"Вы рассказываете детям сказку или повесть...": рассказ "Маленький герой" Ф.М. Достоевского и повесть "Первая любовь" И.С. Тургенева

Размещено на http://www.allbest.ru/

«ВЫ РАССКАЗЫВАЕТЕ ДЕТЯМ СКАЗКУ ИЛИ ПОВЕСТЬ...»: РАССКАЗ «МАЛЕНЬКИЙ ГЕРОЙ» Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО И ПОВЕСТЬ «ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ» И.С. ТУРГЕНЕВА

Т.Б. Трофимова

Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук

В статье исследуется полемика И.С. Тургенева с Ф.М. Достоевским о проблеме романтизма. В центре этой полемики оказывается фигура В.Г. Белинского, эстетические взгляды которого были переосмыслены Достоевским в «Маленьком герое», ранее именовавшемся «Детской сказкой». Писатель в 1840-е годы находился под большим влиянием идей критика, в том числе его суждений о задачах детской литературы и воспитания детей. «Маленький герой» представляет собой романтический рассказ о первой любви и наполнен перекличками с высказываниями Белинского, которые были направлены против «шиллеровской любви» и «шиллеровского романтизма», против поэтизации рыцарского чувства. Все эти интонации отразились в «Маленьком герое». Более того, «соперником» юного влюбленного у Достоевского оказывается персонаж, прототипически близкий к известному критику, что, наряду с другими фактами, указывает на самом деле на полемический вектор Достоевского по отношению к Белинскому в этом его рассказе. «Детская сказка» стала для него прощанием с тем периодом его творчества, который был связан с Белинским.

Рассказ остался почти незамеченным критикой, однако привлек к себе внимание Тургенева, который, без сомнения, услышал все переклички с Белинским. Отсюда почти прямое следование, в деталях, за Достоевским в его повести «Первая любовь», которая не слишком по времени отстоит от «Маленького героя». Размышления героя Тургенева из «Первой любви» также похожи на мысли Белинского, особенно когда они касаются драматизма первого чувства. Однако именно героиня Тургенева транслирует суждения Белинского, отличающиеся глубиной понимания реализма, когда речь идет о красоте подлинной поэзии, в которой подчас более жизни, нежели в самой действительности. Романтический элемент в реализме Тургенев, вслед за Белинским, всегда признавал, и в данном случае полемически ответил на критику Достоевского в адрес их общего учителя.

Ключевые слова: Тургенев; Достоевский; Белинский; Шиллер; романтизм; реализм; сказка; детская литература; фантазия.

Tatyana Trofimova

“YOU TELL THE CHILDREN EITHER A FAIRY-TALE OR A STORY...”: THE LITTLE HERO BY F.M. DOSTOEVSKY AND THE FIRST LOVE BY I.S. TURGENEV

Institute of Russian Literature (Pushkinskij Dom) of the Russian Academy of Sciences

The article explores the polemics of Ivan Turgenev with Fyodor Dostoevsky over romanticism. At the center of this polemics is the figure of the prominent literary critic Vissarion Belinsky, whose aesthetic views were reinterpreted by Dostoevsky in The Little Hero, formerly called “A Children's Fairy Tale”. In the 1840's the writer was heavily influenced by the critic's ideas, including his judgments about the role of children's literature in the upbringing of children. The Little Hero is a romantic story about first love which echoes Belinsky's stance against “Schiller's love”, or “Schiller's romanticism” which lyricize the knightly feeling. All these intonations were reflected in The Little Hero.

Moreover, the “opponent” of the young lover as seen by Dostoevsky turns out to be a character prototypically close to the well-known critic. This, along with other facts, actually indicates Dostoevsky's polemical vector in relation to Belinsky in this story. “A Children's Fairy Tale” became to him an end of the literary period which was associated with Belinsky. The story remained almost unnoticed by critics; however it attracted the attention of Turgenev, who had most certainly heard Belinsky in it. An analysis of Turgenev's First Love shows that Turgenev was committed to Dostoevsky's ideas in The Little Hero. The reflections of Turgenev's hero from First Love are also similar to Belinsky's thoughts, especially when they relate to the drama of first love feeling. However, when it comes to the beauty of genuine poetry, which has more life than reality, it is the heroine of Turgenev who translates Belinsky's judgments, so deep in understanding realism. Like Belinsky, Turgenev always recognized an element of romantic in realism, and in this case polemically responded to Dostoevsky's criticism of their teacher.

Key words: Turgenev; Dostoevsky; Belinsky; Schiller; romanticism; realism; fairy-tale; children's literature; fantasy.

тургенев достоевский маленький герой

Исследователи творчества Достоевского уже обращали внимание на сходство этих произведений, считая, что чтение Тургеневым рассказа «Маленький герой» «могло послужить своего рода толчком для создания автобиографической повести <...>, первоначальные наброски которой датируются январем 1858 года» [Достоевский, 2014: 507]. Е. Краснощекова, в свою очередь, отмечает: «Содержательная перекличка рассказа Достоевского с повестью Тургенева очевидна. У того и другого автора полудетское чувство наивных и чистых подростков отдано красавицам зрелого возраста, страдающих от превратностей любви.» [Краснощекова, 2008: 399]. Следует отметить, что совпадают не только мотивы, например, рыцарства, или места действия -- окраина Москвы -- и т.п., но и мелкие детали. Так, и у того и другого мальчика для прогулок есть лошадка, одной и той же породы -- клеппер. Совпадает и отсылка к следующим словам повести Пушкина «Пиковая дама»: «Старая графиня *** сидела в своей уборной перед зеркалом. Три девушки окружали ее. Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с огненными лентами» [Пушкин, 1948: 231]. В рассказе Достоевского мальчик обратил внимание «на чепец с огненными лентами, скрывающий седины одной почтенной дамы в первом ряду» [Достоевский, 2014: 366]. У Тургенева Володя замечает, что «старуха (княгиня Засекина. -- Т.Т.) надела старомодный чепец с лентами огненного цвета» при посещении их дома [Тургенев, 1981: 317]. Известно, что оба писателя -- давно признанные мастера художественных деталей, которые при введении их в текст всегда расширяют смысл произведения. Тургенев в повести идет «во след» рассказу Достоевского, словно стараясь обратить внимание читателя на явное сходство произведений. Возникает вопрос -- зачем?

Напомним, что «Маленький герой» был написан Достоевским в Петропавловской крепости, куда писатель был помещен после ареста по «делу петрашевцев». К декабрю 1849 г., когда осужденных отправляли в Сибирь, рассказ был закончен. Достоевский писал брату в письме от 22 декабря 1849 г.: «несколько листков моей рукописи, чернового плана драмы и романа (и оконченная повесть «Детская сказка») у меня отобраны и достанутся, по всей вероятности, тебе» [Достоевский, 1985: 161]. Рассказ был опубликован М.М. Достоевским через восемь лет под заглавием «Маленький герой (Из неизвестных мемуаров)» в «Отечественных записках» за 1857 г., а вместо подписи стояла анаграмма «М-ий».

Благодаря сближению с В.Г. Белинским после его восторженного отзыва о «Бедных людях» и успеха романа после публикации, Достоевский вошел в круг литераторов «натуральной школы», возглавляемой критиком. 8 октября 1845 г. Достоевский пишет брату

Михаилу: «...я бываю весьма часто у Белинского. Он ко мне донельзя расположен...» [там же: 113]. В декабре 1845 г. на литературном вечере у критика он читает несколько глав из «Двойника», вызвавшего у Белинского и других литераторов критические отзывы. «Вот что гадко и мучительно, -- пишет он брату Михаилу 1 апреля 1846 г., -- свои, наши, Белинский и все мною недовольны за Голядкина. Первое впечатление восторг, говор, шум, толки. Второе -- критика» [там же: 119]. Отношения постепенно становятся натянутыми, и 6 ноября 1846 г. он сообщает брату: «Скажу тебе, что я имел неприятность окончательно поссориться с “Современником” в лице Некрасова <...> Что касается до Белинского, то это такой слабый человек, что даже в литературных мнениях у него пять пятниц на неделе. Только с ним я сохранил прежние добрые отношения. Он человек благородный...» [там же: 133--134] (курсив мой. -- Т.Т.). Но вскоре окончательный разрыв с кружком Белинского все же произошел. Вступив после этого в ряды «петрашевцев», Достоевский не забывал своего «учителя». На собраниях у М.В. Петрашевского и С.Ф. Дурова читал дважды письмо Белинского к Гоголю, что, кстати, и послужило основной причиной ареста Достоевского. В день смерти критика 26 мая 1848 г. писатель пришел к своему другу врачу С.Д. Яновскому и сказал ему: «Батенька, великое горе свершилось, -- Белинский умер» [Гроссман, 1935: 52]. Находясь в Петропавловской крепости, возможно, Достоевский вспоминал свою жизнь, в которой важное место занимала дружба с Белинским, споры с ним, чтение его статей, оказавших большое влияние на писателя. Это уже на каторге началось «перерождение» Достоевского, после которого он вернулся в Петербург христианином и монархистом. Резко изменилось и отношение у писателя к Белинскому и его взглядам начиная с конца 1850-х годов.

В первой журнальной публикации в начале рассказа было обращение к Машеньке, вероятно, девушке-подростку, вступающей во взрослую жизнь, для которой и написана эта «сказка». Впоследствии Достоевский снял это вступление. Как считает Н.Л. Зыховская, «в этом обращении-предисловии были сформулированы некоторые важные эстетические принципы раннего Достоевского: рассказ написан в угоду капризной девочке и должен соответствовать нескольким критериям». Далее исследователь акцентирует внимание на том, что в рассказе должны быть «занимательность (“чтоб было ужасно как любопытно слушать”), не сентиментальность (“потому что Машеньке совсем не хочется плакать <...> ей и смеяться тоже не хочется”), не страшность (“и так прошлую ночь всю измучилась: какой-то страшный сон видела”), лаконичность (“чтоб не было длинно”), ясность фабулы (“чтоб не было путаницы”)» [Зыховская, 2008: 124] (курсив Н.Л. Зыховской. -- Т.Т.). Отметим, что автор- рассказчик, обращаясь к Машеньке, хочет воскресить «все любимые ее “милые видения” прошедшего, внезапно воскресшие в ее горячей головке», но так, чтобы «заставить забиться причудливое сердечко» [Достоевский, 2014: 594] юной слушательницы. В предисловии автор- рассказчик своей беседой старается воздействовать не на разум, а на чувства девушки, вспоминая счастливые и радостные дни, проведенные в деревне, «время золотое, когда обоим было так хорошо, что как будто и правда, что мы тогда зараз прожили всё наше счастье, за всю нашу жизнь, и ничего про запас не оставили» [там же].

В этом вступлении к «сказке» для девочки, на наш взгляд, видна перекличка писателя с размышлениями Белинского о детской литературе, о детских книгах, об их роли в воспитании детей. Критик считал, что целью детских книг должно быть «развитие» у ребенка «чувства любви и чувства бесконечного», а не рассудка. «В детском возрасте чувство и рассудок в решительной противоположности, в решительной вражде, и одно убивает другое, -- полагает Белинский, -- <...> преимущественное развитие чувства дает им (детям. -- Т.Т.) полноту, гармонию и поэзию жизни; преимущественное развитие рассудка губит в их сердце пышный цвет чувства и выращивает в них пырей и лебеду резонерства» [Белинский, 1954: 89]. По словам критика, именно резонерство «иссушает в детях источники жизни, любви, благодати», современные детские книжки «часто развивают в них эту несчастную способность резонерства, вместо того, чтобы противодействовать ее возникновению и развитию» [там же: 90]. Автор-рассказчик, обращаясь к чувствам и сердечку Машеньки, пишет: «Мы хотим одним взглядом наших бирюзовых сияющих глазок разбить в прах всё непрошеное резонерство загрустившего нашего друга и разрешить все досадные вопросы разом, по-своему» [Достоевский, 1972: 595]. Другим важным и необходимым условием для образования детей, по мнению Белинского, была «живая поэтическая фантазия»: «чрез нее и посредством ее должен он (писатель. -- Т. Т) действовать на детей. В детстве фантазия есть преобладающая способность и сила души, главный ее деятель и первый посредник между духом ребенка и вне его находящимся миром действительности» [Белинский, 1954: 93]. По мнению критика, ребенку нужны «образы, краски и звуки», «дитя не любит отвлеченных идей; ему нужны историйки, повести, сказки, рассказы.» [там же] «Какие грезы тебя убаюкали? В какое волшебное царство летала твоя фантазия?» -- спрашивает автор-рассказчик Машеньку, обращаясь к ее воображению [Достоевский, 2014: 594]. Надо «говорить образами с детьми», -- утверждает Белинский. Во вступлении к «детской сказке» перед читателем и Машенькой возникает образ камина, который радуется, что будут слушать его веселую трескотню и от этого он становится похож на доброго хозяина, а в окно стучит и бьется «отмороженными, костлявыми пальцами» злая вьюга [там же: 593, 596]. Да и само название произведения -- «Детская сказка» -- отсылает к Белинскому, посвятившему жанру сказки свои критические статьи, в которых он разрабатывал теоретические концепции сказки народной и сказки литературной. Именно сказка, по мнению критика, помогает сердцу человека подготовиться «к борьбе со случайностями жизни». «Вы рассказываете детям сказку или повесть, -- обращался критик к писателям, -- спрячьтесь за нее, чтоб вас не было видно, пусть всё в ней говорит само за себя, непосредственным впечатлением». Не надо детям объяснять нравственную мысль произведения, «дайте ее почувствовать, не делайте из нее вывода в конце вашего рассказа, но дайте им самим вывести» [Белинский, 1954: 94]. «Пишите, пишите для детей, но только так, чтобы вашу книгу с удовольствием прочел и взрослый и, прочтя, перенесся бы легкою мечтою в светлые годы своего младенчества...», -- призывал Белинский писателей [там же: 93].

В предисловии к «Детской сказке» Достоевский действительно сформулировал свои эстетические принципы, совпадающие с эстетическими взглядами Белинского на формирование литературы для детей, в свете которых будет написан основной текст рассказа. «Маленький герой» -- романтический рассказ о естественных чувствах мальчика, его первой любви, взрослении, мечтах и фантазиях, возвративший автора-рассказчика в его воспоминаниях «в светлые годы» детства. Но и сам текст рассказа наполнен перекличками с идеями Белинского.

«Маленький герой», по определению Г. Померанца -- «апофеоз романтизма», и это не случайность [Померанц]. Приняв эстетические принципы Белинского, необходимые для написания произведения для детей, Достоевский вступает, на наш взгляд, с критиком в полемику о романтизме как таковом. Белинский в рецензии на сказки Гофмана отмечал, что в новелле немецкого писателя противопоставляется естественность и глубина детского романтического восприятия и воображения рассудочному прагматизму взрослых. Ребенок же для романтиков ввиду своей неиспорченности и наивности представлялся существом наиболее открытым для романтического восприятия действительности. Именно так видит окружающий его реальный мир одиннадцатилетний мальчик у Достоевского, попавший погостить к своему родственнику: «Казалось, что это был праздник, который с тем и начался, чтобы никогда не кончиться <...> Только одна блестящая сторона картины могла броситься в мои детские глаза, и это всеобщее одушевление, блеск, шум -- всё это, доселе невиданное и неслыханное мною, так поразило меня, что я впервые совсем растерялся и маленькая моя голова закружилась» [Достоевский, 2014: 363--364]. Среди всех гостей маленького героя привлекла ш-ше М*, лицо которой напоминало «светлые лица итальянских мадонн, что, смотря на нее, самому становилось скоро так же грустно, как за собственную, как за родную печаль» [там же: 369]. Но главное, что притягивало внимание мальчика, его любопытство, было обусловлено следующим: «Похоже было на то, как будто я допытывался какой-нибудь тайны...» [там же: 592]. На домашний праздник решили поставить «живые картины». Маленький герой стал вместе с ш-ше М* участником одной из сцен из средневековой жизни, которая называлась «Госпожа замка и ее паж». Роль пажа дала право мальчику везде сопровождать свою «даму сердца». Появляется тема «средних веков». Его «соперниками» оказались ш-г М*, муж «прекрасной дамы» и ее возлюбленный господин Н-кий. Тайна ее печали открылась мальчику, но и его поклонение ш-ше М* открылось окружающему обществу из-за «тиранки» и его «гонительницы-блондинки». Второй эпизод рассказа -- укрощение строптивого коня Танкреда -- вводит в текст имя Шиллера. Именно после этого события герой рассказа подумал: «я был рыцарь, герой. “Делорж! Тогенбург!” -- раздавалось кругом» [там же: 385]. Маленький герой, рыцарь «прекрасной дамы» ш-ше М*, совершает и второй реальный подвиг: возвращает ей письмо от г-на Н-кого, которое она потеряла, тем самым спасая свою «даму сердца» от позора и сплетен. В финале рассказа читатель узнает, что маленький герой «более с ней не встречался».

Введение мотива рыцарства в текст рассказа не случайно. Сравнение мальчика с героями двух баллад Шиллера «Перчатка» и «Рыцарь Тогенбург» в переводе Жуковского значимо. «У нас он (Шиллер. -- Т.Т.), вместе с Жуковским, в душу русскую всосался, клеймо в ней оставил, почти период в истории нашего развития обозначил», -- напишет позднее Достоевский в «Дневнике писателя» [там же, 1981: 31]. Упоминание в тексте имени немецкого писателя и его баллад, да еще и «вместе с Жуковским», на наш взгляд, отсылка к рассуждениям Белинского о романтизме во второй статье из цикла статей Белинского о Пушкине, большая часть которой посвящена характеристике творчества Жуковского как поэта-романтика и переводчика. Отмечая, что «романтизм нашего времени есть органическое единство всех моментов романтизма, развивавшегося в истории человечества», Белинский, продолжая эту мысль, замечает, что «теперь для всякого возраста и для всякой ступени сознания должна быть своя любовь <...> Есть в жизни человека пора романтизма средних веков. И во всякую пору человека сердце его знает, как надо любить ему и какой любви оно должно отозваться» [Белинский, 1955 (1): 161]. И «Шиллер <...> романтик в смысле средних веков! <...>

Шиллер высок в своем созерцании любви, но это любовь мечтательная, фантастическая.» [там же: 165] Достоевский и показывает в «Маленьком герое» эту шиллеровскую любовь, шиллеровский романтизм одиннадцатилетнего мальчика. Далее Белинский в статье, пересказав содержание баллады, с определенной долей сарказма, пишет: «В одно прекрасное утро злополучный рыцарь умер, смотря на окно <...> Сердца холодные и разочарованные, души жестокие и прозаические, мы жалеем об этом рыцаре, но не как о человеке, постигнутом роком и несущим на себе тяжкое бремя действительного несчастия, а как о сумасшедшем. Поистине бедняжка для нас немного смешон и жалок.

Что делать? В этом отношении мы <.> нисколько не романтики <.> мы не верим, чтоб все назначение мужчины заключалось только в любви и чтоб все силы души его должны были сосредоточиться в одном этом чувстве <.> мы не верим возможности любви нераздельной, -- если можем допустить ее, то не иначе, как болезнь или помешательство» [там же: 173]. В рассказе, как уже говорилось, есть «соперник» маленького героя -- m-r M* муж «прекрасной дамы». Характеризуя его, автор- рассказчик пишет: «Особенно же запасаются они своими фразами на изъявление своей глубочайшей симпатии к человечеству <.> и, наконец, чтоб безостановочно карать романтизм, то есть зачастую всё прекрасное и истинное, каждый атом которого дороже всей их слизняковой породы. Но грубо не узнают они истины в уклоненной, переходной и неготовой форме и отталкивают всё, что ещё не поспело, не устоялось и бродит» [Достоевский, 2014: 373]. Исследователи считают, что одним из прототипов этого обобщенно-собирательного образа был Белинский [Payne, 1961: 80; Peace, 1997: 221--237].

Итак, для Достоевского толчком к написанию «Детской сказки» могли послужить смерть Белинского, арест самого Достоевского из-за чтения письма Белинского к Гоголю, размышления писателя об очень важном периоде его жизни, счастливом времени его молодости, о своем писательском дебюте, которым он был в какой-то степени обязан Белинскому, о незаконченных спорах с критиком и нерешенных проблемах. Рассказ, опубликованный в 1857 г., остался почти незамеченным критикой, но, мы можем предположить, что его внимательно прочел Тургенев.

Повесть «Первая любовь» была задумана им в 1858 г., а опубликована лишь в 1860 г., в третьем номере журнала «Библиотека для чтения». Посвящена П.В. Анненкову, другу молодости. Напомним, что Анненков был близок с Белинским и его окружением в «Отечественных записках» и «Современнике». Летом он сопровождал Белинского в заграничной поездке и критик при нем писал свое знаменитое письмо к Гоголю. Посвящение Анненкову уже скрывает в подтексте воспоминание о Белинском.

«Первая любовь» -- это воспоминания уже не молодого человека о своей молодости, о своей первой любви. «Маленький герой» стал старше, ему уже 16 лет. «Я никогда не забуду первых недель, проведенных мною на даче, -- вспоминает Владимир Петрович, герой повести, -- <...> кровь бродила во мне, и сердце ныло -- так сладко и так смешно: я всё ждал чего-то и всему дивился и весь был наготове; фантазия играла и носилась быстро вокруг одних и тех же представлений <...> я задумывался, грустил и даже плакал; но и сквозь слезы и сквозь грусть <.> проступало <.>радостное чувство молодой, закипающей жизни» [Тургенев, 1981: 307--306]. Тургенев, как и Достоевский, вводит в свой текст тему «средних веков». Володя «воображал себя рыцарем на турнире», ему явился «призрак женской любви» и «полусознанное, стыдливое предчувствие чего-то нового, несказанно сладкого, женского.» [там же: 306]. С этой темой связан и эпизод «посвящения» Зинаидой Володи в свои пажи [там же: 342]. Есть отсылка и к Шиллеру, но не к балладам, а драме «Разбойники». Во время прогулки он встречает свою «прекрасную даму», соседку по даче, княжну Зинаиду Засекину. И у Тургенева сюжет гораздо драматичнее: «соперником» Владимира в любви к его «даме сердца» окажется его же отец, страстно полюбивший княжну. Напомним, что отцу почти 40 лет. Зинаиде -- 21 год. И Зинаида полюбит Петра Васильевича. Рассуждая о романтизме, Белинский замечает: «. для всякого возраста и для всякой ступени сознания должна быть своя любовь, т. е. один из моментов развития романтизма в истории. Смешно было бы требовать, чтобы сердце в восемнадцать лет любило, как оно может любить в тридцать и сорок, или наоборот» [Белинский, 1955 (1): 161].

Образ Зинаиды -- один из центральных в повести, восприятие, которого вызвало неоднозначную реакцию. Д.И. Писарев признался, что не понял характер героини [Писарев, 1955: 266]. Н.А. Добролюбов вовсе увидел в Зинаиде «нечто среднее между Печориным и Ноздревым в юбке» [Добролюбов, 1962: 335]. И только Г. Флобер написал: «Какая поразительная девушка Зиночка! Одно из Ваших качеств -- это умение изобретать женщин. Они идеальны и реальны. Они обладают притягательной силой и окружены ореолом» [Flaubert, 1946: 5-6. Перевод А.М. Березкина]. Зинаида в изображении Тургенева живая девушка, в ее движениях «было что-то очаровательное, повелительное, ласкающее, насмешливое и милое», «светлая и лукавая усмешка», «ясный и быстрый взгляд», и в то же время в лице девушки все было «тонко, умно и мило» [Тургенев, 1981: 307, 312]. M-me M* в восприятии мальчика в рассказе Достоевского «была тоже очень хороша собой <...> ее грустные большие глаза, полные огня и силы, смотрели робко и беспокойно <...> странная робость <...> унынием покрывала подчас ее тихие, кроткие черты <...>что, смотря на нее, самому становилось грустно, как за собственную, как за родную печаль» [Достоевский, 1972: 369]. В описании героини Достоевского часто используются эпитеты: грустная, печальная, тихая, унылая и т.п. «Женщина Шиллера, -- пишет Белинский, -- это не живое существо с горячею кровью и прекрасным телом, а бледный призрак; это не страсть, а аффектация <...> В балладах своих Шиллер воскресил весь пиэтизм средних веков, со всей безотчетностью его содержания» [Белинский, 1955 (1): 165]. Любовь у Шиллера «мечтательная, фантастическая». Противопоставляя «романтизм нашей эпохи» романтизму «средних веков», критик писал: «Идеал нашего времени -- не дева идеальная и неземная, гордая своею невинностью <...>нет, идеал нашего времени -- женщина, живущая не в мире мечтаний, а в действительности осуществляющая жизнь своего сердца, -- не такая женщина, которая чувствует одно, а делает другое. В наше время любовь есть идеальность и духовность чувственного стремления, которое только ею и может быть законно, нравственно и чисто» [Белинский, 1955 (1): 164]. Тургенев словно воплощает мысль Белинского, создавая образ Зинаиды и сравнивая его с образом ш-ше М*. Это отчетливо видно в сценах прощальных свиданий героинь со своими возлюбленными, свидетелями которых становятся мальчики. Если ш-ше М*, расставшись со своим любимым Н-ким, «задумчиво и уныло направилась к дому», то Зинаида «с непередаваемым отпечатком преданности, грусти, любви и какого-то отчаяния» разговаривает с Петром Васильевичем, отцом Володи, получает удар хлыстом по руке и целует «заалевшийся» на руке рубец от удара. Мысли «маленького героя» «были разбиты и рассеяны», сердце «билось крепко, как от испуга» [Достоевский, 2014: 368]. Героя Тургенева последний «месяц <...> состарил -- и моя любовь, -- пишет он, -- со всеми своими волнениями и страданиями, показалась мне самому чем-то таким маленьким, и детским, и мизерным перед тем другим, неизвестным чем-то, о котором я едва мог догадываться.» [Тургенев, 1981: 301]. Размышления «маленького героя» и Володи похожи на мысли Белинского о том, что изменения в сердце человека даются ему с болью и страданием, «ценою разрушенных надежд, несбывшихся мечтаний, побитых фантазий, ценою уничтожения всего того романтизма средних веков, который истинен только как стремление и всегда ложен как осуществление! И не каждый достигает этой нравственной возможности; но большая часть падает жертвою стремления к ней, падает с разбитым на всю жизнь сердцем, нося в себе, как проклятие, память о другом разбитом навсегда сердце, о другом навеки погубленном существовании...» [Белинский, 1955 (1): 161]

В повести «Первая любовь» Тургенев обращается к реализму Пушкина и романтизму, уже теряющему свои позиции. Возникает явное противопоставление: Пушкин -- Марлинский. Майданов читает свою поэму «Убийца», «которую он намеревался издать в черной обертке с заглавными буквами кровавого цвета». Зинаида, наслушавшись его стихов, «плохо ему верила» и «заставляла читать Пушкина, чтобы, как она говорила очистить воздух» [Тургенев, 1981: 327]. Белинский писал по поводу такого романтизма: «Явился романтизм -- и пошли романтические драмы, кровавые, страшные, эффектные» [Белинский, 1955 (2): 45]. А.И. Батюто отмечает, что в повести «мерилом хорошего литературного вкуса становится не только умение постигать значение творчества Пушкина, но и потенциальная способность сочувственного отклика на суждения о нем Белинского. “Мнение в духе Белинского” Тургенев вкладывает в уста Зинаиды, понимающей красоту подлинной поэзии» [Батюто, 2004: 631].

Еще одна отсылка к Белинскому, вложенная в уста Зинаиды, присутствует в эпизоде чтения пушкинского стихотворения «На холмах Грузии.». Выслушав его, героиня говорит: «Вот чем поэзия хороша: она говорит нам то, чего нет и что не только лучше того, что есть, но даже больше похоже на правду.» [Тургенев, 1981: 330]. В статье «О стихотворениях Лермонтова» критик заметил: «Поэзия есть выражение жизни, или лучше сказать, сама жизнь. Мало этого: в поэзии жизнь более является жизнью, нежели в самой действительности» [Белинский, 1954: 144]. Содержание стихотворения Пушкина стало правдивее и ярче, чем действительность в ее обычном проявлении.

Тургенев был почти полностью согласен с Белинским в соотношениях реализма и романтизма, но не романтизма «ложно-величавого» или «романтизма средних веков», а романтизма естественного, который всегда есть в жизни человека. В реализме всегда будут «элементы романтизма», считал Тургенев. И в этом смысле он продолжал именно традицию Белинского, к которому всегда сохранял самые добрые чувства. Прочитав рассказ «Маленький герой» Достоевского, Тургенев, полагаем мы, едва ли мог не откликнуться -- и вступил с писателем в полемику о проблеме романтизма, поддерживая взгляды своего друга и учителя.

Список источников и литературы

1. Батюто А.И. Избранные труды. СПб, 2004.

2. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 4. М., 1954.

3. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 7. М., 1955 (1).

4. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. Т. 9. М., 1955 (2).

5. Гроссман Л.П. Жизнь и труды Ф.М. Достоевского. Биография в датах и документах. М.; Л., 1935.

6. Добролюбов Н.А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 2. М.; Л., 1962.

7. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Т. 2. Л., 1972.

8. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Т. 23. Л., 1981.

9. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Т. 28. Кн. 1. Л., 1985.

10. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. и писем: В 35 т. Соч.: Т. 2. СПб, 2014.

11. Зыховская Н.Л. «Маленький герой» // Достоевский: Сочинения, письма, документы. Словарь-справочник. СПб.: Изд-во «Пушкинский Дом», 2008. С. 123-126.

12. Краснощекова Е. Роман воспитания. Bildungsroman на русской почве. СПб, 2008.

13. Писарев Д.И. Соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1955.

14. Померанц Г. Открытость бездне. Встречи с Достоевским. Дети и детское в мире Достоевского. URL: htm (accessed: 27.08.18).

15. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 16 т. Т. 8. Кн. 1. М.; Л., 1948.

16. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. Соч.: В 12 т. Т. 6. М., 1981.

17. Flaubert G. Lettres inйdites а Tourguйneff. Monaco, 1946.

18. Payne R. Dostoevsky: A Human Portrait. N.Y., 1961.

19. Peace R. Dostoevsky's “Little Hero” and “The Knight of Sad Countenance” // Life and Text: Essays in Honour of Geir Kjetsaa on the Occasion of His 60th Birthday. Oslo, 1997. P. 221-237.

20. Batyuto A.I. Izbrannye trudy. [Selected Works]. Saint Petersburg: Publ.

21. Nestor-Istoriya, 2004. 960 s. (In Russ.)

22. Belinsky V.G. Poln. sobr. soch. [Complete Works]. V 13 t. T. 4. Moskva: Publ. AN SSSR, 1954. 675 c. (In Russ.)

23. Belinsky V.G. Poln. sobr. soch. [Complete Works]. V 13 t. T. 7. Moskva: Publ. AN SSSR, 1955 (1). 799 c. (In Russ.)

24. Belinsky V.G. Poln. sobr. soch. [Complete Works]. V 13 t. T. 9. Moskva: Publ. AN SSSR, 1955 (2). 804 c. (In Russ.)

25. Grossman L.P. Zhizn' i trudy F.M. Dostoevskogo. Biografiya v datah i doku- mentah. [Life and works of Dostoevsky. Biography in details and documents]. Moskva; Leningrad: Publ. Academia, 1935. 382 s. (In Russ.) Dobrolyubov N.A. Sobr. soch. [Complete Works]. V 9 t. T. 2. Moskva; Leningrad: Publ. Gosudarstvennoe izd-vo hudozh. literatury, 1962. 562 s. (In Russ.)

26. Dostoevsky F.M. Poln. sobr. soch. i pisem. [Complete Works and Letters].

27. 30 t. T. 2. Leningrad: Publ. Nauka, 1972. 527 s. (In Russ.)

28. Dostoevsky F.M. Poln. sobr. soch. i pisem. [Complete Works and Letters].

29. 30 t. T. 23. Leningrad: Publ. Nauka, 1981. 423 s. (In Russ.)

30. Dostoevsky F.M. Poln. sobr. soch. i pisem. [Complete Works and Letters].

31. 30 t. T. 28. Kn. 1. Leningrad: Publ. Nauka, 1985. 572 s. (In Russ.)

32. Dostoevskij F.M. Poln. sobr. soch. i pisem. [Complete Works and Letters], V 35 t. Soch. T. 2. Saint Petersburg: Publ.Nauka, 2014. 794 s. (In Russ.)

33. Zyhovskaya N.L. «Malen'kijgeroj» [“The Little Hero”], Dostoevski: Sochi- neniya, pis'ma, dokumenty. Slovar'-spravochnik. Saint Petersburg: Publ. Pushkinski Dom, 2008. S. 123--126. (In Russ.)

34. Krasnoshchekova E. Roman vospitaniya. Bildungsroman na russkoj pochve. [The novel of upbringing. Bildungsroman on Russian soil]. Saint Petersburg: Publ. Pushkinski Fond, 2008. 480 s. (In Russ.)

35. Pisarev D.I. Soch. [Works]. V 4 t. T. 1. Moskva: Publ. Gosudarstvennoe izd- vo hudozh. literatury, 1955. 388 s. (In Russ.)

36. Pomeranc G. Otkrytost' bezdne. Vstrechi s Dostoevskim. Deti i detskoe v mire Dostoevskogo. [Openness to the abyss. Meetings with Dostoevsky. Children and children in the world of Dostoevsky] URL: niv.ru/dostoevskiy/kritika/pomeranc-otkrytost-bezdne/deti-i-detskoe- v-mire-dostoevskogo.htm (accessed: 27.08.18). (In Russ.)

37. Pushkin A.S. Poln. sobr. soch. [Complete Works and Letters]. V 16 t. T. 8. Kn. 1. Moskva; Leningrad: Publ. An SSSR, 1948. 496 s. (In Russ.)

38. Turgenev I.S. Poln. sobr. soch. ipisem. [Complete Works and Letters]. V 30 t. Soch.: V 12 t. T. 6. Moskva: Publ. Nauka, 1981. 496 s. (In Russ.)

39. Flaubert G. Lettres inйdites а Tourguйneff. Monaco: Editй par Йditions du Rocher, 1946. 227 r.

40. Payne R. Dostoevsky: A Human Portrait. New York: Knopf, 1961. 375 p.

41. Peace R. Dostoevsky's “Little Hero” and “The Knight of Sad Countenance”, Life and Text: Essays in Honour of Geir Kjetsaa on the Occasion of His 60th Birthday. Oslo: University of Oslo, 1997, pp. 221-237.

Размещено на Allbest.ru