Ян Сюн как создатель китайской риторики

Размещено на http://www.allbest.ru/

ЯН СЮН КАК СОЗДАТЕЛЬ КИТАЙСКОЙ РИТОРИКИ

ян сюн красноречие китай

И.И. Семененко

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В.Ломоносова»

Статья посвящена доказательству того, что Ян Сюн (53 г. до н.э. - 18 г. н.э.), выдающийся китайский мыслитель, литератор и ученый, является создателем первой эксплицитной риторики как теории литературы в Китае. С этой точки зрения его творчество в мировой синологии еще не рассматривалось. В статье выявляются основные факторы и особенности формирования древнекитайских учений об ораторском искусстве с использованием результатов исследований по археологическим раскопкам последних трех десятилетий. Творчество Ян Сюна - одна из завершающих стадий развития красноречия в Древнем Китае. Основные положения риторики Ян Сюна раскрываются на основе исследования его трактата «Образцовые речи» Фаянь, который представляет собой одновременно и теорию, и практику словесности, поскольку, с одной стороны, в нем формулируется теория риторической поэзии и прозы, а с другой - он мыслится автором как образец ее литературного воплощения. Этот мыслитель понимает словесность очень широко, она охватывает все основные жанры и виды сформировавшейся к тому времени письменности. Особая роль в ней отводится канонической литературе, которая совмещает признаки канона и классики. Ян Сюн придает поэзии и прозе риторический характер, проводит функциональное различие между устной и письменной речью, но именно с текстом связывает творческий акт, делая письмо первичным по отношению к устному выступлению. Особое внимание он уделяет эстетической стороне древнекитайской письменности. Ян Сюн также дает рационалистическую интерпретацию божественной инспирации, рассматривает феномен творчества и разрабатывает категорию индивидуального авторства.

Ключевые слова: риторика; теория литературы; устная и письменная речь; творчество; индивидуальное авторство.

Ivan I. Semenenko

Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 119991

The article is devoted to proving that Yan Xiong (53 BC - 18 AD), an outstanding Chinese thinker, writer and scientist, is the creator of the first explicit rhetoric as a theory of literature in China. From this point of view his work in world sinology has not yet been considered. The article reveals the main factors and features of the formation of ancient Chinese doctrines on oratorical art using the results of research on archaeological excavations of the last three decades. Ancient Chinese rhetoric has gone a long way of development from latent to explicit form with the selection of poetics from it. The works of Yang Xiong are one of the final stages of this process.The main provisions of Yang Xiong's rhetoric are revealed on the basis of the study of his treatise “Exemplary Speeches” Fayan, which is both the theory and practice of literature, because on the one hand, it formulates the theory of rhetorical poetry and prose, and on the other hand it is conceived by the author as a canonical example of its literary embodiment. This thinker understands literature very widely, it covers all the main genres and types of writing that was formed by that time. A special role in it is given to the canonical literature, which combines the features of the canon and classics. Yang Xiong gives poetry and prose rhetorical character, makes a functional distinction between oral and written speech, but it is with the text that binds the creative act, making the writing primary in relation to the oral presentation. He pays special attention to the aesthetic side of the ancient Chinese litereture. Yang Xiong also gives a rationalistic interpretation of divine inspiration, examines the phenomenon of creativity and develops the category of individual authorship.

Key words: rhetoric; theory of literature; oral and written speech; creativity; individual authorship.

В Древнем Китае риторика как теория поэзии и прозы Под термином «риторика» я имею в виду определение, данное ей С.С. Аверинцевым, который говорит о том, что если в риторике по примеру древних греков видеть прошла долгий путь развития от латентной к эксплицитной форме с вычленением из нее поэтики. Становлению риторики способствовали три основных фактора: 1) переход от ритуальной к текстовой культуре, 2) развитие индивидуального авторства и 3) выделение эстетической стороны словесностипрежде всего «искусство убеждать», то «перестает играть роль противоположение риторики как теории прозы поэтике как теории поэзии: поэтику позволительно рассматривать как «инобытие риторики», особо выделяемый внутри нее раздел». См.: Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996. С. 133. О значении этих типологически выявляемых факторов для разных областей культуры, включающих риторику и поэтику, см.: Аверинцев С.С. Указ. соч. С. 77-97, 220-227, 229-231, и др.; Гринцер Н.П., Гринцер П.А. Становление литературной теории в Древней Греции и Индии. М., 2000. С. 8-9; Ассман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004. С. 94, 100, 103-104, 132, 298, 313-314..

До недавнего времени наиболее распространенным в науке было положение о полном господстве устного слова в древнекитайской литературной традиции. Но археологические раскопки последних трех десятилетий постоянно вносят новые коррективы в эту концепцию. К ним относится открытие массы ранних бронзовых надписей и рукописей на бамбуковых планках, свидетельствующих о более значительной, чем считалось ранее, роли письма в создании, передаче и сохранении текстов. Например, ставится под вопрос преимущественно устный характер происхождения ранних частей архаического свода поэзии «Канона песен» Шицзин и его передачи в периоды Западной Чжоу (Х1-УШ вв. до н.э.), Чуньцю (УШ-У вв. до н.э.), Чжаньго (У-111 вв. до н.э.) и Хань (III в. до н.э. - III в. н.э.) See Shaughnessy Ed. L. Unearthed Documents and the Question of the Oral versus Written Nature of the Classic of Poetry // Harvard Journal of Asiatic Studies 75. 2 (2015). P. 331-375.. В таком же плане начинают рассматривать развитие философской прозы, характеризуя !У-Ш вв. как «сдвиг» к доминированию «рукописной культуры» See Literary Forms of Argument in Early China / Ed. by Joachim Gentz and Dirk Meyer. Leiden; Boston, 2015. P. 13..

Связь словесности с ритуалом в Древнем Китае была тоже отнюдь не статичной и менялась по периодам. Ее наиболее радикальное изменение относится к периоду перехода от архаики к рефлективному традиционализму в VI--II вв. до н.э., когда начинается рефлексия над культурой и традицией См.: Семененко И.И. О типе художественного сознания древнекитайской литературы // Ломоносовские чтения. Востоковедение: Тезисы докл. научн. конф. М., 2014. C. 163-165.. В то время ритуал формально мог не отделяться от словесности, но на ее высшем интеллектуальном уровне переосмысливался, менялся качественно, становился конструктивной основой новых идей (в этом проявлялось определенное сходство с древнегреческой философией) Этой теме посвящена кн.: Семененко И.И. Афоризмы Конфуция. М., 1987.. На внеритуальной основе, с акцентом на риторико-логических приемах развивалась аргументационная, философско-риторическая проза Об этом вполне убедительно свидетельствует текст Мэнцзы, см.: Мэнцзы в новом переводе с классическими комментариями Чжао Ци и Чжу Си / Исслед., пер. с кит., прим. прил. И.И. Семененко. М., 2016..

Все это приводит к новой постановке вопроса о проявлении авторского начала в древнекитайской словесности. По одной из наиболее распространенных сейчас точек зрения, считается, что автор в ней замещался авторитетом, и она могла основываться не более, чем на коллективном или композитном авторстве вплоть до II в. до н.э. See Kern M. The Formation of the Classic of Poetry // The Homeric Epics and the Chinese Book of Songs: Foundational Texts Compared / Ed. by Fritz-Heiner Mutschler. Newcastle upon Tyne, 2018. P. 53-55; Raji C. Steineck and Christian Schwermann. Introduction // That wonderful composite called author: Authorship in East Asian literatures from the beginnings to the seventeenth century / Ed. by: Schwermann Christian; Steineck Raji C. Leiden, 2014. P. 25, 28, 32, 37-38, 44. Но отмеченные выше находки стимулируют новые дискуссии, например, о возможности индивидуального авторства в отдельных песнях Шицзина (относящихся к IX-VIII вв. до н.э.), в которых их создатели называют себя и говорят о своих стихах See Beecroft A. Authorship in the Canon of Songs (Shi Jing) // That wonderful composite called author: Authorship in East Asian literatures from the beginnings to the seventeenth century / Ed. by: Schwermann Christian; Steineck Raji C. Leiden, 2014. P. 101-107.. На мой взгляд, здесь не может идти речь об индивидуальном авторстве в полном смысле, оно находилось как бы на полпути и недалеко от того, что называется «авторством в себе» Историческая поэтика. М., 1994. С. 12. See Boltz William G. The Composite Nature of Early Chinese Texts // Text and ritual in early China / Ed. by Martin Kern. Seattle, 2005. P. 50-78.. Еще более остро встает вопрос об авторстве в философской прозе V--III вв. до н.э. Выкопанные рукописи (IV в. до н.э.), обнаружившие свободу в комбинации устойчивых «текстовых единиц» чжан («глав» или «параграфов») в рамках разных вариантов одного текста¹¹, свидетельствуют скорее не о «выдуманности» их авторов See Lewis Mark Ed. Wrighting and Authority in Early China. Albany, 1999. P. 54., а о своеобразии формирования этих памятников, в основе которых было «философское красноречие» (термин Л.Д. Позднеевой) Позднеева Л.Д. Ораторское искусство и памятники Древнего // Вестник древней истории. 1959. № 3. С. 28. «учителей» чжуцзы - основателей школ цзя. Ключевым здесь является наличие индивидуальной риторической манеры (определенного сочетания топосов, риторических приемов и т.п.), объединяющей исходную основную часть «текстовых единиц». Новые данные о развитии письма в ГУ-Ш вв. до н.э. подверждают, что одна часть «текстовых единиц» могла создаваться самими «учителями», другая - записываться их учениками и последователями, и эти записи, передававшиеся не только изустно, но и через копирование рукописей, могли сохранять определенную точность даже после их более поздних редакций. Индивидуальное авторство вызревало тогда в авторстве коллективном.

Риторика в своей латентной форме с неотделимой от нее поэтикой зародилась с первых мыслей о поэзии и о музыке в периоды Западной Чжоу и Чуньцю Среди этих ранних свидетельств особенно выделяются отмеченные ранее риторические песни Шицзина, в которых авторы говорят о себе и своих стихах.. И мы встречаем даже развернутую критику всей антологии Шицзин, датированную серединой VI в. до н.э. В Цзочжуань (Чуньцю Цзочжуань, 29-й год правления Сянгуна) рассказывается о том, как в 544 г. до н.э. уский принц Цзи Чжа посетил княжество Лу и, слушая там песни всех четырех разделов Шицзина (сохранившего такое деление до настоящего времени), дал первую в истории Китая наиболее полную критику этого песенного свода. Я опускаю здесь достаточно умозрительную дискуссию о достоверности данного эпизода. В возникающих затем одна за другой философских школах, и особенно в конфуцианстве, риторика еще больше упрочила свои позиции. И уже с VI в. до н.э. наметилась ее трансформация из латентной формы в эксплицитную. Вместе с ней обозначились также зачаточные формы канонизации отдельных словесных произведений и ранняя герменевтика. Примеры этих начинаний находим у Конфуция (551-479 гг. до н.э.), который комментировал стихи Шицзина и рассуждал о своей риторической манере (Луньюй, 9.8), а Мэнцзы (371-289 гг. до н.э.) определял историческое значение риторики, то место, которое он в ней занимал (Мэнцзы, 6.9) и исследовал тропеичность как существенный признак поэтической речи (9.4). В течение всего периода Чжань- го значение риторики и поэтики постоянно возрастало. Но они тогда еще не совсем оформились, не до конца вышли из своего латентного состояния, не выделялись как отдельные сферы интеллектуальной деятельности. Эпоха Хань (III в. до н.э. - III в. н.э.) оказалась в их становлении переломным временем. Именно тогда наиболее полно обозначились отмеченные выше факторы: превращение письма в ведущее средство культурной коммуникации, индивидуальное авторство и осознание специфики собственно литературы, которую начали хотя порой и односторонне, непоследовательно, но отличать от других видов письменного творчества Интенсификация этих факторов отразила изменение отношения к письменному слову, выразившееся в создании императорской библиотеки, сборе книг, их каталогизации, сверке, редакции, комментировании, официальной фиксации канона, возникновении сообщества ученых и т.п., об этом см., например: Kern M. Early Chinese Poetics in the Light of Recently Excavated Manuscripts // Recarving the Dragon: Understanding Chinese Poetics / Ed. by Olga Lomova. Prague, 2003. P. 61-62.. Ян Сюн ШШ (53 г. до н.э. - 18 г. н.э.), выдающийся ханьский философ, литератор и ученый, находился на острие указанного процесса, отразив в своей мысли его многие особенности и противоречия. Именно он стал создателем первой эксплицитной риторики как теории литературы в Китае С этой точки зрения творчество Ян Сюна еще не рассматривалось. Изучение литературных взглядов Ян Сюна в отечественном китаеведении ограничивается отдельными выводами и наблюдениями в работах общего характера (Лисевич И.С. Литературная мысль. М., 1979; Он же. Китай // Восточная поэтика. С. 14-15; Кравцова М.Е. Ян Сюн // Духовная культура Китая. Т. 3. М., 2006. С. 631-633). В зарубежной синологии в основном обращаются к исследованию его философско- эстетических воззрений и поэтики оды (см. далее монографию Д. Кнехта, статьи М. Керна и мн. др. работы)..

Она изложена им в сохранившемся с его несколькими другими работами трактате «Образцовые речи» Фаянь ШШ. Это сочинение представляет собой одновременно и теорию, и практику словесности, поскольку, с одной стороны, в нем формулируется теория риторической поэзии и прозы, а с другой - оно мыслится автором как канонический образец ее литературного воплощения.

Ян Сюн не дает определения словесности как специального предмета, но она очерчивается в «Образцовых речах» с достаточной ясностью. К ней относится все то, что он выделяет для своего рассмотрения: поэзия, включающая прежде всего стихи ши М и оды фу IД, философские произведения чжуцзы ШШ - «учителей», исторические сочинения ши А, различные разновидности деловой и мемориальной прозы - приказы лин А эпиграфы мин Ш и т.п. От этой совокупности жанров он не отделяет и созданные древними «премудрыми людьми» шэнжэнь МА каноны: «Пятиканоние» УцзинШШ. вместе с записями, которые возводились тогда к Конфуцию, и книгой Мэнцзы. Словесность как предмет рассмотрения в Фаянь, по существу, охватывает все основные жанры и виды сформировавшейся к тому времени письменности.

Особая роль отведена в ней «канонам» цзин М. Само название цзин нуждается в уточнении. У Ян Сюна оно только «наполовину» подходит под это определение. В смысле «канона» он представляет его в качестве единственного, наделенного абсолютной авторитетностью образца, противопоставляя ему все остальные образцы как ложные (см. 1.10, 1.11, 2.8, 2.9, 2.10) Кит. текст по изд.: Ян Сюн. Фа янь ишу ЙНЙЙ (Образцовые речи с ком.). Сост. Ван Жунбао И^Ш, сверка Чэнь Чжунфу №1Ф^. Синь бянь чжуцзы цзичэн (Ч. 1): В 2 т. Пекин, 1987, с разметкой на главы и параграфы, принятой в англ. пер. Exemplary Figures / Fayan. By Yang Xiong. Translated and introduced by Michael Nylan. Seattle; London, 2013.. Этому соответствует универсальность такого образца - его космизм, идущий от подражания мудрецов «Небу и земле» (8.2, 8.11, 8.29), и всеохватность по отношению к «множеству учений», которые представляли всю остальную словесность (5.10, 3.20).

Но у Ян Сюна абсолютная авторитетность канона не вполне сочетается с совершенно обязательной для него неприкасаемостью. Конфуцианские канонические тексты допускают «удаления и прибавления», т.е. в них могут вноситься различные изменения (5.6). Конфуцианский канон оказывается изначально и в принципе не полностью закрытым. По этому существенному признаку он превращается в классику с ее античным смыслом мерила, меры (см. 5.27) и становится предметом «подражания» (5.17), равнозначного вариативному продолжению (единству «постоянства» чан ^с «изменением» бяньЩ, см. 12.12, 8.11), которое требует от классического текста (именно от текста, а не от его толкования!) «соответствовать» ин Ш разнообразным обстоятельствам, «моменту» ши ^ (12.12, 12.13, 5.6) О различии канона и классики см.: Ассман Я. Указ. соч. С. 126-129.. Таким образом, конфуцианский канон у Ян Сюна составляет постоянно обновляемую классику древнекитайской письменности Вообще, Ян Сюна порой называют «классицистом», говорят о его «классицизме» (see Doeringer F. M. Yang Hsiung and His Formulation of a Classicism. Ph. D. Diss. Columbia, 1971), а перевод цзин «канон» как classics широко распространен в западной синологии..

И здесь мы подходим к главному в определении литературы как предмета рефлексии Ян Сюна. Он с самого начала придает ей риторический характер, т.е. она для него, идет ли речь о поэзии или прозе, представляет собой аргументационную ораторскую словесность. Это могло быть некоей компенсацией его отказа от риторического жанра оды, которым он увлекался и прославился в молодости О своем отказе писать оды он прямо пишет в Фаянь (см. 2.1). Правда, Д. Кнехт считает, что это был отказ «только на словах, так как он продолжал писать поэмы, которые хотя и не назывались рапсодиями (так Кнехт переводит название жанра оды фу - ИС), но несомненно принадлежали этой традиции». See Rneshtges D.R. The Han Rhapsody. A Study of Fu of Yang Hsiung (53 B.C. - A.D. 18). London, 1976. P. 4-5.. Ораторскую основу литературы Ян Сюн усматривает в ее классике - речах премудрых и созданных ими канонах, которые прямо определяет как высшие образцы «красноречия» бянь М (5.14, 7.5). Даже само следование конфуцианскому учению обеспечивает силу аргумента, «убедительность» шуй ^ (6.22).

Отсюда понятно, почему он из всех необходимых качеств речи выделяет в первую очередь ее обоснованность, доказательность, умение находить подтверждение янь Щ (5.12). И также ставит акцент на одном из основных правил ораторского искусства - кайросе, заключающемся в выборе благоприятного для убеждающей речи момента (см. 12.1). Риторическим подходом к литературе объясняется также то, что у него одним из главных критериев ее оценки становится практическая польза юн ^ (см., напр., 12.9).

Поскольку красноречие проявляется прежде всего в устной речи янь W, то Ян Сюн придает ей значение исходной основы книжной словесности. Само свойство образцовости связывается у него с устным словом, наиболее подходящим для передачи образца фа Ш (2.8). В связи с тем, что образец он мыслит только каноническим, ораторское выступление, как и письменный текст, оценивается им по соответствию канону и классике (см. 5.17, 5.27), обеспечивающих вечность звучащего слова (см. 4.8, 12.11).

Однако речь в риторике Ян Сюна не господствует над рукописью. Он первым среди китайских авторов стал ставить на один уровень с устным словом «письмо», «писание», «запись», «книгу» шу Ш М. Найлен пишет, что его «акцент на особой силе письменности кажется беспрецедентным» в ту эпоху (Exemplary Figures. P. XXIII) то же самое она подчеркивает в другой своей работе: «сила письма впервые подтверждается положительным образом в Фаяне Яна» (Nylan M. Structure and Anti-Structure,Convention and CounterConvention: Clues to the Exemplary Figure's (Fayan). Construction of Yang Xiong as Classical Master // Literary Forms of Argument in Early China / Ed. by Joachim Gentz and Dirk Meyer. Leiden; Boston, 2015. P. 213). Но в данном случае не менее важно отметить, что он не только усиливал значение письменности, но ставил речь в пару с ней, делал их адекватными, даже эквивалентными друг другу, см. далее.. В данном случае Ян Сюн фактически устраняет гегемонию устного слова, которое доминировало в Китае на протяжении многих тысячелетий. Кроме постоянного и сквозного для доханьской культуры сопоставления «речи» янь W и поведения» син ^Т, Ян Сюн чаще начинает говорить о «речи» в паре с письменным словом - «записью», «книгой» шу Для сравнения: в таких важнейших произведениях III в. до н.э. - I в. н.э., как Сюньцзы, Люйши чуньцю («Весны и осени господина Люя»), Чуньцю фаньлу («Обильные росы Весен и осеней»), Шицзи («Исторические записки»), не говоря уже о более ранних памятниках, эти понятия в паре или сопоставлении между собой не рассматриваются ни разу, в Хуайнаньцзы («Философы из Хуайнани») и Луньхэн («Весы суждений») - лишь единожды.. И также оперирует новыми тогда триадами терминов: «речь, ритуал, письмо» янь ли шу (3.7) и «письмо, речь, поведение» шу янь синШШ^Т (12.12). В том же плане, наряду с привычной «любовью к учению» хао сюэШФ, отстаивает надлежащую «любовь» к книжной словесности хао шуШШ (2.14), хотя он и не был первым, кто отмечал вообще любовь к книге и чтению. Несмотря на то что в одном месте Фаянь Ян Сюн высказывает сходное с «Каноном перемен» положение о невозможности полностью передать речь на письме, в его дальнейших пояснениях письменное слово в выражении мыслей и чувств предстает отнюдь не менее адекватным, чем устное, видимо, не в последнюю очередь благодаря своей визуальной образности (см. 5.13). На этой основе он представлял книги как адекватную замену устных выступлений мудрецов (см. 2.21). Таким образом, хотя в Китае того времени устная речь продолжала господствовать во многих сферах социального общения See Exemplary Figures. P. XXIII., Ян Сюн уравнивал с ней книжную словесность. Считая их вполне адекватными друг другу, он проводил между ними функциональное различие М. Найлен пишет о том, что он «был первым писателем, который рассуждал о различных видах использования речи и письма» (Exemplary Figures. P. XXIII).: речь выступала у него наиболее эффективным средством для выражения своих мыслей и чувств аудитории, а письмо - для передачи знаний о мире и истории вне границ места и времени (см. 5.13). Из сравнения их функций следовало, что только письмо, становясь само вечной классикой, обеспечивало непреходящий характер устному слову. Да и сами речи, о которых он говорит, может быть, не меньше, чем о книгах, представляют собой уже запись, содержание письменности.

Но устное слово оставалось не менее важным, имея в виду, что во времена Ян Сюна продолжало доминировать чтение не про себя, а вслух, «громкое чтение» дуЩ, равнозначное декламации сунШ. Тогда декламировались не только оды фу, но и произведения других, в том числе прозаических жанров, включая философские, исторические, мемуарные произведения и каноны. Сохранились сведения о рецитации сочинений Ян Сюна See Kern M. Ritual, Text, and the Formation of the Canon: Historical Transitions of Wen in Early China // T'oung Pao 87/1-3 (2001). P. 89.. В Фаяне мы тоже находим примеры такого ораторского чтения-декламирования сун М «книг Хань Фэйцзы и Чжуанцзы» (3.20).

Соотношение речи и письменного текста в риторике Ян Сюна окончательно проясняет то, что именно с книжной словесностью он связывает феномен творчества, давая, например, такую оригинальную трактовку знаменитому высказыванию Конфуция «передаю шу ^, а не творю цзо №¦» (Луньюй, 7.1): «События шиШ - вот что он передавал, а записи шу Ш творил» (5.18). Для него первичен уже текст, а не устное выступление, в отличие от доханьской традиции, в которой тексты по большей части были записью речей. Примечательно, что в Фаяне появляется другое слово со значением «чтения» - гуань шу ШШ (2.9, 6.9, 8.18, 13.23), подразумевающее чтение одними глазами, про себя, и оно не уступает по частоте использования «громкому чтению» ду: оба встречаются по четыре раза. Это является дополнительным подтверждением того, что для Ян Сюна письмо первичнее речи: у него написание предшествует декламации, а не наоборот. И тексты он предназначал не только для публичного произнесения, но и для молчаливого чтения наедине с собой Хотя еще и трудно сказать, насколько оно приближалось к «привычной для нас» более поздней «форме понимающего чтения», о котором см.: Ассман Я. Указ. соч. С. 320..

Из этого недвусмысленно следует, что его риторика фактически уже превратилась в теорию литературы.

В данном случае естественно встает вопрос о том, насколько эту литературу можно считать художественной. Из ее намеченного определения очевидно, что Ян Сюн не представлял себе автономии художественной литературы и она у него специально не выделялась. Зато он придавал эстетический характер всей древнекитайской письменности, ставшей предметом его рефлексии в Фаяне. Во-первых, это выражается в том, что «украшенность» вэнь ^ признается им существенным признаком канона (7.7), а «чувственная прелесть» сэ & - всей книжной словесности шу Ш (2.5). Во-вторых, при осознании «украшенности» как формального, технического приема («овца» в «шкуре тигра» в 2.12) он выделял ее, стиль цы и вообще эстетическую сторону в произведении как совершенно необходимую для выражения содержания (9.7, 2.7, 1.4). Основой словесной красоты выступали сама конфуцианская доктрина, которая ассоциировалась с высшим мастерством (см. 1.7), и процесс обучения, аналогичный «отливке золота», т.е. искусности ремесленника (1.8).

В своих рефлексиях над риторикой Ян Сюн, пожалуй, первым обратился к разработке категории божественной инспирации как источника литературы. До него эта категория так конкретно не рассматривалась. Наиболее четко она сформулирована в положении об «императорах и царях» (имеются в виду «премудрые» государи) как «кисте и языке» би шэ небесного образца тянь чан (4.12). Конфуцианская каноническая литература выступает здесь «кистью и языком» этого образца, но создавшие ее мудрецы, в отличие от архаики западной традиции, не пассивные, а весьма активные медиаторы, инициаторы «погружения» своего «сердца» цянь синьШ^ в «божественное» шэньЩ (или «божественный свет» шэньминЩЩ) - Небо и землю, а также в мудрецов (5.1, 5.3, 5.4) «Божественное» у Ян Сюна, помимо своего сакрального смысла, близко к значению совершенного образца, относящегося в первую очередь к духовной сфере, и в этом смысле равнозначно понятию «духа», «духовного». М. Найлен, переводя шэнь как «божественное», верно отмечает, что Ян Сюн не подразумевает под Небом Тянь ^ «антропоморфного бога» (see Exemplary Figures. P. 71), и в другом месте передает шэнь словосочетанием «богоподобные качества» godlike qualities [Ibid. P. 49]. Надо также иметь в виду его отрицание бессмертия (12.20, 12.21, 12.22), скептическое отношение к гаданию и т.п. (см. 8.13, 8.14). «Божественное» у Ян Сюна приобретает рационалистический характер.. Самому «погружению» Ян Сюн тоже придает рационалистический характер, так как оно обусловливается наличием «самобытного ума», интеллекта ду чжиЩ W (3.21), производится «намеренно» и Ш, (3.13), предполагает расчет, «измерение» цЭШ (5.1) и равнозначно тому, когда «пропитываются» каноном (4.25), т.е. глубоко изучают его и всецело следуют ему в жизни. В данном случае речь идет, по существу, о подражании ни й, сяоЩ космосу (8.2), мудрецам (1.5) и канону (5.17). Что касается самого вдохновения, то оно возникает в результате сознательных усилий уже на конечной ступени такого «погружения-подражания» при полном приобщении к «неизмеримости» бу цэ «божественного», которое предстает в человеке и его деятельности, включающей речь и письмо как нечто «неосознаваемое» (4.4), «неисчерпаемое» (8.18) и «неописуемое» (12.7).

С установлением источника литературы в теории Ян Сюна тесно связан вопрос о принципах и технике создания произведений, о творчестве. Наиболее специальнным для обозначения этого феномена в Древнем Китае было понятие цзо\^. И еще до эпохи Хань на протяжении нескольких столетий оно понималось многими мыслителями весьма по-разному See Puett M. Nature and Artifice: Debates in Late Warring States China concerning the Creation of Culture // Harvard Journal of Asiatic Studies 57 (1997). P. 471-518.. Но все эти точки зрения, включая даосскую и моистскую, не выходят за рамки самого общего, типичного для традиционалистских культур понятия творчества как вариативного продолжения традиции Ян Ассман называет эту особенность традиционалистского сознания гиполеп- сисом, который заключается в «подхватывании» традиции в форме ее определенного варьирования. См.: Ассман Я. Указ. соч. С. 302-311.. И наиболее близким к нему было уже упоминавшееся высказывание Конфуция о том, что он «передает шуШ, а не творит цзо», с уточнением: «Кто постигает новое синь Ш, лелея старое, тот может быть учителем» (Луньюй, 2.11). Хотя конфуцианский первоучитель внешне, на словах не притязает на творчество, у него следование традиции неминуемо соединяется с ее обновлением, т.е. является творческим, в нем традиционный образец рассматривается как источник новизны.

Все эти моменты традиционалистского понимания творчества находят полное выражение в риторике Ян Сюна. У него даже исходные канонические образцы - Небо и мудрецы модифицируются, меняются «в соответствии с моментом» (5.6, 12.12, 12.13). Таким же вариативным, как отмечалось выше, он мыслит и классику-канон. Аспект новизны в общем плане (4.19), в правлении (9.7), в словах и поступках мудрецов (11.2) он тоже неоднократно подчеркивает.

Но привлекает внимание увязка творчества с мудрецами и каноническими текстами, вызывающая вопрос о том, насколько вообще доступным мыслилось творчество у Ян Сюна. Известно, что изначально оно было прерогативой мудрецов, однако к концу периода Чжаньго его уже могли перекладывать с мудрецов на министров Об этом говорится в Люйши Чуньцю: see Puett M. Op. cit. P. 506-511.. В эпоху Хань такое расширение социальных и интеллектуальных границ в значении цзо продолжало развиваться. Что касается Ян Сюна, то он, по сути, снимает эти границы. У него творчество приобретает общечеловеческий характер, хотя еще и находится под флером своей традиционной исключительности.

Ян Сюн связывает творчество с особой одаренностью цай Ы и наделяет ею мудрецов как творцов классических текстов (8.29). Но, рассматривая мудрецов, мудрость и канон как соответственно творцов, творчество и его результат, он подводит под эту схему создателей всей остальной литературы: стихотворцев, одописцев, философов чжуцзы, историков и т.д. Они только разделяются им на «правильных» и «неправильных» в соответствии с тем, какому образцу подражают, признавая, например, что хотя произведение Хань Фэйцзы и «не соответствует пути», но оно «создано» цзо этим мыслителем (6.22).

Доступность творчества определяется мобильностью самого статуса мудреца, в принципе, достижимого для других людей, поскольку он вслед за Мэнцзы, с которым «украдкой сравнивает себя» (2.20), относит тех, кто «продвигается к добру» цянь шань Ж# Это выражение заимствовано им из Мэнцзы, 13.13., т.е., вообще, каждого человека, к одному «роду» или «классу» ту Ш с мудрецами (1.19, 6.6), подразумевая, что обычные люди способны благодаря упорной учебе и совершенствованию своей природы сю син iЙtt подняться до уровня мудрецов шэн и создавать канонические произведения (1.19).

Творчество в истории человеческой культуры могло быть как бессознательным, так и вполне осознанным, а его осознание - в разной степени индивидуализированным. Собственно, индивидуальное авторство, о котором шла речь в начале статьи, неразрывно связано с феноменом творчества как рефлексивная, отдающая себе отчет инновация. В риторике Ян Сюна индивидуальный автор в соответствии с рассмотренным традиционалистским пониманием творчества осознается как неповторимая модификация общего образца, восходящего к премудрым древности и в первую очередь к Конфуцию Феномен индивидуального авторства в творчестве Ян Сюна до сих пор почти совсем не изучен. Дело не идет дальше общих слов и отдельных наблюдений. Например, М. Найлен называет Ян Сюна «первым в высокой степени осознающим себя автором в китайской» истории», но в качестве оснований для своего вывода ограничивается ссылкой на всю совокупность его произведений (Exemplary Figures. P. XIII), а М. Керн, не занимаясь специально этим вопросом, усматривает в переписке Ян Сюна с Лю Синем «акт индивидуального чтения»; see Kern M. Ritual, Text, and the Formation of the Canon: Historical Transitions of Wen in Early China. P. 90..

Мы уже говорили о том, как индивидуальный автор постепенно вырастал из авторитета в коллективном авторстве чжоуской эпохи. В Западную Хань он уже вполне обозначился в творчестве Сыма Цяня, который признавался в своем написании цзо различных разделов Шицзи See Puett M. Op. cit. P. 474.. Ян Сюн, как мы могли убедиться, еще более свободно оперирует этим словом, прилагая его не только к своему творчеству, но и к произведениям «неправильных» писателей. Он был, видимо, первым, у кого авторитет творца уже в полной мере становился признаком авторства. Для этого, по исследованиям С.С. Аверинцева, необходимо, чтобы авторитеты оказывались «в состоянии спора» и ограничивались обращенной в их адрес критикой Аверинцев С.С. Указ. соч. С. 90, 96.. Ян Сюн вносил элемент спора даже в авторитет древних мудрецов, поскольку утверждал, как отмечалось выше, их неизбежную вариативность, выдвигающую на первое место в этом состязании Конфуция. В данном случае он тоже следовал Мэнцзы, который в своей классификации шэнов отдавал пальму первенства Конфуцию (см.: Мэнцзы, 3.2, 3.9, 10.1 и др.). Но если в Мэнцзы в основном сравнивались сами мудрецы, то у Ян Сюна акцент переносился на их произведения, и область сравнения неизмеримо возрастала, охватывая всех создателей древнекитайской словесности. Правда, внешне он часто тоже оперирует именами, но они у него во многих случаях выступают уже как знаки созданных ими произведений.

Следует отметить, что характеристика отдельных авторов, сравнение произведений одинаковых и разных жанров (в том числе канонических), составляют весьма заметную часть Фаянь, и это не может не свидетельствовать о том большом значении, которое Ян Сюн придавал феномену индивидуального авторства. Главным критерием оценки произведения он выдвигает соответствие каноническому образцу (см. 2.14, 5.7, 5.17, 12.4 и др.), отражавшему тенденцию того времени воздерживаться от «разнообразия» цза Ш (5.16), а ведущими качествами считает «убедительность» и воздействие на аудиторию (2.1, 6.22). К основным компонентам риторического высказывания, выделяемым в его критике, относятся тематика, топика (см. 2.20, 4.6) и различные аспекты стиля (см. 2.2, 2.7, 12.9). Ян Сюн, по существу, предполагает наличие у каждого из авторов только ему присущей риторической манеры как определенного сочетания общепринятых приемов, и именно по ней проводит различие между ними.

Сам он своим Фаянь лично продемонстрировал образец такой манеры. Ян Сюн, как известно, написал его в подражание Луньюю, но сделал это подражание средством утверждения своего индивидуального авторства. Одним из наиболее частых приемов, который он для данной цели использовал, заключался во введении элементов старого контекста в новый контекст (см., напр., 1.5, 2.2, 2.6, 2.10, 2.20, 3.19, 5.19). Эти аллюзии, представлявшие собой модификацию изречений Конфуция, становились средством выражения авторской индивидуальности Ян Сюна.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996. 448 с.

2. Ассман Ян. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004. 368 с.

3. Восточная поэтика. М., 1996. 342 с.

4. Гринцер Н.П., Гринцер П.А. Становление литературной теории в Древней Греции и Индии. М., 2000. 424 с.

5. Историческая поэтика. М., 1994. 512 с.

6. Кравцова М.Е. Ян Сюн // Духовная культура Китая. Т. 3. С. 631-633.

7. Лисевич И.С. Литературная мысль Китая. М., 1979. 267 с.

8. Мэнцзы в новом переводе с классическими комментариями Чжао Ци и Чжу Си / Исслед., пер. с кит., прим. прил. И.И. Семененко. М., 2016. 901 с.

9. Позднеева Л.Д. Ораторское искусство и памятники Древнего Китая // Вестник древней истории. 1959, № 3. С. 22-43.

10. Семененко И.И. Афоризмы Конфуция. М., 1987. 302 с.

11. Семененко И.И. О типе художественного сознания древнекитайской литературы // Ломоносовские чтения. Востоковедение: тезисы докладов научной конференции. М., 2014. С. 163-165.

12. Beecroft A. Authorship in the Canon of Songs (Shi Jing) // That wonderful composite called author: Authorship in East Asian literatures from the beginnings to the seventeenth century / Ed. by: Schwermann, Christian; Steineck, Raji C. Leiden: Brill, 2014. P. 69-110.

13. Boltz William G. The Composite Nature of Early Chinese Texts // Text and ritual in early China. / Ed. by Martin Kern. Seattle, 2005. P. 50-78.

14. Doeringer F. M. Yang Hsiung and His Formulation of a Classicism. Ph. D. Diss. Columbia, 1971. 324 p.

15. Exemplary Figures / Fayan. By Yang Xiong. Translated and introduced by Michael Nylan. Seattle. London, 2013. 315 p.

16. Kern M. Ritual, Text, and the Formation of the Canon: Historical Transitions of Wen in Early China // T'oung Pao 87/1-3 (2001). P. 44-91.

17. Kern M. Early Chinese Poetics in the Light of Recently Excavated Manuscripts // Recarving the Dragon: Understanding Chinese Poetics / Ed. by Olga Lomova. Prague, 2003. P. 27-73.

18. Kern M. Western Han Aesthetics and the Genesis of the “Fu” // Harvard Journal of Asiatic Studies. Vol. 63. No. 2 (2003). P. 383-437.

19. Kern M. The Formation of the Classic of Poetry // The Homeric Epics and the Chinese Book of Songs: Foundational Texts Compared / Ed. by Fritz-Heiner Mutschler. Newcastle upon Tyne, 2018. P. 39-71.

20. Kneshtges D.R. The Han Rhapsody. A Study of Fu of Yang Hsiung (53 B.C. - A.D. 18). London, 1976. 160 p.

21. Lewis M.E.. Wrighting and Authority in Early China. Albany: State University of New York Press, 1999. 555 p.

22. Literary Forms of Argument in Early China / Ed. by Joachim Gentz and Dirk Meyer. Leiden; Boston, 2015. 352 p.

23. Nylan M. Structure and Anti-Structure, Convention and Counter-Convention: Clues to the Exemplary Figure's (Fayan). Construction of Yang Xiong as Classical Master” // Literary Forms of Argument in Early China / Ed. by Joachim Gentz and Dirk Meyer. Leiden; Boston, 2015. P. 201-242.

24. Puett M. Nature and Artifice: Debates in Late Warring States China concerning the Creation of Culture // Harvard Journal of Asiatic Studies 57 (1997). P. 471-518.

25. Shaughnessy Ed. L. Unearthed Documents and the Question of the Oral versus Written Nature of the Classic of Poetry // Harvard Journal of Asiatic Studies 75. 2 (2015). P. 331-375.

26. Steineck R. C. and Schwermann Chr. Introduction // That wonderful composite called author: Authorship in East Asian literatures from the beginnings to the seventeenth century / Ed. by: Schwermann, Christian; Steineck, Raji C. Leiden, 2014. P. 1-36.

27. Ян Сюн. Фаянь ишу («Образцовые речи» с ком.) / Сост. Ван Жунбао, сверка Чэнь Чжунфу. Синь бянь чжуцзы цзичэн (ч. 1): В 2 т. Пекин, 1987. 628 с.

REFERENCES

1. Averintsev S.S. Ritorika i istoki evropeiskoi literaturnoi traditsii (Rhetoric and the origins of the European literary tradition.). Moscow, 1996. 448 p.

2. Assman Yan. Kul'turnaya pamyat'. Pis'mo, pamyat' oproshlom ipoliticheskaya identichnost' v vysokikh kul 'turakh drevnosti (Cultural memory. Letter, memory of the past and political identity in the high cultures of antiquity). Moscow, 2004, 368 p.

3. Vostochnayapoetika. (Eastern poetics). Moscow, 1996, 342 p.

4. Grintser N.P., Grintser P.A. Stanovlenie literaturnoi teorii vDrevnei Gretsii i Indii (Formation of the Literary Theory in Ancient Greece and India). Moscow, 2000. 424 p.

5. Istoricheskayapoetika (Historical poetics). Moscow, 1994, 512 p.

6. Kravtsova M.E. Yan Syun. Dukhovnaya kul'tura Kitaya (Spiritual Culture of China). Vol. 3. Moscow, pp. 63-633.

7. Lisevich I.S. Literaturnaya mysl' Kitaya (Literary Thought in China). M., 1979, 267 p.

8. Mentszy v novomperevode s klassicheskimi kommentariyami Chzhao Tsi i Chzhu Si (Mengzi in a new translation with classical commentaries by Zhao Qi and Zhu Xi). Transl. and comment. by I.I. Semenenko. Moscow, 2016, 901 p.

9. Pozdneeva L.D. Oratorskoe iskusstvo ipamyatniki Drevnego Kitaya (Oratory and Records of Ancient China). -- Vestnik drevnei istorii (Bulletin ofAncient History). 1959, № 3, pp. 22-43.

10. Semenenko I.I. Aforizmy Konfutsiya (Aphorisms of Confucius). Moscow, 1987, 302 p.

11. Semenenko I.I. O tipe khudozhestvennogo soznaniya drevnekitaiskoi literatury (On the type of artistic consciousness of ancient Chinese literature). Lomonosovskie chteniya. Vostokovedenie: tezisy dokladov nauchnoi konferentsii (Lomonosov Readings. Oriental Studies: abstracts of the scientific conference). Moscow, 2014, pp. 163-165.

12. Beecroft A. Authorship in the Canon of Songs (Shi Jing). That wonderful composite called author: Authorship in East Asian literatures from the beginnings to the seventeenth century. Ed. by: Schwermann, Christian; Steineck, Raji C. Leiden, 2014, pp. 69-110.

13. Boltz William G. The Composite Nature of Early Chinese Texts. Text and ritual in early China. Ed. by Martin Kern. Seattle, 2005, pp. 50-78.

14. Doeringer F.M. Yang Hsiung and His Formulation of a Classicism. Ph. D. Diss. Columbia, 1971, 324 p.

15. Exemplary Figures. Fayan. By Yang Xiong. Translated and introduced by Michael Nylan. Seattle, London: University of Washington Press, 2013, 315 p.

16. Kern M. Ritual, Text, and the Formation of the Canon: Historical Transitions of Wen in Early China. T'oung Pao 87/1-3 (2001), pp. 44-91.

17. Kern M. Early Chinese Poetics in the Light of Recently Excavated Manuscript. Recarving the Dragon: Understanding Chinese Poetics. Ed. by Olga Lomova. Prague, 2003, pp. 27-73.

18. Kern M. Western Han Aesthetics and the Genesis of the “Fu”. Harvard Journal of Asiatic Studies, vol. 63, No. 2 (2003), pp. 383-437.

19. Kern M. The Formation of the Classic of Poetry. The Homeric Epics and the Chinese Book of Songs: Foundational Texts Compared. Ed. by Fritz-Heiner Mutschler. Newcastle upon Tyne: Cambridge Schol-ars Pub-lishing, 2018, pp. 39-71.

20. Kneshtges D.R. The Han Rhapsody. A Study ofFu ofYang Hsiung (53 B.C. - A.D. 18). London, 1976, 160 p.

21. Lewis M.E. Wrighting and Authority in Early China. Albany, 1999, 555 p.

22. Literary Forms of Argument in Early China. Ed. by Joachim Gentz and Dirk Meyer. Leiden; Boston, 2015, 352 p.

23. Nylan M. Structure and Anti-Structure,Convention and Counter-Convention: Clues to the Exemplary Figure's (Fayan). Construction ofYang Xiong as Classical Master. Literary Forms of Argument in Early China. Ed. by Joachim Gentz and Dirk Meyer. Leiden; Boston, 2015, pp. 201- 242.

24. Puett M. Nature and Artifice: Debates in Late Warring States China concerning the Creation of Culture. Harvard Journal of Asiatic Studies 57 (1997), pp. 471-518.

25. Shaughnessy Ed.L. Unearthed Documents and the Question ofthe Oral versus Written Nature of the Classic of Poetry. Harvard Journal of Asiatic Studies 75. 2 (2015), pp. 331-375.

26. Steineck R.C. and Schwermann Chr. Introduction. That wonderful composite called author: Authorship in East Asian literatures from the beginnings to the seventeenth century. Ed. by: Schwermann, Christian; Steineck, Raji C. Leiden, 2014, pp. 1-36.

27. Yan Syun. Fayan yishu (“Exemplary Speeches” with commentaries). Van Zhunbao, Chen' Chzhunfu. Xin bian zhuzi jicheng (Ch.1). 2 Vol. Pekin, 1987, 628 p.

Размещено на Allbest.ru