Поэтика образа Гамлета в романном творчестве И.С. Тургенева

Обращаясь к теме "враждебности человеку стихийных сил природы и любви" [29. С. 59], Тургенев в изображении всей сложности душевных перипетий своего героя прибегает к "внутренним монологам в форме "внутреннего говорения"" [28. С. 221]. Словно следуя примеру Шекспира, писатель существенное место отдает "точке зрения персонажа", расширяя его "субъектную сферу" [30. С. 101]. Личной драме "обыкновенного" человека, выраженной через рефлектирующее сознание Григория Литвинова (в соединении авторской речи и голоса героя), сообщается те острота и напряженность, которых исполнены грандиозные монологи Гамлета:

Он начал безжалостно упрекать себя, но тотчас же сам остановил свои порывы. "Что за малодушие? - подумал он. - Не до упреков теперь; надо теперь действовать; Таня моя невеста, она поверила моей любви, моей чести, мы соединены навек и не можем, не должны разъединиться". Он живо представил себе все качества Татьяны, он мысленно перебирал и пересчитывал их; он старался возбудить в себе и умиление, и нежность. "Остается одно, - думал он опять, - бежать, бежать немедленно, не дожидаясь ее прибытия, бежать ей навстречу; буду ли я страдать, буду ли мучиться с Таней, - это невероятно, - но во всяком случае рассуждать об этом, принимать это в соображение - нечего; надо долг исполнить, хоть умри потом!.." [12. Т. 7. С. 342].

Чрезвычайная расколотость сознания героя усиливается за счет его прямого обращения к самому себе, т.е. возникновению в нем "другого голоса". Литвинов в споре с собой выделяет как бы две позиции, соответствующие долгу и страсти, и к одной из них он обращается во втором лице:

"Но ты не имеешь права ее обманывать, - шептал ему другой голос, - ты не имеешь права скрывать от нее перемену, происшедшую в твоих чувствах; быть может, узнав, что ты полюбил другую, она не захочет стать твоей женой? - Вздор! вздор! - возражал он, - это все софизмы, постыдное лукавство, ложная добросовестность; я не имею права не сдержать данного слова, вот это так. Ну, прекрасно... Тогда надо уехать отсюда, не видавшись с тою..." [Там же].

Однако, по точному замечанию И.А. Семухиной, раздвоенность сознания героя у Тургенева не выливается лишь "в элементарное противопоставление высокого и низкого" [30. С. 105], но перед ним возникает проблема истины. То есть он не знает, что в его случае будет считаться правильным: сдержать данное Тане слово, но при этом солгать или открыться ей (рассказать о вспыхнувшей страсти к Ирине) и в то же время нарушить обещание. В этом отчаянном поиске правды Литвинов предельно близок позиции Гамлета: герой Шекспира также тяготится неизвестностью и пытается отделить заблуждение от истины.

Еще одна шекспировская особенность сознания Литвинова - это его внутренняя диалектика, т.е. движение от изначальной определенности через "холод, и мрак, и пустоту" [12. Т. 7. С. 331] к искомой ясности. Такой же путь прошел и Гамлет. Хотя жизненный итог (в условленном промежутке) у героев Шекспира и Тургенева различен: в последнем случае человек все-таки получает возможность на возрождение. Английский же драматург такого варианта для своего героя не видит и ограничивается только тем, что освобождает его от забвения ("...расскажи стеченье / Всех странных случаев") [20. С. 232].

Своей психологической кульминации раздвоенность сознания Литвинова достигает в момент, сразу следующий за чтением письма Ирины. Наивысшее (по глубине и масштабу) выражение получает реакция героя на сделанное ему предложение принять на себя "жалкую роль тайного любовника" [12. Т. 7. С. 376]. Внутренняя речь Литвинова, "осложненная несколькими приемами диа- логизации" [30. С. 105], выполнена в тех же смысловых категориях, что и монолог "To be, or not to be".

Перед ним стоит необходимость последнего выбора, обозначенная фразой "что было делать?" (по- другому: "Вот в чем вопрос"). Ирина, признавшись в своей лжи и позвав Литвинова за собой, четко представила ему наличие только двух взаимоисключающих вариантов. Этот выбор теперь имеет для него точное нравственное значение: принять предложение и сделаться рабом - значит "не быть" (смерть), разорвать все путы и уехать в Россию - "быть" (жизнь). Сразу решиться на что-то герой Тургенева не может: он то в негодовании вскакивает и хватается за шляпу ("я не позволю ей так безжалостно играть моею жизнию...") [12. Т. 7. С. 391], то бросается на диван и продолжает раздумывать ("А не то послушаться ее? - мелькнуло в его голове") [Там же. С. 392]. Однако к окончательному решению Литвинов все же приходит, делая выбор в пользу своей свободы, хотя несчастной и одинокой. Это движение в сторону "быть", вероятно, определено в нем гордостью и самолюбием, а вместе с ними и сознанием внутреннего достоинства - те же стимулы, что и Гамлета подвигают к окончательному кровавому действию.

Герой последнего романа "Новь" (1877) не только самим автором напрямую сопоставляется с Гамлетом, но уже изнутри, через его самосознание Тургенев проводит нравственно-психологическую параллель с шекспировским образом. Явное отождествление Нежданова с Гамлетом происходит дважды, в начале и середине романа, устами Паклина, который именует героя "российским Гамлетом". Эту характеристику герой не только не опровергает, но даже закрепляет, когда в конце своего наиболее объемного монолога (гл. XVIII), описывающего драму души, произносит: "О Гамлет, Гамлет, датский принц, как выйти из твоей тени? Как перестать подражать тебе во всем, даже в позорном наслаждении самобичевания?" [12. Т. 9. С. 233].

Формальное называние Нежданова именем шекспировского принца имеет у Тургенева глубокое закрепление как в изображении его драматичной судьбы, так и в передаче сложных душевных противоречий. Писатель изначально - в "Подготовительных материалах" к роману признает своего героя натурой трагической и определяет трагическую же развязку его жизненного пути ("должен кончить самоубийством", "Надо, чтобы читатель понял, что Нежданов не удержится на земле") [Там же. С. 400, 419].

С разными основаниями Тургенев вписывает Нежданова в мотивные комплексы шекспировской пьесы. Так, сам герой с иронией сознает свой несостоявшийся аристократизм (внебрачный сын "князя Г., богача, генерал-адъютанта") [Там же. С. 154] и в сложившемся двойственном положении винит умершего отца. Его тяготит не только социальная неопределенность своей личности, но более всего - неоднородность характера. Отец дал сыну хорошее воспитание и образование ("пустил по эстетике"), которое, по собственному признанию героя, совершенно не согласуется с избранной им целью служения народу. Точно так же Гамлет оказался не готов к тому, чтобы выступить в роли хладнокровного мстителя. В словах Нежданова признание себя изначально надломленной личностью оформляется гамлетовской же мыслью о "вывихнутости": "Я был рожден вывихнутым... хотел себя вправить, да еще хуже себя вывихнул" [Там же. С. 373]. Противоречивый характер героя и одновременно конфликтную суть романа Тургенев выразил формулой "романтик реализма". В этом эстетическом определении запечатлено временное и психологическое несоответствие между человеческой индивидуальностью и большим миром национальной жизни.

С первых страниц романа произносится обличительная речь "гадкому городу" Петербургу, где нельзя не наткнуться на "какую-нибудь пошлость, глупость, на безобразную несправедливость, на чепуху!" [Там же. С. 141]. Нежданов, чувствует себя в невольном заключении: "Жить здесь больше невозможно" [Там же], а по Гамлету - в тюрьме. Он желает не только вырваться на свободу, но и обрести спокойное уединение - это гамлетовское стремление к одиночеству.

Меланхолия, ум, рефлексия, задумчивость, самолюбие, гордость - весь этот качественный комплекс страдающей личности сближает Нежданова с Гамлетом. Для передачи мятущейся природы героя в ее "психологической непосредственности" [28. С. 227] Тургенев прибегает к формам внутренней речи, которые представляют монолог и письмо. Но эти формы различны между собой. Если первая предельно насыщена размышлениями о своей личности и обязательно содержит резкую самокритику ("речи его почти постоянно отзывались желчью и едкостью самобичевания") [12. Т. 9. С. 214-215], то вторая несет в себе более объективную оценку, хотя и в письмах Нежданов тоже "жаловался - искренно жаловался" [Там же. С. 215].

Письма к Силину были беседой "с собственной совестью" [12. Т. 9. С. 182], где позволялось высказываться "беззаветно". За время романного действия таких искренних посланий товарищу по гимназии (Силин для Нежданова значит то же, что Горацио для Гамлета) будет написано несколько, четыре из них непосредственно включены в текст произведения. Эти письма полны лирического признания Нежданова в своих сомнениях и одновременно лишены внешней рисовки, любования собой. Здесь он высказывается о смутной природе чувства к Марианне, признается в искреннем безверии и пытается передать ощущаемую им тяжесть ("Владимир, мне очень, очень тяжело") [Там же. С. 325] от неопределенности собственного положения.

Как и Гамлет Шекспира, Нежданов наделен поэтическим даром и сведущ в театральном искусстве. Его тонкая артистическая натура подчеркнуто чужда народническому движению. Примеряя на себя чужую роль, Нежданов словно "садится не в свои сани" - это значимый мотив пьесы А.Н. Островского, на представлении которой он присутствует в начале романа. В этом несоответствии (несоразмерности) человека избранному им долгу ясно звучит гетевская трактовка Гамлета. Но Тургенев не ставит своего героя в зависимость от надличностных сил: Нежданов самостоятельно принимает на себя высокую задачу (как и Гамлет, который уверен, "что именно на него уже с самого рождения положена задача ни много ни мало, как восстановить справедливость в мире") [18. С. 33]. И муки его исходят в том числе от того, что он не может утвердить себя в роли народника, т.е. гордая и самолюбивая природа не получает необходимого оправдания.

В этом плане характерен эпизод облачения Нежданова в нанковый кафтан - "водевиль с переодеванием" [12. Т. 9. С. 319]. Собственное преображение в мещанина стойко воспринимается им как нелепое подражание, актерство. Метафора неудавшейся игры - "скверный актер в чужой роли" [Там же. С. 325] - будет повторяться и в сценах пропаганды среди крестьян. Неестественность ощущается Неждановым не только потому, что он ясно понимает чуждость своей роли, но еще и вследствие того, что самому себе не нравится в этой игре. Эгоистическая тяга к эстетическому самолюбованию, оглядыванию себя со стороны не позволяет ему вжиться в предложенную роль. Мещанский костюм Нежданов примеряет не с чувством долга, не с сознанием того, что это теперь его настоящий облик, но с "экзотическим" интересом, переходящим в брезгливость:

"Оставшись один, Нежданов прошелся раза два взад и вперед какой-то особенной, шмыгающей походкой (он почему-то воображал, что мещане именно так ходят), понюхал осторожно свой собственный рукав, внутренность фуражки - и поморщился; посмотрел на себя в маленькое зеркальце, прикрепленное на стене возле окна, и помотал головою: очень уж он был неказист" [Там же. С. 317].

Скептицизм и безверие Нежданова приводят его к мыслям о смерти. По замечанию автора, эти меланхолические раздумья "о неминуемом конце" были хорошо знакомы герою. Так, еще в доме Сипягина, "то содрогаясь перед вероятностью ничтожества, то приветствуя ее, почти радуясь ей" [12. Т. 9. С. 202], он в особенном волнении пишет стихотворение, где поэтически воображает свою смерть. К этому тексту его мысли обратятся снова в ходе подготовки самоубийства. Решение гамлетовского вопроса Неждановым не вполне лишено картинности. Трагическое нахождение между "быть" и "не быть" герой расценивает все в той же стихии актерской игры перед зеркалом. В последнем письме к Силину он вспоминает роман А.С. Пушкина "Евгений Онегин" (1833), а именно гибель Ленского. Цитируя строки "Окна мелом забелены; хозяйки нет" и добавляя "и т.д." [Там же. С. 378], Нежданов вместо объяснений своего решения призывает друга обратиться к стихам поэта. Пушкинская метафора смерти - "дома опустелого", таким образом, переносится на героя Тургенева, причем здесь также возникает мотив "живого трупа", каким себя ощущает Нежданов ("трупом", "существом полумертвы" он называется в третьем письме к Силину) [Там же. С. 325].

Однако, несмотря на объемно звучащий в романе голос сомнения, сопряженный с беспощадным само- порицанием, Тургенев в финале романа все же возвращается в образе Нежданова к элементу положительного, осмысленного через трагедию Шекспира. В своем последнем письме, а также в словах, произнесенных после рокового выстрела, Нежданов в завещательной форме дает Марианне и Соломину "отеческое" благословение (дважды повторяя заклинатель- ное "дети мои") [12. Т. 9. С. 378-379]. Точно умирающий Гамлет в косвенном обращении к Фортинбрасу, он просит их соединить свои судьбы в честном и живом стремлении и так передает им свое нереализованное право на деятельную и счастливую жизнь.

В результате сопутствующая эпическому изображению шекспировская образность делает возможным представить неординарную личность в качестве яркого выразителя масштабных противоречий русской жизни. Но человек у Тургенева не остается лишь в формальной роли транслятора изменений окружающей действительности. Как и Шекспир, писатель в этой сопричастности заключает трагедию индивидуального существования, раскрывает глубину человеческого восприятия сложных процессов внешнего мира.

Грандиозная фигура шекспировского героя, проходя через все романное творчество Тургенева, придает особый - драматический характер эпическому жанру. С одной стороны, процесс драматизации происходит путем варьирования прозаического материала (письмо, дневник, записка), насыщения его развернутой сетью диалогов, включения в повествование монологических форм с усложненной (раздвоенной) структурой, использования логики хроникального развития сюжета. С другой стороны, Тургенев психологизирует речь и поведение героев, углубляет (делает более явной) работу сознания и чувства, не нарушая при этом "тайного" (деликатного) свойства последнего.

Примечания

1 Значительно указание В.С. Баевского: "Рудин" выглядит "...как один огромный диалог, а описания и небольшие клочки повествования в его ткани - как вкрапления авторской речи в прямую речь действующих лиц, или, если угодно, как разросшиеся ремарки драматурга" [18. С. 136].

2 Это неслучайное сходство двух образов было отмечено также в работе Г.А. Бялого [3. С. 82].

3 ".не сама довременная, а лишь ее неумеренная "скорость" удручает героя. <...> тургеневский герой уже решил для себя, как и датский принц Шекспира, гамлетовский вопрос в пользу его второй части" [9. С. 30].

Литература

1. Тургенев И.С. Сочинения. М., 1880. Т. 3. XV, 326 с.

2. Шекспир В. Трагедия о Гамлете, принце Датском (подстрочный перевод и комментарии) // Морозов М.М. Избранные статьи и переводы.

М. : ГИХЛ, 1954. С. 331^64.

3. Бялый Г.А. Русский реализм. От Тургенева к Чехову. Л. : Советский писатель, 1990. 640 с.

4. Левин Ю.Д. Статья И.С. Тургенева "Гамлет и Дон Кихот" (К вопросу о полемике Добролюбова и Тургенева) // Н.А. Добролюбов. Статьи

и материалы. Горький, 1965. С. 122-163.

5. Герасименко Л.А. К концепции личности в эстетике Тургенева // Второй межвузовский тургеневский сборник. Орел, 1968. С. 35^9.

6. Буданова Н.Ф. Роман "Новь" в свете тургеневской концепции Гамлета и Дон-Кихота // Русская литература. 1969. № 2. С. 180-190.

7. Маркович В.М. Человек в романах И.С. Тургенева. Л. : Изд-во ЛГУ, 1975. С. 131-151.

8. Манн Ю.В. И.С. Тургенев и вечные образы мировой литературы (статья Тургенева "Гамлет и Дон-Кихот") // Известия АН СССР. Серия

литературы и языка. 1984. Т. 43, № 1. С. 22-32.

9. Недзвецкий В.А. Типы Гамлета и Дон Кихота в романе "Отцы и дети" // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1999. Т. 58, № 1.

С. 20-32.

10. Ефимчик С.М. "Гамлет" и "Дон Кихот" как смыслопорождающие структуры в творчестве И.С. Тургенева // Встречи и диалоги в смысловом поле культуры. Омск: Изд-во ОмГПУ, 2011. С. 193-201.

11. "Гамлет и Дон-Кихот". План-конспект и наброски текста (публ. Ю.Д. Левина) // Тургеневский сборник: материалы к Полн. собр. соч. и писем И.С. Тургенева. М. ; Л. : Наука, 1966. С. 71-82.

12. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений: в 30 т. Сочинения: в 12 т. М. : Наука, 1978-1986.

13. Манн Ю.В. Тургенев и другие. М. : РГГУ, 2008. 359 с.

14. Тиме Г.А. Россия и Германия: философский дискурс в русской литературе XIX-XX веков. СПб. : Нестор-История, 2011. 456 с.

15. ОР РНБ Ф. 539. Оп. 2. Ед. хр. 1063. Л. 84-85 об.

16. Недзвецкий В.А. И.С. Тургенев: логика творчества и менталитет героя. М. : Изд-во Моск. ун-та, 2011. 208 с.

17. Степанян К.А. Шекспир, Бахтин и Достоевский: герои и авторы в большом времени. М. : Глобал Ком; ЯСК, 2016. 296 с.

18. Баевский В.С. "Рудин" И.С. Тургенева (к вопросу о жанре) // Вопросы литературы. 1958. № 2. С. 134-138.

19. Цейтлин А.Г. Роман И.С. Тургенева "Рудин". М. : Худож. лит., 1968. 78 с.

20. Шекспир У. Гамлет / пер. А.И. Кронеберга. М., 1861. 234 с.

21. Курляндская Г.Б. Романы И.С. Тургенева 50-х - начала 60-х годов // Ученые записки Казанского государственного университета. 1956. Т. 116, кн. 8. 180 с.

22. Левин Ю.Д. Шекспир и русская литература XIX века. Л. : Наука, 1988. 326 с.

23. Винникова И.А. И.С. Тургенев в шестидесятые годы. Саратов: Изд-во СГУ, 1965. 113 с.

24. Швецова Т.В. "Гамлет" в контексте творчества И.С. Тургенева: дис. ... канд. филол. наук. Архангельск, 2002. 194 с.

25. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений: в 30 т. Письма: в 18 т. М. : Наука, 1981 - издание продолжается.

26. Батюто А.И. Тургенев-романист. Л. : Наука, 1972. 387 с.

27. Ребель Г.М. "Гений меры": Тургенев в русской культуре // Вопросы литературы. 2009. № 6. С. 305-348.

28. Курляндская Г.Б. Художественный метод Тургенева-романиста. Тула: Приокское кн. изд-во, 1973. 342 с.

29. Муратов А.Б. И.С. Тургенев после "Отцов и детей" (60-е годы). Л. : Изд-во ЛГУ, 1972. 143 с.

30. Семухина И.А. "Убитые насмерть не мечутся...": внутреннее слово духовно расколотой личности в поздней романистике И.С. Тургенева ("Дым") // Уральский филологический вестник. Серия: Русская классика: динамика художественных систем. 2014. Вып. 6. С. 100-110.

REFERENCES

1. Turgenev, I.S. (1880) Sochineniya [Works]. Vol. 3. Moscow: tipografiya E. Lissner i Yu.Roman.

2. Shakespeare, W. (1954) Tragediya o Gamlete, printse Datskom (podstrochnyy perevod i kommentarii) [The Tragedy of Hamlet, Prince of Denmark (interlinear translation and commentary)]. In: Morozov, M.M. Izbrannye stat'i i perevody [Selected articles and translations]. Moscow: GIKhL.

3. Byalyy, G.A. (1990) Russkiy realizm. Ot Turgeneva k Chekhovu [Russian realism. From Turgenev to Chekhov]. Leningrad: Sovetskiy pisatel'.

4. Levin, Yu.D. (1965) Stat'ya I.S. Turgeneva "Gamlet i Don Kikhot" (K voprosu o polemike Dobrolyubova i Turgeneva) [Turgenev's article "Hamlet and Don Quixote" (On the issue of the controversy of Dobrolyubov and Turgenev)]. In: Dobrolyubov, N.A. Stat'i i materialy [Articles and materials]. Gorky: [b.n.]. pp. 122-163.

5. Gerasimenko, L.A. (1968) K kontseptsii lichnosti v estetike Turgeneva [On the concept of personality in Turgenev's aesthetics]. In: Gavrilov, A.I. (ed.) Vtoroy mezhvuzovskiy turgenevskiy sbornik [Second Inter-University Turgenev Collection]. Orel: Kurskiy GPI, pp. 35-49.

6. Budanova, N.F. (1969) Roman "Nov'" v svete turgenevskoy kontseptsii Gamleta i Don-Kikhota [The novel "Virgin Soil" in the light of Turgenev's concept of Hamlet and Don Quixote]. Russkaya literatura. 2. pp. 180-190.

7. Markovich, V.M. (1975) Chelovek v romanakh I.S. Turgeneva [Man in the novels by I.S. Turgenev]. Leningrad: Leningrad State University. pp. 131-151.

8. Mann, Yu.V. (1984) I.S. Turgenev i vechnye obrazy mirovoy literatury (stat'ya Turgeneva "Gamlet i Don-Kikhot") [I.S. Turgenev and the eternal images of world literature (Turgenev's article "Hamlet and Don Quixote")]. Izvestiya ANSSSR. Seriya literatury iyazyka. 43 (1). pp. 22-32.

9. Nedzvetskiy, V.A. (1999) Tipy Gamleta i Don Kikhota v romane "Ottsy i deti" [Types of Hamlet and Don Quixote in the novel "Fathers and Sons"]. Izvestiya RAN. Seriya literatury i yazyka. 58 (1). pp. 20-32.

10. Efimchik, S.M. (2011) ["Hamlet" and "Don Quixote" as meaning-generating structures in the works of I.S. Turgenev]. Vstrechi i dialogi v smyslovom pole kul 'tury [Meetings and dialogues in the semantic field of culture]. All-Russian Conference. Omsk: Omsk State Pedagogical University. pp. 193-201. (In Russian).

11. Alekseev, M.P. & Izmaylov, N.V. (eds) (1966) Turgenevskiy sbornik: materialy k Poln. sobr. soch. i pisem I.S. Turgeneva [The Turgenev collection: materials to Turgenev's Complete Collection of Works and Letters]. Moscow; Leningrad: Nauka. pp. 71-82.

12. Turgenev, I.S. (1978-1986) Polnoe sobranie sochineniy: v 30 t. Sochineniya: v 12 t. [Complete Works: In 30 vols. Works: in 12 vols]. Moscow: Nauka.

13. Mann, Yu.V. (2008) Turgenev i drugie [Turgenev and others]. Moscow: RSUH.

14. Time, G.A. (2011) Rossiya i Germaniya: filosofskiy diskurs v russkoy literature XIX-XX vekov [Russia and Germany: The philosophical discourse in Russian literature of the 19th-20th centuries]. St. Petersburg: Nestor-Istoriya.

15. Manuscript Department of Russian National Library (OR RNB). Fund 539. List 2. Item 1063. Pages 84-85 rev. (In Russian).

16. Nedzvetskiy, V.A. (2011) I.S. Turgenev: logika tvorchestva i mentalitet geroya [I.S. Turgenev: the logic of creativity and the mentality of the hero]. Moscow: Moscow State University.

17. Stepanyan, K.A. (2016) Shekspir, Bakhtin i Dostoevskiy: geroi i avtory v bol'shom vremeni [Shakespeare, Bakhtin and Dostoevsky: heroes and authors in big time]. Moscow: Global Kom; YaSK.

18. Baevskiy, V.S. (1958) "Rudin" I.S. Turgeneva (k voprosu o zhanre) ["Rudin" by I.S. Turgenev (on the genre)]. Voprosy literatury. 2. pp. 134-138.

19. Tseytlin, A.G. (1968) Roman I.S. Turgeneva "Rudin" [The novel "Rudin" by I.S. Turgenev]. Moscow: Khudozh. lit.

20. Shakespeare, W. (1861) Gamlet [Hamlet]. Translated from English by A.I. Kroneberg. Moscow: A.S. Velikanov.

21. Kurlyandskaya, G.B. (1956) Romany I.S. Turgeneva 50-kh - nachala 60-kh godov [Turgenev's novels of the 1850s - early 1860s]. Uchenye zapiski Kazanskogo gosudarstvennogo universiteta. 116 (8).

22. Levin, Yu.D. (1988) Shekspir i russkaya literaturaXIX veka [Shakespeare and Russian literature of the XIX century]. Leningrad: Nauka.

23. Vinnikova, I.A. (1965) I.S. Turgenev v shestidesyatye gody [I.S. Turgenev in the sixties]. Saratov: Saratov State University.

24. Shvetsova, T.V. (2002) "Gamlet" v kontekste tvorchestva I.S. Turgeneva [Hamlet in the context of I.S. Turgenev's works]. Philology Cand. Diss. Arkhangelsk.

25. Turgenev, I.S. (1981--present) Polnoe sobranie sochineniy: v 30 t. Pis'ma: v 18 t. [Complete Works: In 30 vols. Letters: In 18 vols]. Moscow: Nauka.

26. Batyuto, A.I. (1972) Turgenev-romanist [Turgenev the novelist]. Leningrad: Nauka.

27. Rebel', G.M. (2009) "Geniy mery": Turgenev v russkoy kul'ture ["The genius of the norm": Turgenev in Russian culture]. Voprosy litera- tury. 6. pp. 305-348.

28. Kurlyandskaya, G.B. (1973) Khudozhestvennyy metod Turgeneva-romanista [The literary method of Turgenev the novelist]. Tula: Priokskoe kn. izd-vo.

29. Muratov, A.B. (1972) I.S. Turgenev posle "Ottsov i detey" (60-e gody) [Turgenev after "Fathers and Sons" (`60s)]. Leningrad: Leningrad State University.

30. Semukhina, I.A. (2014) "Ubitye nasmert' ne mechutsya...": vnutrennee slovo dukhovno raskolotoy lichnosti v pozdney romanistike I.S. Turgeneva ("Dym") [`Men wounded to death don't fling themselves about': The inner word of a spiritually torn personality in the later novels of I.S. Turgenev ("Smoke")].

Размещено на Allbest.ru