Образ России в книге Жака Маржерета "Состояние Российской империи и великого княжества Московии"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Образ России в книге Жака Маржерета «Состояние Российской империи и великого княжества Московии»

В.П. Трыков

Аннотация

варварство маржерет российский

В статье описана структура образа России в путевых записках французского офицера Жака Маржерета (ок. 1550 - не позднее 1618) «Состояние Российской империи и великого княжества Московии» (1607), выявлено доминантное положение фигуры Лжедмитрия в структуре образа, проанализирована оппозиция Борис Годунов // Лжедмитрий в системе персонажей, ее смысловое наполнение и функция в конструировании образа России. Проанализирована роль фантастического элемента в повествовании, а также семантическая нагруженность мотива холодного климата как маркеров инаковости, чуждости и «варварства» России. Показана связь Маржерета с традициями классической историографии, ее этическим пафосом. Определено место книги Маржерета в европейском дискурсе о России XVI - начала XVII в. Отмечено влиянии жанра путевых записок на критицизм Маржерета по отношению к России, а также показана роль ренессансных идеоло - гем в конструирование ее образа. Описаны некоторые структурные особенности книги. Отмечена роль профессиональных познаний Маржерета в военном деле и акцентирование в его образе России военной составляющей, которая между тем не представляется автору угрожающей для Европы. Интерес книги Маржерета для французского читателя объясняется не только ее информационной ценностью, но и теми ассоциациями, которые события русской Смуты вызывали у французского читателя эпохи религиозных войн в Европе. Сделан вывод о двойственности образа России и неоднозначности авторских оценок, сочетающих умеренный критицизм по отношению к русской действительности (прежде всего нравам) с искренней заинтересованностью и оценкой России как потенциального торгового и военного партнера Франции, оплота христианства, способного сыграть важную роль в борьбе с усиливающейся Османской империей.

Ключевые слова: Россия, травелог, образ «Другого».

Abstract

The image of Russia in Jacques Margeret's book «The Russian empire and grand duchy of Muscovy»

V.P. Trykov

The article describes the structure of the image of Russia in the travel notes of the French officer Jacques Margeret (around1550 - no later than 1618) «The State of the Russian Empire and the Grand Duchy of Muscovy» (1607) and reveals the dominant position of the figure of False Dmitry in the image structure, analyzes the opposition of Boris Godunov // False Dmitry in the system of characters, its semantic content and function in constructing the image of Russia. The role of the fantastic element in the narration, as well as the semantic loading of the cold climate motif as markers of otherness, and «barbarism» of Russia, is analyzed. The article shows the connection of Margaret with the traditions of classical historiography, its ethical pathos. The place of the book of Margaret in the European discourse about Russia of the XVI - beginning of the XVII century has been defined. The influence of travel notes on the criticism of Margeret in relation to Russia is noted, and the role of Renaissance ideologies in the design of its image is shown. Some structural features of the book are described. The role of Margeret's professional knowledge in military affairs and the emphasis in his image of Russia on the military component, which, meanwhile, does not seem to the author threatening to Europe, is noted. The interest of the book by Margaret for the French reader is explained not only by its informational value but also by the associations that the events of the Russian Troubles evoked in the French reader of the era of religious wars in Europe. The conclusion is drawn about the duality of the image of Russia and the ambiguity of the author's assessments, combining moderate criticism of Russian reality (especially customs) with sincere interest and appreciation of Russia as a potential trading and military partner of France, a stronghold of Christianity, capable of playing an important role in the struggle against the growing Ottoman empire.

Keywords: Russia, travelogue, the image of «the Other».

Основная часть

Французский исследователь Г. Аткинсон в своей книге «Путевые записки XVII века и эволюция идей» (1924) констатировал популярность путевых записок среди читателей XVII в. и доказывал, что они сыграли важную роль в истории идей, в частности, подготовили появление некоторых постулатов просветительской идеологии [1]. Правда, речь идет главным образом о путевых записках о таких совсем уже экзотических для западного читателя странах, как Китай, Персия, Бразилия и т.д. Но и Россия в XVII в. не была обойдена вниманием авторов травелогов. В основном это были дипломаты, торговые агенты, священнослужители, военные-наемники, такие как секретарь посольства Ганзейского союза Йоганн Брембах, секретарь австрийского посольства Георг Тектандер фон-дер-Ябель, член английского посольства, литератор Джордж Уилькинс, голландский торговый агент Вильям Руссель, немецкий наемный ландскнехт Конрад Буссов и др. Их имена и написанные ими тексты, зачастую лаконичные и отрывочные, почти забыты и представляют интерес только для специалистов-историков. Однако некоторые описания России были более обстоятельными, они привлекли внимание читателей того времени, стали важнейшим источником сведений о России и сохранили свою значимость до сегодняшнего дня. Таковы путевые записки австрийца Сигизмунда фон Герберштейна, англичанина Джайлса Флетчера, немца Адама Олеария и француза Жака Маржерета.

Книга Маржерета (ок. 1550 - не позднее 1618) «Состояние Российской империи и великого княжества Московии» вышла в Париже в 1607 г. Она стала первым обстоятельным свидетельским описанием России, сделанным французом. Маржерет не имел отношения к литературе. Он был авантюристом, приехавшим в Россию в поисках удачи и легкой добычи. Во время своего первого визита в Россию с 1600 по 1606 г. служил капитаном иноземных телохранителей Бориса Годунова, затем Лжедмитрия I. Второй раз Маржерет окажется в нашей стране в 1609 г. уже в составе войска Речи Посполитой, примет участие в подавлении восстания москвичей против поляков в 1611 г. В общей сложности он прожил в Москве почти 10 лет. Маржерет - первый француз, писавший о России и знавший русский язык. Его книга оказала существенное влияние на формирование образа России во Франции.

Записки Маржерета неоднократно привлекали внимание как западных, так и отечественных ученых. Однако это в основном были историки, рассматривавшие записки Маржерета как исторический доку - мент¹. Примером научной добросовестности и основательности можно считать издание «Жак Маржерет. Состояние Российской империи. Жак Маржерет в документах и исследованиях (Тексты, комментарии, статьи) (2007), снабженное подробными комментариями и научным аппаратом [2]. В статьях, помещенных в издании, подробно, с использованием архивных материалов освещены факты биографии Маржерета, обстоятельства его пребывания в России, история изданий его книги во Франции и в России. Учеными, подготовившими это издание к печати, проведена большая работа текстологического характера. Однако собственно поэтологического анализа книга не содержит. Заявка на такой анализ сделана в статье В.Н. Козулина «Образ России и русских в сочинении Жака Маржерета».

Однако, с нашей точки зрения, заявка осталась нереализованной. Проявив изрядную эрудицию в вопросе о том, как издавалась книга Маржерета и как она была оценена дореволюционной и советской историографией, В.Н. Козулин, будучи историком, рассматривает сочинение французского офицера, как и все его коллеги-историки, прежде всего как ценный источник сведений о русской истории времен Смуты [3, с. 145], а не как литературный памятник. Автор статьи недостаточно владеет методами и приемами литературоведческого анализа, чтобы описать структуру и способы создания образа России.

Некоторые важнейшие параметры литературоведческого анализа были описаны М.М. Бахтиным в его работе «Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа» [4]. Ученый считал, что литературоведческий подход к тексту предполагает, во-первых, выявление ценностно-смысловой позиции автора произведения по отношению к изображаемому и способов, приемов ее выражения. «Отношение автора к изображаемому всегда входит в состав образа. Авторское отношение - конститутивный момент образа» [4, с. 311]. Во-вторых, М.М. Бахтин полагал необходимым выявить «диалогические отношения между текстами», то есть смысловые отношения рассматриваемого произведения с произведениями других авторов на ту же тему, и таким образом определить место произведения «в реальном идеологическом диалоге современности… который определяется реальной ситуацией современности» [4, с. 312].

Вместо решения этих литературоведческих задач В.Н. Козулин ставит своей целью разрушить «стереотипы» восприятия книги Маржерета, дать «правильный (с точки зрения имагологии) взгляд» на это произведение [3, с. 143], правда, не уточняя при этом, какой взгляд имагология считает «правильным», каков этот имагологический подход к анализу произведения. Этот вопрос в статье В.Н. Козулина не обсуждается. Вместо этого предлагается «взглянуть на книгу Маржерета с точки зрения современника-француза» [3, с. 143]. Однако восприятие сочинения Маржерета французом XVII в. и подход к тексту современного имаголога - это не одно и то же. Автор статьи смешивает разные ракурсы и подходы. Кроме того, в статье и речи нет о реконструкции восприятия книги Маржерета его современниками.

Цель настоящей статьи - литературоведческий, поэтологический анализ путевых записок Маржерета, и прежде всего образа России в его книге. Актуальность подобного исследования обусловлена сугубой научной значимостью проблемы генезиса образа России в литературном сознании Запада. Маржерет был одним из тех визитеров в Россию, кто стоял у истоков западного дискурса о нашей стране. Кроме того, в последнее время усилился интерес литературоведов к «литературе путешествий», травелогам, жанру путевых записок Об интересе литературоведов к этой проблематике свидетельствует проведение научных кон-ференций и симпозиумов: так, в 2004 г. прошли сразу два симпозиума - один в январе 2004 г. в Германии (в Оснабрюке), другой в сентябре во Франции, в Серизи-ла-Саль; в 2006 г. в рам-ках проекта Фонда Фольксваген «Взгляды Другого, путешествия в метрополии: Берлин, Париж, Москва между двумя мировыми войнами» прошел Международный симпозиум в Бременском университете. См., напр.: Беглые взгляды: Новое прочтение русских травелогов первой трети XX века: сб. ст. / пер. с нем. - М.: Новое литературное обозрение, 2010. - 400 с.; из отечественных работ назовем монографию А. Р. Ощепкова «Образ России во французских путевых записках XIX века» (М.: Изд-во Государственного ин-та русского языка им. А. С. Пушкина, 2010. - 238 с.)..

Маржерет был не первым французом, оставившим письменное свидетельство своего пребывания в России. В 1586 г. из

Дьеппа в Архангельск по торговым делам приплыл французский купец Жан Соваж. Его перу принадлежит весьма небольшой, семистраничный текст, напоминающий скорее записи в судовом журнале. Соваж лаконично фиксирует местоположение своего судна, его координаты, географические объекты, мимо которых он проплывал. Это скорее инструкции мореплавателям, как доплыть до Архангельска, нежели описание быта и нравов местных жителей. Правда, кое-что о суровом местном климате, флоре и фауне, обитателях этих территорий Соваж сообщает в свойственной ему лапидарной манере. Читатель узнает, что в этих местах ничего не растет, кроме леса, много рыбы и диких животных, что у людей, чтобы выжить, есть только хлеб и медовуха, что они мастеровитые строители, которые без единого гвоздя могут возводить удивительные постройки из дерева и что «много пить - это обычай этой земли» [5, с. 69].

В сравнении с записками Соважа, книга Маржерета - «энциклопедия» московит - ской жизни. Она стала для французов основным источником сведений о России в XVII в. Книга состоит из трех частей: небольшого посвящения королю Генриху IV, короткого предуведомления читателю и обстоятельной основной части. Обращение к монарху, знатным особам, предисловия, предуведомления, предваряющие литературное произведение, - традиция XVII в., часть литературного этикета. Некоторые трагедии П. Корнеля, Ж. Расина, мольеров - ский «Тартюф», многие произведения других французских писателей XVII в. содержат подобные преамбулы.

Отметим, что и «Записки о московит - ских делах» С. Герберштейна открываются посвящением императору Максимилиану I. Более того, первое, что сообщают Гербер - штейн и Маржерет своим монархам, что Россия - христианская страна, однако по-разному расставляя акценты. «Среди земель, просвещенных таинством святого крещения, эта страна немало отличается от нас своими обычаями, учреждениями, религией и воинскими уставами», - отмечает Герберштейн [6, с. 23]. Маржерет вторит своему немецкому предшественнику: «…Россия - один из важнейших редутов Христианского мира, ибо эта Империя, эта страна более обширна, могущественна, населена и изобильна, чем думают, и лучше вооружена и защищена против скифов и иных магометанских народов, чем считают многие» [2, с. 115]. Герберштейн делает акцент на инаковости христианской России, ее отличии от Европы, в то время как Маржерет подчеркивает могущество и богатство потенциального союзника Франции против «магометанских народов». Очевидно, что противостояние нарастающей мощи Османской империи приобрело для Западной Европы особую актуальность к началу XVII в., чем и вызвана отмеченная переакцентировка.

Повествование Маржерета отличается хронологической компактностью. В отличие от Герберштейна, Маржерет не предпринимает экскурсов в историю Московии. Его рассказ сфокусирован на событиях в России начала XVII вв., времени Смуты, свидетелем которых он был. Образованный дипломат Герберштейн черпал информацию о России из разных письменных источников: древнерусских летописей, памятников древнерусской литературы, «Русского дорожника». Не столь искушенный в книжной премудрости Маржерет опирался на собственные впечатления и рассказы знакомых русских (например, дьяка Постника Дмитриева, который был одним из его информаторов).

Маржерет не мог соревноваться с Гер - берштейном и в широте познаний о географических реалиях Руси. Значительную часть «Записок о московитских делах» составляет так называемая хорография, то есть весьма подробное описание многочисленных русских княжеств, городов, рек, природных и климатических условий разных регионов России, многочисленных народов, ее населяющих. Хорография создавала образ огромной и богатой страны, с которой не зазорно вести дела императору Священной Римской империи германских народов. Несомненной заслугой Гербер - штейна было исправление некоторых ложных представлений европейцев о географии России: он уточнил, что Волга впадает не в Черное, а в Каспийское море, что не существует никаких Рифейских и Гиперборейских гор, о которых писал Птолемей, а на их месте Уральские горы и т.д. Интерес книги Маржерета был другого свойства. Маржерет погружал современников в атмосферу царского двора, в придворные интриги и политические распри, которые раздирали Россию начала XVII в. и непосредственным свидетелем и участником которых он был. Описания русской Смуты могли вызывать интерес у французского читателя, так как напоминали о недавней французской смуте, о драматических событиях религиозных войн, особенно ожесточенных в конце XVI в.

Записки Маржерета демонстрируют взгляд опытного и профессионального военного: он довольно подробно пишет о численности, составе, организация армии, характере вооружений, способах обнаружения противника, о том, кто такие воеводы и как их выбирают и т.д. Однако Маржерет не воспринимает Россию как военную угрозу Западу. Скорее, описывая военный потенциал страны, он стремится изобразить ее как потенциального союзника Франции в борьбе с Османской империей.

Маржерету, как и почти всем иностранцам, писавшим о России в XVI-XVII вв., свойствен утилитарный подход к «Другому»: его не интересуют красоты местной природы и памятников архитектуры, своеобразие русского костюма и т.д. В повествовании отсутствуют пейзажи, описания кремлевских башен и соборов, произведений древнерусской живописи. В фокусе внимания оказываются материальные богатства Руси, природные и созданные ее обитателями: огромные плодородные земли, густые леса, населенные зверьем, чистые реки, богатые рыбой. «…И все же это очень богатая страна», - заключает Маржерет, и далее следует перечисление товаров, которыми торгует Россия [2, с. 140-142]. Проигнорировав архитектурные красоты Кремля, Маржерет подробно описывает богатства царской казны, дает подробный перечень, иногда называя точные цифры, драгоценностей, корон, золотой и серебряной посуды, дорогих тканей и т.д. Рассказывая со слов тех, кто там присутствовал, о пире, устроенном Борисом Годуновым, он сообщает точное количество присутствовавших (десять тысяч человек), которым «всем подавали в шатрах на серебряной посуде»» [2, с. 142]. Маржерет ослеплен роскошью царского двора и богатством Великого князя Московского. Все это вызывает его неподдельное уважение, если не простодушное восхищение. Богатство и военная сила России достойны описания, так как создают образ достойного торгового и военного партнера, с которым имеет смысл вести дела и, возможно, даже заключать союзы.

Краски на картине, создаваемой Маржеретом, меняются, тускнеют, мрачнеют, когда он переходит к рассказу о нравах, быте и жизни русского народа. Свой рассказ о политической ситуации в Великом княжестве Московском, его военном могуществе Маржерет снабжает краткими и довольно нелестными характеристикам русских. «Русские - совсем грубый и варварский народ, вдобавок, управляемый государем-тираном» [2, с. 130]. При этом важнейшим маркером «варварства» становится не религиозный компонент, а невежество русских. «Словом, можно сказать, что невежество - мать их благочестия. Они ненавидят учение и, в особенности, латинский язык. У них нет ни одной школы, ни университета. Только священники обучают молодежь читать и писать, что мало кого привлекает» [2, с. 128]. Народ при больших природных богатствах страны живет бедно, и Маржерет объясняет это леностью, склонностью к пьянству, отсутствием промыслов [2, с. 122]. Этот мотив «невежества» русских, отсутствия у них наук и искусств - константный в западном дискурсе о России. Английский посол в России Джайлс Флетчер писал в своих записках «О Государстве Русском», написанных в конце XVI в., что у русских «нет тех средств, какие есть у других народов для развития их дарований воспитанием и наукою» [7, с. 127]. Немецкий ученый и литератор Адам Олеарий, посещавший Россию в 30-40-х гг. XVII в., также сетовал, что русские «невежды и грубые люди», не любят искусств и наук [8, с. 169]. Следствием и признаком культурной «отсталости» России становится ее технологическая отсталость, ярким свидетельством которой является деревянная Москва.

Обычным в путевых записках о России было и описание телесных практик как проявления русского «варварства»: насилие, побои, пытки, странный для иноземцев обычай русских мыться в бане и т.д. Маржерет не стал исключением. Он повествует о грубости нравов, рассказывает о том, что должников каждый день бьют тростью или хлыстом по икрам ног, пока те не выплатят долг. Автор дает довольно подробное описание порки батогами за нанесение оскорбления дворянину. Пьянство, вымогательство, разврат, нечистоплотность - таковы нравы русских. Однако жестокость и суровость нравов - черта, свойственная не только российской действительности в ту пору. Проявления жестокости имели место и в Западной Европе. В 1572 г. в Варфоломеевскую ночь в Париже было перебито более 30 тыс. гугенотов. В XVII в. во Франции за распространение листков новостей (так называемые «нувель»), часто содержавших критику властей и церкви, могли наказать бичеванием кнутом. Жестокие публичные казни были обычным делом. Что касается гигиены, то и здесь в Западной Европе тоже были проблемы: даже в конце XVII в. в Париже не было канализации. Улицы города служили туалетом для полумиллионного населения столицы.

Разумеется, дело не в том, чтобы «опровергнуть» Маржерета, однако важно понять причины этой «двойной оптики». Почему французский офицер акцентирует и осуждает в России то, к чему на своей родине, скорее всего, отнесся бы спокойно? Представляется, что здесь проявились некоторые жанровые черты травелога. Маржерет, как любой пишущий, видел российскую действительность «глазами жанра» (М.М. Бахтин). Как утверждает немецкая исследовательница Кристина Гёльц, важнейшая тема травелога - конфронтация с «Другостью» [9, с. 83]. Жанр «путешествий», «хождений» предполагал эту отчужденность от объекта изображения, акцентирование чуждости, странности, непохожести «Другого», в частности, посредством описания его недостатков. Так, например, в «Хождение за три моря» Афанасия Никитина (70е гг. XV в.) читаем следующий мизантропический отзыв о нравах индийцев: «А все черные люди, а все злодеи, а женки все развратны, да тать, да ложь, да зелие, осподарев морят зелием» [10, с. 207]. Кроме того, как отмечает А.Ф. Строев, жанр путевых заметок предполагает известную поверхностность взгляда, когда «за обычай принимают необыкновенное происшествие, а отдельное злоупотребление - за закон» [11, с. 17]. Незнание контекста тех или иных событий приводит к неверной их интерпретации.

Вместе с тем Г. Аткинсон в его уже упоминавшейся выше книге показал, что во французских путевых записках XVII в., в которых рассказывалось о далеких, экзотических, неевропейских странах, авторы стремились подчеркнуть и преувеличить доброту туземцев, мягкость и целебное воздействие климата, описать местные удовольствия. Аткинсон приходит к выводу, что подобные путевые записки содержали критический заряд по отношению не к описываемому «Другому», но к собственной стране. Сравнение климата, быта и нравов далекой, экзотической страны, населенной «добрыми дикарями», наслаждающимися жизнью на лоне природы в благодатном климате, было не в пользу страны, откуда приезжал европейский путешественник [1,

р. 187]. Очевидно, что описание России подчинялось иной логике. Попытаемся ее понять и описать.

Маржерет видит Россию, с одной стороны, как часть христианской, европейской цивилизации. Вместе с тем XVI-XVII вв., уже обогащенные достижениями Ренессанса, испытавшие влияние гуманизма, признавшие безусловную ценность наук и искусств для достижения прогресса, не могли принять «невежество» русских. Ренессанс смотрел на Россию и оценивал ее в лице таких гуманистов, как Герберштейн, Рабле, Монтень и др., сквозь призму новых секулярных, гуманистических идей и представлений. В ситуации раскола христианской церкви, произошедшего в начале XVI в. (так называемая Реформация), важнейшим маркером европейскости становится не столько принадлежность к христианству, сколько «культурность» [12]. Древняя Русь не знала Ренессанса. В ту пору, когда Западная Европа вставала на путь секуляризации, прославляла могущество свободного человеческого разума, русская культура сохраняла гораздо более тесную связь с религиозной традицией. Вся древнерусская литература и искусство окрашены в религиозные тона. Вот как описывал специфику древнерусской культуры В.О. Ключевский: «Древнерусская мысль усиленно работала над вопросами нравственно-религиозного порядка, над дисциплиной совести и воли, над покорением ума в послушание вере, над тем, что считалось спасением души. Но она пренебрегала условиями земного существования, видя в нем законное царство судьбы и греха, и потому с бессильною покорностью отдавала его на произвол грубого инстинкта. Она сомневалась, как это можно внести и стоит ли вносить добро в земной мир, который по писанию во зле лежит <…> и была убеждена, что наилучший житейский порядок так же мало зависит от человеческих усилий, так же неизменен, как и порядок мировой» [13, с. 337]. Западная Европа чувствовала это культурное отличие и трактовала его как отсталость и чуждость, а не как своеобразие русской культуры. «…Ренессанс… еще больше углубил разрыв между Востоком и Западом» [14, с. 346].

Этой задаче описания «Другого» как чужого служит у Маржерета и введение фантастического элемента в повествование: рассказ о растении-животном, которое якобы растет в окрестностях плодородной Астрахани. Россия, таким образом, предстает перед французским читателем как страна, чуждая Европе, «страна чудес», где возможны самые невероятные вещи.

Тот же эффект отчуждения создается в книге Маржерета описанием холодного климата России. В основе мифа всегда лежат факты. Без этого миф не может выжить и приобрести необходимую убедительность. Другое дело, что миф поглощает факт, вырывая его из исторического контекста и помещая в иной, культурно-символический, идеологический контекст. Сетования Маржерета на русский холод - яркая тому иллюстрация. Констатация реальных климатических особенностей превращается в знак инако - вости России, ее отдаленности от Европы, чуждости, «варварства». Происходит это за счет включения «климатического описания» в систему координат западноевропейской культуры Ренессанса, для которой ментальная граница проходила не между Западом и Востоком Европы, а между Югом и Севером. Юг с центром в Италии и Риме мыслился средоточием культуры, Север представлялся сферой обитания «варваров».

Однако при всем критическом отношении Маржерета к русским, он, в отличие от Герберштейна или Олеария, ничего не пишет об их «рабстве». У немцев и англичан это один из важнейших мотивов Так, английский посол в России в правление Федора Иоанновича Джайлс Флетчер писал: «Угнетение и рабство так явны и так резки, что надобно удивляться, как дворянство и народ могли им подчиниться, имея еще некоторые средства, чтобы избежать их или же от них осво-бодиться» (Флетчер Д. О государстве Русском. - СПб., 1906. - С. 40). Резкий критицизм Флетчера и категоричность его отрицательных оценок русской действительности привели к запрету книги как в России, так и в Англии. Английское правительство опасалось, что книга может повредить английской торговле в России. Герберштейн утверждал: «Этот народ нахо-дит больше удовольствия в рабстве, чем в свободе» (Герберштейн С. Указ. соч. - С. 239). Показателен странный вывод Герберштейна о «рабстве» на том основании, что русские выпе-кают хлеб в виде лошадиного хомута, что, по мнению автора, «знаменует для всех, их вкуша-ющих, тяжкое иго и вечное рабство» (Там же. - С. 559). Немецкий ученый и литератор Адам Олеарий, побывавший в России в 30-х гг. XVII в., утверждал, что у русских «рабская душа», «рабами и крепостными являются все они» (Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию. - М.: Русич., 2003. - С. 182).. Напротив, Маржерет отмечает, в частности, что «император дарует каждому свободу совести публично отправлять свои обряды и исповедовать религию, за исключением римских католиков» [2, с. 129]. В другом месте он сообщает, что «во всей России нельзя казнить человека без особого постановления Высшего суда в Москве» [2, с. 133].

Разумеется, как и его предшественники, Маржерет отмечает специфику политического устройства Великого княжества Московского, огромную власть царя. «…У них, собственно говоря, нет иного закона или совета, кроме власти Императора, будь она хороша или дурна <…> Я считаю его одним из самых абсолютных монархов» [2, с. 133]. Однако, в отличие от Герберштейна, Маржерет видит в подобном устройстве не только отрицательные, но и положительные стороны: «Абсолютная власть государя в своем государстве внушает страх и почтение подданным, а внутри страны хороший порядок и управление защищают ее от постоянных варварских набегов» [2, с. 115].

Вместе с тем Маржерет проводит различие между двумя царями, у каждого из которых он состоял на службе, - Борисом Годуновым и Лжедмитрием. Отдавая дань управленческим талантам Годунова, отмечая, что в период, когда Годунов фактически правил при «простоватом» царе Федоре, «страна не понесла ущерба ни в чем, он приумножил казну», было развернуто большое строительство, Маржерет осуждает подозрительность и зависть, которые овладели Годуновым, когда он стал царем. Годунов превратился в «тирана», чье правление было отмечено интригами, злодеяниями, ссылками и пытками.

В противоположность Годунову Лжедмитрий в изображении Маржерета предстает образцовым правителем: он мудр, разумен, прост в обхождении с вельможами. Одним из способов выражения авторской оценки персонажа становится форма номинации: если Годунов называется по имени и фамилии, то Лжедмитрий величается уважительно по имени отчеству «Дмитрий Иванович» и «мой господин». Показательно и отсутствие в тексте портрета Годунова на фоне идеализированного портрета Лжедмитрия: «Итак, покойному Императору Димитрию Иоанновичу, сыну Императора Иоанна Васильевича, прозванного Тираном, было около двадцати пяти лет, бороды совсем не имел, был среднего роста, с сильными и жилистыми членами, смугл лицом; у него была бородавка около носа под правым глазом; он был ловок, большого ума, был милосерден, вспыльчив, но отходчив, щедр; наконец, был государем, любившим честь и питавшим к ней уважение» [2, с. 173].

Правление Лжедмитрия, в трактовке Маржерета, - время всеобщего благоденствия и небывалой свободы: «Словом только и слышно было о свадьбах и радости ко всеобщему удовольствию, ибо он давал им понемногу распробовать, что такое свободная страна, управляемая милосердным государем» [2, с. 175]. Эта идиллическая картина вступала в противоречие с печальным финалом короткого царствования Лжедмитрия. Маржерет далек от того, чтобы давать историческое объяснение краха Лжедмитрия. Он объясняет исторические события исключительно нравственными причинами, психологическими особенностями конкретных людей. По Маржерету, причиной гибели Лжедмитрия стало его милосердие, доверчивость и неблагодарность, злонамеренность Василия Шуйского и Татищева. Лжедмитрий помиловал Шуйского, приговоренного к смерти, вернул ко двору Татищева, который отличался злобным нравом и не забывал обид, а они вскоре организовали заговор против своего благодетеля. В обращении к королю, предварявшему основной текст записок, Маржерет писал, что в его книге «смогут увидеть весьма примечательные происшествия, из коих великие государи извлекут некоторую пользу» [2, с. 116]. Судьба Лжедмитрия, в одночасье вознесенного Фортуной на вершины власти, а затем неожиданно низвергнутого, должна послужить нравственным уроком государям, полезным предупреждением и от самонадеянности, и от излишней доверчивости. Записки Маржерета в этом отношении написаны в традициях классической историографии, для которой исторические события - лишь материал для морального наставления.

Финал книги своей структурой и тональностью отличается от основного нарратива. Очевиден контраст между бесстрастной фактографичностью, сухостью и лаконизмом основного текста записок и финалом, представляющим собой довольно развернутое и патетическое доказательство истинности Лжедмитрия. Структура финального пассажа - смесь аргументации, суждений, предположений об истинности Лжедмитрия, панегирика ему и филиппики в адрес русских. Финал патетичен и полемичен одновременно. Маржерет оспоривает тех, кто считал Дмитрия - поляком-самозванцем. Возражая тем, кто утверждал, что Лжедмитрий не русский, а поляк, так как он насмехался над русскими обычаями, Маржерет пытался оправдать своего героя, давая русским следующую характеристику: «…Они грубы и необразованны, без всякой учтивости, народ лживый, без веры, без закона, без совести, содомиты и запятнаны бесчисленными другими пороками и грубостью <…>. Как же мог Дмитрий, который отчасти узнал свет, некоторое время воспитывался в Польше - свободной стране - и среди знатных по меньшей мере не желать как-то исправить и цивилизовать своих подданных?» [2, с. 182].

Маржерет в полемическом задоре противоречит себе, ранее сказанному им о русских. Прежде он спокойно и уважительно описывал религиозную жизнь русских, их церковные обряды, религиозные праздники, теперь - это народ без веры. Прежде писал, что «во всей России нельзя казнить человека без постановления верховного суда в Москве», теперь русские - народ без закона. Очевидно, что в финальном пассаже раздражение против русских, свергнувших ставленника поляков на российском престоле, берет верх над здравым смыслом.

Можно было бы предположить, что такое упорство Маржерета в отстаивании аутентичности Лжедмитрия объясняется желанием доказать, что он служил не какому-то проходимцу, но истинному и законному царю. Последняя фраза записок - утверждение, что Дмитрий был истинным сыном Ивана Грозного: «…Заключаю, что он был истинный Димитрий Иоаннович, сын Императора Иоанна Васильевича, прозванного Тираном!» [2, с. 186]. Однако, как справедливо отмечает В.Д. Назаров, для Маржере - та-наемника вопрос чести не имел существенного значения: он не связан присягой, но лишь денежным соглашением; кто платит, тому и служит [15, с. 493]. Маржерет служил обоим государям, почему же его симпатии явно на стороне Лжедмитрия? Причина - открытость Лжедмитрия западному влиянию. Маржерет сообщает, что тот хотел установить отношения с французским королем, и выражает сожаление, что «христианский мир много потерял с его смертью.» [2, с. 173], подразумевая под «христианским миром» мир Запада. Частью этого западного мира Маржерет видит Польшу, которую он называет «свободной страной» и которой он противопоставляет «несвободную», «варварскую» и закрытую Россию. «Россия - это не свободная страна, куда можно отправиться обучаться языку и разузнать о том-то и о том-то, а затем уехать…» [2, с. 180]. Лжедмитрий привел поляков в Россию. Он не только сам был открыт западным влияниям, но и Россию хотел открыть Западу.

Политический смысл книги Маржерета состоял в том, чтобы представить Россию как христианскую державу и потенциального союзника Франции в борьбе с Османской империей. Однако проект не получил поддержки в правящих кругах тогдашней Франции и остался личным делом Маржерета [15, с. 492]. Лучшим тому подтверждением был отказ Генриха IV включить Россию в свой план создания союза европейских государств. Почему проект Маржерета потерпел фиаско? Думается, что одной из главных причин была внутренняя противоречивость образа России, созданного Маржеретом. Независимо от его субъективных намерений на страницах книги возникал весьма неоднозначный образ России, богатой, сильной в военном отношении страны, но с варварским, бедным, ленивым, пьющим и необразованным народом и грубой, жестокой властью, раздираемой внутренней борьбой кланов и ввергнутой в хаос Смуты. К тому же трагическая судьба польского ставленника Лжедмитрия не должна была внушать особого энтузиазма Западу по отношению к России.

Место книги Маржерета среди путевых записок о России, написанных на раннем этапе знакомства Запада с нашей страной, определяется тем, что она представляла «взгляд изнутри», взгляд человека, погруженного в перипетии политической борьбы, разворачивавшейся на Руси в Смутное время. Маржерет не бесстрастный наблюдатель, но участник этих событий. Это не могло не отразиться на образе России, им созданном. Особое место в структуре создаваемого образа России заняла фигура Лжедмитрия. Его апология была продиктована тем, что именно в нем Маржерет видел шанс сближения России и Запада. Маржерет сохранял критицизм по отношению к России, в той или иной мере свойственный всем западным произведениям того времени. Этот критицизм был следствием ренессансной оптики западных авторов, видевших и оценивавших Россию в значительной степени сквозь призму новых гуманистических идей и ренессансных ценностей, не учитывая исторического и культурного своеобразия «Другого». Однако на этой шкале критичности Маржерет, по сравнению с немецкими и английскими авторами, занимает положение умеренного критика. Критикуя «варварство», невежество, грубость нравов в Московии, он, в отличие от предшественников, не видит в русских рабов. Российское самодержавие оценивается им неоднозначно: оно, с одной стороны, внушает страх подданным, а с другой - является залогом внутреннего порядка в стране и защитником от набегов варваров. Кроме того, Россия трактуется как оплот христианства, способный сыграть важную роль в борьбе с усиливающейся Османской империей.

Список источников и литературы

варварство маржерет российский

1. Atkinson G. Les Relations de voyages au XVII siиcle et l'йvolution des idйes. - Paris: Champion, 1924. - 220 p.

2. Жак Маржерет. Состояние Российской империи. Жак Маржерет в документах и исследованиях (Тексты, комментарии, статьи) / под ред. Ан. Береловича, В.Д. Назарова, П.Ю. Уварова. - М.: Языки славянских культур, 2007 - 552 с.

3. Козулин В.Н. Образ России и русских в сочинении Жака Маржерета // Изв. Алтайского гос. ун-та. - 2017. - №5. - С. 139-146.

4. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М.: Искусство, 1986. - С. 297-325.

5. Соваж Ж. Путь и время года, которые следует выбрать для путешествия на землю Святого Николая в Московии (в России) через Север // Виане Б. Путешествие Жана Соважа в Московию в 1586 году. - М.: ТЕЗАУРУС, 2014. - С. 61-73.

6. Герберштейн С. фон. Записки о Московии: в 2 т. / под ред. А.Л. Хорошке - вич. - М.: Памятники исторической мысли, 2008. - Т. 1. - 776 с.

7. Флетчер Д. О Государстве Русском. - СПб., 1906. - 246 с.

8. Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию. - М.: Русич, 2003 - 480 с.

9. Беглые взгляды: Новое прочтение русских травелогов первой трети XX века: сб. ст. / пер. с нем. - М.: Новое литературное обозрение, 2010. - 400 c.

10. История русской литературы: в 4 т. - Л., 1980. - Т. 1. - 813 с.

11. Строев А.Ф. Россия глазами французов XVIII - начала XIX века // Логос. - 1999 - №8. - C. 8-41.

12. Harbsmeier M. Elementary structures of otherness: An analysis of sixteenth-century german travel accounts // Voyager а la Renaissance: Actes de colloque de Tours. - Paris: Editions Maisonneuve et Larose, 1987. - P. 153-164.

13. Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. - М.: Мысль, 1988. - Т. 3. - 415 c.

14. Дэвис Н. История Европы / пер. с англ. - М.: Транзиткнига, 2005. - 943 c.

15. Назаров В.Д. Капитан Маржерет и Россия: Метаморфозы судьбы одного наемника // Жак Маржерет. Состояние Российской империи. Ж. Маржерет в документах и исследованиях (Тексты, комментарии, статьи) / под ред. Ан. Береловича, В.Д. Назарова, П.Ю. Уварова. - М.: Языки славянских культур, 2007. - C. 477-498.

References

1. Atkinson G. Les Relations de voyages au XVII siиcle et l'йvolution des idйes. Paris: Champion, 1924. 220 p.

2. Jacques Margeret. Sostoyanie Rossiyskoy imperii. J. Margeret v dokumentakh i issledovaniyakh (Teksty, kommentarii, statyi). Moscow: Yazyki slavyanskikh kultur, 2007. 552 p. (in Russian)

3. Kozulin V N. Obraz Rossii i russkikh v so - chinenii Zhaka Marzhereta. Izv. Altayskogo gos. un-ta. 2017, No. 5, pp. 139-146.

4. Bakhtin M.M. Problema teksta v lingvis - tike, filologii i drugikh gumanitarnykh naukakh. Opyt filosofskogo analiza. In: Bakhtin M.M. Estetika slovesnogo tvorchestva. Moscow: Iskusstvo, 1986. Pp. 297-325.

5. Sauvage J. Put i vremya goda, kotorye sleduet vybrat dlya puteshestviya na zemlyu Svyatogo Nikolaya v Moskovii (v Rossii) cherez Sever. In: Viane B. Puteshestvie Zhana Sovazha v Moskovi - yu v 1586 godu. Moscow: TEZAURUS, 2014 Pp. 61-73. (in Russian)

6. Herberstein S. von. Zapiski o Moskovii: in 2 vols. Moscow: Pamyatniki is - toricheskoy mysli, 2008. Vol. 1. 776 p. (in Russian)

7. Fletcher G. O Gosudarstve Russkom. St. Petersburg, 1906. 246 p. (in Russian)

8. Adam Olearius. Opisanie puteshestviya v Moskoviyu. Moscow: Rusich, 2003. 480 p. (in Russian)

9. Beglye vzglyady: Novoe prochtenie russkikh travelogov pervoy treti XX veka: coll. of art. Moscow: Novoe literaturnoe obozrenie, 2010. 400 p. (in Russian)

10. Istoriya russkoy literatury: in 4 vols. Leningrad, 1980. Vol. 1. 813 p.

11. Stroev A.F. Rossiya glazami frantszuzov XVIII - nachala XIX veka. Logos. 1999, No. 8, pp. 8-41.

12. Harbsmeier M. Elementary structures of otherness: An analysis of sixteenth-century german travel accounts In: Voyager а la Renaissance: Actes de colloque de Tours. Paris: Editions Maisonneuve et Larose, 1987. Pp. 153-164.

13. Klyuchevskiy V O. Sochineniya: in 9 vols. Moscow: Mysl, 1988. Vol. 3. 415 p.

14. Davies N. Istoriya Evropy Moscow: Tranzitkniga, 2005. 943 p (in Russian).

15. Nazarov V D. Kapitan Margeret i Rossiya: Metamorfozy sudby odnogo naemnika. In: Berelovich A., Nazarov V D., Uvarova P. Yu. (eds.) Jacques Margeret. Sostoyanie Rossiyskoy imperii. J. Margeret v doku - mentakh i issledovaniyakh (Teksty, kom - mentarii, statyi). Moscow: Yazyki slavyan - skikh kultur, 2007. Pp. 477-498.