Рассказ В.А. Никифорова-Волгина "Икона": история создания и поэтика

Почему В.А. Никифоров-Волгин назвал свой рассказ - «Икона»?

Исходя из главных тем этого самобытного прозаика русской Эстонии ХХ в., можно предположить, что в «Иконе» будет изображаться убранство православного храма в определённый праздник (как в «ностальгических» детских рассказах) или рассказываться история из времён гонений на церковь (как в антибольшевистских произведениях).

Но рассказ совершенно о другом.

Служители «загородного прихода», «на окраине большого портового города» (имеется в виду Таллинн) решили преподнести старосте храма икону его святого в дар на десятилетия служения. Составили подписной лист, собрали деньги, купили икону, преподнесли... и вечером того же дня получили обратно с сопроводительным письмом: ореховый оклад не подошёл к модному стилю «модерн красного дерева», в котором обставлена квартира. Отчего, как сказано в начале рассказа «батюшка с дьяконом ушли в молчание», а в конце повторено: «старый причтовый дом загрустил» (Никифоров-Волгин 1992: 76, 78).

Икону, таким образом, можно связать с третьей важнейшей темой Никифорова-Волгина: изображением русской Эстонии 20-30-х годов. Сюда относятся рассказы «Не в брачной одежде» (1923), «Дар слёзный» (1923), «Рассказ об утопшем журналисте, о таракане в булке и Аристархе Зыбине» (1925), «Лесник Гордей» (1927), «Сумерки» (1935), «Шелуха от семечек» (1935), «Древний свет» (1937), «Весенний хлеб» (1938), «Вериги Толстого» (1938), «Молитва» (1938), «Песня» (1939). Их жанр - на стыке рассказа и очерка - заставляет вспомнить творческий путь писателя. Первым его произведением, появившимся в печати, было воззвание «Исполните свой долг!» (1921) - призыв позаботиться о заброшенных могилах воинов Северо-Западной армии.

Затем он публиковал рассказы очерки, статьи, фельетоны в газетах и журналах русской Прибалтики, сотрудничая в нарвских изданиях: Нарвском листке, Старом нарвском листке, Былом нарвском листке, Всходах, Кнуте; таллиннских - Ревельском времени, Ревельском слове, Часе, Нашей газете, Панораме, Последних известиях, Вестях дня (в последней газете, крупнейшей в русской Эстонии, - как собственный корреспондент); рижских - Слово, Перезвоны, Сегодня, Для Вас. Сам он в разные годы редактировал газету Новый нарвский листок, журнал Полевые цветы, был заведующим литературной частью таллиннского сборника Витязь (соответственно, и печатался в нём).

О журналистской «составляющей» творческого дара Никифорова-Волгина вспоминали многие его современники (С. Рацевич, П. Пильский): об использовании заметок, зарисовок с натуры. Например, П. Пильский, крупнейший критик русской Прибалтики, писал: «Сразу угадываешь, что у этого писателя в столе ворох всяких дневников, записных книжек, памяток, подхваченных слов, приметавшихся, запомненных, играющих мелочей, сотни народных примет» (Пильский 1938: 3).

Некоторые сюжеты, образы, детали появлялись сначала в очерках и заметках, а затем переходили в рассказы. Икона в этом смысле - чрезвычайно показательный пример. Первоначальный текст был напечатан под заглавием «Из записной книжки журналиста в таллиннской газете Вести дня 9 января 1927 года». Он был подписан «В.В.», то есть Василий Волгин. Это один из псевдонимов Василия Акимовича Никифорова, наряду с «В.А. Никифоров - Волгин», «В. Волгин», «В.» и др.

Цикл «Из записной книжки журналиста» указан в библиографиях О. Фигурновой и С. Исакова (соответственно шесть очерков в Русском вестнике, семь - в Вестях дня). В результате фронтального просмотра Вестей дня было выявлено двадцать произведений под таким названием. Большинство из них относится к жанру биографического очерка и имеет сходное построение. «Икона», с первых строк напоминающая небольшой рассказ, от них отличается. Однако публикация в цикле говорит о фактической основе истории, взятой из реальной жизни, и позволяет проследить, как писатель работал над материалом.

Сравнивая текст газетного очерка и текст из таллиннского сборника «Земля именинница» (1937), где была опубликована Икона, можно увидеть, что Никифоров-Волгин вставил в рассказ описание церковного двора: «На дворе росла густая некошеная трава, - здесь она казалась тише и святее, чем в городских садах» (Никифоров-Волгин 1992: 75), текст подписного листка: «Пожертвуйте, православные, от щедрот своих на поднесение иконы старосте нашему» (Никифоров-Волгин 1992: 77). Расширены некоторые диалоги и высказывания - в целом усилена реакция причта на отказ старосты принять икону.

И в предпоследний абзац рассказа вставлено обобщение: «Понял отец Захарий, что жизнь стала не та и люди не те, и все, что было хорошего в прошлом, не имеет цену в настоящем» (Никифоров-Волгин 1992: 78).

Это обобщение - пафос большинства рассказов писателя о русской Эстонии 1920-30-х гг. Наиболее проникновенные страницы написаны им о русских людях, доживающих свой век, уходящих из жизни, - в рассказах «Лесник Гордей», «Сумерки», «Древний свет», «Весенний хлеб», в очерке «Из записной книжки журналиста». «О нарвских старожилах». Их герои - старики, чудаковатые и светлые хранители старых обычаев, благочестия, порядка. Они описаны с любовью и сочувствием; их уход знаменует наступление новых времён: «Всё меньше и меньше старожилов в Нарве. Умирает старая живая летопись города» (В.1936: 2).

Старики сталкиваются с новыми ценностями, с новыми порядками. Сын Фёдора Абрамовича хочет снести старый дом и построить на этом месте новый под сдачу (Древний свет). Дочка Григория Семёновича посты не соблюдает, Богу не молится (Сумерки). Староста прислал подаренную икону обратно (Икона). Сын лесника не ходит в церковь, не верит монахам (Лесник Гордей). Что это такое? Это наступает новая жизнь, расцветает капитализм в Эстонии. И русская диаспора в Прибалтике представляет нам уникальный пример, своего рода иллюстрацию, ответ на вопрос: «Что было бы с Россией, если бы не победила Советская власть? Какие опасности бы её подстерегали?» потеря вера общество потребление икона

Ведь диаспора возникла в исконно русских областях в Нарве, Принаровье, Причудье, отошедших к Эстонии по Тартусскому мирному договору 1920 года. Русское население, с одной стороны, продолжало хранить свою веру и традиции, а с другой, - подвергалось ассимиляции и европеизации. Эти процессы и изобразил Никифоров-Волгин; его рассказы говорят о том, какие опасности грозят религии не в пору гонений, а в пору обмирщения, торжества «общества потребления».

Икона - священный образ - начинает восприниматься как предмет интерьера, оцениваться с эстетической точки зрения. Через отношение к иконе (взятое в фокус рассказа) показано отношение к вере вообще. В этом смысле не случайно, что рассказ «Икона» в сборнике «Земля именинница» помещён сразу после рассказа «Древняя книга». В последнем - на примере отношения к Священному Писанию - показано оскудение веры в семье бухгалтера Рукавишникова: «Когда живы были старики, то Библия лежала под иконами, на полке, покрытая парчовым покровом. Сейчас она служит для хозяйственных надобностей...» (Никифоров-Волгин 1992: 72). Это очень горький рассказ о потере веры, которая происходит не только в результате большевистских гонений.

Таким образом, через отношение к священной книге, к священному изображению показано отношение к религии, состояние общества вообще. Из бытописательского очерка, повествующего об отдельном случае в отдельном «загородном приходе» (Из записной книжки журналиста) рождается рассказ «Икона» с его художественным обобщением, символизацией. А Никифоров-Волгин предстаёт перед читателем уже не журналистом-бытописателем, а настоящим художником.