Мастер и Маргарита — непрочитанный роман. Проблемы герменевтики романного слова

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Мастер и Маргарита -- непрочитанный роман. Проблемы герменевтики романного слова

Закуренко А.Ю.

1. Сама возможность текста романа быть истолкованным разными, в том числе и противоположными друг другу образами, в структурной форме романа должна стать предметом анализа.

1.2. В зависимости от постулирования как истинной позиции интерпретации -- либо/либо возникает метод «двойной фокусировки». Назовём его «шизоидной» позицией. Суть её такова: если она лежит внутри одной пропозиции -- не понимает/принимает и не видит вторую. И -- наоборот. Внутри «шизоидной» фокусировки фиксируется определённая система деталей, а вторая пропозиция:

1) либо ускользает от взгляда;

2) либо толкуется предвзято из уже определённой системы координат.

1.3. Инверсия точек зрения/пропозиций, их рокировка выводит главное на периферию, а второстепенное -- в главное. При этом ложный нарратив становится основным.

1.4. Метод чтения романа задан уже в эпиграфе, причём -- если зло под вопросом/добро утверждается), меняем фокусировку -- зло утверждается/добро под вопросом.

2. Способы прочтения эпиграфа -- матрица метода прочтения структурной формы романа.

2.1. ...Так кто ж ты, наконец?

-- Я -- часть той силы,

что вечно хочет

зла и вечно совершает благо.

Ein Teil fon jener Kraft,

Die stдts das Bцse will Und stдts das Gute schafft

Дословно: часть той силы, которая постоянно желает зла и постоянно творит добро.

«Я -- часть той силы, что вечно хочет зла» -- А

Оператор -- «и» (функциональная зависимость между А и В)

«Вечно совершает благо» -- В.

2.2 А Л В Конъюнкция.

Высказывание истинно, когда истины оба выражения, но В есть А. Если верно А, то интенция направлена на зло. То есть Мефистофель осознает, что такое зло и оперирует этим понятием. Его воля направлена на зло.

Если верно В, то Мефистофель действует вопреки своей воле и результатом его действий становится благо (опять же он оперирует понятием благо и понимает, что это такое).

Тогда в данном высказывании воля к действию и само действие разведены как противоположные, поскольку понятия зло/благо -- взаимоисключающие.

Следовательно, если Мефистофель хочет творить зло и не воплощает своих желаний, то смысл его интенции носит лишь характер манифеста и может быть игнорирован.

Поэтому данное высказывание имеет вторую пропозицию -- совершение блага, как психологически более сильную. То есть лежащую в осязаемой области действий. Одновременная истинность обеих пропозиций оказывается сомнительной. То есть высказывание не может быть истинным одновременно при дихотомии двух простых высказываний (можно толковать в духе истинности как антиномии по о. Павлу Флоренскому). Или антиномии нет, поскольку благо и зло не являются категориями внутри одной ценностной системы.

2.3 Дизъюнкция -- А V В.

Дизъюнкция -- это сложное логическое выражение, которое истинно, если хотя бы одно из простых логических выражений истинно и ложно тогда и только тогда, когда оба простых логических выражения ложны.

Здесь если истинно А, то В оказывается ложным высказыванием, но истинность всего выражения сохранена. И обратное, сотворение блага может быть истинным, даже при наличии злой воли. И снова выражение истинно. То есть: или истинно желание зла, или -- сотворение блага. И тогда истинно общее высказывание.

Свобода выбора лежит вне пропозиций и зависит от ценностной системы наблюдателя. Он равно может принимать первую пропозицию как истинную, не доверяя второй, и вторую -- не принимая первую.

2.4. Инверсия -- это сложное логическое выражение, такое, что если исходное логическое выражение истинно, то результат отрицания будет ложным, и наоборот, если исходное логическое выражение ложно, то результат отрицания будет истинным. Данная операция означает, что к исходному логическому выражению добавляется частица «не» или слова «неверно, что».

Если желание зла верно, то неверно, что злая воля творит благо. Если творится благо, то неверно, что субъект совершающий благо, имеет злую интенцию. То есть в любом случае Мефистофель говорит неправду -- или в первой пропозиции, или во второй.

2.5. F =-А Логическое следование или импликация

Импликация -- это сложное логическое выражение, которое истинно во всех случаях, кроме как из истины следует ложь. То есть данная логическая операция связывает два простых логических выражения, из которых первое является условием (А), а второе (В) является следствием.

«А В» истинно, если из А может следовать В.

Обозначение: АВ.

Это если Благо и зло -- не равнозначны и В неистинно (Воланд не совершает благо), поскольку зависит от А (злой воли Воланда). Позиция Левия Матвея.

2.6 Логическая равнозначность или эквивалентность.

Эквивалентность -- это сложное логическое выражение, которое является истинным тогда и только тогда, когда оба простых логических выражения имеют одинаковую истинность.

«А В» истинно тогда и только тогда, когда А и Bравны.

Обозначение: А В.

Это позиция Воланда (зло и благо равнозначны и зависят друг от друга).

2.7 Операция XOR (исключающие или)

«А ф В» истинно тогда, когда истинно А или В, но не оба одновременно.

Эту операцию также называют «сложение по модулю два».

Обозначение: F= Aф B.

Это чья позиция? Это релятивное отношение ко злу и благу, причём равно неважно, какая из пропозиций верна. Что-то вроде полифонии внутри одной системы ценностей.

3. Шизоидная оптика приводит к множеству различных толкований, зависящих от метода и собственной системы ценностей интерпретатора. Термин «шизоидная» не связан с термином «шизоанализ» Ж. Делёза и Ф. Гваттари. В аналитике данных авторов шизоанализ есть отказ от любого связывания знака и означаемого, о разных типах деструкции соотношения реальность -- текст-интерпретация. В нашем случае шизоидная оптика предполагает лишь указание на присущую самому способу письма Булгакова методу: текст интерпретируется не на основании анализа самого текста, а на основании способов прочтения и идеологических/религиозных позиций интерпретатора.

Скажем, априорное предположение, что автор ершалаимских глав -- мастер, вопреки данности текста, в которой мастер ни разу не подтверждает своё авторство. Или убеждение, что рукопись, возвращённая Воландом, есть рукопись мастера, вопреки данности текста, в котором указывается, какая часть романа автора сохранилась -- причём прямой цитатой из реального текста Мастера.

4. Типология толкований изнутри «шизоидной» оптики:

А). «Христианское»:

а) прочитываемое как о Христе (Т. Поздняева, А. Злочевская, о. Г. Кочетков, В. Лидский, арх. И. Шаховской, IsobelVictoriaMartin, Адриано Делл'Аста и др.);

б) антихристианское -- ершалаимские главы есть искажение образа Христа или даже «антиевангелие» (о. А. Кураев, Р. Рахматуллин, К. Икрамов, А. Агеев, Ю. Щевеликов, Н. Гаврюшин, М. Дунаев и др.);

в) метафизический роман, в котором действует та или иная рецепция Спасителя в нехристианской религиозно-философской системе, а образа Христа нет вообще (В. Емельянов, о. А. Мень, еп. Тихон (Шевкунов), О. Савельева, А. Татаринов и др.)

Б). Историко-контекстуальное (М. Чудакова, Л. Яновская, А. Барков, М. Черкашина, С. Иоффе, И. Бэлза, М. Любин, М. Гольдентул и др.)

В). Структуральное (O. Gurevich, М. Йованович, Б. Гаспаров, David M. БеШеаи др.)

Г). Гностическо-конспирологическое (Д. Галковский, Печёнкин, Кандауров, А. Зеркалов и др.)

Д). культурологическое-академическое (И. Галинская, Л. Карасев, Б. Соколов, Е. Яблоков, Омори Масако и др.).

Е). Автобиографическое (М. Петровский, М. Чудакова, Л. Яновская, А. Варламов и др.).

Возможен ли синтез? Только при включении оптики «презумпции незнания». То есть такой, в которой сам способ присутствия внутри той или иной пропозиции исключается и текст становится единственной данностью анализа.

Структурная форма романа:

1. Левий Матвей отказывается служить власти и Пилата, и Воланда. Какой власти служит он? У Левия есть записи того, что говорил герой романа мастера (в пропозиции «веры к Иешуа» Левий пишет ложь. Но если Иешуа -- как герой Воланда, лжёт -- то Левий пишет правду. Тогда он пишет не о Иешуа, а о ком-то другом. О ком пишет Левий? Судя по рецензиям на роман Мастера -- о Христе. И в конце Левий единственный, кто выходит за пределы трёх хронотопов здесь-бытия романа в апофатическую область Того, кто выше по воле Воланда. То есть герой Левия -- подлинный Иисус, основанный на источниках, т.е. на Новом завете, где Левий -- один из истинных евангелистов).

2. В романе три скрытых текста -- Ивана Бездомного, Мастера и Левия Матвея. Мы знаем, что они были написаны, но не знаем, что в них. Все три вводятся через рецензии о самих текстах.

Во всех рецензиях/отзывах указывается, что герои текстов -- или Христос (тексты мастера и Бездомного), или не-Иешуа (текст Левия Матвея). При этом Христос у мастера -- дониконовский, то есть без влияния западноевропейской культуры, то есть до реформаторский, и не толкующий Спасителя как человека преимущественно или вообще человека, а у Бездомного Христос -- как раз антиренановский/послениконовский/реформаторский, а вполне евангельский как живой Богочеловек, что противоречит официальному толкованию о его внеисторичности или только историчности.

Что касается Левия, то он пишет записки о не-Иешуа, а поскольку Иешуа -- не Христос/выдумка Воланда, то Левий пишет о ком-то, противоположном Иешуа -- то есть о Христе. Здесь та же взаимозависимость истинности/лживости высказывания, как в эпиграфе.

Иешуа -- анти-Христос (отказывается от отцовства, от определения себя как истины, не воскресает, предлагает вполне просвещенческую антропологию о доброте человека.)

3. Роман в романе:

Реконструкция романа:

1. Ариман предупреждал всех и каждого, что он, то есть наш герой, сделал попытку протащить в печать апологию Иисуса Христа.

Ормузд-Ариман. Если Ариман -- критик, то Ормузд -- критикуемый А герой романа мастера -- Иисус Христос. Советский критик не мог спутать врага социалистической действительности -- Христа, и философа Иешуа, который предлагал утопическую идею о всеобщей доброте, и тем самым снимал саму проблему зла и противостояния злу в мире.

2. «Ударить по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить... её в печать» то есть богомаз -- это Мастер, следовательно, роман, это икона. Чья икона? Очевидно, что опознать текст как икону можно лишь в случае, если герой текста входит в ряды иконописных персонажей. Икон Иешуа нет. Как нет икон Пилата. То есть критик увидел в тексте мастера знакомые и враждебные ему фигуры иконописания.

3. Латунский: «Воинствующий старообрядец» -- то есть икона старого письма, до никонианских новшеств.

Итак: апология Иисуса Христа, написанная богомазом (то есть как икона), причём если тут ещё можно считать, что и критики увидели в Иешуа Христа, то третий отзыв, отсылающий к дониконовскому письму иконой, то есть к старообрядческому канону (до Ренана и Фаррара), говорит, что икона - роман -- именно о Христе во всей строгости его канонического изображения (старообрядчество).

4. Что остаётся от романа Мастера?

Вот реально что остаётся от романа Мастера -- одна «тетрадь с обгоревшими краями» та самая, которую держит на коленях Маргарита перед встречей с Воландом, та самая, которую вытаскивает из камина -- «держа на коленях испорченную тетрадь... то, в чем после сожжения не было ни начала, ни конца», ту, которую она и вынесла после сожжения тетрадей с романом из квартиры Мастера: «Она аккуратно сложила обгоревшие листки, завернула их в бумагу, перевязала лентой».

Нет свидетельств о том, что текст в романе и сам роман мастера -- идентичны. Автор не признается в авторстве ни разу.

Сам роман уносится на тот свет. в голове мастера.

Остаётся описание того, каким был текст со слов Воланда, Ивана Бездомного и Маргариты..

В сцене сжигания романа и сцене лжевоскрешения -- разночтения в описании рукописи. Сжигаются пачки тетрадей (листки у Маргариты), возникают: «на ковре лежали рукописи, они же были и на диване».

Переходы к тексту романа: роман через сон, колдовство («ужасная мысль, что это всё колдовство, что сейчас тетради исчезнут из глаз...»), из уст самого Воланда.

Что сохранилось от романа на самом деле:

«Вернувшись с этим богатством к себе в спальню, Маргарита Николаевна установила на трёхстворчатом зеркале фотографию и просидела около часа, держа на коленях испорченную огнём тетрадь, перелистывая её и перечитывая то, в чём после сожжения не было ни начала, ни конца: «...Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город. Исчезли висячие мосты, соединяющие храм со страшной Антониевой башней, опустилась с неба бездна и залила крылатых богов над гипподро- мом, Хаемопейский дворец с бойницами, базары, каравансараи, переулки, пруды... Пропал Ершалаим -- великий город, как будто не существовал на свете...»

Маргарите хотелось читать дальше, но дальше ничего не было, кроме неровной угольной бахромы.

Итак, Булгаков точно указал текст, написанный Мастером. Всё остальное принадлежит не его перу. Именно поэтому Мастер и не атрибутирует ни разу текст ершалаимских глав как свой.

Читал роман и Могарыч :

«Могарыч? -- спросил Азазелло у свалившегося с неба.

-- Алоизий Могарыч, -- ответил тот, дрожа.

-- Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу? -- спросил Азазелло».

Что было нелегальной литературой в те времена? Роман самого Мастера без Христа? Такой роман не мог быть нелегальным. Как и Тацит, например. Или Иосиф Флавий. Нелегальными могли быть Новый Завет, жития святых, богословская литература.

5. Продукт «шизоидной оптики»: «Рукописи не горят» -- слова Воланда. Реакция Маргариты: всесилен! Мастер же впадает в тоску. В той же сцене Коровьев бросает историю болезни в камин: нет документа, нет и человека. То есть всё-таки рукописи (история болезни, домовая книга -- рукописные тексты) горят. В той же сцене, где утверждается неуничтожимость рукописи романа, описана технология уничтожения/изменения текста. Коровьев дует в домовую книгу и оттуда исчезает страница!

«Рукопись Л.М., как и рукопись Мастера, не горит, но она несёт не истинное, а извращённое знание» (Б. Соколов). А ведь в тексте ровно наоборот: рукопись мастера сгорает, Левия Матвея -- нет. Если Иешуа говорит, что Левий искажает его слова, то ЧТО пишет Левий Матвей? Слова не его, а истинного учителя. Того, кого и изображал в романе о Понтии Пилате Мастер (богомаз, старообрядец и т.д.) -- истинного Христа. «Критянин Эпименид утверждал, что все критяне лжецы». [Парадокс этот даётся в Новом Завете у апостола Павла (Тит. 1: 12-13): Кртє<; ує'ботаї. и т. д. -- «Из них же самих один стихотворец сказал: "Критяне всегда лжецы, злые звери, утробы ленивые". Свидетельство это справедливо...»]. Апостол упоминает «стихотворца Эпименида, жившего за 658 лет до Рождества Христова на острове Крите. «Пророком назвал апостол Эпименида, применяясь к тогдашним понятиям: язычники называли так своих поэтов, считая их слова как бы откровением свыше» (см.http://www.sedmitza.ru/text/430652.html).

Именно Левий Матвей и называет Воланда -- старый софист, то есть тот, кто использует технологию критян.

5. Оптика христианства -- не может быть внутри земной оптики и «на чьей-то стороне» -- она может быть вне и поэтому выносится (апофатика) -- таким образом находясь, чтобы включать и позицию «своего» и «чужого» (бахтинский и буберовский диалогизм, левенасовский и зизулисовский взгляд на охватывающий в любви взгляд Бога на творение).

Вынесение Света-Добра-Бога за пределы романа ещё не есть согласие со злом.

Булгаков -- не о том, что явилось Зло, а о том, что не является добро. Опыт революции и участие в Белом движении. Все книги М.А. Булгакова -- о вторжении в мир зла.

Белая Гвардия -- вторжение зла и поражение добра.

Булгаков не смог простить добру, что оно слабее зла, но этого он не стал на сторону зла.

В романе нет прямого противника Воланду, кроме Л.М. Но есть знаки присутствия Того, кто сильнее Воланда:

1. Лотерея и возможность романа, дарованные случаем (в системе христианства случай -- часть Божьего Промысла, в системе материализма -- слепая воля вероятностей, которая высмеивается уже в начале романа).

2. Любовь к Маргарите и возможность любви. То есть возможность творчества и любви даже в безбожном и безлюбовном мире -- были.

Далее -- область свободы и выбора.

Не Зло выбирает героев, но герои выбирают Зло, которое лишь предлагает себя.

Три системы/хронотопа: О-сов.~О-Ерш~О-вол имеют общие структуры.

Их объединяет: а) иерархия, б) тоталитаризм, то есть власть вышестоящего над нижестоящим.

О-сов: сов. гражд. (в неё входят М и М, (Л. М.) ~О-ерш: (Л.М)+ И.ГН. +П.П.+ В. (по его словам)~О-вол. М и М+ П.П. +И.Г-н+ В. и его сви- та+(Л.М.)=> (Л.М.) -- единственный выходящий за границы всех трёх си- стем=> какой системе принадлежит он?

У Чехова полисистемность, у Д. -- полифония, у Б. -- шизофония.

О-е е О-в О-е 8 О-с

О-е 8 О-с 8 О-в

О-еПО-с=М

О-сПО-в=М+М+Л.М.+В.

О-еПО-в=В.+ПП+ИГН+Л.М=>общая точка пересечения множеств = (Л.М.)

О-сПО-е=В(?)+Л.М

Левий Матвей -- выход в апофатическое пространство, за пределы всех трёх соотносимых друг с другом пространств/множеств: советского/ершалаимского/метафизически-духовного под властью Воланда.

Апофатическое пространство (О-а) построено иначе, чем все три подобные друг другу в романе. И оно их все включает, но помимо этого ещё и обладает областью неописываемого. На эту область и указывает Левий Матвей, не именуя того, кто находится в области апофатики. То есть трансцендентной -- неименуемой (см. п. У-Г) является область присутствия Бога (Иисуса).

О-с+О-в+О-есОа, так что Ос~О-в~О-е, и при любом как угодно большом количестве членов X (сумма) всех трёх множеств/хронотопов (Ос+О- в+О-е) всегда меньше любого члена множества Оа.

Фабула романа.

Что касается романа «Мастер и Маргарита, то несмотря на многочисленные толкования, сотни исследований, широкий диапазон оценок -- от христианского произведения до чуть ли ни сатанинской книги, роман по-прежнему не прочитан. Укажем лишь на несколько вопросов, которые до сих пор остаются за чертой анализа, и которые напрямую вытекают из текста романа.

Зачем Воланд и его свита прилетают в советскую Москву? Зачем им нужны Мастер и Маргарита (в первых редакциях романа этих героев не было), почему они улетают из Москвы именно после смерти Мастера и Маргариты, откуда берётся рукопись романа мастера, если роман сожжён. Принципиальный вопрос, мимо которого почему-то проходят исследователи -- а почему мастер как автор романа ни разу не подтверждает своего авторства после возвращения сгоревших тетрадей? Почему все главы уничтоженного романа представляют читателю другие люди, но не автор. Кто является автором возвращённого текста? Имеем ли мы две разные редакции одного романа, единственный текст романа, или -- разные тексты, причём второй написан не мастером? Или, как считает диакон Кураев, в соавторстве Мастера и Воланда: «и в самом деле Воланд водил судьбой и пером Мастера до этой финальной сцены» (Кураев А. В. «Мастер и Маргарита»: За Христа или против). А если ершалаимские главы написал не Мастер, то кто? И зачем. Не утруждая читателя сложными доказательствами, предложим свою версию. Воланд прилетает в Москву затем, чтобы уничтожить очаг сопротивления -- роман о Понтии Пилате Мастера. Мастер -- историк и знает, где искать информацию о Понтии Пилате -- в Новом Завете. Там -- действует Пилат и Христос. И Мастер пишет роман о Христе, опираясь на Новый Завет. На это указывает сам: «Несмотря на то, что Иван был малограмотным человеком, он догадался, где нужно искать сведений о Пилате...» Тем очевиднее, что именно в Евангелиях искал сведения о Христе и Пилате и историк по профессии Мастер ...

Герой романа Мастера -- Христос. И Пилат. Это доказывается тремя рецензиями на рукопись романа Мастера. Во всех трёх речь идёт о том, что в рецензируемом произведении герой -- Иисус Христос, а не Иешуа. Но цель Воланда -- не только уничтожить роман о своём главном противнике -- истинном Боге, но и уничтожить мастера. Но не только уничтожить Мастера, а подбросить вместо правдивого романа о Христе -- искажённый роман об Иешуа Га-Ноцри. Воланд заключает сделку с Маргаритой -- он возвращает ей возлюбленного, а она подтверждает авторство псевдоромана. Именно Маргарита и читает последнюю главу и она же радуется возвращённому роману, а Мастер сидит мрачный.

В искажённом романе Воланд -- именно он автор ершалаимских глав, даёт лживый образ Богочеловека. Тот, который удобен ему: без воскресения, не различающий добро и зло, отказывающийся от отцовства Бога. И после этого убирает свидетелей: Маргарита и Мастер отравлены по приказу Воланда, свидетели убраны, вместо страшного для Воланда романа фиксируется ложный текст с элементами текста Мастера. Совершив то, ради чего Воланд и прилетал в Москву, он со своей свитой «кидаются в провал». Память Мастера затухает, а его герой «уходит в бездну», то есть туда же, куда и Воланд со свитой -- в ад. Некоторые исследователи утверждают, что фрагмент с указанием того, куда попадает Понтий Пилат -- Булгаков снял, а его вдова потом снова восстановила (Белобровцева 2007: 447-448).

Но нам важна общая канва. Воланд подавляет в советской Москве единственный источник сопротивления своему миру лжи -- Мастера. Роман его подменяет на поддельный. Кажется, Булгаков таким образом даёт оценку тому миру, в котором оказался, как однозначно адскому, безысходному.

Но проблема в том, что метафизика власти у Булгакова строится не на этических постулатах, анна исторической данности. Победа большевиков -- событие сверхэтическое, и если на уровне экзистенции человек может эту идеологию не принимать, то как исторический субъект, он вынужден внутри - победы-зла-как-данности существовать.

Сакрализация власти

«Всё ясно. К этому гробу будут ходить четыре дня по лютому морозу в Москве, а потом в течение веков по дальним караванным дорогам жёлтых пустынь земного шара, там, где некогда, ещё при рождении человечества, над его колыбелью ходила бессменная звезда.» Здесь сопоставляются Ленин и Христос. Значит, власть для Булгакова, даже если отвратна, как власть большевиков -- сакральна и имеет божественную природу. Причём ещё до Мастера и Маргариты.

В письме В. Вересаеву (22-28 июля 1931 г.) Булгаков подробнейшим образом описывает свои взаимоотношения со Сталиным: «Есть у меня мучительное несчастье. Это то, что не состоялся мой разговор с генсекром...В самое время отчаяния <...> мне позвонил генеральный секретарь <...> Поверьте моему вкусу: он вёл разговор сильно, ясно, государственно и элегантно. В отношении к генсекретарю возможно только одно -- правда». «А кто поверит, что мой учитель -- Гоголь» (Булгаков 1992: 5, 460.)

Но, как и для его учителя, для Булгакова, монархиста и консерватора, высшая власть имела сакральный характер и, судя по всему, не принимая политический режим и идеологию, Булгаков готов был принят саму идею сильного государства, воплощавшуюся в мифическом образе Сталина. Именно к последнему обратились народные артисты СССР В. Качалов, Н. Хмелев, А. Тарасова незадолго до смерти Булгакова, прося, чтобы тот возобновил некогда прерванное общение с писателем ради спасения того, как будто Сталин был целителем: «Дело в том, что драматург Михаил Афанасьевич Булгаков этой осенью заболел тяжелейшей формой гипертонии и почти ослеп. Сейчас в его состоянии наступило резкое ухудшение, и врачи полагают, что дни его сочтены. Он испытывает невероятные физические страдания, страшно истощён и уже не может принимать никакой пищи. Булгаков часто говорил, как бесконечно он обязан Иосифу Виссарионовичу, его необычной чуткости к нему, его поддержке». (Варламов 2008: эл. ресурс)

Заворожённость Сталиным и иллюзия возможного разрешения дела Булгакова -- то есть дарование ему писательской и гражданской свободы, не оставляли Булгакова до конца жизни. Н.А. Земская писала в дневнике за 1940 год: «Дома он показывает мне статью Сталин и драматургия (где сказано, что Сталин любит Дни Турбиных). (Земская 2004: 191). Незадолго до смерти Булгаков признавался: «Я разговор перед Сталиным не могу вести» (Мягков 1994: эл. ресурс).

А). Куда попадают мастер и Маргарита (помимо уже отмеченного от- сыла к баньке Свидригайлова).

Воланд обещает Мастеру и Маргарите райский «вишнёвый сад»! В финале пьесы есть вишни и старый слуга. Но старый слуга заколочен в доме, а вишни срубаются. Булгаков не мог не видеть в хрестоматийном упоминании вишнёвого сада чеховский подтекст.

«Неужто вы не хотите днём гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждёт уже вас дом и старый слуга..»

Б). Куда улетают Воланд, свита и уходят мастер и Маргарита?

«Прощайте! -- одним криком ответили Воланду Маргарита и мастер. Тогда чёрный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита». «Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушёл в бездну, ушёл безвозвратно, прощённый в ночь на воскресенье сын короля- звездочёта, жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат».

Воланд и Пилат уходят в одно место: «провал-бездну»! Следовательно, туда же по лунной дорожке идут и Пилат, и Иешуа.

«Невидима и свободна! (дважды кричит Маргарита)» и Мастер кричит -- «свободен». Свобода связана с дьявольской силой (Маргарита становится свободна, когда её «освобождает» Воланд: «Как я счастлива, как я счастлива, что вступила с ним в сделку! О дьявол, дьявол!... Придётся вам, мой милый, жить с ведьмой». Тогда же Маргарита признается: «Я потеряла свою природу и заменила её новой». То есть Маргарита больше -- не человек). Но герой (ниже) -- уходит в бездну, следовательно, и свобода Мастера -- свобода в бездну... как и свобода Маргариты.

«Кто-то отпускал на свободу мастера, как сам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушёл в бездну». То есть Мастер отпускает на свободу Пилата (выдуманного героя) -- тот уходит с Иешуа (выдуманным героем) -- в бездну. Значит, и Иешуа уходит с Пилатом в бездну («Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же -- лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри»). И туда же проваливается Воланд.

А Маргарита ведёт Мастера в «вечный дом», причём, «.прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я».

Итак, Мастер заснул «вечным сном в вечном доме», а охранять его будет Маргарита, изменившая человеческой природе, то есть в демоническом обличье.

В). Другая пропозиция (не бездна) даётся через поименование зла злом, то есть тут восстанавливается данное Адаму задание (образом и подобием) именовать мир как он есть:

«-- Я к тебе, дух зла и повелитель теней, -- ответил вошедший, исподлобья недружелюбно глядя на Воланда.

-- Если ты ко мне, то почему же ты не поздоровался со мной, бывший сборщик податей? -- заговорил Воланд сурово.

-- Потому что я не хочу, чтобы ты здравствовал, -- ответил дерзко вошедший».

Обратная пропозиция у Маргариты: «Здоровье Воланда» -- воскликнула Маргарита. все трое приложились и сделали по большому глотку. Тотчас предгрозовой свет начал гаснуть в глазах Мастера -- отравитель. -- успел ещё крикнуть Мастер.

Здесь важны два момента:

1. Левий Матвей противопоставлен Маргарите.

2. Вслед за здравницей Воланду, произнесённой Маргаритой, Воланд убивает мастера и последними словами того становятся слова, которые близки к словам Левия Матвея -- «отравитель». Левий обвиняет Воланда в покровительстве злу, Мастер -- в вероломном отравлении себя.

И оба -- противопоставлены Маргарите.

Г). Кто прочёл роман Мастера?

«Ваш роман прочитали, -- заговорил Воланд, поворачиваясь к Мастеру, -- и сказали только одно, что он, к сожалению, не окончен.

Вам не надо просить за него, Маргарита, потому что за него уже попросил тот, с кем он так стремится разговаривать, -- тут Воланд опять повернулся к Мастеру и сказал: -- Ну что же, теперь ваш роман вы можете кончить одною фразой! Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочёл ваш роман».

«То, что я предлагаю вам, и то, о чём просил Иешуа за вас же, за вас -- ещё лучше. Оставьте их вдвоём».

Все ссылки на того, кто просил о Мастере -- исходят от самого Воланда. Именно Воланд называет приславшего Левия -- Иешуа. Важно, что в тексте романа Левий ни разу не называет имени Того, кто прислал его и кто принимает решения о посмертной судьбе мастера:

«-- Ну, говори кратко, не утомляя меня, зачем появился?

-- Он прислал меня

-- Что же он велел передать тебе, раб?

-- Я не раб, -- всё более озлобляясь, ответил Левий Матвей, -- я его ученик.

-- Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, -- отозвался Воланд, -- но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Итак...

-- Он прочитал сочинение мастера, -- заговорил Левин Матвей, -- и просит тебя, чтобы ты взял с собою мастера и наградил его покоем. Неужели это трудно тебе сделать, дух зла?

-- Мне ничего не трудно сделать, -- ответил Воланд, -- и тебе это хорошо известно. -- Он помолчал и добавил: -- А что же вы не берёте его к себе, в свет?

-- Он не заслужил света, он заслужил покой, -- печальным голосом проговорил Левий.

-- Передай, что будет сделано, -- ответил Воланд и прибавил, причём глаз его вспыхнул: -- И покинь меня немедленно.

-- Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него, вы взяли бы тоже, -- в первый раз моляще обратился Левий к Воланду».

Левий Матвей имени не называет, причём трижды произносит: «Он». И именует приславшего его учителем. Но Иешуа от ученичества Левия отрёкся, сказав, что Левий искажает его слова. Тогда кто учитель Левия? Тот же, кто принимает решения о мире, кто спасает Левия от гнева и мести Воланда, тот, кто Воланду неподвластен. Неназывание имени есть нормальный метод апо- фатического богословия.

Онтологическое доказательство.

В ряде работ указывается на связь мировоззрения Булакова с прочитанными им В. Соловьёвым и о. П. Флоренским. Есть работа о влиянии на него философии блаженного Августина.

Хотелось бы отметить ещё два имени, возможно, влиявших на Булгакова.

Это его сосед по Андреевскому спуску в Киеве Лев Шестов, причём оба соседа в юные годы прошли через сильное влияние Ницше, создавший философию прыжка из царства логики в царство Божественной воли. Наша версия об апофатическом пространстве истинного Бога за пределами романа -- и возможности совершить переход не усилием логики, но безрассудным прыжком веры, как Левий Матвей, вполне предполагает версию о чтении Булгаковым Шестова.

О Канте у Булгакова: «...Он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собой, соорудил собственное шестое доказательство!» О Канте у Франка: «Мы видим здесь, что Николай Кузан- ский предвосхитил (и выразил в простой и ясной форме) то, по существу, онтологическое доказательство бытия Бога, которое Кант развил в «Einzigm glicher Beweisgrnndzueiner Demonstration des Daseins Gottes» и от которого Кант позднее отказался без всякого к тому основания». (Франк 1910: 390). Очевидно, что хронологически Булгаков мог читать Франка. Тем более, что позднее, в сборнике De Profundis и Франк, и ещё один земляк Булгакова -- Н.А. Бердяев, осмысливали трагедию русской февральской революции и октябрьского переворота. И многие их мысли и впечатления прочитываются в Белой гвардии.

Совпадения с идеями Франка видны не только в упоминании онтологического доказательства Канта (у Франка: Приложение. К истории онтологического доказательства, но и в «философии Воланда» по поводу диалектики света и тени. У Франка финальная книга будет называться Свет во тьме. Опыт христианской этики и социологии (Париж, 1949).

Понятно, что Франк не читал Булгакова и Булгаков не мог предвосхитить Франка, но то, что и писатель, и философ дышали одним понятийным языком русской религиозной философии, кажется несомненным.

Пушкинский подтекст

ГЕРОЙ

Что есть истина?

ПОЭТ

Нет, не у счастия на лоне Его я вижу, не в бою,

Не зятем кесаря на троне,

Не там, где на скалу свою Сев, мучим казнию покоя,

Осмеян прозвищем героя,

Он угасает недвижим,

Плащом закрывшись боевым;

Не та картина предо мною!

ПОЭТ

Да будет проклят правды свет,

Когда посредственности хладной,

Завистливой, к соблазну жадной,

Он угождает праздно! -- Нет!

Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман...

Оставь герою сердце... что же Он будет без него? Тиран...

Тут сплошь булгаковские аллюзии: и казнь покоем среди скал, и свет, и тиран в боевом плаще, и кесарь. И аллюзия на сцену допроса Пилатом Христа. Жаль, что у Пушкина -- не Пилат. Хотя если внимательно всмотреться в Наполеона...

Литература

роман литературный текст

1. Белобровцева 2007 -- Белобровцева И. Кульюс С. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий. М., 2007.

2. Булгаков 2008 -- Булгаков М.А. Собрание сочинений в 5-ти томах. Т. 5. М., 1992. Варламов 2008 -- Варламов А. Михаил Булгаков. М., 2008.

3. Земская 2004 -- Земская Е.А. Михаил Булгаков и его родные. М., 2004.

4. Мягков 1994 -- Мягков Б.С. Последние дни Михаила Булгакова // Булгаковский сборник. Вып. 2. Таллин, 1994

5. Франк 1910 -- Франк С.Л. Предмет знания. Об основах и пределах отвлечённого знания. СПб., 1910.

Размещено на Allbest.ru

...