуется не только в наших школах, но и на западе, в школах немецких, французских и английских» [Янжул 2020 (1901), 55].

Как и в предыдущей работе, для обозначения автора используется также местоимение «мы».

Касаемо указания на авторство, полное имя Янжул (без отчества) указано на титульной странице книги.

Также в вышеописанных работах Янжул упоминания мужчин ограничиваются ссылками на работы педагогов и других исследователей затрагиваемых в ее трудах вопросов, не появляется на страницах её работ и имя мужа-профессора.

Выше мы рассмотрели использование местоимений в женских работах, в частности местоимений, использующихся для обозначения автора в тексте. Сейчас же необходимо уточнить значение местоимений. «Мы» в контексте научных работ является так называемым «авторским мы» [Шведова 1980, 532], обозначающим одно лицо, а не группу, что характерно для общего значения этого местоимения. Это уточнение важно в контексте работ Вернадской, поскольку Вернадская не использует местоимение «мы» для присоединения себя как автора к группе мужчин или женщин. Таким образом голос автора обособлен от обеих групп, он звучит как бы со стороны. Виноградов [Виноградов 1986] приписывает местоимению «мы» скромность и торжественность, создаваемую автором в тексте. То есть автор отстраняется от персонального «я» в пользу более скромного «мы». Похожее наблюдение об «авторской скромности» встретим и у Шведовой [Шведова 1980, 532]. В связи с этим рассмотрим подробнее значение местоимения «я», избегаемое для конструирования вышеупомянутой скромности. Во-первых, «я» указывает на личность (не в оценочном значении), то есть на то, что говорящий является индивидуальностью. Однако само по себе местоимение «я» не сообщает никаких сведений о личности автора [Селиверстова 2004, 413]. «Я» также не имеет морфологического значения рода, может только координироваться с определяющими словами или со сказуемым, имеющими род [Шведова 1980, 530]. То есть текст, написанной женщиной, редко использующей местоимение «я» и предпочитающей обозначать себя как «мы», выбирающей оставаться полностью анонимной как автор, является в языковом плане максимально отстраненным от идентичности автора. В связи с этим заключением и с приведенным выше анализом отношений автора с различными проявлениями женскости, описанными в её текстах, можно довольно уверенно предположить желание автора максимально избежать каких-либо проявлений собственной принадлежности к женскому полу в текстах (непроизвольность или, напротив, намеренность такого отстранения от своей идентичности не представляется возможным установить без изучения личных бумаг Вернадской или же иных свидетельств о ней как об авторе, располагающих необходимой информацией).

Возвращаясь к теме значения местоимений, в текстах Екатерины Янжул «я» используется значительно чаще, при этом местоимение, само по себе указывающее на индивидуальность, часто связано с глагольным сказуемым в женском роде. Её работы позволяют сделать вывод о личности автора, не скрывают её принадлежность к женскому полу, авторство работ также указано. Таким образом Янжул (писавшая в более поздний период второй половины XIX века) более видима в своих текстах как женщина-автор и исследовательница, чем Вернадская, создавшая свои тексты в 50-х годах XIX века.

Отойдем от анализа текстов женщин-авторов и обратим внимание теперь на вопрос их авторства в частности. В этом отношении крайне интересна история Ольги Александровны Федченко, выдающегося ботаника и супруги ученого, биолога и университетского преподавателя Алексея Павловича Федченко, описанная в монографии Вальковой. Ольга Александровна участвовала в экспедиции в Туркестан 1868-1871 годов, которую возглавлял А.П. Федченко, отвечала за ботаническую часть исследования -- собирала и зарисовывала растения, а также выполняла роль экспедиционного художника ввиду отсутствия фотографа, занималась метеорологическими наблюдениями, картографированием местности, сбором зоологических коллекций вместе с мужем. Экспедиция принесла научному сообществу множество уникальных материалов, а семье Федченко -- громкий успех. Однако в 1873 году Алексей Павлович трагически погиб, оставив после себя необработанные и неопубликованные материалы и записи из поездки в Туркестан. Его супруга, понимая, что закончить дело мужа так, как он хотел бы, под силу только ей, взяла на себя сложный многолетний процесс обработки и издания результатов экспедиции. Ольга Федченко фактически стала главным организатором и издателем всего проекта: она координировала работу авторов, присоединившихся к процессу написания единого труда, непосредственную печать многотомника, редактировала и корректировала материалы, договаривалась о финансировании. Однако в «Путешествии в Туркестан А.П. Федченко» ни о вкладе О.А. Федченко как учёной или по крайней мере ассистентки Алексея Павловича, ни о её труде на позиции редактора и издателя, не упоминается. Авторство Ольги Александровны указано только под её ботаническими зарисовками и иллюстрациями [Валькова 2019, 326 - 510]. Учитывая всё вышесказанное, можно подвергнуть сомнению корректность указания А.П. Федченко как единственного автора опубликованного труда. Очевидно, что вклад О.А. Федченко по разным причинам, от социально-политических условий того времени до возможных личных мотивов Ольги Александровны, был стерт и остаётся невидимым для читателя, незнакомого с историей создания «Путешествия в Туркестан А.П. Федченко». Этот прецедент демонстрирует необходимость глубокого и критического анализа работ, написанных мужчинами при содействии их жен и/или ассистенток, и переосмысления установленного или изначально указанного авторства в условиях, когда возможный соавтор работы оставался невидимым для читателя из-за ряда социальных и законодательных ограничений своего времени.

Изучение и анализ текстов пишущих женщин в семьях университетских профессоров продемонстрировало, во-первых, как по-разному женщины обозначали себя как автора, и во-вторых, как прогрессировали отношения женщин с собственным авторством на протяжении пятидесяти лет, что заметно даже в небольшой выборке текстов. Работы Вернадской, хронологически более ранние, являются примером отделения идентичности автора от создаваемого текста, как видно по результатам анализа языка произведений и по сохранению анонимности. Ковалевская и Янжул, писавшие в более поздние года второй половины XIX века, занимали уверенную позицию самостоятельных авторов, говоря от своего лица в текстах и указывая свои полные имена на титульных листах работ. Можно предположить корреляцию между временным промежутком и усилением позиций женщин как авторов в течение второй половины XIX века, с переломными моментами в 60-е годы (пореформенную эпоху) и 80-е годы (актуализация «женского вопроса» в областях женского труда и образования).

2 Тексты мужчин-профессоров: степень вовлеченности жен в рабочий процесс, вопросы авторства

В этом разделе мы кратко рассмотрим отражение жен в трудах их мужей-профессоров и иной их деятельности, а также связанные с этим вопросы (со)авторства.

Выше приведен обзор работ Марии Николаевны Вернадской, публиковавшей свои статьи в журнале «Экономический указатель». Журнал издавался с 1857 по 1861 годы, Иван Васильевич Вернадский взял на себя позицию издателя по инициативе жены. М.Н. также активно участвовала в работе над выпусками, выполняя помимо роли автора роль редактора [Янин 2018, 7]. Однако вся её деятельность осталась скрыта анонимностью. Таким образом встаёт вопрос о корректности указания Вернадского как единственного редактора «Экономического указателя».

Далее рассмотрим семью Петровских, чету преподавателя Казанского университета (1863-1885) Мемнона Петровича Петровского и его жены Эммы Генриховны (урожденной Ге). Как упоминалось в начале данной работы, Эмма Генриховна сопровождала мужа в многочисленных командировках, ассистировала ему в академической деятельности (делала выписки из библиотечных источников, вела переписку с коллегами) [Вишленкова и др 2005, 331], сама во время их командировки 1861-1863 годов изучила чешский и занялась переводами чешской литературы на русский, в частности произведений Божены Немцовой [Жакова 2006]. Можно предположить, что «Отчет о путешествии по славянским землям» Петровского, написанный о вышеупомянутой командировке для Казанского университета [Мягков, Макарова 2006], был создан при активном содействии Эммы Генриховны, однако нам неизвестны границы ее вовлечения в работу мужа как в этом отдельном случае, так и в целом.

Интересно авторство и соавторство в семье Янжул. Мы уже рассмотрели работы Екатерины Янжул ранее, стоит обратиться теперь к работам Ивана Янжула и к их совместным трудам. Во-первых, в своих мемуарах И.И. Янжул говорит об их совместной работе следующее: «В жене я получил не только доброго товарища, но соавтора или ближайшего сотрудника для всего, что я с тех пор написал, начиная с больших книг и кончая журнальными и газетными статьями. Ничего не делалось и не писалось без её совета и помощи и большей частью её же рукой, и я затрудняюсь по временам определить, кому например в данной статье принадлежит такая-то мысль, мне или ей?» [Янжул 1910, 87] Это высказывание позволяет нам задаться вопросом о необходимости признания Екатерины Янжул как соавтора по крайней мере некоторых работ И.И. Янжула. Говоря же об установленном и указанном в работе соавторстве, можно выделить труд «Часы досуга». Предисловие этой работы написано И.И. Янжулом, и в нём, помимо прочего, раскрываются вопросы авторства в книге [И. и Е. Янжул 1986, 5]:

Рисунок 1.

Таким образом в этом труде соавторство двух писателей, во-первых, обозначено для всей книги, а во-вторых, отдельно обозначены И.И. Янжулом статьи, написанные Екатериной Янжул. В труде «Экономическая оценка народного образования. Очерки И. И. Янжула, А. И. Чупрова, Е. Н. Янжул, В. П. Вахтерова и др» [13] также авторство Е.Н. Янжул обозначено отдельно от мужа и указано на титульном листе и в содержании.